Children's graves at the Chayka settlement in the Northwestern Crimea

Рис. 1. Погребение младенца в амфоре

На городище «Чайка» так называемого позднескифского периода, датируемого последней четвертью II в. до н. э. – 30-ми гг. I в. н. э., было открыто пять детских погребений.

Одно из них – погребение в амфоре – располагалось в слое дюнного песка, перекрывшего греческие слои, рядом со стеной постройки позднескифского поселения (рис. 1). Погребение было совершено у подошвы стены, под полом помещения. Амфора позднесинопская, варианта Син Iв, по классификации С. Ю. Внукова, и может датироваться II в. до н. э. – I в. н. э. ( Внуков , 2003. С. 131. Рис. 51). Стратиграфическое расположение захоронения позволяет сузить датировку до I в. до н. э.

Младенец был уложен головой к ножке амфоры, ногами к горлу. Инвентаря не было.

Два погребения младенцев были открыты под поздними кладками 3 Западной улицы. Погребение 1 находилось у восточного фаса восточной стены улицы, под каменным закладом в виде вертикально поставленного плоского необработанного камня (рис. 2: а ). Череп не сохранился. Костяк лежал на спине, с ориентировкой на север (рис. 2: б ). С северной стороны сохранилось два плоских камня от обкладки ямки. Но нарушенность погребения позволяет определить ее размер лишь приблизительно – 0,50 × 0,30 м.

Рис. 2. Погребение 1 под каменным закладом а – погребение 1, заклад; б – погребение 1 в ямке

Рис. 3. Погребение в ямке, обложенной камнями

Погребение 2 располагалось у западного фаса западной стены улицы, на уровне первого ряда кладки, под полом помещения. Оно помещалось в полукруглой ямке, края которой были обложены некрупными необработанными камнями (рис. 3). Размеры ямки – 0,50 × 0,30 м. Костяк с ориентировкой на север лежал вытянуто на спине. Инвентарь отсутствовал. Слой датируется I в. н. э. Оба погребения были определенно под полами домов.

На западной окраине позднескифского поселения, под сохранившейся стеной постройки, у ее восточного фаса, были открыты два каменных ящичка (рис. 4: а ). Связь этих объектов со стеной представляется очевидной: они ориентированы строго по линии стены и находятся в непосредственной близости от нее.

Ящик 1. Ящик состоял из четырех плоских необработанных камней, поставленных «на ребро» (рис. 4: б ). Сверху он был прикрыт несколькими камнями в три слоя. Камни, которыми был накрыт ящик, также необработанные, плоские. Непосредственно захоронение было закрыто также плоским гладким камнем. Размеры ящика – 0,40 × 0,35 м, высота – 0,20 м. На дне лежали кости, сохранившиеся от захоронения (рис. 4: б ). От костяка остались череп, раздавленный камнями, и несколько костей. Вещей в ящике не было.

Ящик 2. Он располагался южнее ящика 1, на одной линии с ним (рис. 4: а ). Ящик состоял из нескольких плоских необработанных камней небольших

Рис. 4. Погребения в каменных ящичках а – каменные ящички у стены; б – каменный ящичек с черепом размеров, поставленных «на ребро», и прикрыт был двумя плоскими камнями покрупнее. Размеры его – 0,50 × 0,27 м. После снятия камней перекрытия оказалось, что собственно захоронение отсутствует. Стенки ящика были несколько нарушены. Один из составляющих стенку камней упал внутрь ящика. Отсутствие костяка, вероятнее всего, объясняется тем, что кости полностью истлели.

Уровень, на котором устроены ящики, ниже подошвы стены на 0,40 м. Можно предположить, что погребения были устроены под полом помещения. Но поскольку верхние слои, перекрывшие погребальные ящики, нарушены, трудно сказать определенно, был ли здесь пол помещения или же погребения были совершены с наружной стороны дома. Возможно, захоронения в данном случае совершены во дворе. Датируются погребения в ящичках по стратиграфическому расположению I в. н. э.

Одним из важнейших вопросов при интерпретации детских захоронений на поселении является вопрос о его времени – при постройке дома, во время его функционирования или позже, когда дом или поселение перестали существовать. Последний случай не рассматривается, так как подобные погребения не относятся к интрамуральным захоронениям, а могут интерпретироваться как экстрамуральные. Чайкинские захоронения все относятся ко времени функционирования поселения.

Ближе всего по культурной принадлежности к рассматриваемым материалам позднескифские городища, на которых также встречаются детские погребения. Это погребения младенцев в сосудах (больших лепных горшках и амфорах) и грунтовых ямах. Территориально самое близкое к «Чайке» поселение поздних скифов – Керкинитида, где в культурном слое городища были открыты два детских погребения II в. до н. э. – I в. н. э. ( Кутайсов , 2004. С. 94). Начиная с I в. до н. э. они известны на Южно-Донузлавском городище, Беляусе и Альма-Кер-мене ( Дашевская , 1991. С. 27). На Усть-Альминском городище ко II–I вв. до н. э. относятся несколько захоронений младенцев в сосудах: два – в лепных горшках, одно в амфоре. Причем в первых двух не было вещей, а в амфорном погребении лежали бусы, бронзовый колокольчик и монета-подвеска ( Высотская , 1972. С. 38). Они были зарыты во дворе и под полом в помещении (к сожалению, в публикации не указано какие где). На этом же городище под полом помещения I в. н. э. лежала амфора с погребением младенца ( Высотская , 1994. С. 25), а ко II–III вв. относятся два детских погребения – в амфоре и лепном сосуде, найденные в помещении с остатками глинобитного пола около круглой печи стеклоделательной мастерской ( Высотская , 1972, С. 39). Погребения были разрушены, но при них найден инвентарь – бронзовый браслет, серебряный перстень с вставкой из аметиста, бусы из стекла (Там же). Т. Н. Высотская отмечала также обряд жертвоприношения младенцев II в. н. э. на Неаполе скифском, которые находились на участке с жертвоприношениями животных в сосудах ( Высотская , 1979. С. 168).

Большое количество детских захоронений обнаружено на городище Кара-Тобе. По сообщению С. Ю. Внукова, здесь открыто несколько десятков детских погребений, причем под полами помещений – просто в ямках, а вне помещений – в амфорах1. Только в одном помещении было семь захоронений под всеми стенами. В ямках – от 50 до 70, в амфорах – более 20. Был даже целый участок, где захоронено 12 детей в амфорах. Погребения в амфорах все поздние – последняя четверть I – начало II в. н. э., в ямках – с I в. до н. э.

В Центральном Крыму, на поселении в Барабановской балке, в 25 км от Симферополя открыто детское погребение в яме, вырытой в материке, с останками двух младенцев. Один скелет разрушен, второй лежал в скорченном положении на левом боку по линии северо-запад – юго-восток. Погребения младенцев в культурном слое авторы считают одним из признаков позднескифской культуры и датируют их III–IV вв. ( Храпунов и др ., 2009. С. 309–311).

Чрезвычайно интересны детские захоронения на Козырском городище в По-днепровье, где было обнаружено большое количество детских захоронений под полами помещений и во дворе ( Бураков , 1976. С. 19, 22, 29). Примечательно, что этот обычай сохранялся в течение нескольких веков. Захоронения совершались в одних и тех же домах. Первый период датируется концом I в. до н. э. – серединой II в. н. э. и в помещении этого периода ниже уровня пола находилось семь детских захоронений в амфорах и кувшинах, причем в основном у стен (Там же. С. 19). В этом же доме ко второму периоду – от середины II до середины III в. н. э. – обнаружено два детских погребения: одно под полом, другое – в устье ямы, в амфоре (Там же. С. 22). Первым периодом в одном из домов датируется погребальное сооружение типа склепа с шестью детскими погребениями ниже пола, вдоль стен «усыпальницы» (Там же. С. 31). Погребения Ко-зырки отличаются разнообразием как расположения, так и обряда. К III в. н. э. относятся кремационные захоронения детей на дворе одного из домов (Там же. С. 37). Причем здесь же обнаружено пять детских ингумационных захоронений в сосудах, рядом с которыми была траншея с костями 15 овец (Там же).

Таким образом, традиция погребений детей на поселениях, в домах, во дворах и просто в культурном слое прослеживается на протяжении II в. до н. э. – III в. н. э. в Крыму и Поднепровье. Причем в первые века н. э. количество их заметно увеличивается.

Два типа погребений на городище «Чайка» соответствуют детским захоронениям на некрополе у пос. Заозерное греческого периода: погребение в амфоре и в каменном ящичке. На некрополе открыто более 30 амфорных погребений и несколько в каменных ящичках, которые иногда интерпретировались как жертвенники. Находка на городище погребения с сохранившимися останками показывает, что все небольшие каменные ящички были погребениями младенцев, в которых костяки полностью истлели. Таким образом, так называемые поздние скифы на «Чайке» погребали детей на поселении по греческой традиции. Амфорные погребения в большом количестве присутствуют в херсонесском некрополе, особенно на северной стороне. Поскольку «Чайка» – выселок Херсонеса – неудивительно, что этот тип захоронений херсонесцы принесли с собой, а новое население восприняло этот обряд.

Однако нельзя не учитывать, что на скифском городище Каменском, на так называемом акрополе, в культурном слое были также открыты детские погребения, в связи с чем Б. Н. Граков сделал вывод о существовании традиции в скифское время погребения детей в грунтовых ямах «прямо на территории городища» ( Граков , 1954. С. 56).

Сложность интерпретации захоронений в жилищах или рядом с ними в том, что это не погребальные обряды в обычном смысле понимания этих ритуалов. Практика захоронений детей под полами и стенами домов отчетливо прослеживается во многих погребальных традициях. Однако схожие внешне ритуалы могут быть продиктованы совершенно разными представлениями и верованиями. Поэтому поиск их истоков и аналогий кажется правомерным проводить в ареалах культур, круг которых формировался в более или менее однотипных религиозных и мифологических пространствах.

В Греции традиция погребения детей на территории поселений имеет весьма длительную историю. Археологически истоки традиции захоронения детей на территории поселения в Греции прослеживаются с бронзового века, со II тыс. до н. э. К. А. Качурисом собраны сведения о детских погребениях под полами и между домами ранне- и среднеэлладского периодов в Элевсине, на поселениях Аттики, Эгины, Пелопоннеса, Фессалии. Они бывали в ямах или пифосах. Все они безынвентарны ( Качурис , 1966. С. 58–72). Причем количество их в среднеэлладском периоде возрастает.

Интерпретация сути обряда погребений детей на поселениях является очень сложной проблемой. В Спарте, например, погребения совершались в городской черте, что считают особым вариантом сакрализации пространства: «Вразрез с общегреческой практикой, запрещавшей погребение умерших в городской черте, в Спарте никаких ограничений подобного рода не существовало. Это предполагает особый, совершенно нетипичный вариант сакрализации пространства» ( Суриков , 2010. С. 28).

Погребальный обряд распадается на два уровня – семантический и процессуальный. «Семантический уровень… характеризует не фактическое, а религиозно-идеологическое содержание предписаний процессуального уровня, это религиозно-мифологическая сердцевина обряда в целом… Практическая сфера погребального обряда – система символических и реальных действий, осуществляемых при захоронении умершего» ( Ольховский , 1986. С. 68). Совершенно очевидно, что археологи сталкиваются в основном с практической сферой. Семантический уровень весьма сложен для толкования. Применительно к рассматриваемому материалу основной задачей представляется интерпретация третьей составляющей обряда – функции, цели (Там же). Именно это является камнем преткновения при попытках определения функций детских погребений на поселениях. Поэтому истолкования конечной цели таких захоронений весьма различны.

Ингумационные погребения детей могут объясняться тем, что, по древним верованиям, земля была изначальным местом обитания ребенка до его появления на свет (Геннеп, 1999. С. 53). Если ребенок умирал до проведения обряда включения его в мир живых, то тело умершего закапывали в землю, давая ему возможность вернуться в его изначальную среду (Там же). Погребения в сосудах интерпретируются как помещение ребенка в подобие утробы матери. Эта традиция сохраняется в течение всего античного периода. Такие захоронения связывали с идеей возрождения (Томсон, 1958. С. 206). Соединение обряда захоронения в сосуде с обрядом погребения на поселениях Крыма и Поднепро-вья под полами домов некоторые исследователи интерпретируют как отражение культа плодородия, так как часть захоронений в сосудах на городищах Козырка, Усть-Альминском и Неаполе скифском была посыпаны зерном (Бунятян, Зу-барь, 1991. С. 237). Присутствие детских погребений на позднескифских поселениях, особенно в первых веках н. э., исследователи объясняют процессом эллинизации негреческого населения (Высотская, 1972. С. 92; Бураков, 1976. С. 142) и сохранением новым населением древнегреческих традиций погребального обряда (Папанова, 2006. С. 186).

Возможно, иногда погребения младенцев были ритуальными строительными жертвами, что находит многочисленные аналогии и в археологических материалах, и в этнографии ( Зеленин , 1937. С. 8, 9). Выбор в качестве жертвы младенцев и молодых животных и захоронение прямо в домах неслучайны. Это связано с представлениями о жизненности дома. Жертва должна быть молодого возраста, так как в противном случае она теряет способность влиять на окружающих ( Штернберг , 1936. С. 418). Но и не будучи специальными жертвоприношениями, детские захоронения на поселениях, в домах служили выражением идеи увеличения семьи, ее богатства и благополучия.

Многозначность интерпретаций отчасти связана с тем, что материалы не обобщены и не систематизированы. Необходима систематизация хронологическая, классификация признаков обряда и т.д. Подобная работа была проведена по материалам эпохи ранней бронзы на Балканах ( Мишина , 2010. С. 136–149). Т. Н. Мишина рассмотрела памятники по особенностям стратиграфии, планиграфии, мест захоронений внутри помещений, по типам погребальных сооружений и сосудов, в которые помещались умершие. В результате сравнения обряда погребения младенцев на поселениях и взрослых в могильнике исследовательница пришла к выводу о том, что дети до определенного возраста «переживают период “социального безвременья”» (Там же. С. 147). Но если для эпохи ранней бронзы, когда на поселениях еще часто хоронили и взрослых, «обособленность от общей погребальной практики младенческих захоронений – это своего рода обрядовый феномен» (Там же. С. 147), то для античной эпохи такой обряд тем более свидетельствует об исключительности и особой значимости этого явления. То есть здесь, несомненно, присутствовал самостоятельный религиозноидеологический подтекст, отличный от обычного погребального обряда. Однако выявить этот подтекст чрезвычайно сложно, в особенности в случаях, когда нет дополнительных «подсказок» в виде сопутствующих погребению условий, в частности определенного места захоронения в доме. Наиболее яркими и предоставляющими возможности интерпретации оказываются погребения, совершенные в знаковых местах. Так, например, некоторые вышеупомянутые детские захоронения на городище Козырка и Неаполе скифском соседствовали с ямами или сосудами, заполненными костями животных, причем молодых особей. Такие размещения умерших младенцев с большой долей уверенности можно трактовать как совершенные с целью материализации идеи возрождения. На Усть-Альминском городище зафиксировано погребение ребенка в яме у очага, что наводит на мысль о культе домашнего очага.

Чайкинские погребения в амфоре и в ямках в свое время были интерпретированы как строительные жертвы (Попова, 1990. С. 199). Однако некоторые признаки захоронений противоречат такому толкованию. Строительные жертвы – намеренное умерщвление, без устройства погребального сооружения и аккуратного помещения тела в него. Здесь же налицо забота о погребенных: они уложены в подготовленные вместилища, два погребения – в ямки, обложенные камнями. О том, что это не жертвенники, говорит отсутствие возможности общения с божествами – наличие отверстий в каменной плите, прикрывающей ямку, или сосуда, поставленного над ямкой, использовавшихся для возлияний (Попова, 1990. С. 197, 198). Размещение захоронений у стен, как отмечает Т. Н. Мишина, это своего рода забота об умершем, чтобы он не был «на ходу» (Мишина, 2010. С. 68).

Один из признаков для типологии интрамуральных детских погребений – наличие или отсутствие инвентаря. Наличие инвентаря представляется приближением погребений на поселениях к экстрамуральным. Рассмотренный материал свидетельствует о незначительном количестве детских захоронений с инвентарем. В массе своей они безынвентарны. Это обстоятельство отсылает нас к сути погребального обряда на могильниках – с одной стороны, обеспечить «невозвращение» покойного, с другой стороны, сделать его существование в загробном мире комфортным посредством положения в могилу разнообразных вещей и пищи. Детские погребения на поселениях, как правило, безынвентарны, чем отличаются зачастую от синхронных поселениям могильников. Конечная цель таких погребений отлична от цели экстрамуральных погребений.

Рассмотренные материалы показывают необходимость дальнейшей работы с ними, что позволит приблизиться к адекватным выводам. Имеющееся количество материала вполне репрезентативно для систематизации подобных памятников, в частности, позднескифских поселений.