Differences between Tamga-sing studies and heraldry

В августе 2021 г. исполнилось 300 лет со дня обнаружения российской наукой памятников так называемой древнетюркской рунической письменности. В 1721 г. Д. Г. Мессершмидт встретил в Хакасии стелу, покрытую знаками самобытного енисейского письма. С тех пор выяснилось, что такие памятники

1 Работа выполнена согласно Государственному заданию ИА РАН – НИР № НИОКТР 122011200266-3.

ставили у курганов князей VIII – начала XI в. Согласно классическому древнехакасскому обряду, камнеписные строки содержали слова горестного плача самого умершего. Потому в начале текста стояло имя покинувшего этот мир героя и высекалась его личная тамга. Иногда называлось имя его отца и деда.

В 1950-е гг. Л. Р. Кызласов отыскал эпитафии отцов и сыновей, в одном случае – деда, отца и внука (соответственно рунические памятники Е 3, Е 43 и Е 44), сопоставил их тамги и, поняв законы графических изменений знаков по поколениям, к 1960 г. определил лично-семейную принадлежность шести групп таких символов. Тамги составили генеалогические древа отдельных аристократических семей до 6–7 поколений (рис. 1). Картографирование этих групп (с дополнением образцов, вырезанных на скалах) обрисовало на Верхнем Енисее земли шести наследственных владений IX–X вв. и, доказывая родственные связи, указало, откуда пришли в Туву князья – основатели этих династий (рис. 2) ( Кызласов , 1960; 1965).

Основу исследования составила замеченная Л. Р. Кызласовым особенность древнехакасской эмблематики: всякий раз сын сохранял форму отцовской тамги, лишь дополняя ее одним элементом. Обычно это был новый штрих. Благодаря проведенной типологии собранных знаков каждая новая тамга занимала свое место в цепи поколений, а графический облик недостающих звеньев мог быть надежно восстановлен (рис. 1: III , 6 , V 9 ).

Так, совершенно независимо была открыта лично-семейная принадлежность тамговых знаков южносибирского Древнехакасского государства, отстоявшего от названных башкирских материалов на тысячу лет и тысячи километров.

Вслед за Тувинской котловиной подобное изучение было проведено на землях Среднего Енисея ( Кызласов , 2019. С. 172, 173. Рис. 22), начато и в отношении тамгового материала тюркоязычного населения Алтая и Монголии ( Кызла-сов , 2004. С 115, 116. Рис. 5–10). Тамговые знаки аристократического тюркского рода Ашина, вырезанные на мемориалах Второго Восточнотюркского каганата (682–745 гг.) в виде геральдических козликов, принадлежали к одной семейной линии с Кюль-тегином и Бильге-каганом (рис. 3: 3, 4 ) и, изменяясь по уже известному нам закону, показали тот же лично-семейный характер, выстроив родословное древо в 4–5 поколений. Эти генеалогические цепочки обнаружили кровные связи и тем указали тамгу самого Эльтерес-кагана, в 682 г. возродившего Восточнотюркское государство (рис. 3: 1 ).

Тем же законам подчинялись и тамги Уйгурского каганата середины VIII – середины IX в. Каганская бутоновидная тамга венчает единственный памятник – стелу Моюн-чура (Баян-чора) (рис. 4: I ), этим знаком сам владыка отметился и на плите в Шивет-Улане. Там же вырезал свой знак и его потомок, проявив этим принцип графического развития лично-семейных тамг через добавление нового элемента к неизменному символу прямого предка. Из семьи, владевшей другими тамгами в виде широкой дуги, происходили резчики двух памятных стел Уйгурского каганата – Терхинской и Моюн-чура (50–60-е гг. VIII в.). Добавив к ним подобные знаки, вырезанные на скале Дэл-ула, получаем тамги одной семьи наследственных создателей орхонских стел в четырех поколениях, т. е. не менее чем за столетие (рис. 4: II ). Третий тип тамг – круг с противолежащими отводками. Самый сложный знак этого типа высечен позднее слева от каганской

Рис. 1. Изменения по поколениям I, II, III, V и VI групп древнехакасских лично-семейных тамг. Хакасско-Минусинская и Тувинская котловины.

В рамке – умозрительно восстановленные формы тамговых знаков. По Л. Р. Кызласову ( Кызласов , 1965)

Рис. 2. Карта княжеств Тувинской котловины второй половины Х в., воссозданная по расположению лично-семейных тамг. По Л. Р. Кызласову ( Кызласов , 1965)

Рис. 3. Тамговое древо династийного рода II Восточнотюркского каганата

1 – Унгету; Шивет-Улан, лев; Онгин, скульптура; мемориал Кюль-тегина, скульптура; Асхете; 2 – Онгин, малая стела (дважды), балбал; 3 – стела Кюль-тегина; Кошо-Цайдам III, скульптура; 4 – стела Бильге-кагана; 5 – форма, реконструируемая автором; 6 – Онгин, большая стела; 7 – Кошо-Цайдам III, скульптура. Составлено автором

Рис. 4. Тамги Уйгурского каганата

I – стела Моюн-чура, по Г. Рамстедту; II – знаки создателей младших орхонских надписей (1–3, 6 – гора Дэл-ула; 4 – Дэл-ула и стела Моюн-чура); III – развитие тамг третьего типа (1, 10 – скала с надписью Тэс I; 2–4, 7, 8 – воссоздаваемые знаки; 5 – Шарбулак I; 9 – стела Моюн-чура). Составлено автором тамги на вершине той же стелы Моюн-чура (759/760 г.). Гербовые знаки этой семьи ныне представляют пять поколений (рис. 4: III). Ряд форм при этом могут быть восстановлены, закономерно дополняя облик не найденных пока тамг.

Датировав и типологизировав древнехакасские тамги Тувы, Л. Р. Кызласов отметил, что «эти знаки являются личными и что их эволюция в своих основах совпадает с классификационным принципом известных, распространенных в синхронное время (X–XII вв.) на Руси княжеских знаков – так называемых “знаков Рюриковичей”». Принцип изменения последних по поколениям четко характеризовался приведенными исследователем словами В. Л. Янина: «…каждый знак должен состоять из двух разнородных частей: знака предшественника и “отпятныша” (одного или нескольких в зависимости от числа наследников) <…>. Необходимо учитывать по крайней мере следующие обстоятельства: 1) связь знаков деда и внука должна быть эволюционно опосредованной знаком отца; 2) при большом числе наследников знаки младших братьев основываются не только на отцовском, но и учитываются особенности знаков старших братьев, во избежание возможного повторения» ( Кызласов , 1960. С. 105–107; Янин , 1956. С. 3).

Как видим, в отечественной исторической науке самостоятельно возникли три центра изучения тамгообразных гербовых знаков: 1. Давнее отслеживание и поименное определение древнерусских родовых и лично-родовых знаков Рюриковичей; 2. Разработанное к 1960 г. тамговедение княжеских семей Древнехакасского государства, на деле установившее существование общих закономерностей в раннесредневековых аристократических гербовых системах Второго Восточнотюркского и Уйгурского каганатов – научной области, развивающейся ныне; 3. Сформированные к 1904 г. основы эмблематики, до ХХ в. бытовавшей в традиционной культуре башкирского народа.

Как выяснилось, лично-семейный статус и закономерности изменения наследственных аристократических знаков в раннесредневековых государствах Южной Сибири, Центральной Азии и Восточной Европы были одинаковы.

Это положение очевидно каждому систематику, обработавшему большую серию знаков и подвергшему ее сравнительно-типологическому анализу. Искушенный специалист, составивший наиболее полную современную сводку знаков Рюриковичей (рис. 5), заключает: «Социально престижный изобразительный символ в виде двузубца (из которого развился трезубец. – И. К .) не был принесен первым династом из-за моря, а появился уже в Восточной Европе. <…> Я не исключаю, что тип социально престижного изобразительного символа в форме двузубца был заимствован Рюриком именно от Хазарского каганата» ( Белецкий , 2012. С. 458).

Ареал такой лично-семейной традиции в целом, согласно имеющимся данным, увязывается со степной и лесостепной зоной Евразии. По-видимому, неслучайно кардинально отличаясь от рыцарских эмблем Западной Европы, неизменно сохранявших не имевший персональных признаков первоначальный облик (рис. 6: 1 ), графически простые тамговидно изменяющиеся фигуры проникают в символику шляхетских гербов Польши (рис. 6: 2, 3 ).

Геральдика как особая историческая дисциплина выросла на западноевропейской средневековой основе и поныне исповедует принципы ее фамильной

Рис. 5. Древняя Русь. Знаки Рюриковичей IX–XI вв. По С. В. Белецкому ( Белецкий , 2012)

Рис. 6. Польские гербы

1 – западноевропейского типа; 2–3 – с проникновением тамговых мотивов. По Т. Гайлу ( Gajl , 2007)

(и в этом смысле родовой) символики, не носящей личных признаков владельца герба. Не смешивая разные научные понятия, следует, вероятно, выделять и особую источниковедческую область – тамговедение , ту сферу степной и лесостепной символики Евразии, которая в раннем средневековье строилась на других принципах выделения лично-семейных знаков, характеризующих каждого свободного члена любой фамильной линии.