A cenotaph of late catacomb culture from the Khar Zukha I cemetery in Kalmykia

Курганный погребальный памятник Хар Зуха находился на правобережье Восточного Маныча, в Приютненском районе Калмыцкой АССР (ныне Республики Калмыкия), на гребне балки Хар Зуха, с восточной стороны фермы 2

совхоза «Центральный». Географические координаты: 46°05’19,3’’ cеверной широты; 44°11’10,6’’ восточной долготы ( Очир-Горяева , 2008. С. 130). Памятник состоял из двух групп насыпей (двух могильников), полностью раскопанных в 1991 г. ( Очир-Горяева , 1991)¹. Могильник Хар Зуха I состоял из десяти насыпей, вытянутых цепочкой в направлении З–В вдоль южного гребня балки на расстояние около 1 км; могильник Хар Зуха II находился приблизительно в 0,7 км восточнее первого, на гребне той же балки, и состоял из трех насыпей, располагавшихся также в ряд, но по линии СЗ–ЮВ (балка в этом месте поворачивает), протяженностью около 0,4 км.

Курган 4 был самым большим из трех (1, 2 и 4) наиболее крупных (высотой более 2 м) в могильнике Хар Зуха I . Насыпь имела асимметричную форму, и северная пола была заметно круче южной. Северная пола: радиус насыпи – 18 м, высота – 2,75 м; южная пола: радиус – 21 м, высота 1,83 м. С двух сторон рядом с насыпью прослеживались два больших рва. С северо-западной, северной и северо-восточной стороны к насыпи примыкал ров дуговидной формы шириной около 9 м, выделявшийся как заметным понижением рельефа, так и ярко-зеленой растительностью. С южной стороны зафиксирован овальный ров с приблизительными размерами 13 × 47 м, вытянутый по линии В–З и снивелированный в южной части дорогой, проходившей в том же направлении.

Насыпь кургана была двуслойной. Слой I связан с основным раннекатакомбным погребением 3 (диаметр первоначальной насыпи 13–14 м, высота около 1 м); вокруг насыпи имелся ровик (или ровики), прослеженный в профилях бровок; слой II и упомянутые выше околокурганные рвы – с впускным восточ-номанычским погребением 2, материалы которого публикуются ниже.

Погребение 2 (рис. 1) было впущено с поверхности первой насыпи строго к В от основного п. 3. Расстояние между центрами входных шахт катакомб обоих комплексов – около 6 м. Уровень впуска п. 2 (около 0,5 м от 0) зафиксирован в восточном фасе восточной бровки. Конструкция расчищена в материке с уровня 1,58 м от 0.

Входная шахта имела в плане почти квадратную форму, размеры (по уровню, с которого начаты раскопки вручную, – на 0,9 м выше дна): 1,8 (С–Ю) × 1,7 (З–В) м, и была ориентирована сторонами по странам света2. Все стенки

Рис. 1. Хар Зуха I, к. 4, п. 2

План и разрез погребения: 1 – каменная «модель топора»; 2, 4, 19 – остатки деревянных предметов или конструкций; 3, 10, 17, 22 – керамические сосуды; 5 – фрагменты бронзовых скоб и пластинок; 6, 11, 15, 18 – кости мелкого рогатого скота; 7, 12, 23, 24 – фаянсовый бисер и бусы; 8, 16, 20 – бронзовые ножи; 9, 14, 21 – бронзовые стержни; 13 – кости змеи; 25 – сердоликовые бусы

Условные обозначения: а – границы меловой подсыпки; б – тлен желтого цвета шахты, практически вертикальные (яма сужалась ко дну незначительно), в плане были вогнутыми в средней части на 0,20–0,25 м, углы сильно скруглены. На стенках по всему периметру прослеживался (особенно четко – с северной стороны) тлен белого цвета: видимо, они были обложены кугой или другим материалом растительного происхождения, возможно в виде циновок. На глубине около 2,8–2,85 м от уровня впуска, в придонной части шахты, в заполнении по всей площади обнаружен аналогичный слой белого тлена. Отмечено направление волокон куги: в южной части шахты – широтное, в центральной и северной – меридиональное. Ровное горизонтальное дно шахты находилось на глубине около 3,0 м от уровня впуска.

С северной стороны к шахте примыкала камера. Вход оформлен в виде арки в стене в сочетании с примыкавшим к ней дугообразным в плане уступом – отвесной ступенькой – в дне шахты. Параметры входа: ширина входа по дну шахты – около 1,3 м; максимальное расстояние от верхнего края уступа до северной стенки шахты – около 0,45 м; максимальная высота входа над уровнем верхнего края уступа около 0,9 м; высота уступа – 0,6 м.

Камера размерами около 2,4 × 1,6 м была овальной формы, ориентирована длинной осью в широтном направлении. Дно ровное горизонтальное, вертикальные стенки прослежены в высоту на 0,3 м. Форма свода не установлена.

Находки и следы

Во входной шахте :

В заполнении входной шахты найден фрагмент кольца из трубчатой кости животного. Внешняя поверхность тщательно отшлифована. Диаметр кольца – около 1,8 см, ширина - 0,7 см, толщина - 0,3 см (рис. 2, 1 ).

Там же найден небольшой (4,5 × 4,0 см) прямоугольный фрагмент стенки лепного сосуда. Внутренняя поверхность имеет следы заглаживания. Один край фрагмента сточен по всей длине (возможно, предмет использовался как лощило).

В южной части входной шахты, в заполнении у дна, на слое куги обнаружен каменный предмет, по форме напоминающий заготовку или модель топора без проушного отверстия. На одной стороне, ближе к «лезвию», в камне имеется естественная впадина. Размеры: 21,5 х 12,0 (8,2) х 8,0 см (рис. 1, 1 ; 2, 2 ).

В северо-западном углу шахты, также на слое куги, на площади 55 × 30 см зафиксированы остатки деревянного предмета, форма и назначение которого не реконструируются (рис. 1, 2 ).

В камере:

На дне камеры находки располагались группами, границы которых, однако, можно определить по плотности залегания предметов только предположительно.

Группа I

У входа справа (взгляд из шахты) был поставлен керамический лепной горшок без горла и ручки, с горизонтальным уплощенным и чуть вогнутым краем

Рис. 2. Хар Зуха I, к. 4, п. 2

Находки во входной шахте: 1 – фрагмент костяного кольца; 2 – каменная «модель топора»

венчика³. На внешней поверхности следы заглаживания. Размеры: диаметр горла – 12 см, диаметр тулова – 20,8 см, диаметр дна – 11 см, высота сосуда – 11,8 см (рис. 1, 3 ; 3, 1 ).

Сверху на сосуде лежали остатки деревянного прямоугольного подноса, или лотка, размерами 45 × 28 см. Дерево сохранилось в виде длинных и узких плашек, расположенных вдоль параллельно друг другу (рис. 1, 4 ).

Деревянный лоток, возможно, скрепляли скобы из бронзовой проволоки диаметром 1,5 мм (всего 8 фрагментов), лежавшие сверху. Вместе с ними найдены три мелких фрагмента бронзовых пластинок (рис. 1, 5 ; 3, 2 ).

На лотке и рядом с ним (видимо, упавшие с него) расчищены кости мелкого рогатого скота. Поперек лотка лежали параллельно друг другу две берцовые кости, одна из них – в сочленении с костями плюсны. Рядом с лотком, к С от него, находились кости таза, лопатка и плечевая кость (рис. 1, 6 ).

Севернее лотка, рядом с плечевой костью мелкого рогатого скота найдена россыпь мелкого фаянсового бисера дисковидной формы (диаметр – 0,3 см, толщина – 0,1–0,2 см) (рис. 1, 7 ; 3, 3 ).

Вероятно, все перечисленные кости (части туши) мелкого рогатого скота, а возможно, и бусы, первоначально были положены сверху на деревянную конструкцию (лоток, поднос?), а впоследствии упали на пол камеры.

Группа II

К СВ от сосуда, находившегося у входа в камеру, лежал бронзовый копьевидный нож с треугольно-ромбовидным клинком4. На одной стороне ножа имелись

Рис. 3. Хар Зуха I, к. 4, п. 2

Находки в погребальной камере: 1, 6, 8, 12 – керамические сосуды; 2 – фрагменты бронзовых скоб и пластинок; 3, 7, 9 – фаянсовый бисер и бусы; 4, 10, 14 – бронзовые ножи; 5, 11, 15 – бронзовые стержни; 13 – сердоликовые бусы следы волокон дерева. Размеры ножа: общая длина – 10,3 см, ширина лезвия – 4,5 см, ширина насада в средней части - 0,8 см (рис. 1, 8; 3, 4).

На лезвии ножа, по диагонали, помещался бронзовый стержень-шило, заостренный с двух концов, имевших разную толщину⁵. Концы имели квадратное сечение и отделялись от круглой в сечении средней части поперечными бороздками. Самый кончик тонкого конца (острия) обломан. Размеры стержня: общая длина – 9 см, длина массивного конца (насада) – 4,6 см, длина острия – 1,9 см, сторона сечения насада – 0,5 см, сторона сечения острия – 0,3 см, диаметр стержня в средней части – 0,4 см (рис. 1, 9 ; 3, 5 ).

Группа III

Севернее группы находок I и II, у восточной стенки камеры, стоял керамический лепной горшок без венчика, горла и ручки, с углубленным орнаментом в верхней части⁶. Край подчеркнут снаружи прочерченной горизонтальной линией-желобком шириной ок. 2 мм, над которой полой трубочкой нанесен ряд округлых вдавлений (диаметром 0,2 см). От желобка по плечикам спускаются вершинами вниз 11 треугольников, прочерченных такими же линиями-желобками. Пространство внутри треугольников заполнено горизонтальными линиями, перемежающимися рядами округлых вдавлений, таких же, как нанесенные по краю. С внешней стороны одного из треугольников, от середины до уровня вершины прочерчена вертикальная линия-желобок, через два интервала между треугольниками нанесены горизонтальные линии-желобки, соединяющие три треугольника от основания до вершины в одно целое. Размеры: диаметр края – 14 см, диаметр тулова – 19,8 см, диаметр дна – 10,5 см, высота сосуда – 9,5 см (рис. 1, 10 ; 3, 6 ).

Рядом с сосудом, с западной стороны, вплотную к нему, лежали кости конечности мелкого рогатого скота (рис. 1, 11 ).

Там же был рассыпан мелкий (диаметр – 0,3 см, толщина – 0,1 см) белый дисковидный фаянсовый бисер и более крупные дисковидные фаянсовые бусы (диаметр - 0,5 см, толщина - 0,3-0,4 см) (рис. 1, 12 ; 3, 7).

Группа IV

Западнее группы находок III, ближе к северной стенке камеры, найдены фрагменты позвоночника змеи и бронзовый стержень-шило. С Ю на С последовательно располагались: большая часть позвоночника, стержень, два позвонка, лежавшие отдельно, и несколько – в сочленении. Череп змеи отсутствовал. Бронзовый стержень-шило имел квадратное сечение, заостренные концы разной толщины (массивный насад и более тонкое острие)7. Кончик насада отломлен. Размеры: общая длина – 13,7 см, длина насада (до упора – максимального расширения стержня) – 1,9 см, сторона сечения на уровне упора – 0,55 см, сторона сечения посредине стержня - 0,45 см (рис. 1,14; 3,15).

Группа V

В центре камеры находилась группа находок, состоявшая из костей мелкого рогатого скота (две берцовые кости и фрагмент таза) (рис. 1, 15 ) и бронзового ножа с треугольным клинком⁸. Размеры: общая длина – 13 см, ширина лезвия – 4,3 см, ширина насада в средней части - 0,8 см (рис. 1, 16 ; 3, 14 ).

Группа VI

Самая большая группа находок, границы которой наиболее проблематичны, находилась в северо-западной части камеры.

Ядро этой группы составлял керамический лепной горшок, похожий на два описанных выше приземистыми очертаниями, отсутствием горла и ручки. Край венчика горизонтально уплощен, на плечиках имеется налепной валик с вертикальными насечками⁹. Размеры: диаметр горла – 10,7 см, диаметр тулова – 18,7 см, диаметр дна - 8,5 см, высота сосуда - 11,6 см (рис. 1, 17 ; 3, 8 ).

С южной стороны от сосуда находились кости мелкого рогатого скота: две скрещенные друг с другом берцовые кости, крупные кости плюсны, фрагменты локтевой кости и таза (рис. 1, 18 ).

Восточнее и южнее костей были отмечены следы деревянного предмета (предметов?) в виде фрагментов плашек разной ширины; в одном месте удалось зафиксировать их перпендикулярное пересечение. Форма предмета (предметов) не устанавливалась (рис. 1, 19 ).

Вместе с костями¹⁰ был положен бронзовый нож с пятиугольным клинком¹¹. Размеры: общая длина – 15,5 см, ширина лезвия – 2,5 см, ширина насада в средней части – 0,8 см (рис. 1, 20 ; 3, 10 ).

К З от сосуда лежал бронзовый четырехгранный стержень-шило с симметрично сужающимися заостренными концами¹². Размеры: общая длина – 9,5 см, сторона сечения в средней части – 0,5 см (рис. 1, 21 ; 3, 11 ).

К С от сосуда, у северной стенки камеры стоял небольшой одноручный кувшин с отколотой в древности ручкой. Коническое, сужающееся кверху горло отделено от плечиков уступом, основание отогнутого венчика подчеркнуто. Размеры: минимальный диаметр горла (под венчиком) – 10 см, диаметр тулова – 15,8 см, диаметр дна – 7 см, высота сосуда – 14,5 см (рис. 1, 22 ; 3, 12 ).

Группа VII

Западнее деревянного предмета / предметов из группы VI расчищена россыпь мелкого (диаметр – 0,3, толщина – 0,1 см) фаянсового бисера дисковидной формы (рис. 1, 23 ). Предположительно, эти бусы занимали в пространстве камеры самостоятельную позицию (не входили в группу VI).

Группа VIII

К В от группы предметов VI и к С от группы V обнаружена низка (сохранились фрагменты двух параллельных нитей) мелкого (диаметр – 0,3, толщина – 0,1 см) дисковидного фаянсового бисера, вокруг которой было рассыпано большое количество такого же бисера белого и светло-зеленого цвета, а также несколько¹³ более крупных дисковидных сердоликовых бусин разного размера (диаметр – 0,5–0,7, толщина – 0,2–0,5 см). Размерами выделяется крупная (диаметр – 0,8, длина – 1,7 см) бочонковидная сердоликовая бусина (рис. 1, 24, 25 ; 3, 9, 13 ). Северо-западнее скопления прослежено пятно тлена желтого цвета, возможно – след от истлевшего предмета.

Все дно камеры было посыпано мелом.

* * *

Начать комментарий к описанному выше материалу следует с констатации очевидного: перед нами «классический» комплекс восточноманычской катакомбной культуры¹⁴: об этом говорят местоположение в кургане, ориентировка, форма и пропорции вмещающего сооружения, категориальный набор находок и типология вещей. Отметим «срединное» положение этого комплекса в пространстве, занятом восточноманычскими памятниками в Восточном Предкавказье и Северо-Западном Прикаспии (район Восточного Маныча является к тому же зоной наибольшей концентрации раскопанных восточноманычских комплексов), и во времени (отсутствуют черты обряда и находки, отмечающие комплексы раннекатакомбных ( Шишлина , 2007) и посткатакомбных ( Мимоход , 2013) погребальных традиций на той же территории в целом и в том же могильнике Хар Зуха I в частности).

Подчеркнем, что расположение вещей в камере п. 2 исключает помещение здесь же человеческих останков, не только целого тела (в соответствии с обрядовой нормой – скорченно на левом боку), но и эскарнированных костей (в рамках редкой обрядовой практики, связанной с упокоением отдельных массивных костей человеческого скелета и/или черепа). Подобные комплексы принято называть кенотафами, или символическими погребениями15. Важно, однако, отметить, что при рассмотрении могильников энеолита – бронзового века отделять погребальные действия от жертвоприносительных не представляется осмысленным, поскольку в сознании создателей этих памятников курган представлял собой единство храма и кладбища (Андреева, 2008; 2013; 2014. С. 47, 48, 110); о восприятии носителями, например, ведийской традиции погребального ритуала как жертвоприношения см. комментарий Т. Я. Елизаренковой (Ригведа…, 1999. С. 132, 133, 425, 426). Если в более поздние эпохи жертвенный характер как погребений, так и комплексов без останков людей постепенно отступал на задний план, то для создателей курганных памятников именно этот аспект был наиболее значим.

При сравнении п. 2 с характеристиками выборок имеющейся базы данных16 укажем на весьма большие (не только для кенотафов, но и для погребений) размеры могильного сооружения п. 2 и сопровождавшую его появление мощную досыпку насыпи, что для восточноманычских кенотафов характерно еще меньше, чем для погребений17. Вместе с тем можно заметить близость артефактного набора из публикуемого комплекса именно к выборке кенотафов. В последних чаще, чем в погребениях, встречаются керамические горшки без горла и петлевидной ручки (ручек), а также кости мелкого рогатого скота, но ни разу не найдены престижные бронзовые орудия – крюки, тесла, долота, сопровождавшие захоронения лиц с неординарным социальным статусом.

Тем не менее кенотаф из Хар Зуха I представляет собой выдающийся по богатству комплекс. Об этом свидетельствуют, прежде всего, такие достаточно редко встречающиеся и явно дорогие предметы, как бронзовые ножи и сердоликовые бусы, представленные к тому же сериями. Бронзовые ножи чаще присутствуют в восточноманычских комплексах по одному, существенно реже – по два экземпляра. Находка трех ножей в комплексе – событие редчайшее, в сочетании с тремя бронзовыми стержнями-«шильями» – практически уникальное. В опубликованной БД комплексы с тремя ножами отсутствуют. За ее пределами упомянем комплекс п. 5 к-на 5 могильника Бага-Бурул (Яшалтинский р-н Республики Калмыкия, к западу от оз. Маныч-Гудило; раскопки Н. И. Шишлиной 2002 г.). Индивидуальное захоронение в катакомбном сооружении сопровождалось большим количеством находок, в том числе бронзовых, – три ножа, два стержня-шила, крюк (Шишлина, 2002. С. 31, 32. Рис. 106; 113; 116; 118). В рамках нашей БД есть два случая находок трех бронзовых стержней в индивидуальных погребениях: Цаган Усн VIII, к. 1, п. 3 (в сочетании с двумя бронзовыми ножами) (Шишлина, 1991) и Ергенинский, к. 11, п. 1 (в сочетании с другими бронзовыми орудиями – ножом, крюком, теслом, долотом и иглой) (Шилов, 1985–1986), однако в первом случае все три стержня, а во втором по крайней мере один имели маленькие размеры и в связи с этим, возможно, иную функцию (стрекала?), чем стержни-шилья. Все три упомянутых выше погребения содержали останки взрослых людей, выделялись большими размерами могильных сооружений и сопровождавших их насыпей (п. 1 к-на 11 Ергенинского м-ка было основным в кургане, остальные два комплекса были основными для мощных досыпок насыпи), а также большими наборами разнообразного погребального инвентаря.

Бусы из п. 2 к-на 4 Хар Зуха I привлекают внимание, прежде всего, количеством. Судя по расположению, в камере находились как минимум четыре низки бус (скорее всего, рассыпанных до закрытия могильного сооружения) – в общей сложности не менее 140 фаянсовых и 18 сердоликовых. Бусы и так называемые пронизи – основной элемент украшений, каковые в целом сравнительно редко встречаются в восточноманычских комплексах. В кенотафах бусы фиксируются реже, чем в погребениях (напротив, максимально часто – в совместных захоронениях, в целом превосходящих индивидуальные по количеству и богатству инвентаря: почти половина совместных погребений содержала бусы), как правило, в виде россыпи в одном месте камеры.

По месту нахождения бус на костях погребенных можно определить, входили ли они в состав ожерелий и браслетов или были частью оформления поясов; крайне редко в погребениях бусы могли быть положены отдельно от покойника. Наиболее часто сериями в комплексах встречаются фаянсовые бусы, реже – бронзовые, еще реже – сердоликовые, совсем редко – гагатовые. Бусы из других материалов представлены единичными экземплярами. В большинстве случаев число входивших в состав наборных украшений бус было невелико, немногочисленные сердоликовые бусы соединялись, как правило, с фаянсовыми в одном украшении, но и вместе они не составляли полного ожерелья / браслета. Большие (более 100 бус) наборные ожерелья из фаянсовых и нескольких (более 10) сердоликовых бус украшали наряд лиц с неординарным статусом, отмеченным также как большими параметрами могильного сооружения, так и находками бронзовых орудий (например, в Архаринском, Лолинском I и Ергенинском могильниках). Отметим, что бусы из Хар Зуха I имели стандартную для восточ-номанычской традиции форму; по величине редкой (и, вероятно, весьма ценной) является лишь большая сердоликовая бусина (рис. 3, 13 ).

Весьма своеобразен в публикуемом кенотафе набор керамических сосудов – три небольших горшка и один кувшин. Для индивидуальных погребений и кенотафов наиболее характерно присутствие одного-двух сосудов в комплексе (для совместных погребений – одного-трех), большее число сосудов встречается редко. В наборах, как правило, преобладают сосуды для жидкостей – кувшины и кружки. Присутствие в одном комплексе трех горшков «реповидных» и/или «чугунковидных» форм – явление крайне редкое и в погребениях, и в кенотафах. Подобные комплексы¹⁸ также относятся к числу экстраординарных по богатству инвентаря.

К числу престижных предметов восточноманычской культуры относится деревянная посуда , к сожалению в большинстве случаев сохраняющаяся в виде древесного тлена. Выделяются две ее основные формы – чаши и подносы (блюда) ( Андреева , 2014. С. 28). На последних иногда обнаруживаются остатки жертвенной пищи – кости мелкого рогатого скота. Возможно, конструкция из отдельных плашек в п. 2 (рис. 1, 4 ) представляет собой такой поднос, во всяком случае – функционально соответствует подносу из цельного дерева, поскольку на ней также лежали кости мелкого рогатого скота. Понять, что собой представляли две другие конструкции из деревянных плашек (во входной шахте перед входом в камеру и в камере) (рис. 1, 2, 19 ), затруднительно из-за отсутствия внятных аналогий.

На редкость обильно даже для кенотафов представлены в комплексе из Хар Зуха I кости мелкого рогатого скота . Судя по описи, приложенной к полевому отчету, в камере находились части туши более чем одной особи: целиком и во фрагментах представлены 2 левые половины таза, 2 левые лопатки и кости передних и задних ног ( Очир-Горяева , 1991. С. 130). Так же как и в случае с бусами, четыре скопления костей рассредоточены по разным местам камеры и должны рассматриваться как четыре отдельные находки. В восточноманыч-ских комплексах кости мелкого рогатого скота фиксируются нечасто, как правило, в небольшом количестве, и находятся они в одном или (лишь крайне редко) в двух местах погребальной камеры. Преимущественно это ноги животного, нередко в сочетании с черепом и/или нижней челюстью, есть случаи положения задней или передней части туши (нога/ ноги вместе с тазом или с лопаткой/ло-патками), а также части грудной клетки (ребра и позвонки); иногда присутствует только череп и/или нижняя челюсть. Последнее обстоятельство (включение «немясных» частей туши) в сочетании со сравнительной редкостью находок костей мелкого рогатого скота в восточноманычских погребениях и большей представленностью их именно в кенотафах позволяет увидеть в этих костях остатки не просто «посмертной», а именно сакральной жертвенной пищи. К сожалению, краткие описания подобных находок в полевых отчетах пока не дают возможности исследовать детали.

В настоящее время приходится оставить без комментариев находку костей змеи в камере кенотафа. Изредка кости змей встречаются в курганных погребениях (не кенотафах) различных культур эпохи бронзы, однако понять, имели ли останки змей отношение к ритуалу или нет, пока затруднительно¹⁹.

Завершая обзор находок из п. 2 к-на 4 Хар Зуха I, еще раз подчеркнем редкую насыщенность этого комплекса предметами. Сходный набор находок (хотя и представленных в меньшем количестве) дают лишь два уже упомянутых впускных кенотафа сравнительной выборки: жертвенный комплекс I к-на 12 м-ка Лола I: черепа и кости, «обрубленные до колен» кости ног двух особей крупного рогатого скота (черепа были уложены между передними ногами и перекрывали задние ноги); курильница, керамические сосуды – один реповидный и два чугунковидных горшка, кружка; бронзовые нож и два стержня-шила; два обломка костяных проколок (?); бусы – пастовые (около 170 шт.), камня (без уточнения, 3 шт.) и сердолика (1 шт.); подвеска (?) из клыка медведя ( Синицын, Эрдниев , 1963. С. 22, 23. Рис. 20–22); и п. 4 к-на 10 Ергенинского м-ка (керамические сосуды – два реповидных горшка и кружка, деревянный поднос (блюдо), два бронзовых ножа, бусы из пасты и раковины (перламутр) (количество неясно), кости конечности / конечностей мелкого рогатого скота) ( Шилов , 1984. С. 14–16. Табл. 34–38). Большинство же восточноманычских кенотафов и погребений содержит всего лишь один-два вида находок, и представлены они единичными экземплярами.

Существенный интерес представляет расположение вещей в публикуемом комплексе. Три небольших сходных по форме горшка структурируют пространство камеры и являются центрами притяжения других находок: костей мелкого рогатого скота (группы I, III и VI), бус (группы I и III), бронзовых орудий (группа VI). В то же время аналогичные находки, по отдельности и в сочетании друг с другом, занимают центральную часть (группы II, IV, V, VIII) и место у торцевых стенок камеры (группы II и VII). Уже приходилось писать о том, что бронзовые орудия – копьевидные ножи и стержни-шилья – использовались, вероятно, в ритуале, составлявшем часть погребальной церемонии и связанном с жертвоприношением рогатого скота, главным образом мелкого, что подтверждается совместным нахождением этих орудий и костей животных, иногда – на деревянных подносах ( Андреева , 2010. С. 454; 2014. С. 103, 104). Позиция находок в кенотафе из Хар Зуха I не только соответствует этой интерпретации, но и наталкивает на мысль о соотнесенности с тем же ритуалом реповидных / чугунковидных горшков и бус.

Стоит, очевидно, задуматься над вопросом об адресате отраженного в нашем археологическом источнике жертвоприносительного ритуала. Для этого необходимо обратить внимание на окружение комплекса в кургане и могильнике. Как отмечено выше, кроме кенотафа в к. 4 не было других восточноманычских погре-бений20, что само по себе необычно: в изученной нами выборке из 67 кенотафов лишь 9 были единственными восточноманычскими погребениями в курганах21. В этих случаях предполагать, что содержимое кенотафов (как правило, горшки и бусы) направлялось упокоенным в том же кургане сородичам, не приходится – погребений последних просто нет.

Вполне обособленно выглядит публикуемый комплекс и в рамках могильника. Напомним, что все 10 курганов могильника Хар Зуха I, зафиксированных с современной дневной поверхности, были раскопаны. Три насыпи появились позже бронзового века, остальные возникли в конце ранней – начале средней бронзы (три насыпаны над позднеямными, четыре – над раннекатакомбными погребениями). Восточноманычские (иногда атрибуция предположительна из-за разрушений и/или невыразительности находок) комплексы были впущены, кроме кургана 4, в курганы 2 (три погребения и один кенотаф), 7 (одно погребение) и 9 (одно погребение). Погребения и кенотаф совершены в небольших ямах, инвентарь представлен единичными сосудами и фрагментами сосудов; по одному разу встречены кости мелкого рогатого скота и фаянсовый бисер; бронзовые орудия, сердоликовые бусы, деревянные подносы отсутствовали. Бедность этих захоронений явно контрастирует с великолепным оформлением квазимогиль-ного сооружения и собранием престижных вещей в описанном выше кенотафе. Более того, даже в семи восточноманычских захоронениях (одно из которых было основным) трех курганов могильника Хар Зуха II, расположенного восточнее могильника Хар Зуха I, подобных находок не было.

Сказанное выше позволяет видеть в кенотафе из Хар Зуха I не дополнительное и второстепенное по отношению к однокультурным погребениям явление, а центральный комплекс для восточноманычского пласта всего могильника. В нем на редкость развернуто представлены следы жертвоприносительных действий, совершавшихся, скорее всего, в адрес не предков (или, по крайней мере, не только предков), но божества или богов, связь с которыми устанавливалась именно в рамках погребально-поминального ритуала. Материалы этого комплекса подтверждают жертвоприносительный характер прочих восточнома-нычских кенотафов – «погребений без погребенного» – и наводят на размышления о различии восприятия погребальной практики современным исследователем, склонным рассматривать ее как некую особую сферу ритуальных действий, лишь опосредованно связанную с основным культом, и древним носителем обряда, видевшем в погребально-поминальных церемониях главную форму богослужения.