The Rostov-Suzdal colonization in the North. New archaeological data

Полевые исследования 1980-1990-х годов на территории Белозерского края выявили роль Шексны как важнейшего канала верхневолжского освоения Севера, имевшего в Х-ХП вв. большее значение, чем путь по Костроме к среднему течению Сухоны. О значении Шексны свидетельствует, во-первых, относительно плотная заселенность всего ее течения от устья р. Суды до Белоозера {Макаров, Захаров, Бужилова, 2001. С. 19-226; Кудряшов, 2000; 2002; 2003), во-вторых, раннее освоение волоков, выводивших из Шексны и Белого озера на север и восток, в том числе к Кубенскому озеру {Макаров, 1997. С. 48-103), в-третьих, размеры городской территории и характер материальной культуры города Белоозера, отражающие высокий статус этого центра (Захаров, 2004). Существенно, что в шекснинских и белозерских древностях X в. ярко выражен поволжско-финский культурный компонент (шумящие украшения, изготовленные в наборной технике, проволочные височные кольца большого диаметра, лощеная керамика), указывающий на связи колонизационного движения с Волго-Окским регионом и вероятное участие в нем мерян. Несмотря на присутствие средневековых памятников на р. Костроме и Галичском озере (Леонтьев, 1996. С. 246-267; Рябинин, 1986; 1997. С. 160-163, 186-196), складывается впечатление, что интенсивное использование Костромского пути началось позднее, а масштабы движения по нему были более скромными.

В настоящей работе рассматриваются археологические данные о колонизации Кубенских земель, исторически не столь известных, как Белоозеро, Вологда или Галич, но составлявших исключительно важное звено в географическом пространстве Севера в период его средневекового освоения. Их значение определялось, с одной стороны, положением у истоков р. Сухоны, на трассе шекснинско-сухонского водного пути, непосредственно за волжско-сухонским и шекснинско-сухонским водоразделами, отделявшими староосвоенные древнерусские земли от Заволочья, с другой стороны, относительной географической близостью к главным политико-административным центрам Северо-Восточной Руси (рис. 1). Цикл исследований средневековых поселений и могильников у д. Минино на северо-западном берегу Ку-бенского озера, проведенный в 1996-2004 гг. (Кубенское озеро, 2001; Макаров, Захаров, 2003; Макаров, Зайцева, 2003; Макаров, Меснянкина, 2004), сопровождался целенаправленными поисками средневековых памятников на всей территории Кубенского поозерья, что позволило до некоторой степени прояснить общую картину средневекового расселения в этом районе.

“Кубенские волости” впервые упомянуты в летописной статье 1398 г. в числе северных волостей, принадлежавших великому князю Василию Дмитриевичу и его союзникам и разграбленных новгородцами во время похода на Двину. Летописный рассказ не позволяет точно определить территории, о которых идет речь, однако его общий контекст указывает на то, что они представляли собой особое образование, отличное от Белоозера и Вологды, упомянутых в том же рассказе (ПСРЛ. Т. III. С. 392; ПСРЛ. Т. 24. С. 166). Судя по письменным источникам, во второй половине XIV в. Кубенская область была разделена на несколько разновеликих политико-административных образований, часть которых представляла собой самостоятельные удельные княжества, а другие были наследственным владением или куплей московских князей (Любавский, 1929. С. 105, 106; Кучкин, 1984. С. 296, 299-301). Имена этих образований: Сяма, Заозерье, Кубена, Ухтюжка, и Бохтюга (рис. 1; 2).

Сямская волость на северо-западном берегу Кубенского озера, впервые упомянутая в духовной Дмитрия Ивановича 1389 г. (ДДГ. № 12. С. 34), находилась во владении московских князей как самостоятельная территория, обособленная от вологодских волостей. Обширная территория Сямской волости простиралась с юго-востока на северо-запад вдоль Кубенского озера почти на 50 км, соседствуя на западе с белозерскими землями. Заозерье -значительный массив земель, прилегавших к Кубенскому озеру с востока и с юга, включая значительную часть бассейна р. Кубены, - в конце XIV в. ча-

Рис. 1. Территориально-административное устройство белозерских, кубенских и верхнесухонских земель во второй половине XIV - начале XV в.

стью входило в состав владений ярославских князей, частью было выделено в особый Заозерский удел, первым князем которого стал четвертый сын ярославского князя Василия Васильевича Дмитрий. Присутствие его на Заозерском столе отмечено в Житии Дионисия Глушицкого около 1402 г. (Кучкин, 1984. С. 296). Центр Заозерского удельного княжества локализуется вблизи устья р. Кубены, на территории села Чиркове. Кубена - небольшая, но плотно заселенная территория с центром в селе Кубенском вблизи юго-западного берега Кубенского озера - первоначально входила, по-види-мому, в состав владений Дмитрия Васильевича Заозерского, от младшей линии потомков которого происходит род князей Кубенских. Волость Ухтюж-ка, впервые поименованная в первой духовной грамоте великого князя Василия Дмитриевича 1406/07 г. в качестве одного из “примыслов” великого князя (ДДГ. № 20. С. 56), охватывала значительный массив территорий по р. Уфтюге, впадающей в Кубенское озеро с севера. Еще одно малоизвестное суверенное образование конца XIV - первой четверти XV в. - Бохтюжское княжество, находившееся в верхнем течении р. Сухоны, подробно рассмотрено в исследовании В.А. Кучкина, доказавшего принадлежность бохтюж-ских князей Юрия Ивановича и Семена Юрьевича к роду ростовских князей. Судя по жалованным грамотам бохтюжских князей, территория княжества должна быть локализована на левых притоках Сухоны Бохтюге и Глушице

Рис. 2. Административные центры второй половины XIV - начала XV в. на Кубенском озере

(Кучкин, 1984. С. 280-282), где писцовые книги XVII в. помещают Бохтюж- > скую волость с центром в селе Архангельское на р. Бохтюге (Писцовые кни- i ги Русского Севера, 2001. С. 156, 157).

Владельческая принадлежность всех поименованных территорий во о второй половине XIV в. определенно указывает, что в более раннее время ? они были прочно связаны с Ростово-Суздальским княжеством. При этом у контекст источников позволяет полагать обособленность их в начальный я период колонизации как от Белоозера, принадлежавшего до 1238 г. ростов- t ским князьям, так и от Вологды, в состав которой кубенские волости были и постепенно включены в XV в. С другой стороны, источники не дают ника- -i ких намеков на территориально-административное единство Кубенской об-ласти в начальный период колонизации. Проникновение ростово-суздаль-ской колонизации в этот регион не привело к сложению здесь целостного о территориального образования, а сопровождалось формированием не- -скольких волостей.

Как соотносится эта территориально-административная структура со с средневековой сетью расселения, сложившейся в Х-ХШ вв., в начальный г период колонизации, и зафиксированной археологической картой?

Средневековые материалы, датируемые в хронологическом интервале t между X и XIV вв., представлены в Кубенском Поозерье на 19 памятниках — 16 поселениях и 3 могильниках (рис. 3). Часть этих объектов образует i небольшие локальные группы. Всего в Кубенском Поозерье зафиксировано ( 13 одиночных объектов и локальных групп средневековых памятников: : 4 в приустьевых частях рек, впадающих в Кубенское озеро с запада и юго-за- -пада (р. Порозовица, Дмитровка, Делялевка, Большая Ельма и Княжица), . 4 в среднем течении р. Уфтюги, на расстоянии 15-20 км от озера, 1 - в низовьях р. Кубены, 2 - в низовьях рек, впадающих в р. Сухону в ее верховьях. Эти памятники находятся на территории всех пяти упомянутых выше административных образований, причем значительная часть памятников локализуется на местах их исторических центров.

На кубенозерских памятниках можно выделить керамические и вещевые материалы, являющиеся хроноиндикаторами трех протяженных периодов: второй половины X - начала XII в., ХП - первой половины Х1П в. и ХТТТ -XV вв. Датирующие материалы X - начала ХП в. присутствуют на семи поселениях (Минино I, Минино VI, Владышнево I, Коробово VI, Кубенское, Чиркове I, Ивановское I) и двух могильниках (Минино II, Владышнево II) в 6 микрорегионах. Основанием для выделения этого периода являются наборы лепной керамики без примеси круговой (Владышнево I, Ивановское I), присутствие в составе коллекции сильно профилированной лепной керамики, в том числе с орнаментацией в виде многоярусных поясков (Чиркове I, Коробово VI), находки цветных лимонок и рубленого бисера и синих прозрачных навитых бус (Владышнево I, Коробово VI, Кубенское). В двух могильниках выявлены погребения по обряду кремации второй половины X -рубежа X-XI вв.

Датирующие материалы XII - первой половины XIII в. выявлены на семи поселениях (Минино I, Минино VI, Минино УП, Коробово VI, Чиркове I,

Рис. 3. Археологические памятники X-XIV вв. на Кубенском озере

1 - Погост Антония (Пески); 2 - Ивановское I (Троицкая Гора); 3 - Ивановское II; 4 - Бережное (Куркин-ская); 5 - Прилуки П; 6 - Минино I; 7 - Минино П; 8 - Минино VI; 9 - Минино VII; 10 - Владышнево I; И - Владышнево П; 72 - Горка Покровская; 13 - Коробово VI; 14 - Кубенское, могильник; 15 - Кубен-ское, селище; 16 - Чирково I; 17 - Чирково П; 18 - Лука VI; 19 - Архангельское на Бохтюге

Прилуки П, Архангельское на Бохтюге) и в двух могильниках (Минино П, Кубенское) в шести микрорегионах. Для керамических комплексов ХП в. на Кубенском озере характерно сосуществование лепной керамики с круговой. Основным датирующим материалом этого периода на селищах, не подвергавшихся раскопкам (Коробово VI, Чиркове I, Архангельское на Бохтюге) является круговая керамика с линейным и волнистым орнаментом, с отогнутым венчиком, в том числе имеющим валик на внешнем крае или утолщение на внешней стороне. Важными хронологическими индикаторами этого периода являются зонные навитые полупрозрачные бусы, некоторые типы металлических образков и украшений.

Выявление древностей второй половины ХШ-XV в. на Кубенском озере основывается в настоящее время в большей мере на хронологической идентификации отдельных вещей (в первую очередь предметов личного благочестия), нежели на анализе массового керамического материала. Определимые материалы этого периода присутствуют на восьми памятниках (Минино VI, Коробово VI, Чиркове I, Чирково П, Лука VI, Кубенское, Архангельское на Бохтюге, Пески). Действительное количество памятников этого времени несоизмеримо больше, однако ограниченные возможности выделения керамики второй половины ХШ-XV в. в подъемном материале не позволяют представить подлинную картину расселения этого периода по археологическим данным.

Большинство кубенозерских селищ являются остатками стабильных долговременных поселений, функционировавших в течение двух—трех столетий (Минино I, Коробово VI) или в течение более продолжительного периода, включая позднее средневековье, новое и новейшее время (Минино VI, Чирково I, Чирково П, Лука VI, Архангельское). Неясным остается характер лишь нескольких небольших поселений на р. Уфтюге (Ивановское П, Прилуки П) с очень низкой концентрацией культурных остатков. В этих селищах с равной долей вероятности можно видеть остатки небольших стационарных поселений и временные промысловые становища. Общая сеть расселения вокруг Кубенского озера в XI - первой половине ХШ в. представляла собой совокупность семи локальных групп поселений и одиночных поселений, удаленных друг от друга на значительные расстояния. Выявить какую-либо иерархию в этой системе не удается, скорее всего большинство гнезд (кроме двух поселений на р. Уфтюге и поселения Лука VI на Сухоне) имели равный статус. Расположение поселений обеспечивало, с одной стороны, удобный доступ к водным коммуникациям, с другой стороны, возможность формирования вокруг каждого обширной ресурсной зоны, в том числе собственных промысловых территорий.

Хотя сеть расселения конца I - начала II тыс. н.э. на Кубенском озере была менее плотной, чем на сопредельных западных территориях - на Белом озере и в бассейне Шексны, - археологические материалы документируют заметный рост колонизационной активности, подобный процессам, происходившим в этот период во многих других районах Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Пласт древностей Х-ХП вв. четко выделяется в археологических материалах Кубенского Поозерья, тогда как древности предшествующего периода остаются почти неизвестными. На северо-западном берегу Кубенского озера появление первых поселений, образующих новую сеть, произошло во второй половине X в., возможно, близким временем должно быть датировано появление поселений с лепной средневековой керамикой на р. Уфтюге и р. Кубене. Очевидно, освоение западного побережья Кубенского озера, сопредельного с Шекснинским бассейном, развивалось в XI в. более интенсивно. На поселениях в верховьях Сухоны определимые материалы X-XI вв. не встречены. Общее размещение поселений Х-ХШ вв. в Кубенском Поозерье и более высокая концентрация древностей X-XI вв. на западном берегу озера показывают, что колонизация распространялась с запада.

Укажем некоторые памятники, которые выразительно документируют преемственность между древнейшей сетью средневекового расселения и локальными центрами позднесредневекового времени. Это поселение и могильник в селе Кубенском (поселение с материалами X-XI и ХШ-XIV вв. локализуется в центре села, могильник ХП - первой половины XIII в. -на его окраине), селище с круговой керамикой XII-XIV вв. на территории села Архангельское на Бохтюге, два селища на р. Уфтюге, на одном из которых найден сравнительно редкий образец христианской металлопластики -круглый образок с изображением Спасителя, инкрустированным железом по бронзе.

Пожалуй, наиболее яркий пример формирования позднесредневекового поселения, являвшегося в начале XV в. центром удельного княжества, на основе средневекового поселения XI-XII вв. дали исследования в низовьях р. Кубены, в районе с. Чиркове, где находился центр Заозерского удела. Два средневековых селища локализуются непосредственно на территории села, недалеко от часовни св. Дмитрия. Согласно “Житию Иоасафа Каменского”, “житие же имея благоверный князь Дмитрей над рекою, зовомою Кубеницею. Храм же име близ двора, великого мученика Дмитрея Селунско-го чюдотворца, иже и доныне есть нами видим. Весь же зовома Чиркова” (Прохоров, 2005. С. 56). Летописному “Дмитрию святому” наследует построенная в XIX в. каменная часовня св. Дмитрия, сохранившаяся в селе Чиркове на левом берегу р. Кубены, где позднейшие предания помещали двор за-озерских князей (Суворов, 1893. С. 36).

Коллекция вещей, собранная на поселении Чиркове I, включает 50 фрагментов грубой лепной средневековой керамики (рис. 4, 1^1, 8), в том числе 37, составляющих развал одного сосуда (рис. 4, 8); 77 фрагментов венчиков круговой керамики с профилировкой XII-XV вв. (рис. 4, 9-79) и около 120 предметов из цветного металла, железа, стекла, камня и глины от средневековья до новейшего времени (рис. 4, 5-7; 5; 6). Часть этих предметов не поддается точной хронологической атрибуции. Наиболее раннюю хронологическую группу средневековых вещей на селище составляют стеклянная прозрачная навитая желтая бусина (рис. 4,6), бронзовая спиральная пластинчатая пронизка (рис. 4, 7), бронзовый ложновитой перстень (рис. 4, 5), бронзовое восьмеркообразное звено цепочки с перпендикулярным положением петель и рельефным орнаментом, бронзовая заклепка от котла. При этом

Рис. 4. Поселение Чиркове I. Керамика и вещевой материал X - первой половины ХШ в.

1^, 8 - лепная керамика; 9-19 - круговая керамика; 5,7- цветной металл; 6 - стекло

Рис. 5. Поселение Чиркове I. Вещевой материал XII-XV вв.

1,3, 7-11 - железо; 2, 4-6 - цветной металл навитые желтые бусы и спиральные пластинчатые пронизки более характерны для комплексов XII - первой половины ХШ в., а восьмеркообразные звенья цепочек с рельефным орнаментом впервые появляются на рубеже XI-XII вв. Ложновитые перстни появились на Белозерье в конце XI в. и продолжали использоваться до начала XIV в., но период их широкого распространения приходится на XII - начало XIII в. (Сумина, 1999. С. 177).

В коллекции из Чиркове I представлены также вещи, вошедшие в обиход во второй половине XII в. и остававшиеся в употреблении до начала

Рис. 6. Чиркове. Предметы христианского культа и монеты XIV-XV вв.

1,2- свинцово-оловянистый сплав; 5 - камень; 4-6 — серебро

XV в. (два железных ключа типа В; рис. 5, 7), и предметы, период бытования которых определяется в широких хронологических рамках X-XVI, XI-XV или XII-XV вв. (свинцовый конический грузик, ножи с широким плоским лезвием (рис. 5, 9), цилиндрические замки неопределимых типов (рис. 5, 3), железный ледоходный шип, бронебойный наконечник стрелы с пером пирамидальной формы (рис. 5, 7 7) типа 85, по А.Ф. Медведеву (1966. С. 84. Табл. 28, 22), железный ювелирный молоточек (рис. 5, 70).

Наиболее выразительную группу вещей, собранных на селище Чиркове, составляют предметы XIV-XV вв. Среди них каменный крест с прямоугольными концами прямоугольного сечения и рельефным изображением херувима (рис. 6, 3\ Близкие кресты с изображением херувимов происходят из Ростова Великого (Николаева, 1983. С. 127, 128. Табл. 54, S) и Орлецкого городка (Ясинский, Овсянников, 1998. С. 89. Рис. 75). На поселении Никола Мокрый на р. Сухоне найден каменный крест с незаконченным изображени- ем херувима (Никитинский, 1982. Рис. 31). Т.В. Николаева датировала крест с изображением херувима из Ростова ХШ-ХГУ вв., крест с Орлецкого городка, исходя из общей хронологии памятника, должен быть датирован второй половиной XIV в. В коллекции представлены пластинчатые кресты из бронзы и свинцово-оловянистого сплава: один с расширяющимися концами, орнаментированными плетенкой (рис. 5, 4), и три с прямыми концами и килевидным завершением нижней лопасти, несущие изображение креста и креста на Голгофе (рис. 5,5,6). Кресты с расширяющимися концами, орнаментированные плетенкой, известны по находкам в Новгороде (Седова, 1981. С. 55. Рис. 16, 27), в Суздале (Седова, 1997. С. 203. Рис. 72, 9), на поселениях Подмосковья (Беленькая, 1993. С. 15), Заонежья (Кочкуркина, Спиридонов, 1988), Вымского бассейна (Археология Республики Коми, 1997. С. 677. Рис. 6,38) и в Латвии (Мугуревич, 1974. С. 237. Рис. 2, 35). Все датированные находки происходят из слоев конца XIV-XV в. Хронология нательных крестов с килевидным завершением нижней лопасти не разработана, отдельные экземпляры датируются XTV-XVI вв. (Гнутова, Зотова, 2000. С. 22, 2в, 2г) или второй половиной XVI-XVII в. (Беляев, 1994. С. 118. Табл. 107, 108). Из слоев начала XV в. на Нутном раскопе в. Новгороде происходит деревянный крест с килевидным оформлением нижней лопасти (Гайдуков, 1992. С. 133. Рис. 42, 6).

Среди предметов личного благочестия 2 образка из свйнцово-оловяни-стого сплава в форме киотцев (рис. 6, 1, 2). Один из образков несет поясное изображение святого, который с большой долей вероятности может быть идентифицирован как Николай Чудотворец. На другом образке, находившемся в массивной металлической оправе, плохо сохранившееся поясное изображение неизвестного святого. В коллекции представлен также еще один фрагмент подобной оправы - пластина из свинцово-оловянистого сплава с пазом. Согласно М.В. Седовой, образки с полуарочным завершением в целом характерны для металлопластики XV-XVI вв. (Седова, 1981. С. 64), однако последние находки из Новгорода, близкие образку из Чиркове, происходят из слоев несколько более раннего времени - 1370-1380-х годов (Дубровин., 2004. С. 14, 15. Рис. 1, 7; 2). В качестве одной из наиболее близких аналогий можно указать иконку с городища Никулицыно в Вятской земле (Макаров, 2001. С. 102. Рис. 58, 75). В числе прочих датирующих вещей бронзовая копоушка, близкая находкам из Суздаля (Седова, 1997. Рис. 64, 77), Белоозера (Захаров, 2004. С. 193. Рис. 110, 7) и Новгорода (последняя происходит из слоев 1360-х годов) (Гайдуков, 1992. С. 100. Рис. 71, 2). В коллекции представлен также железный ключ от замка типа Г, по Б .А. Колчину (1982. С. 162), и замок этого типа, период бытования которого ограничен серединой ХП1 - первой половиной XV в. (рис. 5,8), и железный замок типа Е, по Б.А. Колчину (1982. С. 160, 162), появившийся в середине XIV в. и остававшийся в употреблении до XVI в. (рис. 5, 7).

Для определения хронологии позднесредневекого комплекса исключительное значение имеют монетные находки (рис. 6, 4-6). Вместе с украшениями, бытовыми вещами и предметами личного благочестия в Чирково найдены денга великого князя Василия II 1440-1462 гг. (рис. 6, 4), москов-

2 КСИА, вып 221

ская денга “дозор” великого князя Ивана Ш 1462-1485 гг. (рис. 6, 6) и неизвестная русская монета первой половины XV в. (рис. 6, 5) (определение монет произведено чл.-кор. П.Г. Гайдуковым). Таким образом, хронология вещевых находок, период бытования которых охватывает XV в., хорошо согласуется с нумизматической хронологией. Из этого не следует, что датировка позднесредневековой группы вещевых материалов может быть ограничена XV в., часть из них должна быть отнесена ко второй половине ХШ-XIV в., но выделение узкодатированных типов вещей этого времени не представляется возможным.

Материалы из Чиркове важны, во-первых, как один из редких комплексов археологических древностей, соответствующих одному из исторических политико-административных центров XIV-XV вв. на Русском Севере, и, во-вторых, как свидетельство существования у Заозерского княжества достаточно длительной предыстории, восходящей, по меньшей мере, к концу XI -началу XII в. При всей скромности комплекса находок Х1-ХП вв., само присутствие их в точке будущего административного центра, на территории, весьма слабо насыщенной средневековыми археологическими материалами, - значимый факт.

Не все политико-административные центры XIV-XV вв. на Кубенском озере непосредственно наследовали более ранним поселениям. Иная ситуация зафиксирована на территории Сямской волости. Выявленные здесь поселения Х1-ХП вв. обнаруживают определенную топографическую связь с позднесредневековыми станками и погостами (Дмитриевский Карачевский погост, погост на устье Ельмы), однако на территории исторического центра Сямской волости - Покровского погоста на р. Крутец - материалы, относящиеся ко времени ранее второй половины ХШ в., не представлены. Вероятно, формирование Сямской волости во второй половине ХШ-XIV в. сопровождалось определенными административными преобразованиями, устройством нового волостного центра.

Возможно ли выявить в археологических материалах Кубенозерья какие-либо следы культурных связей с центральными районами РостовоСуздальской земли? Хотя выделение вещей, которые могут рассматриваться как индикаторы ростовской колонизации, в северных коллекциях сопряжено с большими сложностями, в обширном собрании вещей, происходящем из раскопок памятников мининской локальной группы, находящейся на территории Сямской волости, представлены некоторые типы украшений, которые имеют интерес в связи с рассматриваемой темой.

Это прежде всего группа украшений поволжско-финских типов, преимущественно изготовленных в наборной технике или имитирующих ее. Основная часть этих вещей происходит из погребений по обряду кремации, некоторые происходят из культурного слоя поселения Минино I.

В могильнике Владышнево I к числу таких украшений принадлежат по-лутрубчатые горизонтальные подвески-пронизки с грушевидными бубенчиками (5 экз.) и бутылковидные подвески-пронизки (2 экз.). Трубчатые и по-лутрубчатые подвески известны по находкам в муромских и мордовских могильниках на Оке и Дне, на поселениях и могильниках Костромского края

(городище Попово на Унже, могильник Большое Молочное), в Ярославском Поволжье и на Белоозере {Макаров, Меснянкина, 2004. С. 207-217). Компактный в хронологическом отношении комплекс вещей из могильника Вла-дышнево П датирован второй половиной X в.

Более многочисленная группа подобных вещей происходит из ранних комплексов могильника Минино П (рис. 7). В их числе проволочное височное кольцо со втулкой большого диаметра (рис. 7,3) и обломок аналогичного кольца, фрагментированная наборная подвеска-конек типа ХУЛ, по Е.А. Рябинину (рис. 7,4), кольцевидная (?) каркасная подвеска со щитком из спаянных жгутов, фрагмент подвески неопределимой формы с рамой из спаянных жгутов с волютами, 2 подвески с треугольными щитками из спаянных волют (рис. 7, 2), накладка с круглым щитком, имитирующим волюту, полу-трубчатая подвеска с ушками, аналогичная вышеописанным подвескам из Владышнева, 4 наборных костылька с напаянными волютами, 4 бутылковидных привески. Принадлежность всех этих украшений к кругу поволжских древностей не вызывает сомнений, большая часть из них известна по находкам на мерянских памятниках.

География и хронология распространения втульчатых височных колец подробно рассмотрены А.Е. Леонтьевым (1996; 1996а. С. 159-161), сделавшим заключение, что эти украшения характерны для ростовской мери, а период их бытования ограничен УП-Х вв., с возможным доживанием отдельных экземпляров до XI в. При этом исследователь обратил внимание на малочисленность находок этих украшений за пределами мерянского ареала и на локализацию их почти исключительно на территории Белозерья (Бело-озеро, Крутик, Никольское на Суде). В последнее десятилетие “северная” серия пополнилась новыми находками (Усть-Ситское VI, Крохинские Пески П {Макаров, 1997. С. 64, 240. Табл. 28, 5, 8; Макаров, Захаров, Бужилова, 2001. С. 293-300), свидетельствующими, что эти украшения были достаточно широко распространены в Белозерском крае в X в. Таким образом, высказанное ранее наблюдение о влиянии мерянской культуры на культуру населения Белозерья в конце I тыс. получило новые подтверждения.

Из двух наборных коньков типа ХУП, по Е.А. Рябинину, найденных в Минине, один происходит из культурного слоя селища Минино I, второй -с площадки могильника. Среди пережженных вещей в могильнике найден обломок украшения, который предположительно определяется как фрагмент еще одного конька. В своде Е.А. Рябинина учтено 85 подвесок этого типа, 78 из которых происходят с территории Древней Руси. Исследователь отметил, что, несмотря на присутствие отдельных наборных коньков типа XVII в Приладожье, на Верхней Волге, в марийских и мордовских могильниках и в Прикамье, основная масса находок имеет замкнутый ареал, концентрируясь в Ростово-Суздальской земле и в окрестностях Мурома. Большинство коньков происходит из раскопок владимирских курганов, произведенных А.С. Уваровым, т.е. из области расселения мери, и датируется второй половиной X - первой половиной XI в., наиболее поздние находки относятся к концу XI - началу ХП в. (Рябинин, 1981. С. 33-35). В последнее десятилетие собрание наборных коньков типа ХУП пополнилось серией новых

Рис. 7. Украшения поволжско-финских типов второй половины X — начала XI в. из могильника Минин о П

/ - привеска-бубенчик на восьмерковидном костыльке; 2 — подвеска с треугольным щитком из спаянных волют; 3 - проволочное височное кольцо со втулкой; 4 - подвеска-конек типа ХУШ по Е.А. Рябинину

। находок из Белозерья (Крохинские Пески, Никольское на Суде). Подвески । со щитками из волют известны по находкам на Сарском городище (Леонтъ-। ев, 1996. С. 174. Рис. 73, 20, 21) и других памятниках Волго-Окского региона (Вишневский, 2002. С. 551-554. Рис. 2, 27, 29; 2003. С. 42, 43. Рис. 1, 8), а также на Белозерье (Голубева, Кочкуркина, 1991. С. 77. Рис. 38, 27, 22), включая бассейн р. Суды (Башенькин, 1985. С. 79. Рис. 2, 25). Большинство рассмотренных украшений сопровождало погребения по обряду кремации и может быть датировано второй половиной X - началом XI в. Наборная подвеска-конек, найденная на поселении Минино I, обнаружена в культурном слое второй половины XI в.

Среди украшений, входивших в состав женского костюма, в мининском микрорегионе в ХП - начале ХШ в. преобладают типы, обычные как для Северо-Восточной Руси, так и для других территорий. Так, большинство зооморфных подвесок, представленных в коллекции из Минино, было распространено в ХП - первой половине ХШ в. в ареале, охватывавшем Юго-Восточное Приладожье, Белозерье, бассейн р. Ваги и Костромское Поволжье. В их числе плоские прорезные уточки типа I, плоские уточки с рельефным орнаментом типа V (уточки костромского типа), плоские прорезные двухголовые коньки типа УП, плоские прорезные одноглавые коньки типа ХШ. Однако в собрании зооморфных украшений из Минино представлена и небольшая группа однотипных вещей, география которых в основном ограничена пределами Ростово-Суздальской земли. Речь идет о плоских ажурных петушках типа IV, получивших название петушки “владимирского” типа (рис. I). В погребениях мининского могильника найдены 3 подобные подвески (погребения 26, 40, 48). Все они происходят из комплексов середины XII -начала ХШ в.

В своде Е.А. Рябинина учтено 13 подвесок этого типа, 9 из которых было найдено на территории Руси и 4 - за ее пределами (Рябинин, 1981. С. 18). Исследователь справедливо обратил внимание на то, что эти украшения представлены как в городах центра Ростово-Суздальской земли (Владимир, Суздаль, Ярополч), так и в сельских могильниках. В настоящее время этот список можно пополнить 11 новыми находками, происходящими как из центральных районов Ростово-Суздальской земли (Ростов, Введенское на Волге), так и из ее периферийных северных областей: Белозерья (Белоозеро, Луковец, Никольское ХУШ на Суде, Войлахта), оз. Лача (Тихманьга), Ку-бенского озера (Минино) (рис. I). Симптоматично отсутствие новых находок ажурных петушков на северо-западе Руси. Таким образом, представление о том, что бытование петушков “владимирского типа” было ограничено пределами Ростово-Суздальской земли, подтверждается новыми находками. Присутствие этих украшений в Минино, безусловно, отражает южное, ростово-суздальское направление культурных связей.

Таким образом, на раннее проникновение ростовской колонизации на Кубенские земли указывает не только древность поселений, известных в позднейшее время как центры владений потомков ростовских и ярославских князей или волостей, перешедших в руки московских князей, но и целый ряд вещей, первоначальное происхождение которых связано с Волго-Окским междуречьем. В одних случаях эти вещи могут отражать непосредственное проникновение на север колонистов из Поволжья, в других - влияние волгоокских культурных традиций. Присутствие серии поволжско-финских украшений (височных колец большого диамера со втулкой, наборных украшений) на целом ряде шекснинских и белозерских памятников X в. (Крутик, Белоозеро, Крохинские Пески, Усть-Ситское VI) безусловно отражает не отдельные контакты и передвижения, а значительное воздействие мерянской культуры на культуру финского населения Шекснинского региона, определившее позднейшее включение Белоозера в состав Ростовской земли. Мерянский набор женских украшений, сопровождающий одно из наиболее ранних женских погребений в Минино, указывает, что в сфере этого влияния в конце X в. находились и территории на западном берегу Кубенского озера.

Почему же кубенозерские поселения, возникшие в Х1-ХП вв. и ставшие позднее основой для ряда административных центров, не оформились в ХШ-XIV вв. в единое территориально-административное образование, подобно белозерским или поселениям на Ростовском озере? Ведь все условия хозяйствования и обустройства на приозерных территориях должны были подталкивать колонистов к консолидации. Я могу предложить лишь одно объяснение - средневековые поселки на Кубенском озере с момента своего становления находились в сфере влияния и контроля различных центров ростово-суздальской земли - Ростова (Бохтюга), Ярославля (Заозерье, Кубе-на), возможно Суздаля или Владимира (поселения на территории Сямской волости), и, таким образом, были несвободны в своем административном самоопределении. Именно изначальная связь кубенских поселков с различными центрами северо-восточной метрополии может с наибольшей вероятностью рассматриваться как фактор, предопределивший их административное обособление в позднесредневековый период.