Experience of studying skeletal remains from the roman period vaults in the Phanagoria eastern necropolis

Биоархеологические подходы к изучению палеоантропологических материалов из античных некрополей в практике современных отечественных археологических исследований только начинают реализовывать свой научный потенциал. Несмотря на то что история изучения палеоантропологических материалов из античных памятников Северного Причерноморья насчитывает около 200 лет ( Иванов , 2006. С. 161), она изобилует скорее примерами негативного характера. Еще в 1860 г. А. П. Богданов призывал «…относиться к древним останкам Крыма и прилегающих к нему местностей так, как делается еще теперь, и на что ученый мир смотрит чересчур снисходительно» ( Богданов , 1884. С. 125).

Как это часто случается, наиболее яркие памятники, ставшие «визитными карточками» целых районов, благодаря найденным там великолепным произведениям древних мастеров до сих пор не могут получить полноценную документацию и осмысление по причинам варварски небрежного отношения к скелетным останкам погребенных. Так, совсем недавно была опубликована работа О. В. Шарова, посвященная анализу материалов из знаменитого курганного погребения с Золотой маской, обнаруженного А. Б. Ашиком в 1837 г. близ Керчи (с. Глинище). Эта публикация, вошедшая в блок работ, представляющий обсуждение проблем сложения раннегосударственных образований и «княжеской культуры» на Северном Кавказе в конце Античности – начале Средневековья (Мастыкова, 2014. С. 3), отражает современный уровень археологических исследований в области поиска инструментов изучения социальной стратификации древних и средневековых обществ. Поэтому все базовые характеристики индивида, вещевое сопровождение и погребальную обрядность которого анализируют, имеют первостепенную важность. В начале сообщения автор высказывает сожаления по поводу ряда неточностей в публикациях этого погребения, но в тексте отсутствуют какие-либо рефлексии по поводу утраты скелетных останков. Между тем О. В. Шаров (2014. С. 170) раскрывает интригующую картину неоднозначности интерпретаций пола по костюму и вещевому набору. Очевидно, что предметы материальной культуры не могут дать сами по себе окончательный ответ на этот вопрос. Антропологическая экспертиза маски, выполненная И. И. Гохманом, только накалила интригу, однозначно признав изображение как мужское. Между тем, если бы были сохранны останки этого индивида, нам бы не пришлось длить эту дискуссию, и мы бы имели один из трех возможных ответов:

• 1.    Мужское погребение.

• 2.    Женское погребение.

• 3.    Индивид, морфологическое определение пола которого затруднено.

Последний вариант может показаться, на первый взгляд, бессодержательным, однако и он может быть чрезвычайно важен в связи с культурной атрибутикой погребения. Напомню, что вопрос о сложностях определения биологического пола погребенного далеко не всегда связан с плохой сохранностью останков. Так, при изучении среднедонских курганных погребений скифского времени были отмечены эти проблемы ( Козловская , 1997. С. 161; Козловская, Зенкевич , 2001. С. 145), а затем были обнаружены индивиды с яркими проявлениями синдрома Морганьи, связанного с гормональными нарушениями ( Бужилова, Козловская , 2001. С. 200, 201). При публикации материалов «царского» кургана 1 могильника Филипповка 1 Л. Т. Яблонский отмечал, что «определение пола по морфологии костей посткраниального скелета и черепа вызывает большие затруднения» ( Яблонский , 2014. С. 6). Нет необходимости доказывать, насколько меняются выводы о специфике знаменитого погребения с Золотой маской в зависимости от первого, второго или третьего варианта результатов антропологической экспертизы пола, насколько значима роль гендера в древних социумах, признававших возможность его непостоянства на протяжении жизни.

Это вступление, касающееся одного неосуществленного сюжета, ставит своей целью прежде всего обратить внимание исследователей на безусловную важность антропологического источника, необходимость бережно собирать и хранить скелетные останки, понимая, что каждое последующее поколение исследователей сможет получить новую информацию о реальных людях прошлого.

Формирование хорошо документированных палеоантропологических коллекций затрудняется плохой сохранностью костного материала, обусловленной влиянием грунта. Однако, кроме этого, существует большая методическая проблема сохранения скелетных останков в период расчистки погребений. Пагубное влияние высокой температуры, резкого изменения влажности, солнечных лучей и пр. зачастую приводит к тому, что в период зачистки скелета утрачивается до 80 % сохранившихся материалов. Эта проблема существует и требует серьезного обсуждения.

Как уже сказано, палеоантропологические материалы очень давно находятся в поле изучения населения античных центров Северного Причерноморья. Большая часть этих работ освещает краниологическое разнообразие серийных материалов хорошей сохранности из некрополей (например, Герасимова , 1976. С. 109; Герасимова и др. , 1987) и связана с вопросами этногенеза. Между тем биоархеологический подход позволяет нам проводить исследования и с материалами фрагментарной сохранности.

Материалы

Предлагаемое сообщение основано на материалах, полученных в ходе археологических исследований Восточного некрополя Фанагории, проводимых А. Н. Ворошиловым1, им же выполнены культурно-хронологические атрибуции склепов. Так, в 2013 г. были вскрыты и изучены несколько склепов. Традиционно склепы, содержащие большое число скелетных останков, рассматриваются как семейные. Исходя из этого определения, в погребении должны присутствовать останки членов семейной группы (мужчины, женщины, дети). Материалы склепов с большим числом индивидов позволяют проверить эту гипотезу, используя данные палеоантропологии.

Крупные склепы римского времени, т. е. первых веков нашей эры, содержат массовый палеоантропологический материал. Фанагорийские гробницы с многочисленными погребениями в этом смысле не являются уникальными. Так, в позднескифских погребениях некрополя Опушки ( Храпунов и др. , 2009) присутствуют сотни индивидов.

Захоронения с многочисленными погребениями – своеобразный указатель длительной преемственности в некоторых (семейных?) структурах и, следовательно, известной стабильности в обществе. В любом случае, выборка скелетных материалов из склепа – заведомо «искусственная», объединенная на основе некоего признака. Как правило, apriori таким признаком становится принадлежность к единому семейному коллективу. Таким образом, если мы исходим из точки зрения о том, что склеп – семейная усыпальница, то изучение этих групп в каком-то смысле – изучение семейных историй.

Отмечу, что такого рода материалы из фанагорийских некрополей обособленно не подвергались специальному антропологическому анализу еще ни разу за всю более чем 150-летнюю историю изучения некрополей этого крупнейшего города Азиатского Боспора.

Сохранность скелетных материалов из склепов Восточного некрополя фрагментарная, поэтому классическое морфологическое исследование невозможно. Тем не менее собран материал, позволяющий проводить половозрастные определения, отдельные измерения и описания признаков, наиболее часто исследуемых по программам исторической экологии человека ( Бужилова и др. , 1998).

Результаты описаний антропологических материалов из склепов

Наиболее многочисленными и, соответственно, интересными для работы оказались скелетные серии из склепов 191 и 195. Склеп № 191 представлял собой уникальное масштабное сооружение из каменных плит. За долгую историю своего существования склеп неоднократно грабили и разрушали, поэтому сохранность материалов фрагментарна.

Одной из целей исследования было проверить гипотезу о том, что склеп служил семейной усыпальницей. Для этого привлечем возможности палеодемографии, палеопатологии, морфологии скелета.

Палеодемографическая информация . Прежде всего было необходимо определить минимальное число индивидов, погребенных в склепе. Для этого производилась разборка материалов с выявлением и подсчетом аналогичных костей или фрагментов костей. Подсчитывались фрагменты дистальных эпифизов правых и левых плечевых, локтевых, лучевых, пяточных и пр. костей. Затем выполнялась половозрастная диагностика этих костей или их фрагментов, проводилось сопоставление по различным отделам скелета. На основании полученных результатов определялось минимальное число индивидов, которое и фигурирует в приведенных ниже сведениях.

Минимальное число индивидов из склепа № 191 составило 74 (возможно, их было больше). Половозрастные определения позволили нам составить картину «демографического своеобразия» группы из склепа. Для этого была использована палеодемографическая программа «Acheron», разработанная Д. В. Богатенковым и широко применяемая в палеодемографических исследованиях ( Алексеева и др. , 2003. С. 16–20). Обращает на себя внимание тот факт, что в группе резко нарушены паритетные (или близкие к ним) численные соотношения мужчин и женщин, которые типичны для семейных групп. Фрагменты мужских скелетов резко преобладают, составляя около 80% численности всех взрослых. Также отмечу непропорционально малое число детских погребений. Всего детей обнаружено 5, что составляет около 7 % общего количества индивидов. Детей младенческого возраста нет вообще. Связывать их отсутствие с факторами сохранности безосновательно, так как детские скелеты сохраняются, как правило, не хуже (если не лучше!). В этой группе детей трое относятся к возрастной группе 5–9 лет, один ребенок в возрасте 3–4 года и один подросток 10–14 лет. Очевидно, что такое возрастное соотношение не отражает структуру детской смертности, а носит случайный характер.

Рассмотрим структуру смертности мужчин и женщин из склепа № 191. Из тринадцати женщин 60 % не доживают до тридцати пяти лет. Эта картина вполне стандартна для этих исторических обстоятельств, когда риски смерти женщин в значительной мере были связаны с проблемами беременности, родов, послеродовым периодом. Динамика смертности мужчин довольно сложная. С одной стороны, довольно много мужчин доживают до возраста старше сорока лет (около 40%), а с другой – в группе присутствуют юноши в возрасте 15–19 лет и молодые люди 20–29 лет. Средний возраст смерти – 38 лет – в данном случае умеренно информативен, так как не отражает сути демографических показателей в мужской серии. Как следует из полученных данных, максимальное число смертей приходится на возраст старше 45 лет, что отражает очень высокое качество жизни группы этих мужчин по сравнению с другими демографическими выборками этой эпохи. К наиболее вероятным причинам ранней смерти логично отнести высокий уровень агрессии (боевые столкновения).

Таким образом, в этой группе сочетаются демографические черты привилегированного социального слоя (большое число индивидов старшего возраста) и военизированной группы (высокий риск смерти в раннем возрасте). Поэтому есть известные основания, чтобы считать, что в склепе могли захораниваться представители семей (или иных группировок?), связанных с высокостатусным военным ремеслом. На основании палеодемографических данных группировка из склепа № 191 никак не может быть оценена как «семейное захоронение», так как здесь четко выражены признаки избирательности.

Данные о встречаемости эмалевой гипоплазии . Этот признак отражает интенсивность задержек роста в период формирования зубных коронок и расценивается как маркер эпизодического стресса. В ходе сбора материала были обнаружены 336 зубов, большей частью разрозненных, принадлежавших взрослым мужчинам и женщинам. Кариозные повреждения встречены только на 10 зубах, что составляет менее 3 %. При всех обстоятельствах, связанных с сохранностью материала, можно с уверенностью судить о том, что кариозные повреждения встречаются крайне редко. На молочных зубах кариес не встречен. Эта ситуация крайне нетипична для оседлого земледельческого населения, а тем более для обществ с развитыми традициями сложной кулинарии. Хорошее состояние зубной системы – черта, свойственная кочевникам, которые не употребляют значительных объемов углеводов, зато включают молочные продукты. Безусловно, связывать хорошее состояние зубной системы напрямую с тем или иным хозяйственным укладом – недопустимое упрощение задачи. Однако отмеченные тенденции существуют. На скелетах из погребений эпохи эллинизма этого же некрополя частота кариозных повреждений существенно выше. В группе из склепа № 191 также были отмечены только единичные случаи множественной эмалевой гипоплазии, возрастной парадонтопатии.

Травмы и механические стрессы. Кости посткраниального скелета сохранили множественные свидетельства значительных мышечных нагрузок, механических стрессов, травм, которые приходилось переносить этим людям. Вот некоторые из них:

• 1.    Заросший перелом нижней трети диафиза малой берцовой кости мужчины зрелого возраста.

• 2.    Энтосопатии латеральной части левой ключицы, свидетельствующие о значительных физических нагрузках на верхний пояс конечностей.

• 3.    Ложный сустав на правой локтевой кости, появившийся в результате неблагополучного заживления травмы (перелом, рубленая рана).

• 4.    Разрастание костной ткани в месте прикрепления мускулатуры плечевой кости, сформировавшееся в результате многократных микротравм, связанных с сильными и резкими сокращениями мышц.

Еще одна особенность, встреченная на костях посткраниального скелета, которая может быть использована для реконструкции образа жизни погребенных, – дополнительная фасетка на шейке бедренной кости. Этот признак является составной частью «комплекса всадника», обоснованного А. П. Бужиловой ( Бужилова , 2008. С. 119). С другой стороны, эти функциональные реактивные структуры в области перехода головки бедренной кости в шейку могут быть связаны не только с верховой ездой, но и с частым нахождением в позе «на корточках» или «по-турецки», выполнением определенных физических усилий в этой позе. Так, например, эти изменения неоднократно были отмечены мною при описании скелетных материалов Древнего Царства из раскопок скальных погребений Гизы (Египет) и никак не могут быть связаны именно с верховой ездой. В любом случае травмы и следы механических стрессов указывают на то, что мужчины, захороненные в склепе № 191, были подвержены риску получения разного рода травм, а также испытывали разнообразные значительные физические нагрузки начиная с периода детства/отрочества.

Основываясь на единичных определениях длины тела по продольным размерам плечевой и бедренным костям (формула М. Троттер и Г. Глезер (1952) для европеоидов) ( Алексеев , 1966. С. 234–235), можно заключить, что рост мужчин варьировал в пределах 160–170 см, а длина тела женщин – 155–165 см. Полученные величины могут быть квалифицированы как умеренные и средние и в данном случае не несут в себе значимой дополнительной информации.

Кроме описанных выше ингумаций, в заполнении склепа было обнаружено скопление кремированных костей человека. Общая масса останков составила около 500 г. Определимые фрагменты позволяют считать, что они принадлежали мужчине старше 30 лет. В скоплении присутствуют фрагменты светло-серого цвета, средний размер которых составляет около 3–4 см. На них хорошо выражены деформационные трещины, которые сформировались в результате сжигания тела на погребальном костре. В целом картина соответствует античной традиции кремации.

Склеп № 195, вероятно, функционировал гораздо менее продолжительное время. По определению А. Н. Ворошилова, он использовался в I в. н. э. Все скелетные останки также подразделяются на две хронологические группы:

• 1.    Ранняя, которая представлена скоплением смещенных и перемещенных фрагментированных останков у восточной стенки склепа, образовавшимся в результате «освобождения» места для последующих погребенных.

• 2.    Более поздняя, соответствующая периоду завершения функционирования склепа, представленная тремя скелетами, сохранившими анатомически правильное расположение костей. Они располагались вдоль длинных (южной и северной) стен склепа, in situ на «лежанках».

К первой группе могут быт отнесены минимум 10 индивидов. Материалы представлены преимущественно фрагментами посткраниальных скелетов. Наибольшее число фрагментов аналогичных участков скелета (фрагменты верхней четверти левых бедренных костей) – 8. На основании этого можно сделать предположение, что в скоплении находились останки минимум восьми взрослых индивидов. Кроме этого, обнаружены две детские правые пяточные кости. Среди взрослых индивидов минимум пятеро – мужчины. Реконструирована длина тела одного мужчины и одной женщины, соответственно 170 и 150 см.

Ко второй группе относятся три скелета. Два из них обнаружены на северной лежанке. Верхний скелет – мужчина 40–49 лет, нижний скелет – женщина в возрасте 25–35 лет. По длинам бедренных костей реконструирована длина тела (мужчина – 168 см, женщина – 151 см). Еще один скелет обнаружен на южной лежанке – это ребенок в возрасте 3–4 года.

Незначительное число индивидов в склепе не позволяет нам обращаться к статистическим характеристикам, поэтому ограничусь кратким описанием тех же позиций (палеодемография, маркеры физиологического стресса, травмы и механические стрессы).

К возрасту старше 40 лет могут быть отнесены четверо мужчин. Таким образом, наблюдается тенденция, описанная выше для склепа № 191: число мужчин существенно больше (девять мужчин и четыре женщины), высокий процент индивидов старшего возраста, малая доля детских захоронений.

Среди особенностей, которые были отмечены на фрагментарных останках индивидов из склепа № 195, следует выделить высокий процент встречаемости фасеток шейки бедра, о которых было сказано выше. Состояние зубной системы погребенных также характеризуется пониженными показателями кариозных поражений.

На фрагментах черепа мужчины, обнаруженных в общем скоплении, просматриваются легкие следы преднамеренной деформации головы, проявившейся в развитии предвенечного валика и позадивенечного вдавления². Такие преднамеренные деформации, но в более ярко выраженной форме, неоднократно отмечались ранее как предшествующими исследователями Фанагории ( Герасимова и др. , 1987. С. 71), так и исследователями территории Синдики ( Добровольская, Медникова , 2010. С. 484, 485). Среди антропологических материалов Восточного некрополя Фаногории женщины из погребений № 189 и № 200, а также ребенок из погребения № 210 имеют следы аналогичного типа деформации.

Подобная форма преднамеренной деформации головы отмечена ранее и в других памятниках. Судя по описаниям, аналогичные формы изменения головы встречены у мужчины из склепа № 6, I век н. э., на городище Артезиан ( Винокуров, Дробышевский , 2006. С. 84), у женщины из погребения № 236 позднеримского времени в некрополе Широкая Балка, у мужчины погребения № 206, также позднеримского времени, того же некрополя Широкая Балка, у скелета женщины, обнаруженного в хозяйственной яме 80 (костяк 1) на поселении Мысхако (первая половина III в. н. э.) ( Медникова, Балуева , 2009. С. 140).

Важно отметить, что материалы Восточного некрополя Фанагории в целом позволяют считать, что эта варварская традиция не получила такого широкого распространения как в среде собственно сарматского населения Нижнего Дона, так и городского населения Танаиса ( Батиева , 2006. С. 67. Табл. 10, 12; 2011. С. 84–85).

На височных костях и нижней челюсти ребенка, погребенного на южной лежанке склепа № 195, обнаружены следы патологических изменений, которые связываются с болезнью и геморрагическими поражениями в области челюстного сустава, что типично для детской формы цинги (болезнь Чидла – Меллера – Барлоу) ( Бужилова , 2005. С. 220–221).

Кроме описанных ингумаций, в склепе был обнаружен сосуд с кремированными останками человека. Общая масса скопления значительна, она превышает 3 кг, что само по себе свидетельствует о том, что в скоплении собраны останки более чем одного индивида. Разбор фрагментов позволил выявить две группы фрагментов, отличающихся по цвету и ряду других признаков. Более светлые (светло-серые) фрагменты различных отделов скелета с ярко выраженными деформационными трещинами, пластическими деформациями – результат кремации индивида сразу после кончины. Более темные (черно-бурые) фрагменты не имеют подобных пластических изменений, а также деформационных трещин. Это, скорее, обугленные кости. Такие цветность и свойства фрагментов формируются при сжигании не тела, а скелета, ткани которого потеряли большую часть влаги.

Обе группы фрагментов включают анатомически аналогичные участки, поэтому есть все основания заключить, что в сосуде находятся останки двух взрослых мужчин в возрасте 25–39 лет. Важно отметить, что второй вариант погребальной обрядности – кремация (сожжение скелета) – не характерен для римской традиции.

Итак, в склепе № 195 были обнаружены останки 15 индивидов: 8 – мужчины, четыре женщины и трое детей. При крайне фрагментарной сохранности скелетов подобная структура гораздо больше соответствует нашим представлениям о половозрастных особенностях семейных склепов. Признаки специфического образа жизни и относительно высоких показателей продолжительности жизни позволяют нам относить эту группу из склепа № 195 к особой социальной среде.

Заключение

Таким образом, анализ особенностей фрагментированных скелетных останков из двух склепов Восточного некрополя Фанагории римского времени указывает на существование общих характеристик в части половозрастной структуры, характера физических нагрузок и состояния здоровья людей, а также присутствия мужских кремаций. Это дает основание относить индивидов к особой, достаточно высокостатусной социальной группировке. Однозначно можно судить о том, что далеко не все склепы были семейными усыпальницами. Вероятно, принадлежность к определенной единокровной группе была необходимым, но не достаточным условием, чтобы быть захороненным в таком склепе.