Khvarenah symbols of blacksmiths/foundrymen of the bronze age in the Southern Trans-Urals

Статья посвящена описанию и анализу створки литейной формы, поднятой в 1995 г. научным сотрудником Пластовского городского музея Р. К. Хайрятди-новым с распаханной поверхности Старокумлякского поселения позднего бронзового века (ПБВ). Ценность данного артефакта заключена не только в информации о типах отливаемых металлических предметов того времени, процедурах подготовки литейной формы к работе, но и в наличии на ней знаков-символов, которые, вероятно, вводят нас в сакральный мир литейщиков бронзового века.

Еще недавно о ритуалах и магии, связанных с горно-металлургическим производством, мы судили, прежде всего, по данным мифологии и этнографии. Однако в настоящее время источниками реконструкции сакрального мира горняков, металлургов и кузнецов эпохи поздней бронзы все чаще становятся археологические материалы и памятники. Яркий пример тому поселение Горный 1 (Каргалинский ГМЦ), исследования которого привели Е. Н. Черных к выводу: «Трудно не впасть в изумление при знакомстве со столь богатой и неохватной ритуальной сферой, связанной с металлом и его производством. Удивительно тесно переплетались здесь бесспорно рациональные подходы к природе недр http://doi.org/10.25681/IARAS.0130-2620.260.43-58

и металлов, с одной стороны, а с другой – с необъяснимой и обескураживающей своей иррациональностью магией, что следовала неотступной тенью буквально за каждым шагом горняков, металлургов и кузнецов…» ( Черных , 2007. С. 135).

Действительно, не только профессиональная деятельность горняков, металлургов, кузнецов бронзового века Южного Урала текла «между знаков и символов». Отблески этих сложных в исполнении технологических процессов, неизбежно сопряженных с повседневным пользованием системой абсолютных величин, разнообразно отражались на всей ткани их бытия. Именно в металло-производстве нужно искать причины появления изумляющей до сих пор ученых геометрии и стандартизации планиграфии синташтинских и раннеалакульских (петровских) укрепленных поселений, совершенства их архитектуры. Но это удивительное по уровню для того времени и места опытное знание причудливо сочеталось с невиданными доселе ритуальными практиками ( Виноградов , 2013. Рис. 2.20; 2.32; 2.53; 2.74 ; 2.76). В магическую ирреальность бронзового века под современным названием «металлопроизводство», безусловно, ожидаемо были вплетены и литейные аксессуары.

Старокумлякское поселение было впервые открыто и обследовано С. В. Марковым в 1986 г. ( Марков , 1987)¹. Памятник локализован в 1 км к С–СЗ от с. Старый Кумляк Пластовского района Челябинской области (рис. 1). Площадка поселения расположена на пологом склоне и, судя по плану, снятому С. В. Марковым, тяготеет к старичному руслу р. Кумляк (рис. 2). В течение многих десятилетий этот участок берега распахивается практически до старичного русла. Многолетняя пахота нанесла культурному слою памятника непоправимый урон. В обширной коллекции разведочных сборов присутствуют фрагменты сосудов алакульской, черкаскульской и межовской культур эпохи поздней бронзы.

В разные годы с поверхности распашки поднимались разнообразные древние предметы. Часть их хранится в фондах Пластовского городского музея и лаборатории археологических исследований Челябинского государственного педагогического института (ныне ЮУрГГПУ). Некоторые из них введены в научный оборот ( Виноградов, Хайрятдинов , 2018; Виноградов , 2018; Дегтярева и др. , 2019). Публикуемый артефакт хранится в фондах Пластовского городского музея (инв. номер КП-421/А-5).

Что касается конкретного места находки, – это понижение в центральной части площадки поселения. Поверхность почвы здесь отличается более светлым тоном, особенно заметным на свежевспаханном поле после дождя. Возможной причиной разницы цветности может быть большое содержание золы, сопутствующее обычно остаткам архитектурных объектов ПБВ. В пределах этого понижения и были подняты описываемая створка литейной формы, обломок другой матрицы2, а также несколько кусков металлургического шлака с пятнами «медной зелени».

За четверть века со времени находки данная створка публиковалась дважды. Первый раз – в рекламном альбоме «Аркаим: У истоков цивилизации» (2009. С. 186) в контексте обсуждения аксессуаров женского костюма эпохи бронзы

Рис. 1. Локализация Старокумлякского поселения в Южном Зауралье

1 – Старокумлякское поселение

Рис. 2. Старокумлякское поселение. Расположение в рельефе а – граница распашки; б – обрыв; в – границы района распространения находок (по: Марков, 1987)

Южного Зауралья. Краткий текст, посвященный створке, сопровождался графическим рисунком. Второй раз внимание к данной литейной форме привлек А. В. Епимахов, характеризуя историю ювелирного дела региона в бронзовом веке ( Епимахов , 2012. С. 85. Рис. 4). При этом в его статье воспроизведен тот же рисунок из альбома «Аркаим». В обоих случаях обращение к исследуемому артефакту было связано с решением иных конкретных проблем и не предполагало максимально полного и по возможности всестороннего его исследования.

Эти обстоятельства и обусловили появление данной статьи. Ее цель – ввести в научный оборот уникальную литейную форму, которая сохранила не только следы технологической культуры позднебронзовой эпохи, но и богатство духовного мира кузнецов-литейщиков Южного Зауралья.

Описание

Створка-матрица, вырезанная из прямоугольной тальковой3 плитки (125 × 60 × 11–13 мм) (рис. 3), является частью двустворчатой, а возможно, и трехстворчатой литейной формы. Корректировка створок осуществлялась с помощью штифтов и двух пар технологических отверстий; расстояние между ними в парах – 19 и 13 мм.

Отверстия сверлились цилиндрическими инструментами. Три сквозных отверстия имеют диаметр 5 мм. Сверление четвертого (диаметр – 4 мм) мастер остановил в четырех миллиметрах от противоположной поверхности створки. Причиной того – неправильное позиционирование отверстия. Если бы оно прошло насквозь, то на противоположной поверхности неизбежно был бы поврежден негатив одного из наконечников стрел. Эти наблюдения свидетельствуют о том, что негативы, по крайней мере, наконечников стрел вырезались до того , как были высверлены технологические отверстия.

Обе поверхности створки – рабочие, обе являются матрицами (негативы вырезаны с обеих сторон). Они тщательно подровнены ножом, пришлифованы без малейших зазоров на плотно стыкующихся плоскостях матриц. Переход к боковым поверхностям мягкий, сглаженный, следы обработки ножом затерты в процессе использования формы. Цвет поверхностей передает тона различной степени насыщенности – от серо-коричневого до темно-серого (пятнами). Разная цветовая гамма, безусловно, связана с высокотемпературными воздействиями.

Для удобства описания створки определим две ее рабочие поверхности как А и Б. Всего на поверхностях матриц зафиксировано 15 объектов: 10 – на поверхности А (рис. 3; 4) и 5 – на поверхности Б (рис. 3; 5). Объекты для описания разделены на три группы: негативы для отливки конкретных предметов; различные виды линейной разметки; знаки и символы.

Рис. 3. Старокумлякское поселение. Створка литейной формы. Тальк. Подъемные сборы Р. К. Хайрятдинова

В первой группе на поверхности А – негативы четырех предметов (рис. 4).

Центральными здесь являются негативы двух наконечников стрел на левой половине рабочей поверхности А. Наконечники относятся к группе двухлопастных, со слабо выступающей втулкой, лавролистным или овально-лавролистным пером со стержнем-нервюрой4. Максимальная длина отливаемых наконечников 53 мм; длина выступающей втулки 7 мм, диаметр ее устья 7–8 мм; длина пера 66 мм, ширина 16 мм.

Морфологические отличия внутри группы (типы П-14, 16, 18) касаются, прежде всего, длины и ширины пера. Все учтенные в базе данных ЗАМП экземпляры этой группы (более 30 экз.) происходят из степных и реже лесостепных памятников Зауралья, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии⁵. Основная их часть связана с древностями алексеевско-саргаринской культуры – базовой в восточной зоне общности культур валиковой керамики (поселения Ир 2, Жарагач 1, Явленка 1, Саргары, Кент, Мыржык, Атасу, Шортанды-Булак, Малокрасноярка, Шипуновка 2, Первомайское и др.) ( Агапов , 1990. С. 144, 145). Немало таких наконечников найдено на поселениях андроноидных культур Западной Сибири (Высокая Грива, Омское и др.) ( Аванесова , 1975. № 7 и 31), бур-гулюкской и других культур ПБВ Среднеазиатского междуречья (Овадан-депе, Бала-Ишем 8, Ангар и др.) ( Кузьмина , 1966. Табл. VI: 5, 20, 26 ).

Негативы наконечников не завершены. Полностью выбраны резцом лишь углубления для выступающей втулки и стержня-нервюры с выходом на торец створки, а также разнонаправленные и расширяющиеся каналы для отвода газов. На 7 мм ниже основания пера вырезано поперечное ложе для жесткой фиксации металлического сердечника, с помощью которого формовались тонкие стенки втулки6. Ложе фиксирует длину выступающей втулки; его боковые выступы лишь намечены. У левого наконечника резцом выведен контур пера, но крылья не проработаны. Их необходимо выбрать на глубину 1–1,5 мм, чтобы получить в отливке пригодную к использованию стрелу. Перо правого наконечника намечено тонкой линией с одной стороны, а с другой – только основание пера. Отливка наконечников должна была осуществляться через литниковые воронки со стороны острия. У левого негатива она проработана, хотя и недостаточно, у правого намечена и чуть сколота.

Встает вопрос: почему негативы наконечников стрел резчик не завершил? Ответ, на наш взгляд, очевиден. Существовала вторая матрица с симметрично расположенными негативами наконечников стрел. По какой-то причине она оказалась сломанной, причем в той части, где резались или намечались наконечники. Второй

Рис. 4. Старокумлякское поселение. Створка литейной формы. Рабочая поверхность А 1–3, 6 – символы фарна; 4 – свастический символ; 5 – двулистник подходящей плитки талька под рукой не оказалось, поэтому негативы на первой створке не было необходимости доводить, может быть, до поры до времени.

На правой половине рабочей поверхности А вырезан негатив стержня с двумя грибовидными дисками на концах. Общая длина стержня (с наверши-ями) – 43–44 мм. Стержень, подквадратный в сечении (3–5 мм), слегка утолщается к диску, прилегающему к литнику и торцу створки. Диаметр дисков – 12–13 мм, толщина 4 мм. Литниковая воронка не выражена. Она могла быть вырезана у негатива второй – симметричной – матрицы. Впрочем, диаметр литника (6–7 мм) позволял осуществлять заливку непосредственно в полость совмещенных негативов.

С некоторой долей условности к числу негативов на поверхности А отнесен миниатюрный свастический символ, вырезанный в нижнем углу левой половины створки (рис. 4: 4 ). Размах его лопастей не превышает 9 мм. К негативу с торца плитки подведен литниковый канал (5 × 2 мм), убеждающий в его рабочем предназначении.

Вторая группа объектов на рабочей поверхности А представлена линейной разметкой под будущий, но не реализованный негатив некоего предмета на правой половине створки. Параллельная ее поперечной стороне, созданная резцом по линейке, прямая линия длиной 29 мм разделена тремя перпендикулярно ориентированными линиями на два отрезка (17 и 12 мм). Какой предмет скрывается за этой разметкой, судить трудно.

Третья группа образов на поверхности А – символы . По углам рабочей поверхности и в середине одной из сторон на свободном от негативов поле мы наблюдаем выполненный с различной степенью тщательности один и тот же повторяющийся фертообразный символ , который ассоциируется с рогами барана (рис. 4: 1–3, 6 ). Два из четырех символов явно выполнены ножом. Остальные имеют нитевидную ширину и созданы, скорее всего, кончиком медной иглы или тонким острием шила (наличие здесь следов меди, кстати, подтверждено РФА). Особенность этой группе символов придает имитация литников и отсутствие ожидаемой симметрии половинок образа. И это неслучайная небрежность. Мы видим здесь результат целеуказания именно на символ в целом , а не на его реальное технологическое назначение. Обращает на себя внимание и разница в размахе «рогов»: от 11 до 22 мм. Кроме того, они выполнены по единой, но не вполне понимаемой схеме : один из «рогов» – ординарный, второй – двойной.

Последний символ, выполненный слева от устья втулки негатива правого наконечника стрелы, – изящный миниатюрный двулистник, длиной не более 8 мм (рис. 4: 5 ). Его отличает отсутствие даже имитации литника.

На второй рабочей поверхности створки (Б) требуют обсуждения пять объектов (рис. 5). Прежде всего предварительная разметка плоскости двумя перпендикулярными линиями на четыре примерно равных по площади прямоугольника. На правой половине продольной осевой линии разметки вырезан негатив стержня с грибовидными дисками на концах, аналогичный описанному на поверхности А. Но он несколько длиннее (46 мм), чуть крупнее и ограничительные диски (14–15 × 4–5 мм), стержень – округлый или ромбический в сечении (36 × 4 мм); к негативу подведен литниковый канал (14 × 2–4 мм).

Рис. 5. Старокумлякское поселение. Створка литейной формы.

Рабочая поверхность Б

1 – трапециевидный символ; 2 – негативы для отливки многолепестковых бляшек-розеток; 3 – негативы для отливки крестовидных привесок или накладок

В разных частях поверхности Б вырезаны негативы трех миниатюрных украшений. Первый – для отливки сдвоенных, расположенных на одной оси крестовидных привесок или накладок (9–10 мм каждая) с выпуклинами на концах (3–3,5 мм) (рис. 5: 3 ). К негативу подведен довольно длинный сужающийся литниковый канал (18 × 2–4 мм). Такая конфигурация канала обеспечивала при литье необходимое давление и беспрепятственный пролив металла в верхнее – удаленное – ложе негатива.

Второй негатив предназначен для отливки двух миниатюрных (8–10 мм в диаметре) многолепестковых бляшек-розеток с несколько более крупной выпуклиной в центре (рис. 5: 2 ). У него иная литейная система: короткий, но широкий литник (7–8 × 4 мм) подведен к изолированным гнездам негатива.

Последний объект – миниатюрная трапециевидная фигура (8 × 6–9 мм), рассеченная четырьмя почти параллельными желобками, производит впечатление не полностью завершенного элемента. Литник является скорее имитацией , поскольку его канал (7 × 2–3 мм) не достигает самого украшения и прерывается перпендикулярным желобком.

Для отливки этих миниатюрных украшений не требовалась вторая матрица с симметрично расположенными негативами; использовалась створка-крышка с притертой поверхностью. У всех подобных украшений, широко распространенных в культурах андроновского мира (Аванесова, 1991. С. 66, 67), оборотная сторона плоская. Они, как правило, крепились (нашивались) к различным элементам одежды и обуви.

Часть негативов изучаемой створки (стержни с навершиями, украшения) какое-то время, безусловно, была в работе. Научный сотрудник Института минералогии УрО РАН М. А. Рассомахин с помощью рентгенофлюоресцентного анализатора исследовал ложе негативов и выявил на них следы меди и олова7.

Обсуждение

Обсуждение данного артефакта требует ответа на три вопроса.

Вопрос первый . Как датировать описанную выше створку? Ориентирами здесь являются наконечники стрел. Оба негатива передают их морфологический облик – двухлопастные, со слабо выступающей втулкой, лавролистным пером со стержнем-нервюрой. Исследованиями Н. А. Аванесовой (1975; 1991), С. А. Агапова (1990), С. В. Кузьминых (1995) и других авторов отмечена связь наконечников стрел этой группы с древностями конца ПБВ азиатской степи и лесостепи, прежде всего алексеевско-саргаринской культуры, входящей в евразийскую общность культур валиковой керамики. По данным радиоуглеродных калиброванных датировок, хронологический диапазон этой культуры намечен в пределах XV–X вв. до н. э. Иногда рамки собственно алексеевско-саргарин-ской культуры сужаются до XV/XIV–XII/XI вв. до н. э. и выделяются древности ее заключительного (донгальского) этапа (XII/XI–IX/VIII вв. до н. э.) ( Черных и др. , 2002. С. 21; Епимахов и др. , 2005; Кузьминых, Дегтярева , 2006. С. 224).

Старокумлякскую матрицу следует датировать, на наш взгляд, в пределах всего хронологического диапазона алексеевско-саргаринской культуры. Соблазнительно, опираясь на керамические материалы межовской культуры из сборов С. В. Маркова, отнести матрицу к этой культуре и датировать ее финалом ПБВ. Но поскольку памятник не подвергался раскопкам, нельзя исключить, что такая атрибуция может оказаться ошибочной.

Следует также помнить, что эти несколько веков в конце II – начале I тыс. до н. э. определяются как «темные века» в истории бронзового века Южного Урала. Поселения того времени в регионе исследованы пока в ничтожно малой степени. Погребальные практики саргаринско-алексеевского времени до сих пор являются предметом дискуссий. В незначительной по количеству серии погребений конца ПБВ в Южном Зауралье ( Костюков и др. , 1996; Епимахов , 2009; 2010) не известны типы бронзовых предметов, представленные на рабочих поверхностях литейной формы.

Вопрос второй – артефакты или символы. Свастические символы, крестовидные привески и накладки не являются экзотикой в культурах «срубно-ан-дроновского мира» Казахстана, Урала и Поволжья. Различные варианты свастики находим, к примеру, среди орнаментов на сосудах эпонимного могильника у с. Петровка в Северном Казахстане (Зданович, 1973. С. 28. Рис. 2: 6). Бронзовые нашивные украшения в виде свастик известны в Волго-Уралье в поселенческих (Горный 1) и погребальных (Золотая Нива) памятниках срубной общности (Кузьминых, 2004. Рис. 2.13: 11; Крамарев, 2015. Рис. 7: 16, 17). Крестовидные привески и накладки широко распространены в памятниках алакульской культуры Южного Зауралья (Виноградов, 1984. Рис. 3: 1–5, 9, 13). Бронзовые многолепестковые бляшки-розетки имеют истоки в памятниках уральской абашевской культуры (Сальников, 1967. Рис. 7: 7, 8).

Все приведенные выше примеры относятся к более ранним этапам истории региона в бронзовом веке. В памятниках алексеевско-саргаринского времени в Южном Зауралье и Северном Казахстане все эти предметы встречены пока лишь единожды в виде негативов на исследуемой створке литейной формы. Внимательное рассмотрение особенностей их исполнения, особенно негатива свастического символа, позволяет сделать вывод о возможных вариантах использования отливки, помимо традиционного (нашивка на одежду или обувь). Возможно, они также являются символами и отражают некие обряды . Во всяком случае, в научной среде не оспаривается понимание свастических и крестовидных символов, а также многолепестковых бляшек-розеток как солярных символов, символа огня и Солнца. Изображению двулистника не удалось отыскать соответствия в символике культурного пространства древних иранцев. Но и реальным негативом для отливки это изображение вряд ли являлось.

Нет ясности и с бронзовыми стержнями с грибовидными навершиями. Негативы для их отливки имеются на обеих рабочих поверхностях створки. Являлись ли они фибулами (застежками для одежды) (Аркаим…, 2009. С. 186), гвоздями (при рубке стержня пополам и последующей формообразующей ковке) или иными изделиями, на этот вопрос пока что нет однозначного ответа.

Вопрос третий . Как возможно интерпретировать серию из четырех ферто-образных символов на рабочей поверхности А? Стилевые и технические решения их исполнения не позволяют трактовать эти символы как негативы реальных металлических предметов. Их предназначение видится нам в другом.

Символы на литейных формах по причине чрезвычайной сложности их семантической интерпретации редко становятся предметом обсуждения. Вспоминается лишь обстоятельная статья Н. А. Кокориной, посвященная разнообразным символам на литейных формах ремесленников Волжской Булгарии. Автор полагает, что эти символы могут быть интерпретированы как тамги владельцев или как свидетельства обрядов, связанных с охранительной магией ( Кокорина , 2012. С. 141).

В случае со старокумлякской матрицей на рабочей поверхности А четырежды повторен один и тот же образ стилизованных рогов барана с более или менее прорисованной имитацией литника . Причем одна часть символа, в отличие от другой, так или иначе сдвоена. Поиск объяснения такого постоянства в деталях ведет нас к общей индоиранской семантике образа барана и его рогов . Он был блестяще исполнен в монографии Б. А. Литвинского (1968), посвященной фарну , его символике и истории применения.

Исследователь не только ввел читателя в историю изучения этого понятия и описал его использование в «Авесте» и иных зороастрийских источниках.

Б. А. Литвинский убедительно продемонстрировал необычайную семантическую многозначность фарна и его несомненную связь с индоиранским, а позднее и с иранским (вплоть до этнографического времени) культурным пространством, с зороастрийскими представлениями на разных этапах истории этого круга верований (Там же. С. 46–48).

Б. А. Литвинский указывает, что «…в Авесте “фарн” понимается как “хорошая вещь”; фарн человека состоит во владении им в течение жизни хорошим имуществом …». Фарн – это и «благодать», и «благопожелание», «хранитель счастья и благоденствия дома, домашнего очага, подающий и охраняющий богатства…». Для нашего сюжета важным представляется приведенное им понимание фарна французским ученым Ж. Дюшен-Гильменом (J. Dushesne-Guillemin) как «эманации солнца, божественного огня. Свой фарн есть у каждого человека…» (Там же. С. 49, 50). На протяжении своей многовековой истории фарн мог и персонифицироваться. Одним из «видимых образов фарна», по Б. А. Литвин-скому, и являлся баран или его рога (Там же. С. 55–59).

Подводя итог, отметим, что исследуемый предмет – часть составной литейной формы, которая определенное время была в работе. Предварительная датировка артефакта – конец бронзового века в Южном Зауралье в широких пределах XV/XIV–X/IX вв. до н. э. Створка содержит ценную информацию как о морфологии и типах отливаемых металлических предметов того времени, так и по процедурам подготовки литейной формы к работе (разметочные линии на обеих рабочих поверхностях). Впервые в практике изучения литейных форм эпохи бронзы Южного Зауралья на старокумлякской створке обнаружены фертообразные символы, что позволяет расширить наши представления о разнообразных обрядах, сопровождавших производственную деятельность кузнецов-литейщиков в бронзовом веке.

Четырежды повторенный один и тот же фертообразный символ – изображение рогов барана – указывает, по мнению авторов, на бытование представлений о фарне в среде кузнецов-литейщиков конца ПБВ в Южном Зауралье. Этот символ отражает, вероятнее всего, обрядовую практику, призванную обеспечить покровительство фарна конкретному мастеру, успех его работы. Неоднократное исполнение этого символа на одной и той же рабочей поверхности может означать, скорее всего, необходимость по неким причинам повторения обрядовой процедуры одним и тем же кузнецом-литейщиком в поисках своего фарна.