About renaming the institute for the history of material culture into the Institute of archaeology of the USSR Academy of Sciences in 1959

Обстоятельства появления и начальный этап истории первого академического археологического учреждения Российской академии истории материальной культуры (РАИМК) в полной мере представлены в советской и современной историографии, посвященной истории археологической науки в России ( Мон-гайт , 1963. С. 75–79; Пескарева , 1980; Гайдуков и др ., 2019).

Возникшая на основе Императорской археологической комиссии (1859– 1917 гг.) и Российской государственной археологической комиссии (1917 – начало 1919 г.) организация должна была в духе той эпохи быть им противопоставлена по своим задачам и представлять собой совершенно новый тип научного института. Становление этого этапа реорганизации выразилось и в вопросах выработки названия.

* Работа выполнена при поддержке гранта Президента Российской Федерации МК- 1429.2019.6.

Еще в феврале – марте 1919 г. Н. Я. Марр предлагал членам Комиссии такие варианты, как Академия археологии или Российская государственная академия археологических знаний. Но, как свидетельствуют документы, итоговый вариант возник не в среде ученых, а на заседании Народного комиссариата просвещения. Именно на обсуждении проекта будущей организации в Коллегии Наркомпроса впервые и было озвучено ее новое название – Российская академия материальной культуры ( Платонова , 1989. С. 11; Платонова , Мусин , 2009. С. 1102).

По всей видимости, главную роль в этом преобразовании сыграл М. Н. Покровский, занимавший должность заместителя наркома просвещения РСФСР (1918–1932). Слово «история» в название добавил лично В. И. Ленин ( Клейн , 2011. С. 4). Новый термин прижился и устроил все стороны. «История материальной культуры» вполне соответствовала официальной повестке государства, была созвучна «историческому материализму», и в то же время так официально обозначался разрыв с дореволюционной археологией с ее «эмпиризмом и ве-щеведением». Отметим, что в этот период историческая наука, возглавляемая М. Н. Покровским, в целом переходит на «марксистское понимание истории». Проблематика смены общественно-политических формаций и вопросы классовой борьбы становятся ее основными сферами изучения.

В этой связи такое кардинальное новшество в названии археологического учреждения кажется вполне закономерным. Впрочем, и сам термин «археология» трактовался к этому периоду довольно широко. Окончательно утвердившийся в России лишь во втор. пол. XIX в., он включал в себя самые разные области гуманитарного знания ( Формозов , 1975. С. 217). Это отчетливо можно проследить, например, на составе отделений XV Археологического съезда, проведенного в Новгороде в 1911 г. Помимо исключительно археологических, присутствуют отделения археографии и архивоведения, памятников языка и письма, церковных древностей ( Гайдуков, Жервэ , 2011. С. 7).

В РАИМК была продолжена данная традиция. Комплексное понимание истории материальной культуры, как и археологии раньше, отразилось на ее структуре, в которую вошли следующие отделения: этнологическое, археологическое и художественно-историческое. Как и прежде, изучение вещественных источников или всего спектра объектов, которые включала в себя материальная культура, должно было вестись с привлечением данных этнографии, искусства, фольклора, лингвистики и прочих дисциплин. Фактически археология лишь сменила название, приняв на себя атрибуты и необходимый терминологический багаж наступившей эпохи.

В конечном итоге название нового археологического учреждения сохранялось таким еще многие десятилетия. Последующие структурные изменения на нем не отразились. 12 января 1926 г. Наркомпрос утвердил новый устав, согласно которому РАИМК стала именоваться Государственной академией истории материальной культуры (ГАИМК). В дальнейшем последовали слом научно-организационных структур и масштабная реорганизация этого учреждения, а в 1930 г., в период «академического дела», началась «чистка» сотрудников. Личный состав ГАИМК сократился вдвое ( Платонова , 2010. С. 219, 232).

5 августа 1937 г. ГАИМК выводится из системы Наркомпроса и преобразуется в один из институтов Академии наук СССР – Институт истории материальной культуры имени академика Н. Я. Марра в Ленинграде с отделением в Москве.

Отметим широко освещенные в историографии дискуссии начала 1930-х гг. об определении предмета археологии, ее места в марксистских построениях и противопоставлении ей собственно истории материальной культуры ( Мон-гайт , 1963. С. 79–85; Генинг , 1982. С. 128–136; Пряхин , 1986. С. 108–140; Клейн , 2011. С. 17, 18). Начало им было положено на Всероссийском археолого-этнографическом совещании, состоявшемся в Ленинграде в 1932 г. (Всероссийское археолого-этнографическое…, 1932).

В дальнейшем заметную роль в этих обсуждениях сыграли будущие классики советской археологии А. В. Арциховский, С. В. Киселев, А. П. Смирнов, А. Я. Брюсов. В работах того времени начали появляться предложения о ликвидации археологии как ненужного вещеведения, полной ее замены историей материальной культуры, критикой типологического метода.

В постсоветский период «историю материальной культуры» активно критиковал А. А. Формозов: «…этот термин явно сужает рамки научной дисциплины. Почему только материальная культура? А духовная культура? Ведь археологи изучают наскальные изображения, жертвенные места и храмы, а в первую очередь древние могилы, дающие представления о погребальном обряде разных эпох. Все это следы духовной жизни наших предков, и все это тоже объекты археологического анализа» ( Формозов , 1995. С. 34). О философских истоках, двойственности и многозначности понятия истории материальной культуры для археологов отдельно писал и Л. С. Клейн. Однако в советское время данная работа напечатана не была ( Клейн , 2018).

Не вдаваясь в суть хода и результатов дискуссий начала 1930-х гг., отметим, что в итоге «археология» была вновь принята, конечно, со спецификой того времени, но вопросов об ее замене или необходимости исчезновения уже впоследствии не возникало.

Она становится полноправной исторической наукой, изучающей историю прошлых обществ по остаткам их материализованной культуры ( Генинг , 1982. С. 136).

Подобный поворот был связан, по всей видимости, с изменениями государственной политики в гуманитарной области и последовавшим отказом от идей М. Н. Покровского и его последователей. В этот период происходит восстановление в правах исторической науки в СССР, что, прежде всего, выразилось в возобновлении преподавания истории в школах согласно Постановлению СНК и ЦК ВКПб «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 16 мая 1934 г. (Постановление СНК и ЦК ВКПб…, 1934).

В качестве части этого процесса уже во втор. пол. 1930-х гг. начинается постепенный уход от повсеместного использования «истории материальной культуры», «археология» возвращается на свое исконное место.

В 1936 г. в Ленинграде вышел первый том непериодического издания «Советская археология», в 1939 г. открылась кафедра археологии исторического факультета Московского университета, в 1940 г. А. В. Арциховский выпускает первый учебник по археологии «Введение в археологию». Ни в его названии, ни во введении «история материальной культуры» уже никак не фигурирует (Арциховский, 1940. С. 3, 4).

В 1938 г. Институт истории материальной культуры АН Украинской ССР был переименован в Институт археологии ( Формозов , 1975. С. 218). При этом название головного института истории материальной культуры в Ленинграде осталось прежним. Вероятно, это было связано с тем, что институт носил имя Н. Я. Марра.

Хотя именно в этот период четко определилась профессиональная специфика Института. Отныне он состоял только из археологов ( Мерперт , 1999. С. 25). В дальнейшем состав, структура, цели и задачи Института ограничивались исключительно сферой археологической науки. Впервые вопрос о переименовании обсуждался на Всесоюзном археологическом совещании (ВАС), организованном на базе ИИМК в Москве весной 1945 г. Предложение о смене названия на Институт археологии имени Н.Я. Марра было даже внесено в проект постановления Совнаркома, предложенный комиссией ВАС по составлению плана археологических исследований в составе И. Э. Грабаря, С. В. Киселева и Т. С. Пассек (АРАН. Ф. 457. Оп. 1. Д. 27. Л. 26). Но дальнейшего развития данная инициатива не получила..

Очевидно, что переименование Института не было своевременным и в послевоенный период после очередной реорганизации – 9 февраля 1945 г. московская часть ИИМК по решению Президиума АН СССР становится основным археологическим учреждением АН, а ленинградская – ее филиалом. Наверное, свою роль сыграло и то, что на этом этапе директорами Института являлись не археологи, а историки – Б. Д. Греков (1943–1946) и А. Д. Удальцов (1946–1956). К тому же в 1949 г. в ИИМК происходит очередная идеологическая дискуссия на фоне «борьбы с космополитизмом», являющаяся отголоском споров перв. пол. 1930-х гг. ( Формозов , 1995. С. 77; Тихонов , 2016. С. 254–256).

В 1950 г. началось инициированное И. В. Сталиным развенчание «нового учения о языке» (или яфетической теории) Н. Я. Марра ( Тихонов , 2016. С. 291, 292), положения которого на тот момент многими археологами еще активно использовались. Выразилось это в появлении многочисленных статей с критикой яфетической теории (см, например: Арциховский , 1953. С. 51–69).

С учетом этих факторов вопрос о переименовании ИИМК в начале 1950-х гг. являлся бы преждевременным. В итоге процесс подготовки процедуры переименования Института фактически был запущен только во втор. пол. 1950-х гг., с наступлением уже новой исторической эпохи и относительной либерализацией в гуманитарных науках.

Запуск этого процесса можно связать с деятельностью Б. А. Рыбакова, ставшего директором ИИМК в 1956 г., однако сохранились сведения о том, что первые попытки переименования головного археологического учреждения произошли еще при предыдущем директоре. В фонде документов, связанных с реорганизацией Института, хранящихся в Архиве РАН, была выявлена недатированная записка за подписью А. Д. Удальцова в бюро Отделения исторических наук АН СССР (ОИН). С учетом того, что в ней стоит ссылка на решения Ученого совета ИИМК от 22.12.1955, ее можно отнести к 1956 г.

Наряду с ходатайством о выделении в структуре Института сектора эпохи раннего железного века и создании сектора археологической картографии в нее включено предложение о переименовании: «Наконец, давно назрел вопрос об изменении самого названия Института истории материальной культуры, по традиции перешедшего от ГАИМК. В отличие от б. ГАИМК, ИИМК в современном своем состоянии работает над более узким кругом исторических проблем, но с более четко выраженным профилем. По существу, ИИМК является головным археологическим учреждением страны и называться ему правильнее “Институтом археологии АН СССР”. Дирекция ИИМК просит Бюро ОИН возбудить ходатайство о переименовании ИИМК в Институт археологии» (АРАН. Ф. 1909. Оп. 1. Д. 512. Л. 56).

Дальнейшего развития данное ходатайство не получило. Резолюция ОИН на этот документ отсутствует. Очевидно, записка носила лишь рекомендательный характер.

В следующий раз обсуждение вопроса о переименовании ИИМК произошло уже при директоре Б. А. Рыбакове на сессии ОИН и Пленуме ИИМК (25–30 апреля 1957 г.). Пленум постановил ходатайствовать перед бюро ОИН о переименовании Института ( Деопик, Полубояринова , 1957. С. 327). При этом вновь окончательного решения не случилось, по неизвестной причине вопрос был отложен. Возможно, вопрос был отодвинут из-за множества других проектов и реорганизаций, инициируемых новым директором, свою роль мог сыграть и бюрократический фактор. Окончательное решение о переименовании академического учреждения могло быть принято только на уровне Президиума АН СССР, резолюции же пленумов и сессий ОИН носили скорее рекомендательный характер.

Тем не менее уже в конце следующего года произошло очередное обсуждение названия Института. На совместном заседании бюро ОИН и Ученого совета ИИМК 30 декабря 1958 г. Б. А. Рыбаков уже в самом начале своего итогового доклада отмечает несоответствие настоящего названия ИИМК: «Название наше по-прежнему не соответствует проблематике Института: наше наименование шире, чем та область, которой мы занимаемся. Мы продолжаем заниматься археологией, но археологией в ее историческом понимании» (АРАН. Ф. 457. Оп. 1. Д. 101. Л. 3). При этом в заключительной части своего выступления Б. А. Рыбаков к этому уже не возвращается.

В ходе обсуждения на необходимость переименования указал заместитель директора ИИМК Е. И. Крупнов: «Подробный доклад директора ИИМК Рыбакова со всей убедительностью показал, что наш Институт является археологическим учреждением. Я хотел бы снова вернуться к вопросу о том, что у нашей общественности давно зреет убеждение, что название наше нужно изменить – он должен назваться Институтом археологии. Сейчас этот вопрос, вероятно, нельзя решить, но тогда, когда его можно будет решить, мы просили бы вашей поддержки, чтобы вопрос был решен должным образом. Мы не занимаемся этнографией, мы не занимаемся вопросами прикладного искусства, а между тем, если наш Институт называется Институтом истории материальной культуры, – он должен привлекать в качестве основных и такого рода источники» (АРАН. Ф. 457. Оп. 1. Д. 101. Л. 66).

Эти выступления свидетельствуют, что проблема названия Института в научной среде уже давно назрела и обсуждалась. Никаких возражений против переименования не было. К этому моменту, по всей видимости, существовали лишь бюрократические преграды.

На предложение Е. И. Крупнова последовал следующий ответ Б. А. Рыбакова: «Что касается перемены названия. Мы, по существу, являемся, конечно, Институтом археологии. Правда, старое название за 40 лет настолько укоренилось, что я не знаю, стоит ли его менять. Но мы еще обсудим этот вопрос. Институт археологии – это коротко и ясно. В Киевской Академии Наук – Институт археологии, в Польше – исключение, так как польский институт объединяет этнографов, историю техники, которые у нас имеют специальные институты» (АРАН. Ф. 457. Оп. 1. Д. 101. Л. 95). Отметим в дополнение, что в этот период в Болгарии и Югославии функционировали Археологический институт и музей и Археологический институт соответственно.

В результате при обсуждении итогов пленума по предложению А. Ф. Медведева было решено ходатайствовать перед Президиумом АН о переименовании ИИМК (АРАН. Ф. 457. Оп. 1. Д. 101. Л. 97, 101, 102).

На этот раз решение совместного заседания ОИН и Ученого совета Института получило свое развитие – уже 4 сентября 1959 г. вопрос о переименовании ИИМК был поставлен на заседании Президиума АН СССР. Отметим, что обсуждение носило скорее формальный характер и ограничилось только кратким представлением о необходимости смены названия ИИМК, зачитанным директором Института истории АН СССР В. М. Хвостовым: «…Нынешнее название Института не соответствует ни установившемуся профилю этого Института, ни содержанию его действительной работы. Унаследовано это название от прошлого, когда существовала Российская академия истории материальной культуры, основанная в 1919 г., а затем расформированная. Там объединялась работа по целому ряду специальностей. Возможно, что тогда это название было оправданным, сейчас оно не соответствует действительной работе Института. В связи с этим бюро Отделения исторических наук вносит на рассмотрение Президиума следующее постановление: “Ввиду того, что современное название Института истории материальной культуры не отражает действительного содержания и специфики этого учреждения, задачей которого является исследование на основе археологических памятников древнейшего прошлого человечества, Президиум Академии Наук СССР постановляет: изменить название Института истории материальной культуры АН СССР на «Институт археологии АН СССР», как более соответствующее профилю и задачам Института”» (АРАН. Ф. 1. Оп. 3б. Д. 249. Л. 44).

Проект был принят единогласно, 4 сентября 1959 г. было выпущено постановление Президиума АН СССР (рис. 1) – Институт был официально переименован (АРАН. Ф. 1909. Оп. 1. Д. 512. Л. 67).

В дальнейшем исследователи исключительно положительно оценили произошедшее переименование. Например, Д. Б. Шелов отмечал, что современное название «более соответствует содержанию научной тематики и месту, занимаемому им в системе учреждений Отделения истории Академии наук» ( Шелов , 1991. С. 20). Даже столь неоднозначно относящийся к Б. А. Рыбакову А. А. Формозов выделяет переименование Института как его безусловную заслугу

№

1^-7 -ам-М-^^ -/V

ПРЕЗИДИУМ АКАДЕМИИ НАУК СОЮЗА ССР

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

в^^*; 5х'

ст 4 сентября 1959 г. 18 66' г .Москва

0 переименовании Института истории материальней культуры АН СССР

Ввиду того, что современное название Института истории материальной культуры Академии наук СССР не отражает действительного содержания и специфики работы этого учреждения, задачей которого является исследование на основе археологических памятников древнейшего прошлого человечества, Президиум Академии наук СССР ПОСТЛНОБЫЕТ:

Изменить название Института истории материальной культуры АН СССР на "Институт археологии АН СССР" как более отвечающее профилю и задачам Института.

й ученый секретарь а Академии наук СССР академик - А.в.Топчиев

, Президент кАка демии наук СССР академик - А.Н.Несмеянов

АН СССР Й 1509-1, т. 70 экз. '•1Х.59г. 5

Рис. 1. Постановление Президиума АН СССР о переименовании Института истории материальной культуры АН СССР (АРАН. Ф. 1909. Оп. 1. Д. 512. Л. 67)

( Формозов , 1995. С. 91). Л. С. Клейн видит в этом событии завершение общего процесса, начавшегося в середине 1930-х гг. и выразившегося в восстановлении в правах прежних источниковедческих задач и самого термина «археология» ( Клейн , 1993. С. 23).

Примечательно, что в своих мемуарах Н. Я. Мерперт, работавший в ИИМК с 1949 г., также поднимает проблему его названия: «…мне представляется неправомерным наименование “Институт истории материальной культуры”, которое долгие годы носил наш институт. Надо помнить, что исследование каждого сколько-нибудь сложного объекта должно рассматривать обе стороны его назначения – материальную и духовную. А в приведенном выше случае непонятно, кому передать определение духовной функции вскрытого объекта? Еще одному институту?» ( Мерперт , 2011. С. 380).

Сейчас переименование 1959 г. Института истории материальной культуры в Институт археологии кажется несколько запоздалым событием. Термин «история материальной культуры» как замена «археологии» фактически потерял свой первоначальный смысл уже во втор. пол. 1930-х гг. При этом очевидно, что само переименование могло произойти только после полного развенчания учения Н. Я. Марра и завершения определенной исторической эпохи, имевшей ключевое влияние на развитие исторической науки в СССР.