The central archaeological bureau: V. A. Gorodstov's project (1923)

Развитие полевой археологии в Советской России неразрывно связано с именем выдающегося ученого Василия Алексеевича Городцова. С 1918 по 1926 г. он, помимо научной и преподавательской деятельности, работал в системе Нарком-проса РСФСР и занимал должность заведующего Археологическим подотделом http://doi.org/10.25681/IARAS.0130-2620.253.432-444

(АПО) в Отделе по делам музеев и охране памятников старины (МУЗО, Музейный отдел), созданном весной 1918 г. для контроля над состоянием культурного наследия и управления им. Согласно утвержденной вышестоящими органами инструкции (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. А-2307. Оп. 1. Д. 4. Л. 1–1 об.)¹, АПО должен был вести учет археологических памятников, находок и музейных коллекций на всей территории РСФСР; оказывать консультативную помощь музеям в приобретении, хранении и экспонировании археологических коллекций, вести работу по составлению археологических карт. Одной из важнейших функций была выдача открытых листов на право проведения полевых работ. Столь широкие полномочия делали В. А. Городцова по сути главным администратором российской археологии. Он с энтузиазмом взялся за дело организации археологической службы и во многом преуспел ( Сорокина , 2016). Однако велики были и разочарования – далеко не все его планы и идеи были приняты советской административной системой и, особенно, научным сообществом. Одним из таких несостоявшихся планов стал разработанный им проект Центрального археологического бюро (далее – ЦАБ), попытка практической реализации которого была предпринята в 1923 г. Проект предполагал сосредоточение всех рычагов управления археологическим наследием, научными и полевыми исследованиями в стране в едином центре в системе Наркомпроса.

Возникновение проекта имело свою предысторию. Он был разработан в рамках деятельности Археологического подотдела и непосредственно связан с реформой Наркомпроса 1921 г., в ходе которой Музейный отдел был преобразован в самостоятельное учреждение – Главмузей². Параллельно на базе Научного сектора Наркомпроса создавалась Главнаука³. В ее ведении оказались многие научные учреждения. Однако уже в начале 1922 г. Главмузей вошел в структуру Главнауки на правах отдела с прежним названием и с тем же руководством ( Сорокина , 1915а. С. 123–128; 2016). Внутренние его подразделения не изменились, кроме одного – археологического. Самостоятельный подотдел был понижен в статусе и превратился в Археологическую секцию в составе Отдела учета и охраны памятников Главмузея (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 8. Д. 252. Л. 36). После масштабного сокращения штатов Наркомпроса в секции остался один штатный сотрудник – сам ее заведующий В. А. Городцов. Правда, отчасти это компенсировалось созданием Ученого совета при секции, в который вошли видные представители научного сообщества, преимущественно московского. Такое положение главной государственной археологической службы советского государства совершенно не соответствовало задачам сохранения и изучения его археологического наследия. Возвращение к прежним масштабам ее деятельности, а желательно, и ее расширение В. А. Городцов связал с созданием нового органа – Центрального археологического бюро в составе Музейного отдела.

Были и другие предпосылки проекта ЦАБ. В начале 1920-х гг. в развитии государства произошли большие изменения. Заканчивался период разрухи, страна становилась на «мирные рельсы». На смену «военному коммунизму» пришел НЭП. Несколько упрочилась финансовая система, поэтому у различных учреждений (прежде всего музеев) появились средства на полевые археологические изыскания, объем которых начал медленно, но неуклонно расти. Приведем статистические данные. Это возможно, поскольку они имеются в базе данных по полевым исследованиям в России с 1859 по 1945 г., над созданием которой автор статьи работает уже несколько лет. В ней учтены все работы, о которых удалось найти сведения в архивных источниках и публикациях, независимо от наличия или отсутствия открытого листа4. Итак, если в 1919 г. зафиксировано всего 10 исследований, то в 1920-м – их уже 30, а в 1921-м количество приближается к 40. В 1924 г. их более 100, в 1929-м – около 160. В. А. Городцов как администратор, ответственный за учет полевых работ, естественно, знал о такой тенденции и совершенно правильно полагал, что во избежание порчи и разграбления памятников допуск к раскопкам надо жестко контролировать. Понимала это и заведующая Музейным отделом Н. И. Троцкая, имевшая представление о ценности археологического наследия и его огромном объеме. Именно поэтому она в первой половине 1923 г. доступными ей административными средствами продвигала проект ЦАБ, предназначенный В. А. Городцовым в первую очередь для этой цели.

Позже, на рубеже 1929–1930 гг., подводя итоги археологических трудов в СССР за последние 10 лет, в числе разных направлений развития археологии Городцов выделил «научно-административное» (ОПИ ГИМ. Ф. 431. Ед. хр. 33. Л. 1–16). Он отмечал, что во главе его Главмузей⁵ и подчиненные ему органы на местах. Ведутся «наблюдения за правильностью ведения археологических работ и достаточностью подготовки лиц, берущихся за археологические исследовательские работы». В начале 1920-х гг. В. А. Городцов разработал общий план археологических исследований в России (которого не было и не могло быть до революции 1917 г.), что «обещало объединить все археологические силы». Этот план стал любимым детищем ученого, тогда же и позже пытавшегося всячески его продвигать. Однако выяснилось, что в первоначальном варианте он по разным причинам может быть реализован лишь частично. Надо полагать, этот факт также явился для Василия Алексеевича большим разочарованием. Переход к планомерному исследованию произошел, но много позже и в иных формах. Городцов пишет, что Главмузей (в его лице. – И. С. ) выработал проекты уставов Центрального археологического бюро и подчиненных ему местных обществ (ОПИ ГИМ. Ф. 431. Ед. хр. 33. Л. 1–16). Таким образом, можно предположить, что в целом весь проект ЦАБ создавался именно под задачу грядущего «объединения археологических сил» и как средство его осуществления.

К выдвижению проекта имелись и предпосылки политического характера. В декабре 1922 г. было декларировано образование СССР. Управление страной приобретало совершенно другие масштабы. Это касалось и культурного наследия, в том числе и археологического. Наркомпрос РСФСР превращался в общесоюзное учреждение и был тесно связан с наркомпросами национальных автономий. В этих условиях в его структуре должен был появиться орган, способный управлять общесоюзным археологическим наследием и контролировать как его состояние, так и исследование. Эти функции и предполагалось возложить на ЦАБ.

Следует учесть и то, что в мирной и относительно спокойной (по сравнению с предыдущим периодом) обстановке активность масс в приобщении к культурному наследию росла. Открывались новые краеведческие музеи, действовали многочисленные общества, объединявшие гуманитарную научную интеллигенцию, краеведов, всех, кого интересовала история и культура родного края. Многие краеведы стремились проводить полевые археологические исследования, не имея, конечно, нужной подготовки. Всю эту общественную энергию следовало направить в полезное русло. Городцов видел задачи ЦАБ и подчиненных ему общественных организаций также и в этом.

Итак, к 1923 г. стала очевидна необходимость реформирования государственной археологической службы. Археологическая секция была абсолютно неспособна взять на себя новые серьезные задачи. Возникал вопрос – как реформировать? Одним из вариантов мог стать предложенный В. А. Городцовым проект ЦАБ.

Однако археологией в масштабах страны занимался не только Музейный отдел. Еще в 1919 г. была создана Российская академия истории материальной культуры (РАИМК) – крупное научное учреждение в ведении Научного отдела Главнауки. Основной задачей РАИМК были научные и методологические исследования ( Фармаковский , 1921), но государственная политика и административные меры в области археологии касались ее непосредственно. Отношения между Академией и АПО были весьма напряженными, временами обострялись по разным поводам ( Платонова , 2010. С. 204, 212, 213; Сорокина , 2015б; 2016). Причиной одного из таких обострений стала попытка реализации проекта ЦАБ, вызвавшего резкую реакцию в научном сообществе.

В чем же состояла суть проекта? И почему он не нашел практического применения, несмотря на столь серьезные предпосылки к его возникновению? Оставив до поры оценки, попробуем разобраться. Публикации по теме сводятся в основном к упоминаниям в контексте общего развития археологической науки того периода. Наиболее полное представление дают неопубликованные архивные источники. Документы находятся в Отделе письменных источников ГИМ и, в более значительном объеме, в ГАРФ.

Василий Алексеевич размышлял над проектом в 1922 г., в период прозябания Археологической секции, и в феврале 1923 г. представил на утверждение МУЗО блок программных документов. Они сохранились как в рукописных вариантах с правкой автора, так и в машинописных. Будем опираться на последние, причем те, на которых стоит дата и личная подпись заведующего Археологической секцией В. А. Городцова. Четыре документа, относящихся к проекту ЦАБ, пред- ставляют собой проекты уставов археологических обществ разного уровня. Это: «Устав Центрального археологического бюро Отдела по делам музеев и охране памятников искусства, старины и природы при Акцентре6» (ОПИ ГИМ, Ф. 431. Ед. хр. 308. Л. 25, 26); «Устав археологического общества» (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 8. Д. 234. Л. 9–11); «Устав уездного отдела NN археологического общества» (Там же. Л. 2–4 об.); «Устав N отделения N отдела археологического общества» (Там же. Л. 6–8 об.).

Три последних проекта – типовые. Цель общества (отдела, отделения) состоит: а) в изучении территории губернии (уезда, волости) в археологическом отношении; б) в распространении археологических знаний среди местного населения; в) в содействии охране археологических памятников территории губернии (уезда, волости); г) в «объединении и сближении между собой всех местных деятелей, изучающих археологию». При этом нижестоящая ячейка является филиалом вышестоящей. Отдел и отделение ежегодно составляют годовые отчеты, один экземпляр которых представляют для хранения в свое губернское и уездное археологическое общество. О наиболее значимых находках информируют немедленно. Общество (отдел, отделение) имеет право: устраивать собрания для научных сообщений; печатать свои труды в виде отдельных и периодических изданий; открывать отделения во всех городах и селах губернии. Общество (отдел, отделение) имеет свою печать и выдает членам дипломы. В состав общества (отдела, отделения) входят почетные (российские и иностранные) и действительные члены из общественности. Они имеют право совещательного и решающего голоса. Имеются также члены-сотрудники. Это «лица, содействующие целям <…> доставлением сведений, собиранием коллекций и/или иным каким-либо способом». Их голос – только совещательный, избрание их производится так же, как действительных и почетных членов. В уставах указан порядок определения кворума и подсчета голосов при голосовании по этим и иным вопросам. Общество (отдел, отделение) управляется Советом (только из действительных членов). Общества (отделы, отделения) существуют на пожертвования и членские взносы. Финансовую отчетность проверяет Ревизионная комиссия.

Для отделения как первичной ячейки прописаны обязанности, которые и составляют основу для деятельности уездных губернских обществ, дают для нее конкретный материал: а) наблюдение за сохранностью памятников своего региона; б) содействие исследователям, имеющим открытые листы; в) запрещение работ без открытых листов; г) представление сведений об археологических находках; д) направление их в губернское археологическое общество.

Права и обязанности губернского общества шире и имеют ряд особенностей, поскольку предполагается, что на этом уровне научная компетенция выше. Губернское общество, аккумулирующее все достижения отделов и отделений, имеет целью «содействие в систематическом археологическом исследовании территории губернии, направляя труд по выработанному плану, согласованному с общим планом археологического исследования РСФСР». Губернское же общество, собрав все сведения из отчетов отделов и отделений, представляет свой отчет и один экземпляр дневников всех произведенных археологических работ в ЦАБ. Оно организует археологические экспедиции как на своей территории, так и вне ее. Имея больше финансовых возможностей (и даже предусмотренную Уставом должность казначея), губернское общество может выдавать пособия для ведения полевых исследований, написания научных трудов и командировок. Высоки требования к действительным членам губернского общества. Каждый обязан «выполнить не менее одной научной работы в течение двух лет» (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 8. Д. 234. Л. 9 об.). При несоблюдении этого условия – исключение из числа членов. Губернское общество делегирует одного из своих членов на очередной общероссийский съезд, организуемый ЦАБ для представления годового отчета, смет и плана работ общества в следующем году. Делегат участвует в распределении по музеям РСФСР археологических коллекций и отдельных находок, полученных в результате работ общества. В целом же губернское общество должно осуществлять «объединение и сближение между собой всех местных деятелей, изучающих археологию». Важным начинанием для достижения этой благой цели могло стать создание при обществе профильной библиотеки с предусмотренной Уставом ставкой библиотекаря.

Рассмотренные уставы не были каким-то новшеством. По таким принципам строилась работа общественных организаций, так или иначе связанных с археологией, и до 1917 г. Более того, и после – до разгрома краеведения в конце 1920-х гг. – местные организации руководствовались общими принципами того же устройства. Разница в том, что в проекте ЦАБ выстраивалось соподчинение, которого ранее и быть не могло. Отдельные общества стали бы частью системы, охватывающей археологические исследования в РСФСР по единому плану и направленной не на личный интерес исследователя, а на сохранение археологического наследия в целом. Представляется, что это весьма положительный момент. Еще Императорская археологическая комиссия в конце XIX в. сетовала на то, что «при сравнительной неразвитости массы населения и том слабом еще сочувствии к археологии, которое замечается у нас даже среди более образованных классов, наши археологические учреждения не встречают достаточной поддержки со стороны общества» (Рукописный отдел Научного архива Института истории материальной культуры (РО НА ИИМК). Ф. 1. Оп. 1–1887. Д. 69). Внедрение стройной структуры обществ разных уровней могло бы подстегнуть развитие интереса к археологическому наследию у разных социальных слоев и способствовать сохранению этого наследия. Вторая особенность проекта ЦАБ состояла в том, что упор был сделан именно и только на археологию. Дореволюционные общественные организации в основной массе имели более общие краеведческие задачи и интересы.

С первых лет советской власти внимание к краеведению было очень пристальным (особенно со стороны ОГПУ – НКВД). До революции насчитывалось 61 краеведческое общество, к началу 1923 г. – уже 231, к началу 1924 г. – 297, а на 1.09.1927 – 1112 (Соболев, 2012. С. 301). Для руководства краеведческим движением в начале 1922 г. было создано Центральное бюро краеведения (ЦБК), находившееся в ведении РАН (АН СССР). Но совместная работа с краеведческими организациями входила и в задачи РАИМК, заявившей о необходимости «организации их научной и исследовательской деятельности в планах работ Академии» еще в 1920 г. (ОПИ ГИМ. Ф. 54. Ед. хр. 420. Л. 108). А в 1923 г. появляется проект создания ЦАБ в структуре МУЗО, фактически отстраняющий все прочие ведомства от руководства краеведческим движением в отношении археологических исследований7.

Что же должна была представлять собой вершина стройной пирамиды археологических обществ – Центральное археологическое бюро? Рассмотрим проект его Устава (Там же. Ф. 431. Ед. хр. 308. Л. 25, 26). Особенно интересна Часть I, определяющая задачи и функции Бюро.

• 1.    Бюро входит в состав МУЗО «как самостоятельный подотдел, учрежденный для ведения вообще всех дел, относящихся к археологии РСФСР». Эта фраза полностью повторяет параграф 1 «Инструкции археологическому п/отделу Отдела музеев и охраны памятников искусства и старины» (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 1. Д. 4. Л. 1–1 об.), составленной В. А. Городцовым еще в 1918 г. Но в то время и не было других учреждений, способных взять на себя руководство этим направлением. А с 1919 г. научная сторона археологических исследований уже передана РАИМК.

• 2.    Бюро организует ежегодные съезды представителей всех археологических обществ РСФСР для: 1) рассмотрения и научной оценки годовых отчетов обществ; 2) рассмотрения и утверждения планов археологических работ обществ на будущий год; 3) рассмотрения и проведения смет на эти работы; 4) распределения коллекций и находок по музеям РСФСР. Чувствуется явное влияние деятельности Московского археологического общества (МАО), проводившего общероссийские Археологические съезды со сходными задачами. МАО тогда как бы выполняло роль ЦАБ. Охват, однако, стал намного шире. Что касается распределения по музеям коллекций, то это, несомненно, традиция ИАК, в обязанности которой такое распределение входило до 1917 г. Но и эта работа теперь стала значительно масштабнее.

• 3.    Бюро следит «за точным выполнением уставов всеми Археологическими обществами, согласует их действия с общим Государственным планом археологических работ» (о нем шла речь выше). Это как раз то новое, что привносилось проектом ЦАБ.

• 4.    Бюро организует археологические экспедиции как в пределах союзных и автономных республик, так и за границей, а также «содействует инициативе в устройстве ученых и учебных учреждений, имеющих в какой-либо мере предметом археологию».

• 5.    И наконец, самый важный и спорный пункт: «Бюро совершенно самостоятельно выдает обществам и лицам <…> “открытые листы” на право производства археологических раскопок и др. научных археологических исследований». Однако, согласно утвержденному СНК Декрету об образовании РАИМК от 18.04.1919, она в пределах РСФСР ведает «научной стороной

  всех археологических раскопок и разведок, право на производство которых выдается Археологическим отделом Всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины на основании заключений Академии» (РО НА ИИМК. Ф. 2. Оп. 1–1919. Д. 1). Место отдела (правильнее, подотдела) теперь должно занять Бюро, а РАИМК полностью отстраняется от участия в процессе выдачи открытых листов. Налицо полное несоответствие Устава Бюро законодательному акту, хотя с этим Декретом В. А. был безусловно знаком, т. к. он имеется в его личном фонде (ОПИ ГИМ. Ф. 431. Ед. хр. 113. Л. 1).

Согласно этому пункту Устава, открытые листы могут быть выданы не только отдельным лицам, но и обществам, которые сами будут определять, кому вести полевые исследования. Именно такая система была установлена сразу же после указа о введении открытых листов в 1889 г. на совещании ИАК и представителей археологических обществ (РО НА ИИМК. Ф. 1. 1887. Д. 69. Л. 126–145). Тогда это была уступка общественности, поначалу сопротивлявшейся новому порядку, но в 1923 г. подобное выглядело анахронизмом. Создавались предпосылки для разрушения единой системы контроля за качеством исследований, работавшей уже больше 30 лет и признанной археологическим сообществом. И здесь опять нельзя не вспомнить об установках МАО, через которое В. А. влился в научную среду, так как П. С. Уварова открытые листы не признавала.

Часть II Устава ЦАБ регламентирует состав Бюро (5 штатных сотрудников) и неограниченное количество почетных и действительных членов. В Части III определяется порядок избрания членов и должностных лиц по аналогии с уставами обществ.

Еще один документ, относящийся к проекту ЦАБ, – «Инструкция ежегодных съездов представителей археологических обществ РСФСР» (ГАРФ. Оп. 8. Д. 234. Л. 13–13 об.). Документ в деталях определяет состав членов съездов, функции председателя и т. д. Интересен п. 6: съезды оценивают отчеты археологических обществ, и «по признании работы неудовлетворительной, съезды лишают автора ее права производства ответственных археологических работ до тех пор, пока он не представит доказательств своего совершенствования в ведении этих работ». Таким образом, на делегатов съезда возлагается экспертная функция, хотя большинство их явно не имеет соответствующей квалификации. И наконец, п. 13. Съезды получают открытые листы с печатью ЦАБ за подписью председателя и секретаря ЦАБ и председателя общества. А члены ЦАБ – только с печатью Бюро и подписями его председателя и секретаря.

Для объяснения сути и смысла нововведений В. А. Городцов написал «Декларацию» (Там же. Л. 14–14 об.), обращенную к общественности, которая должна была принять активное участие в работе археологических обществ. В ней разъясняется значимость археологического наследия. Для его сохранения «…одних административных мер не достаточно, правительство РСФСР вызывает к содействию все население Федеративных республик. Оно учреждает Центральное археологическое бюро <…> с правом заведывания общим ведением археологических дел и открывает в каждом столичном, губернском и областном городе, а также в археологических отделениях университетов археологические общества». Эти общества организуют отделы и отделения в каждом городе и селе «с тем, чтобы эти отделы и отделения помогали осуществлению полнейшей охраны и регистрации всех археологических памятников».

Узаконить предложенную схему в масштабах страны можно было, представив проект правительству. В блок документов входит и написанный В. А. Городцо-вым проект правительственного Декрета (ГАРФ. Ф. А-2307. Оп. 8. Д. 234. Л. 23). «С опубликованием сего декрета, все столичные, губернские и областные учреждения, ведавшие до сих пор охрану и исследование археологических памятников, закрываются или переорганизовываются согласно утвержденным уставам для археологических обществ, отделов и отделений». Общества фактически подменяли собой государственные органы охраны памятников. Сейчас мы хорошо знаем, что охранные мероприятия эффективны, только если они прописаны в государственном законодательстве и контролируются государственными органами. Еще ИАК взывала к поддержке со стороны министерств и ведомств Российской империи. Понимала это и Н. И. Троцкая, приложившая массу усилий к выстраиванию системы управления культурным, в том числе археологическим, наследием, учреждая на местах филиалы МУЗО – губмузеи ( Сорокина , 2015а. С. 127–129). Опора на общественное движение исключительно полезна, но представляется, что государственной археологической службе логично было бы, прежде всего, усиливать свои первичные подразделения – археологические отделы в подчинении губмузе-ев, а не подменять административные органы обществами.

Практическая реализация проекта ЦАБ началась в феврале 1923 г., когда В. А. представил его на заседании Коллегии МУЗО и начал подписывать документы уже как заведующий Бюро. К сожалению, в архивах пока не удалось обнаружить приказы о создании и ликвидации Бюро. Но определенная последовательность событий вырисовывается. В начале марта созданная для рассмотрения проекта комиссия под председательством самого Городцова полностью его одобрила и предложила направить выше по инстанциям для утверждения. В мае Н. И. Троцкая испрашивает у Совета Российского исторического музея помещение для ЦАБ. Но еще в феврале возникает конфликтная ситуация: в РАИМК поступили сведения об организации ЦАБ, и ее члены совершенно справедливо усмотрели нарушение прерогатив Академии, отраженных в Декрете 1919 г. Последовал решительный протест и длительная переписка. В июне 1923 г. руководство Главнауки и МУЗО сообщило, что «временное учреждение при Отделе <…> Центрального археологического бюро, реорганизуемого в Археологический П/отдел, никакого изменения в существовавшие до настоящего времени принципы и порядок выдачи разрешений на археологические раскопки не внесло» (ГАРФ. Оп. 8. Д. 95. Л. 11). Стало быть, от проекта ЦАБ в Главнауке отказались и во второй половине года возродили Археологический подотдел МУЗО с 4 штатными единицами и Ученым советом при нем. Еще 19 июня В. А. направил Троцкой список лиц для выборов в члены Совета ЦАБ, а уже 21-го подписался под документом как заведующий АПО. В чем причина?

Проект Центрального археологического бюро оставляет противоречивые впечатления. С одной стороны, предлагается стройная упорядоченная система учета, охраны и изучения археологического наследия – это большой плюс. До ликвидации частной собственности на землю такое и представить себе нельзя. Именно невозможность иметь под собой разветвленную и структурированную систему первичных ячеек предопределила ограниченность возможностей Императорской археологической комиссии. С другой стороны – государственные органы заменяются общественными, что в таком деле эффективным быть в принципе не может. И полностью лишаются полномочий и самостоятельности в исследованиях музеи и научные учреждения. О них вообще нет речи даже в плане подчинения системе Бюро, обществ и отделов (упомянуты только университеты). А согласно концепции «музейного строительства», реализуемой Музейным отделом с 1918 г., именно музеи – культурные центры в провинции, всевозможные общества с ними в контакте, но на первом месте работа с музеями (так было по крайней мере до 1925 г., когда общества также были переведены под управление Наркомпроса).

Идея положить в основу археологических изысканий общегосударственный план, особенно в условиях трудностей с финансированием, безусловно, прогрессивна. Однако предложенный способ ее реализации архаичен. В 1908 г. на XIV Археологическом съезде обсуждался вопрос об охране памятников старины в России (Труды…, 1911. С. 75–77). Было предложено разделить государства на «археологические округа», подведомственные археологическим обществам, привлекающим местные институции. В связи с этим проект ЦАБ выглядит как попытка довести до ума старую идею: взять за основу общества, но поставить их под административный контроль Бюро, чего раньше не было.

Вызывает недоумение и предложенная Городцовым схема регламентации полевых исследований. И дело не в его личном отношении к деятельности ИАК. Основная роль возлагается по сути на дилетантов. Но методика неизбежно развивается, информации при полевых работах получается больше, увеличивается и объем научной документации. Уже в 1920-е гг. Московская секция и Раско-почная комиссия РАИМК тратили на ее рассмотрение многие часы в течение нескольких месяцев (ОПИ ГИМ. Ф. 540. Ед. хр. 8, 9). А если рассматривать в режиме съезда обществ, невозможно уследить за качеством и работ, и отчетов. Создается впечатление, что проект писал человек, не слишком хорошо представлявший себе возможности и темпы развития археологии в будущем (хотя ожидать такое от Городцова тем более странно).

В документах о ЦАБ не сказано о важнейших на тот момент задачах: разработка методики, составление инструкций по проведению полевых работ, практический учет памятников. Кто и как должен выполнять эти работы? Организованная даже наилучшим образом общественность просто не обладает необходимой компетенцией. Вопрос о подготовке специалистов-археологов будет остро стоять и многие годы спустя. Можно ли дилетантам давать «право хранить и научно исследовать памятники своих территорий» (из «Декларации»: ГАРФ. Оп. 8. Д. 234. Л. 14), при этом ликвидировав или преобразовав в общества все учреждения, так или иначе «прикосновенные» к археологическому наследию? Тем более что настоящий закон об охране культурного и природного наследия советская власть примет только в 1924 г. (Собрание узаконений…, 1924. № 18. Ст. 179).

Представляется, что все эти соображения сыграли свою роль и охладили реорганизаторский пыл и Н. И. Троцкой, и руководства Главнауки. Несостоятельной, очевидно, была признана и декларированная в проекте попытка устранить РАИМК. Государственный орган не может и не должен подменять собой научное учреждение. И тем более неразумно было менять уже устоявшуюся систему регламентации полевых исследований. Проект ЦАБ – дань традициям МАО и, отчасти, ИАК, уже не реализуемым в условиях государственной монополии на культурное наследие и упора на тотальный контроль. Для борьбы за сохранение археологического наследия в условиях активизации хозяйственной деятельности и притока новых лиц в краеведческое движение нужна была консолидация научных сил и административного ресурса. Передача фукции управления археологическим наследием Центральному археологическому бюро вела к обратному. Таким образом, перспективой развития археологической службы стало возрождение в новом качестве Археологического подотдела.