Адаптация «опросника суицидального нарратива» на российской выборке

Научно-практический журнал

Пандемия COVID-19 стала вызовом для здравоохранения всех стран, попутно обострив проблемы в сфере психического здоровья, включая суицидальную активность [1]. На российской выборке было замечено усиление суицидальной идеации у респондентов интернет-опроса по мере развития эпидемии, независимо от мер самоизоляции [2], и в задачи нашего исследования входит уточнение этого феномена.

Теоретическая основа данного исследования представлена Моделью нарративного суицидального кризиса, которая была разработана И. Галынкером и коллегами [3]. Модель нарративного суицидального кризиса (МНСК) включает в себя факторы хронического и динамического риска многоступенчатой модели диатез-стресса и создана для оценки близкого суицидального риска, возникающего вследствие взаимовлияния долгосрочных факторов риска, стрессовых событий жизни (ССЖ), суицидального нарратива (СН), а также острого пресуицидального состояния, включающего аффективные и когнитивные симптомы – синдром суицидального кризиса (ССК) [3, 4]. В МНСК

The COVID-19 pandemic gave an additional strain on the world population, leading to mental health problems, including increase in suicidal activity [1]. In a Russian sample, the severity of suicidal thoughts in people were found to indeed be rising with the unfolding of the epidemic, irrespective of the lockdown measures [2], and our study sought to investigate this phenomenon.

The theoretical basis of the study is presented by the Narrative Crisis Model of suicide, developed by I. Galynker and his team [3]. Incorporating both chronic and dynamic risk factors in the diathesis-stress multi-stage model, the Narrative Crisis Model (NCM) was uniquely developed to assess imminent suicide risk evolving through confluence of long-term risk factors, stressful life events (SLEs), the Suicidal Narrative (SN), and an acute pre-

утверждается, что при столкновении со стрессовыми событиями жизни человек, обладатель долгосрочных факторов суицидального риска (уязвимых черт), может развить субъективно неприятную нарративную идентичность, которая приводит к осознанию неприемлемого будущего, СН. Подострый СН (который развивается в течение нескольких дней) может запустить невыносимо болезненное, острое когнитивно-аффективное состояние ССК (которое длится часы, минуты), представляющее близкий суицидальный риск [3].

Ряд эмпирических исследований обнаружил значимые связи между хроническими предиспозиционными факторами уязвимости и суицидальными мыслями и действиями на протяжении жизни. Эти характеристики включают как межличностные факторы (безучастный родительский контроль, [5]), социальные переменные, включая закреплённое в культуре отношение к суициду, статус эмигранта [3], и психологические личностные черты, например, импульсивность и перфекционизм [6]. Возможный механизм, который связывает эти переменные, ССК. Авторы определяют его как опосредующий эффект между уязвимыми чертами, включая перфекционизм, импульсивность, хроническое злоупотребление ПАВ, ненадёжную привязанность, слабую социальную поддержку, детский травматический опыт, и суицидальными мыслями и действиями на протяжении жизни, что было подтверждено в исследованиях [7]. Хотя уязвимые черты остаются относительно постоянными и отдалены от острых суицидальных побуждений, они вносят вклад в долгосрочный суицидальный риск и прошлый суицидальный опыт в целом. Схожим образом, ССЖ, включая потерю или тяжёлую болезнь близкого человека или питомца, стресс отношений, социальную и физическую угрозу «Я», и другие события, являются опосредующим фактором между уязвимыми чертами и повышенным риском провокации острого состояния, приводящего к суицидальным мыслям и поведению в недалёком будущем [8].

Теория суицидального нарратива опирается на теорию нарративной идентичности [9-11]. Она определяет суицидальный нарратив как согласованные между собой, негативные схемы себя и других у суицидального человека, возникшие из хронических уязвимых черт, которые вызывают достаточно стресса для провокации возможного суицидального поведения [3, 4]. Взятые из предыдущих эмпирических исследований, компоненты суицидального нарратива включают нарушенную принадлежность, ощущение себя обузой (воспринимаемую обременительность), социальное поражение, страх унижения (межличностная ориентация), неспособность оставить недостижимые цели и переключиться на достижимые (целеполагание), а также перфекционизм и ощущение западни [4]. С помощью «Опросника межличностных потребностей» в предыдущих исследованиях удалось установить отчётливые и значимые связи между суицидальным желанием, нарушенной принадлежностью (психологически болезненным душевным состоянием, вызванным неудовлетворенной базовой suicidal state of negative affective and cognitive symptoms, the Suicide Crisis Syndrome (SCS) [3; 4]. The NCM postulates that, when facing stressful life events, an individual with long-term risk factors for suicide may develop an internally aversive narrative identity that leads to no acceptable future, the SN. The subacute SN (days) can then trigger an intolerably painful acute cognitive-affective state of SCS (hours, minutes), which is associated with imminent suicide risk [3].

A number of empirical studies have established significant associations between chronic dispositional vulnerabilities and lifetime suicidal thoughts and behaviors, identifying both interpersonal factors (e.g., parental affectionless control; [5]), social elements, including cultural attitudes towards suicide and immigration status [3], and psychological vulnerabilities, such as impulsivity and perfectionism [6]. One possible mechanism behind the association is the SCS, which accounted for the association between trait vulnerabilities, including perfectionism, impulsivity, chronic substance abuse, insecure attachment, poor social support, and childhood trauma, and lifelong suicidal ideations and attempts in one sample [7]. While remaining comparatively static and distal to imminent suicidal urges, trait vulnerabilities contribute to long-term suicidal risk and past suicidality in general. Similarly, the occurrences of stressful life events (SLEs), including harm to close person or pet, relationship stressors, threats to self-role/identity, and threats to self-personal safety, among others, were found to explain the relationship between trait vulnerabilities and a higher risk of triggering acute state leading to both recent and future suicidal phenomena [8].

Derived from the long-established theory of narrative identity [9-11], the framework of suicide narrative is conceptualized as the coherent negative schemas of a suicidal individual and others, evolving from chronic trait vulnerabilities, that became distressing enough to induce the possibility of suicidal behaviors [3, 4]. Extracted from previously validated empirical research, components of the SN, including thwarted belongingness, perceived burdensomeness, social defeat, fear of humiliation (Interpersonal Orientation), and failure to disengage from unattainable goals and engage with more adaptive and achievable goals (Goal Orientation), are

потребностью в связях с другими людьми), и ощущением себя обузой, вызванной неудовлетворенной потребностью быть социально компетентным [12]. Схожим образом, есть данные, подтверждающие, что суицидальные мысли и поведение возникают из страха унижения, а также из желания избежать чувства поражения [13-16].

Ещё один компонент суицидального нарратива указывает на трудности адаптации к факту существования недостижимых целей и на уровень стоящей за этим феноменом когнитивной ригидности. Эти факторы значимо предсказывают будущую суицидальную идеацию [17, 18]. Вероятно, неспособность достичь жизненных целей и найти новые провоцирует фрустрацию, возможно, приводя к ощущению отсутствия смысла в жизни и, тем самым, усиливает краткосрочный суицидальный риск.

Последний элемент МНСК, синдром суицидального кризиса (ССК), описывает острое когнитивно - аффективное состояние, приводящее к близкому суицидальному риску. Синдром состоит из пяти эмпирически установленных симптомов, которые оцениваются посредством «Опросника суицидального кризиса» (ОСК), и включают напряженное ощущение западни в сочетании с сильным аффективным волнением, потерей когнитивного контроля, гипервозбуждением и социальным отчуждением [19]. Активация СН, которая выражается в негативных историях о самом себе, развившихся вследствие длительно действующих уязвимых черт характера, значимо связана с ССК. Острое состояние когнитивной и аффективной дисрегуля-ции может в дальнейшем привести к повышению близкого риска суицида.

Создание «Опросника суицидального нарратива» (ОСН)

В данной статье мы сосредоточились на адаптации «Опросника суицидального нарратива» (ОСН) на российской выборке в качестве первого шага проверки Модели нарративного суицидального кризиса. Оригинальная версия ОСН [4] была сформирована для исчерпывающей оценки конструктов, составляющих суицидальный нарратив (связную когнитивно-аффективную структуру, в которой репрезентация себя по отношению к другим оказывается достаточно неприятной, чтобы суицид начал рассматриваться человеком как возможный вариант решения проблемы). Компоненты суицидального нарратива были отобраны из эмпирически исследованных психологических состояний, значимо связанных с суицидальными мыслями и действиями. Это конструкты «Нарушенная принадлежность» и «Ощущение себя обузой (воспринимаемая обременительность)» [12, 20], ощущение поражения, западни, унижения, перфекционизм, а также трудности переключения с недостижимых целей на новые [21, 22]. Предполагалось, что эти компоненты связываются в единый конструкт, и когда он активируется, он приводит к острому психологическому состоянию, предшествующему повышению близкого риска суицида. Пункты первоначального опросника [4] были взяты из валидизированных шкал, включая «Опросник межличностных потребностей»

established as primary components of the SN [4]. Using the Interpersonal Need Questionnaire (INQ), previous research was able to establish distinct yet both significant associations between suicidal desire, thwarted belongingness, a psychologically painful mental state due to unfulfilled fundamental connectedness, and perceived burdensomeness, which is caused by the insufficient need for social competence [12]. Likewise, evidence has also raised the possibility that suicidal thoughts and behaviors emerge in response to the fear of humiliation, along with the desire to escape from the feeling of being defeated [13-16].

Another component of the SN indicates difficulty in readjusting from unattainable goals, the levels of cognitive rigidity behind which were identified as significant predictors of prospective suicidal ideation [17, 18]. It is plausible that the failure to pursue life goals and the inability to commit to new ones would induce frustration, possibly impairing the meaningfulness and purposefulness of living, and therefore, intensify short-term suicide risk.

As the last step of the NCM, the SCS describes an acute cognitive-affective state leading towards imminent suicide risk through five empirically-established symptoms: including an intense feeling of entrapment, accompanied by affective disturbance, loss of cognitive control, hyperarousal, and social withdrawal [19]. Activation of the SN, characterized by negative self-stories that evolved from long-term trait vulnerabilities, is significantly associated with SCS. This acute state of cognitive and affective dysregulation may further lead to an increase in imminent suicidal risk.

The Construction of the Suicidal Narrative Inventory (SNI)

In the present paper, we focus on the adaptation of the Suicidal Narrative Inventory (SNI) into Russian as the first step of verification of the Narrative Crisis Model of suicide in this population. The original version of the SNI [4] was developed to comprehensively assess constructs posited to comprise a suicidal narrative (i.e., a coherent cognitive-affective structure in which one’s representation of oneself in relation to others becomes sufficiently distressing as to make suicide a viable option). Components of the suicidal narrative were drawn from empirically-validated

[23], «Многомерную шкалу перфекционизма» [24], «Шкалу отказа и смены цели» [25], «Шкалу воспринимаемой критики» [26], «Опросник унижения» [27] и «Краткую шкалу поражения и западни» [28]. Результаты психометрического анализа оригинального ОСН показали, что все субшкалы внутренне согласованы и связаны между собой, как и ожидалось [4].

Исследование

Наша гипотеза в данной работе заключалась в том, что структура ОСН на российской выборке покажет удовлетворительное соответствие эмпирическим данным и хорошую конструктную валидность.

Материалы и методы.

Характеристика выборки

Исследование началось 16 июня 2020 года и продолжается до сих пор. В анализе использованы данные по 22 ноября 2020 года. Всего было получено 836 ответов, из числа которых мы выделили 537 респондентов, заполнивших ОНС, и 274 респондентов, заполнивших шкалу «Сочувствия к себе», использованную нами в качестве инструмента для проверки конструктной валидности исследуемого опросника (по техническим причинам, она была добавлена позже, 13 августа 2020 года).

Возраст участников – 18-74 года (M=26,96, SD=12,86), но мода и медиана показали, что в основном участники были молодыми людьми (Me=21, Mo=19). В выборке из 537 человек 128 участников были мужчинами (24%), 393 – женщинами (73%), 16 выбрали иную гендерную идентичность (3%). География участников была следующей: 248 человек проживали в Чувашской республике, 157 – в Москве и Московской области, остальные регионы страны составляли менее 3%.

Опросники:

1. «Опросник суицидального нарратива» (ОСН) – шкала, которая включает факторы когнитивного риска суицида в соответствии с различными моделями суицидального поведения, в том числе МНСК. Оригинальная версия состоит из 132 пунктов, но для задач нашего исследования опросник был сокращён. В данном исследовании он состоял из 38 пунктов, которые в предыдущих исследованиях давали больше всего нагрузки на соответствующие шкалы. Они оцениваются по пятибалльной шкале Ликерта от 1 (абсолютно неверно) до 5 (крайне верно). Субшкалы следующие:

– «Нарушенная принадлежность» (5 пунктов) и «Воспринимаемая обременительность» (5 пунктов) – субшкалы «Опросника межличностных потребностей» [23, российская адаптация 29], которые описывают ощущение, что человек не принадлежит к значимым для него группам людей и чувствует себя обузой для любимых. Примеры пунктов: «В настоящее время я счастлив, что у меня много заботливых и поддерживающих меня друзей» (НП, обратный пункт); «В настоящее время мне кажется, что моя смерть была бы облегчением для окружающих» (ВО).

– «Страх унижения» (5 пунктов) – субшкала из «Опросника унижения» [27], который описывает страх psychological states that are significantly related to suicidal thoughts and behaviors: thwarted belongingness and perceived burdensomeness [12; 20], defeat, entrapment, humiliation, perfectionism, and difficulties disengaging from unattainable goals [21; 22]. Specifically, these components were thought to cohere into a unified construct that, when activated, leads to an acute psychological state precipitating increases in suicide risk. Items for the original measure [4] were drawn from validated scales, including the Interpersonal Needs Questionnaire [23], Multidimensional Perfectionism Scale [24], Goal Adjustment Scale [25], Perceived Criticism Scale [26], Humiliation Inventory [27], and the Short Defeat and Entrapment Scale [28]. Results from an initial psychometric analysis of the original SNI indicated that each of the subscales was internally consistent and related to other scales in expected directions [4].

Study

We hypothesized that in our study, the structure of the SNI will show satisfactory fit to the empirical data and good construct validity in a Russian community sample.

Materials and methods: Characteristics of the sample The study started on June, 16, 2020, and continues today. The answers till November, 22, 2020, were used: 836 responses in total, of which 537 people answered SNI, and 274 answered Self-Compassion Scale, used for construct validity (due to technical reasons, it was added later, on August, 13, 2020).

The age of participants ranged from 18 to 74 years, M=26.96, SD=12.86, but Mode and Median showed that main pool of participants was younger (Me=21, Mo=19). In the sample of 537 people, 128 participants were males (24%), 393 were females (73%), and 16 stated some other gender identity (3%). The geography of the participants varied: 248 were from Chuvash Republic, 157 were from Moscow and Moscow region, and other regions of the country were presented by less than 3%.

The instruments:

1. Suicidal Narrative Inventory – a composite scale, which includes cognitive risk factors for suicide according to various models of suicidal behavior, including the Narrative Crisis Model of suicide. The

осмеяния и травли. Пример пункта: «Я боюсь издевательств».

– «Поражение» (5 пунктов) и «Западня» (5 пунктов) – субшкалы «Краткой шкалы поражения и западни» [28]. Они описывают ситуацию поражения и ощущения, будто у человека нет приемлемого выхода. Примеры пунктов: «Я чувствую, что лишился своей уверенности» (П); «У меня часто бывает такое чувство, когда мне хочется просто сбежать» (З).

– «Смена цели» (5 пунктов) и «Отказ от цели» (3 пункта) – субшкалы из «Шкалы отказа и смены цели» [25, российская адаптация 30], которые описывают трудности отключения от недостижимой цели и фокусировку на других, более жизнеспособных целях. Примеры пунктов: «Если мне приходится отказаться от важной цели в моей жизни, я думаю о других, новых целях, которые я могу достичь» (СЦ); «Мне трудно прекратить добиваться цели» (ОЦ).

– «Перфекционизм» (5 пунктов) – субшкала из «Многомерной шкалы перфекционизма [24, российская адаптация 31], которая описывает ориентацию человека на безупречное исполнение. Пример пункта: «Я всегда должен выкладываться на полную».

Хотя некоторые шкалы, которые вошли в субшкалы ОСН, были переведены и адаптированы другими авторами, мы перевели все пункты заново, чтобы они составили связное целое. Поскольку Главный Исследователь с американской стороны хорошо владеет русским языком, он проверил и внёс исправления в перевод пунктов, после чего мы перешли к тестированию опросника.

• 2.    Шкала «Сочувствие к себе» [32, российская адаптация 33]. Опросник состоит из 6 шкал, 26 пунктов, оценивающихся по шкале Ликерта от 1 (почти никогда) до 5 (почти всегда), которые озаглавлены «Как я отношусь к себе в трудные времена». Субшкалы: доброта к себе («Я стараюсь относиться к себе с любовью, когда испытываю душевную боль»), самокритика («Я не одобряю и осуждаю свои недостатки и промахи»), общность с человечеством («Когда дела идут плохо, я рассматриваю трудности как часть жизни, через которую проходят все»), самоизоляция («Когда я думаю о своих промахах, я чувствую себя отделённым, отрезанным от остального мира»), внимательность («Когда меня что-то огорчает, я стараюсь уравновешивать свои эмоции»), чрезмерная идентификация («Когда меня что-то огорчает, чувства захлестывают меня»).

• 3.    «Шкала суицидальности» (12 пунктов, ответы «да / нет», субшкалы суицидальной активности в течение жизни и за последний месяц), использованная в этом исследовании, представляла собой производную Колумбийской шкалы самоотчета оценки суицидальной тяжести [34], и была дополнена пунктами, которые уточняют суицидальные действия, не охваченные оригинальной версией опросника. Для задач данного исследования, все пункты по субшкалам суицидальной активности в течение жизни

  original version of the scale consisted of 132 items, but for the present purposes of the study the questionnaire was abridged. In this study it consisted of 38 items, which loaded strongly on the appropriate subscales in previous study. They were assessed on a 5-point Likert scale from 1 – “absolutely untrue” to 5 – “extremely true”. The subscales are:

  – Thwarted Belongingness (5 items) and Perceived Burdensomeness (5 items) are the subscales from the Interpersonal Needs Questionnaire [23, Russian adaptation 29], which describe a feeling of not belonging to the significant groups of people, and being a burden for the loved ones. The examples of the subscales are: “These days, I am fortunate to have many caring and supportive friends” (TB, reversed); “These days, I think my death would be a relief to the people in my life” (PB).

  – Humiliation (5 items) is a subscale from Humiliation Inventory [27], which describes the fear of being ridiculed and bullied. The example is: “I fear being harassed”.

  – Defeat (5 items) and Entrapment (5 items) are the subscales from the Short Defeat and Entrapment Scale [28]. They describe the situation of failure and being in a state, when no acceptable outcome is possible. The examples are: “I feel that my confidence has been knocked out of me” (D); “I often have the feeling that I would just like to run away” (E).

  – Goal Reengagement (5 items) and Goal Disengagement (3 items) are the subscales from the Goal Adjustment Scale [25; Russian adaptation 30], which describe the difficulty to withdraw from the unattainable goal and to focus on other, more viable goals. The examples are: “If I have to stop pursuing an important goal in my life, I think about other new goals to pursue” (GR); “I find it difficult to stop trying to achieve a goal” (GD).

  – Perfectionism (5 items) is the subscale from the Multidimensional Perfectionism Scale [24; Russian adaptation 31], which describes the strategy of the person for a flawless performance. The example is: “I must work to my full potential at all times”.

  Despite that some of the scales, which constitute the subscales, were translated and adapted elsewhere, we translated all the items anew, so that they constituted a coherent scale. As the Principal Investi-

  
  

и за последний месяц суммировались. Из 537 ответов, 116 человек признали суицидальную активность за последний месяц (от мыслей до планов и действий – от 1 до 12 баллов), и 283 человек признали разные формы суицидальности в течение жизни.

Результаты

Конфирматорный факторный анализ «Опросника суицидального нарратива».

Конфирматорный факторный анализ (КФА) был произведён для проверки факторной структуры русскоязычной версии ОСН и его соответствия оригинальной, англоязычной версии. А именно, пункты должны были давать нагрузку на соответствующие факторы: нарушенной принадлежности, воспринимаемой обременительности, страха унижения, поражения, западни, перфекционизма, отказа и смены цели. Поскольку пункты оценивались по порядковой шкале (пятибалльной шкале Ликерта), использовался взвешенный метод наименьших квадратов (ВМНК). Соответствие модели оценивалось по опубликованным рекомендациям [35, 36], включая статистику χ², сравнительный индекс согласия Бентлера (CFI), индекс Такера-Льюиса (TLI), корень среднеквадратической ошибки аппроксимации (RMSEA) и стандартизированный корень среднеквадратического остатка (SRMR). А именно, мы оценивали хорошее соответствие модели при достижении показателей незначимой статистики хи-квадрат, CFI≥0,95, TLI ≥0,95, RMSEA ≤0,06, и SRMR ≤0,08. Пропущенные данные удалялись во избежание искусственного вменения точек данных. Весь анализ был произведён в R с использованием пакета lavaan [37] .

Результаты восьмифакторного КФА на русскоязычной версии ОСН показали хорошее соответствие эмпирических данных теоретической модели и оригинальной версии опросника (χ²[637] = 2017,93, p <0,001, CFI=0,99, TLI=0,99, RMSEA=0,06, SRMR=0,06). Стандартизированные факторные нагрузки представлены в Табл. 1. В целом, факторная структура опросника была подтверждена, и все пункты дали значимую нагрузку на соответствующие факторы. Альфа Кронбаха были высоки во всех шкалах, за исключением «Отказа от цели», для данной шкалы показатель был умеренным (0,689) (Табл. 2, значения в скобках по диагонали).

Конструктная валидность «Опросника суицидального нарратива»

Сначала мы проверили корреляцию субшкал между собой, чтобы уточнить их отношения (Табл. 2). Мы видим, что наиболее сильные корреляции наблюдаются между шкалами «Поражения» и «Западни», что показывает их семантическое сходство. Эти субшкалы также высоко коррелируют с «Воспринимаемой обременительностью» (r>0,6), «Страхом унижения» (r>0,45) и «Нарушенной принадлежностью» (r>0,35), уже на этом этапе показывая наиболее сильные факторы риска суицида.

gator of the study from the American side has a good knowledge of Russian language, he verified the translation and made some corrections.

• 2.    Self-Compassion Scale [32, Russian adaptation 33]. The questionnaire consists of six 5-point Likert subscales from 1 (almost never) to 5 (almost always), 26 items with a heading “How I typically act towards myself in difficult times”. Subscales are following: Self-Kindness (“I try to be loving towards myself when I’m feeling emotional pain”), Self-Criticism (“I’m disapproving and judgmental about my own flaws and inadequacies”), Common Humanity (“When things are going badly for me, I see the difficulties as part of life that everyone goes through”), Isolation (“When I fail at something that's important to me, I tend to feel alone in my failure”), Mindfulness (“When something upsets me I try to keep my emotions in balance”), and Over-Identification (“When something painful happens I tend to blow the incident out of proportion”).

• 3.    Suicidality scale (12 items, yes/no answers, for lifetime and last month suicidal activity) used in the study is a derivative of the Columbia Suicide Severity Rating Scale [34], complemented by the items, which specify some suicidal behavior, not captured by the initial C-SSRS interview. For the present research purposes, all answers on the scale were summed up to form both lifetime and recent suicidality scores. Out of 537 responses, 116 people admitted at least some recent suicidal activity from thoughts to plans and behaviors (from 1 to 12 points), and 283 people admitted some form of lifetime suicidality.

Results

Confirmatory Factor Analysis of the Suicidal Narrative Inventory

A confirmatory factor analysis (CFA) was conducted to test the factor structure of the Russian SNI and examine whether it was consistent with the original, English, version of the SNI. Specifically, items were set to load on their respective subscale factors: thwarted belongingness, perceived burdensomeness, fear of humiliation, defeat, entrapment, perfectionism, goal reengagement, and goal disengagement. Because items were ordinal (i.e., rated on a 5-point Likert scale), diagonally weighted least squares (WLS) estimation

Таблица 1 / Table 1

Стандартизированные факторные нагрузки пунктов на субшкалы «Опросника суицидального нарратива»

Standardized factor loadings of the items on subscales from the Suicidal Narrative Inventory

Субшкала Subscale	№ Items #	Факторные нагрузки Factor loadings
Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	3	0,846
	6	0,823
	16	0,708
	23	0,654
	30	0,785
Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	19	0,894
	24	0,844
	28	0,878
	36	0,882
	35	0,958
Страх унижения Fear of Humiliation	5	0,890
	7	0,925
	12	0,866
	21	0,721
	26	0,900
Поражение Defeat	14	0,802
	15	0,824
	22	0,894
	31	0,768
	37	0,860
Смена цели Goal Reengagement	1	0,773
	13	0,770
	20	0,869
	33	0,821
	38	0,843
Отказ от цели Goal Disengagement	9	0,792
	27	0,609
	29	0,658
Западня Entrapment	11	0,664
	17	0,814
	25	0,864
	32	0,885
	34	0,811
Перфекционизм Perfectionism	2	0,798
	4	0,792
	8	0,777
	10	0,763
	18	0,810

Напротив, «Смена цели», «Отказ от цели» и «Перфекционизм» оказались менее отчетливыми факторами риска. Они положительно коррелируют друг с другом и отрицательно – с «Нарушенной принадлежностью». Можно понять, что люди, стремящиеся к совершенству, могут быть менее склонны бросать недостижимые цели, но, с другой стороны, перфекционизм – это фактор суицидального риска, в то время как конструкты отказа и смены цели – антисуицидальные факторы, так что взаимодействие оказывается более сложным.

Вместе с этим, отрицательная корреляция субшкалы

was used. Model fit was evaluated using published recommendations [35, 36], including the chi-square statistic (χ²), comparative fit index (CFI), Tucker-Lewis index (TLI), root mean squared error of approximation (RMSEA), and standardized root mean residual (SRMR). Specifically, good model fit was indicated by a non-significant χ² statistic, CFI ≥ .95, TLI ≥ .95, RMSEA ≤ .06, and SRMR ≤ .08. Missing data were handled using list-wise deletion to avoid artificial imputation of data points. All analyses were conducted in R using the lavaan package [37].

Results of an eight-factor CFA of the Russian version of the SNI resulted in good model fit (χ²[637] = 2017.93, p < .001, CFI= .99, TLI = .99, RMSEA = .06, SRMR = .06). Standardized factor loadings are presented in Table 1. Overall, the factor structure replicated that of the English version of the SNI, in that all items significantly loaded onto their respective factors. Cronbach’s alphas were high in all the scales, except for Goal Disengagement, in which it was moderate (0.689) (Table 2, diagonal, in parenthesis).

Construct validity of the Suicidal Narrative Inventory

First, we correlated the subscales with each other, to verify their relations (Table 2). We see the most prominent correlation between Defeat and Entrapment scales, which shows their semantic similarity. Defeat and Entrapment also correlate strongly with Perceived Burdensomeness (r>0.6), and Fear of Humiliation (r>0.45), and Thwarted Belongingness (r>0.35), which mark the most pressing risk factors for suicide.

On the contrary, Goal Reengagement, Goal Disengagement and Perfectionism turn out to be less straightforward risk factors. They correlate positively with each other and negatively with Thwarted Belongingness. It’s understandable that those who seek perfection may be less prone to leave unattainable goals, but on the other hand, Perfectionism is a risk factor for suicide, while goal adjustment constructs are protective against suicide, so the interaction here is more complex.

But the negative correlation of Perfectionism with Thwarted Belongingness and no correlation with Perceived Burdensomeness cast a doubt on the validity of

«Перфекционизма» с «Нарушенной принадлежностью» и отсутствие корреляции с «Воспринимаемой обременительностью» бросает тень на валидность этой субшкалы для использования её в суицидологических исследованиях. В соответствии с теорией П. Хьюитта, перфекционист имеет глубоко искаженное восприятие социальных отношений, вследствие чего и бросается на поиски идеала – чтобы обрести уважение, любовь и утраченную связь с близкими [38]. Поэтому мы ожидали высокую положительную корреляцию с этими факторами риска, а отсутствие этих связей указывает на необходимость дальнейших исследований этой субшкалы, и даже отдельного использования полной шкалы перфекционизма в последующих суицидологических исследованиях.

Субшкала «Страха унижения», к нашему удивлению, не коррелировала с субшкалами «Отказа от цели» и «Смены цели», но имела невысокую положительную (ожидаемую) связь с субшкалой «Перфекционизма».

Корреляции субшкал ОСН со шкалой «Сочувствия к себе» вновь показывают, что наиболее тревожные компоненты суицидального нарратива – это конструкты «Воспринимаемой обременительности», «Страха унижения», «Поражения», «Западни», поскольку они показывают умеренно-высокие отрицательные корреляции с субшкалами «Сочувствия к себе». «Нарушенная принадлежность» демонстрирует большинство ожидаемых корреляций, но the subscale for suicide research. In P. Hewitt’s theory, perfectionist has a deeply problematic perception of their social relationships, which throws them on a quest for perfection – to gain respect, and love, and a lost connection [38]. So we would expect strong positive links with these social risk factors, and the absence of them shows the need for further study of this subscale, and maybe a separate use of some perfectionism scale in other studies of suicidality.

The Fear of Humiliation subscale, surprisingly, has no correlations with goal adjustment measures, but has a small positive (expected) correlation with Perfectionism.

Correlations of the SNI subscales with Self-Compassion Scale again prove that the most worrisome components of the suicidal narrative are Perceived Burdensomeness, Fear of Humiliation, Defeat and Entrapment constructs, as they show moderate to high negative relation with selfcompassion subscales. Thwarted Belongingness demonstrates most of the expected correlations, but to a lesser degree.

меньшего порядка.

Таблица 2 / Table 2

Корреляции субшкал «Опросника суицидального нарратива» между собой

Intercorrelations of the Suicidal Narrative Inventory subscales

Субшкала Subscale	M (SD)	1	2	3	4	5	6	7	8
1. Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	1,38 (0,83)	(0,827)	0,35***	0,12**	0,38***	-0,41***	-0,31***	0,40***	-0,33***
2. Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	1,80 (0,86)		(0,917)	0,33***	0,64***	-0,26***	-0,08	0,67***	0,04
3. Страх унижения Fear of Humiliation	3,20 (1,04)			(0,904)	0,48***	-0,06	0,08	0,52***	0,13**
4. Поражение Defeat	2,35 (0,92)				(0,893)	-0,26***	-0,09*	0,90***	0,07
5. Смена цели Goal Reengagement	3,41 (0,86)					(0,885)	0,26***	-0,24***	0,20***
6. Отказ от цели Goal Disengagement	3,36 (0,76)						(0,689)	-0,12**	0,45***
7. Западня Entrapment	2,44 (0,92)							(0,870)	0,02
8. Перфекционизм Perfectionism	3,36 (0,83)								(0,864)

Примечание: Достоверность p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - ***

Note: Levels of significance: p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - ***

Таблица 3 / Table 3

Корреляции субшкал «Опросника суицидального нарратива» со шкалой «Сочувствия к себе» (274 ответа) Correlations of Suicide Narrative Inventory subscales with Self-Compassion Scale (274 responses)

Субшкала Subscale	Q сл S	° й w -о Й £ & га	§ Ё Й о U сл	3 ■ Й и S ^ п с Ний О о §	S ьн	О сл Q сл га	й S й g Й о О	ю й ° -а н о
1. Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	1,21 (0,84)	-0,30***	0,12*	-0,21***	0,15*	-0,27***	0,06	-0,28***
2. Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	1,80 (0,84)	-0,30***	0,35***	-0,02	0,39***	-0,26***	0,26***	-0,43***
3. Страх унижения Fear of Humiliation	2,98 (1,02)	-0,19**	0,47***	0,13*	0,62***	-0,10	0,62***	-0,52***
4. Поражение Defeat	2,23 (0,81)	-0,33***	0,43***	-0,06	0,58***	-0,29***	0,51***	-0,59***
5. Смена цели Goal Reengagement	3,36 (0,89)	0,26***	0,02	0,33***	-0,13*	0,26***	-0,03	0,24***
6. Отказ от цели Goal Disengagement	3,39 (0,75)	0,21***	0,12	0,28***	-0,03	0,22***	0,06	0,13*
7. Западня Entrapment	2,28 (0,86)	-0,36***	0,45***	-0,07	0,60***	-0,30***	0,53***	-0,63***
8. Перфекционизм Perfectionism	3,45 (0,78)	0,14*	0,23***	0,16**	0,05	0,16**	0,12*	<0,01
M (SD)		3,03 (0,80)	2,83 (0,88)	2,90 (0,84)	2,70 (1,00)	3,16 (0,82)	2,94 (0,98)	3,11 (0,56)

Примечание: Достоверность p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - *** Note: Levels of significance: p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - ***.

Шкалы «Отказа от цели» и «Смены цели» показывают умеренно-низкие корреляции с позитивными конструктами сочувствия к себе (с «Добротой к себе», «Общностью с человечеством», «Внимательностью», общим баллом «Сочувствия к себе», то есть неумение отказаться от недостижимой цели скорее рассматривается людьми как нечто позитивное), но не дают корреляций с негативными аспектами. Субшкала «Перфекционизма», напротив, ведёт себя непоследовательно и положительно коррелирует с позитивными и негативными аспектами сочувствия к себе, что вновь говорит о необходимости более сложной и чувствительной шкалы для измерения разрушительности перфекционизма.

Предварительный этап проверки Модели нарративного суицидального кризиса: связь суицидального нарратива с суицидальностью

Затем мы проверили связи субшкал ОСН с реальным суицидальным поведением, о котором люди сообщили в шкале самоотчета («Шкале суицидальности»). Опять-таки, конструкты «Воспринимаемой обременительности», «Поражения» и «Западни» проявились как наиболее сильные факторы риска и компоненты суицидального нарратива. Конструкты «Нарушенной принадлежности», «Смены цели» и «Страха

Goal adjustment subscales show moderate to small correlations with positive constructs of self-compassion (Self-Kindness, Common Humanity, Mindfulness, general SCS score, which means that inability to disengage from unattainable goal respondents viewed as a positive quality) and no correlations with negative aspects. Perfectionism subscale, on the contrary, behaves inconsistently and has positive links with both positive and negative aspects of self-compassion, which again speaks for the need of a more complex and sensitive measure to capture the destructiveness of perfectionism.

The preliminary step of testing the Narrative Crisis Model of suicide: a link of suicidal narrative with suicidality

Then we checked the relations of the SNI subscales with actual self-

унижения» были тоже значимы, но меньше, а субшкалы «Отказа от цели» и «Перфекционизма» не показали значимых связей. Таблица 4 / Table 4 Корреляции субшкал ОСН с суицидальностью на протяжении жизни и за последний месяц Correlation of the SNI subscales with lifetime and recent suicidality			reported suicidal behavior (Suicidality scale). Again, Perceived Burdensomeness, Defeat and Entrapment constructs were the most pressing risk factors and components of suicidal narrative. Thwarted Belongingness, Goal Reengagement and Humiliation constructs were important, but to a lesser degree; Goal Disengagement and Perfectionism subscales showed no significant correlations. We performed linear regression analysis to find out the most important risk factors for the lifetime and recent (one month) suicidality. It showed that Thwarted Belongingness and Entrapment constructs (and, marginally, Fear of Humiliation) have the highest pre-
Субшкала Subscale	На протяжении жизни Lifetime suicidality	За последний месяц Recent suicidality
1. Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	0,28***	0,21***
2. Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	0,32***	0,39***
3. Страх унижения Fear of Humiliation	0,25***	0,14**
4. Поражение Defeat	0,36***	0,35***	dictive value for lifetime suicidal behavior (Table 5), while for the recent
5. Смена цели Goal Reengagement	-0,10*	-0,15***	suicidality these factors were Perceived Burdensomeness and Entrapment (Ta-
6. Отказ от цели Goal Disengagement	-0,08	-0,07	ble 6). Interestingly,   but   Entrapment
7. Западня Entrapment	0.40***	0,37***	worked both as a lifetime and a shortterm factor of suicidal behavior, and
8. Перфекционизм Perfectionism	-0,07	-0,02	Perceived Burdensomeness was slightly more pressing factor for the recent
Примечание: Достоверность p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - ***. Note: Levels of significance: p<0,05 - *, p<0,01 - **, p<0,001 - ***.			suicidality, than Entrapment. Таблица 5 / Table 5

Поиск наиболее значимых факторов, предсказывающих суицидальность на протяжении жизни (ЗП) A search for the most predictive risk factors of lifetime suicidality (DV)

Показатель Indicator	Нестандартизированные коэффициенты Unstandardized Coefficients		Станд. коэф. Std. Coef.	t	p
	B	Ст.ошибка Std. Error	Beta
Смена цели Goal Reengagement	0,161	0,139	0,051	1,160	0,246
Перфекционизм Perfectionism	-0,175	0,152	-0,054	-1,149	0,251
Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	0,457	0,159	0,141	2,874	0,004
Страх унижения Fear of Humiliation	0,219	0,121	0,085	1,815	0,070
Отказ от цели Goal Disengagement	0,030	0,161	0,009	0,189	0,850
Западня Entrapment	0,920	0,280	0,314	3,281	0,001
Поражение Defeat	-0,161	0,268	-0,055	-0,602	0,548
Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	0,251	0,169	0,080	1,486	0,138

Примечание: Характеристика модели R2 = 0.19, F = 15.521, p < 0.001

Note: Characteristics of the model R2 = 0.19, F = 15.521, p < 0.001

Мы провели линейный регрессионный анализ, чтобы определить наиболее значимые факторы риска для суицидальности на протяжении жизни и за последний месяц. Было обнаружено, что конструкты «Нарушенной принадлежности» и «Западни» (и, с пограничной значимостью, «Страх унижения») имеют самую большую ценность для предсказания суицидальности на протяжении жизни (Табл. 5), в то время как суицидальность на протяжении месяца предсказывалась в основном через конструкты «Воспринимаемой обременительности» и «Западни» (Табл. 6).

Любопытно, что конструкт «Западня» действовал и как долгосрочный, и как краткосрочный фактор суицидального поведения, а «Воспринимаемая обременительность» оказалась чуть более сильным фактором, вносящим чуть больший вклад в недавнее суицидальное поведение, чем конструкт «Западни». На первый взгляд, это противоречит Интегративной мотивационно-волевой модели суицидального поведения [22], которая ставит переживание западни ближе к волевому этапу суицидального процесса. Но в нашей модели учитывался когнитивный конструкт «отсутствия будущего», и, похоже, люди могут жить с когнитивной концептуализацией своей жизни как некой ловушки, с ощущением безысходности. Возможно, именно социальный фактор придаёт им мотивацию к суицидальным действиям (будь то воспринимаемое отсутствие принадлежности или ощущение себя обузой для близких), что больше соответствует Межличностной теории суицида [23]. «Нарушенная принадлежность» и «Страх унижения» действовали как отдаленные (хронические) факторы суицидальности.

At first glimpse, it contradicts with the Integrated Motivational Volitional Model of suicidal behavior [22], which puts Entrapment closer to volitional part of the suicidal process. But in our model the cognitive construct of “no future” was assessed, and it seems that people may live with the cognitive conceptualization of their life as a trap, and probably it is the social factor that gives them motivation for suicidal action (be it the perception of not belonging or of being a burden), which is more consistent with the Interpersonal Theory of Suicide [23]. Thwarted Belongingness and Fear of Humiliation worked as distal (or chronic) factors of suicidality.

Discussion and directions for the further study

The adaptation of the Suicidal Narrative Inventory on a Russian sample went well. The confirmatory factor analysis showed a good fit of the theoretical model to the empirical data, and the subscales have good reliability and internal consistency.

The construct validity, though, found a less stable subscale (Perfectionism), which says that probably a full measure is needed to capture the destructiveness of this personal strategy.

Таблица 6 / Table 6

Поиск наиболее значимых факторов, предсказывающих недавнюю суицидальность (ЗП) A search for the most predictive factors of recent suicidality (DV)

Показатель Indicator	Нестандартизированные коэффициенты Unstandardized Coefficients		Станд. коэф. Std. Coef.	t	p
	B	Ст. ошибка Std. Error	Beta
Смена цели Goal Reengagement	-0,041	0,079	-0,023	-0,518	0,605
Перфекционизм Perfectionism	-0,009	0,086	-0,005	-0,109	0,914
Нарушенная принадлежность Thwarted Belongingness	0,046	0,090	0,025	0,505	0,614
Страх унижения Fear of Humiliation	-0,082	0,068	-0,056	-1,195	0,233
Отказ от цели Goal Disengagement	-0,016	0,091	-0,008	-0,176	0,860
Западня Entrapment	0,363	0,159	0,220	2,285	0,023
Поражение Defeat	0,002	0,152	0,001	0,013	0,989
Воспринимаемая обременительность Perceived Burdensomeness	0,434	0,096	0,246	4,531	<0,001

Примечание: Характеристика модели R2=0,18, F=14,445, p<0,001

Note: Characteristics of the model R2=0,18, F=14,445, p<0,001

Обсуждение и дальнейшие направления исследований

Адаптация «Опросника суицидального нарратива» на российской выборке прошла хорошо. Конфирматорный факторный анализ показал хорошее соответствие теоретической модели эмпирическим данным, и субшкалы продемонстрировали хорошую внутреннюю согласованность и надёжность.

Конструктная валидность, однако, показала менее стабильную субшкалу («Перфекционизм»), так что, предположительно, требуется полный опросник, чтобы уловить разрушительность этого личностного стиля. Кроме того, в предыдущих исследованиях в рамках МНСК перфекционизм рассматривался как хронический суицидальный фактор (личностная черта, уязвимость), и, возможно, поэтому его связь с суицидальностью менее ярка [8].

Субшкала «Смена цели» имела низкие, но осмысленные корреляции с субшкалами опросника «Сочувствия к себе» и «Шкалой суицидальности», в то время как субшкала «Отказ от цели» положительно коррелировала с позитивными субшкалами «Сочувствия к себе» и не показала связей со «Шкалой суицидальности», то есть её связь с суицидальным поведением не столь очевидна. Однако в недавнем исследовании в рамках МНСК было показано [8], что конструкт целеполагания, который выражается в шкалах «Отказа и смены цели», составляет отдельный фактор. Он напрямую связан с будущими суицидальными попытками, в обход синдрома суицидального кризиса и суицидальной идеации. Поэтому данный конструкт требует дальнейшего изучения в суицидологии и должен учитываться при оценке статуса суицидального пациента.

Субшкалы «Нарушенной принадлежности», «Воспринимаемой обременительности», «Страха унижения», «Поражения» и «Западни», созданные на основе Межличностной теории суицида и Интегративной мотивационно - волевой модели суицидального поведения, проявили себя как наиболее сильные факторы, коррелирующие и со «Шкалой суицидальности», и с субшкалами «Сочувствия к себе». Когнитивный конструкт «Западни», призванный оценить восприятие «отсутствия будущего», «беспросветность», действовал и как сильный хронический, и как краткосрочный фактор суицидального поведения. Аффективная часть этого конструкта, краткосрочное, интенсивное дисфорическое состояние входит в синдром суицидального кризиса (ССК) и в этом смысле не противоречит Интегративной мотивационно-волевой модели [22]. Но такое разделение требует дальнейшего подтверждения на российской выборке.

Модель нарративного суицидального кризиса представляет собой важный шаг в интеграции научных знаний о суицидальном поведении с учётом развития суицидального процесса во времени, с разделением факторов риска на хронические (дистальные) и краткосрочные (проксимальные). Однако требуются дальнейшие исследования в рамках этой модели по адаптации «Шкалы суицидального кризиса», чтобы связать острый пресуицид с подострым состо-

Besides, in previous studies in the framework of NCM, perfectionism was viewed as a chronic factor of suicidality (personal trait, vulnerability), so, probably, that’s why its link with suicidality is less pronounced [8].

The Goal Reengagement subscale had low, but meaningful correlations with Self-Compassion subscales and Suicidality score, while Goal Disengagement correlated positively with positive Self-Compassion subscales and had no correlations with Suicidality, which shows that it has a less decisive link to suicidal behavior. Still, the recent study in the framework of NCM showed [8] that the construct of goal orientation, as conceptualized in the Goal Adjustment Scale, composes a separate factor. It is directly linked with prospective suicide attempts, bypassing the Suicide Crisis Syndrome and Suicidal Ideation. This shows that this construct needs further study in suicide research and has to be taken into consideration in assessment of the suicidal patient.

Thwarted Belongingness, Perceived Burdensomeness, Fear of Humiliation, Defeat and Entrapment subscales from the Interpersonal Theory of Suicide and the Integrated Motivational-Volitional Model of suicidal behavior proved to be the strongest constructs to relate both with Suicidality score and the selfcompassion subscales. The cognitive construct of Entrapment, which was aimed to assess the perception of “no future”, acted both as a chronic and as a short-term factor of suicidal behavior. The affective part of this construct, a short-living, intense dysphoric state is accounted for in the Suicidal Crisis Syndrome (SCS), and in this sense, it does not contradict the Integrative Motivational-Volitional Model [22]. But this division needs further study on the Russian sample.

Narrative Crisis Model of suicide presents an important step in integrating scientific knowledge on suicidal behavior, accounting for development of suicidal process in time, dividing risk factors of suicide into chronic (distal) and short-term (proximal). Still, further work is needed in the framework of this model to adapt the measure of Suicidal Crisis Scale, in order to link acute presuicidal state with sub-acute state, as conceptual-

янием, которое концептуализировано в конструкте суицидального нарратива.

ized in the construct of Suicidal Narrative.