Адыгея: процессы реисламизации и вызовы исламского радикализма (1990-е - 2015 г.)

DOI:

Проблематика изучения (ре)исламиза-ции на современном Северном Кавказе является одной из актуальных не только в силу тех методологических возможностей, которые дает локальный материал для осмысления соотношения общего и особенного в этих сложных процессах, но и потому что существуют и нуждаются в анализе риски распространения радикального ислама в регионы России (и в частности, в иные субъекты ЮФО), казалось бы, имеющие надежную прививку от подобного рода идеологий и движений.

Основой данной работы стали проведенные автором в ходе полевых исследований в 2010–2015 гг. интервью с рядовыми членами уммы Адыгеи, имамами и сотрудниками муф-тиата Адыгеи и Краснодарского края, учеными, лидерами национальных организаций, молодежными активистами, а также данные включенных и невключенных наблюдений в мечетях Адыгеи.

Среди северокавказских республик Адыгея занимает особое место, многие процессы, так или иначе связанные с реисламизацией на Северном Кавказе, проявляются здесь в специфической форме и являются отсроченными по времени по сравнению с другими регионами Кавказа. Адыгея интересна тем, что в 1990-е гг. здесь удалось сдержать потенциал радикализации молодежных джамаатов и интегрировать их в Духовное управление мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края (далее – ДУМ РА и КК), избежать конфликта между «традиционным» и «новым исламом», переведя его в русло не идеологического противостояния, а теологических бесед и дискуссий, в то время как на восточном Кавказе ситуация складывалась по другому сценарию, а в соседней Кабардино-Балкарии в конечном итоге привела к трансформации одной из мирных общин верующих в боеспособный джамаат и вооруженному выступлению в Нальчике 13 октября 2005 года.

Адыгея – республика и субъект Российской Федерации. По данным на 1 января 2014 г. население Адыгеи составляло 446 406 тыс. человек. Согласно Всероссийской переписи населения 2010 г. 61,53 % населения Адыгеи – русские, 24,33 % – адыгейцы (западные адыги (черкесы)), 3,54 % – армя- не, 1,33 % – украинцы, греки, татары, белорусы, немцы.

Ислам у западных адыгов суннитского толка. Исламские институты отличаются в Адыгее рядом особенностей. Прежде всего, ислам стал распространяться здесь относительно поздно по сравнению с восточным Кавказом – в XIV–XVIII веках.

Ключевым фактором являлось влияние на ислам мощной этнической традиции, выполнявшей основную функцию тотального регулятора всех общественных отношений – Адыгэ Хабзэ. Ислам усваивался по тем матрицам, которые уже были наработаны системой Хаб-зе, и адыгами воспринято было только то, что не вступало с ней в противоречие. Длительное время и христианская проповедь, и идеи коранического монотеизма не могли поколебать традиционный адыгский миропорядок, основанный на идеях личной свободы, индивидуализме, сословной иерархии и традициях социального одобрения, почти равного по силе одобрению Божественному [5, с. 197].

События Кавказской войны и активизация борьбы адыгов против российского проникновения на Кавказ способствовали ускорению принятия ислама западными черкесами и сделали его идеологической основой консолидации адыгских субэтнических групп. Однако не приходится и говорить о глубоком проникновении исламской догматики в сознание адыгов. В обрядовой сфере, за исключением похоронного ритуала, преобладали языческо-христианские традиции [12, с. 37].

Накануне революционных событий 1917 г. продолжался процесс освоения ислама адыгской этнокультурной традицией, исламские институты у адыгов были рыхлыми и неоформленными структурами.

Вторая особенность выражается в том, что у западных адыгов уже в конце 1920-х гг. полностью были утрачены собственные, пусть и недостаточно развитые, исламские институты – шариатское судопроизводство, мусульманские школы, мечети как культурно-просветительские и идеологические центры, традиции совершения хаджа. К концу 1920-х гг. все обязанности имамов (эфенди), кроме культовых, были перераспределены между государственными структурами. До 1929 г. мечети в Адыгее работали. По данным официальной статистики, в 1924 г. в 45 аулах действовало 26 мечетей [1, 109–109 об.].

Процессы реисламизации в Адыгее, начавшиеся в 1990-е гг., определялись наличием длительного исторического разрыва с исламской духовной традицией. В республике не было ни одной мечети: ни действующей, ни исторически сохранившейся. Процессы реисламизации выразились в создании самостоятельного муфтиата (ДУМ РА и КК) в 1991 г. и районных мусульманских организаций, строительстве мечетей, возобновлении хаджа, распространении исламской литературы, появлении первых переводов Корана на адыгейский язык; тогда же первые студенты из Адыгеи (это были единицы) поехали учиться в университеты Сирии и ОАЭ на шариатские факультеты.

По данным на декабрь 2015 г. в Духовное управление мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края входят 12 районных религиозных организаций мусульман, а также 3 городские организации (Майкопа, Краснодара и Адыгейска). В собственности религиозных обществ мусульман Адыгеи и Краснодарского края находится 47 мечетей в Республике Адыгея, в Краснодарском крае – 5 мечетей и 3 молельные комнаты (в Краснодаре, Новороссийске и Белореченске). Главная мечеть республики – Соборная мечеть г. Майкопа. Муфтием республики Адыгея в ноябре 2012 г. избран Аскарбий Карданов.

Отличительной чертой процессов реисламизации в Адыгее в 1990-е гг. являлось активное участие в них черкесов-репатриантов (потомков мухаджиров, депортированных в Османскую империю в ходе и после Кавказской войны): они были первыми муфтиями, преподавали ислам, арабский язык, учили Корану, были имамами во многих мечетях Адыгеи, в том числе и в Соборной мечети г. Майкопа [11, с. 39–41].

Адыги-репатрианты, ставшие имамами в мечетях в начале 1990-х гг., по существу формировали новый исламский дискурс на Северо-Западном Кавказе. Заметная культурная дистанция между репатриантами и российскими адыгами, сложившаяся в течение более чем 140 лет проживания в различных политических и культурных контекстах, проявлялась в 1990-е гг. и в уровне, и в характере усвоения учения Мухаммада. Явный разрыв в уровне образования существовал между имамами-репатриантами и местными служителями исламского культа. Для первых был характерен высокий уровень мусульманского образования, знание арабского и свободное чтение Корана, возможность апеллировать в случае спорных вопросов к фетвам и мнению известных мусульманских ученых древности и современности. Возможности вторых были более скромными и ограничивались знанием основных молитв и обрядовой практики поминально-погребального цикла, сложившегося в Адыгее.

В настоящее время все имамы РА, в том числе и репатриировавшиеся служители исламского культа, имеют гражданство РФ. В Соборной мечети Майкопа, в мечетях Адыгейска и поселка Яблоновский ведут службу российские черкесы, получившие образование за границей и составившие достойную конкуренцию своим предшественникам 1990-х годов.

На основании проведенных автором исследований, прежде всего включенного наблюдения и интервью с имамами аульных мечетей, представляется возможным говорить, что посещаемость мечетей в различных районах Адыгеи неравномерна. Наибольшая религиозная активность наблюдается в городах Майкопе и Адыгейске и крупных населенных пунктах или аулах, расположенных возле Краснодара, в пос. Яблоновском, Энеме и аулах Тлюстенхабле и Новая Адыгея. По оценкам самих имамов, на пятничной хутбе в Соборной мечети бывает до 500 мусульман. Своеобразным центром мусульманской активности стала мечеть пос. Яблоновский, сюда в пятницу приходят примерно 300– 400 человек. По праздничным дням в Курбан-Байрам и Ураза-Байрам верующие вынуждены молиться в два захода, так как помещение не в состоянии вместить всех молящихся. Такой большой поток прихожан обеспечивается не за счет местного населения, а за счет мусульман, приезжающих на молитву из Краснодара. Во время пятничных хутб Ябло-новская мечеть наполняется в основном представителями нечеркесской национальности, адыги в процентном отношении прихожан составляют лишь 10 %.

В краевом центре мечети нет, поэтому мусульмане молятся в ближайшем к Краснодару Тахтамукайском районе. Руководство ДУМ РА и КК с 2008 г. неоднократно обращалось к прежнему губернатору Краснодарского края А.Н. Ткачеву по вопросу о необходимости строительства мечети и организации мусульманского кладбища в Краснодаре и Сочи. К концу 2015 г. тема строительства мечети в краевом центре была заморожена, хотя в предолимпийский период было сделано немало заявлений со стороны краевых властей о постройке мечети в Краснодаре.

Гораздо меньше исламизированы Шовге-новский и Кошехабльский районы, где нет образованных имамов и традиции Хабзэ преобладают над исламом. Здесь практически нет молодых людей, заинтересованных в изучении ислама. Даже в пятницу в аулах Пшичо, Пши-зов, Хатажукай, Блечепсин, Ходзь в мечети не проводится проповедь. В мечети Панахеса собирается около 20–25 человек. Практически пустуют мечети в ауле Нешукай Теучежс-кого района [8]. В середине 2010-х гг. в некоторых аулах появились немногочисленные группы молодых людей (называемых в народной традиции «бородачи»), придерживающиеся салафизма. В мечетях они молятся отдельно, на похоронах агитируют против захоронения по традиционному адыгскому обряду, допускают посещения похорон мужчинами без головного убора, призывают не раздавать вещи покойного, не жарить поминальные лепешки в течение года по четвергам, не устраивать поминки на 7-й и 40-й день, не раздавать соболезнующим после похорон пакеты с едой. Средний возраст мусульман в таких группах 20–25 лет. Чтобы избежать раскола мусульманского сообщества и «вражды между жителями», в Шовгеновске, например, по разрешению муфтия такая группа мусульман молится отдельно в одной из мечетей, со своим имамом 2.

Все мечети Адыгеи построены в постсоветский период, Соборная мечеть Майкопа возведена на средства шейха княжества Расс-Эль-Хайм, ОАЭ, некоторые мечети в аулах – при активном участии репатриантов и местных бизнесменов. В настоящее время усиливается роль Соборной мечети Майкопа как центра активизации и коммуникации мусульман. Че- рез институт мечети происходит и активизация родственных контактов – родственники видят друг друга на намазе гораздо чаще, чем в обычной жизни. Между мусульманами мечети действует смс-оповещение. Примерно раз в три дня рассылаются сообщения с просьбами о помощи в связи с переездом, объявления о продаже машины, о продаже халяльного мяса, поздравления с рождением детей, извещение о похоронах и т. д.

В отличие от регионов Восточного Кавказа, где де-факто существует шариатское судопроизводство, особенно при разборе дел, связанных с примирением кровников, дел брачного, семейно-имущественного и наследственного характера, ДУМ РА и КК не поддерживает идею возрождения шариатских судов, о чем было заявлено в официальной резолюции съезда мусульман 20 сентября 1997 года.3

С 1995 г. мусульмане Адыгеи и Краснодарского края возобновили паломничество-хадж. В течение 2003–2015 гг. наибольшее количество паломников (151 человек) приходится на 2012 г., когда все путевки были оплачены Главой Чечни Рамзаном Кадыровым из Фонда Ахмата Хаджи Кадырова, наименьшее число (3 и 20 человек) отмечено соответственно в 2005 и 2015 годах.

Со второй половины 2000-х гг. заметное участие в делах уммы Адыгеи принимает Глава Чечни Р. Кадыров: Фонд Ахмата Хаджи Кадырова регулярно присылает продукты к праздникам Ураза-Байрам и Курбан-Байрам, выделяет бесплатные путевки для совершения паломничества (хаджа), заявляет о готовности финансировать постройку второй мечети и медресе в Майкопе [2; 10; 19]. В 2014 г. мусульмане Адыгеи в последний раз имели возможность получить бесплатные путевки для совершения хаджа из Фонда Ахмата Кадырова, от финансовой поддержки в строительстве новой мечети и медресе в Майкопе ДУМ РА и КК воздержалось.

В 1990-е гг. ДУМ РА и КК большую часть своей деятельности посвящало решению обрядовых вопросов – упорядочению заключения накяха (брачного договора), регламентации похоронной обрядности (отмене сооружения железных оградок вокруг могил и прекращению огораживания больших участков земли для будущих семейных захоронений, отме- не пышных сорокадневных поминок). Зачастую шумное и навязчивое пропагандистское обеспечение этих, безусловно, важных инициатив ДУМ значительно превосходило их актуальность для ситуации конца 1990-х годов.

В современном исламском дискурсе Адыгеи, гораздо более сложном по сравнению с периодом 1990-х гг., тема обрядовой регламентации и конструирования новой обрядности также занимает особое место. Некоторыми имамами Адыгеи было негативно воспринято возрождение традиционного весеннего черкесского Нового года, инициированное в 2009 г. властями и интеллигенцией республики. На пятничных проповедях в некоторых мечетях говорилось о недопустимости участия мусульманина в праздновании, так как Новый год «является языческим обрядом и не имеет никакого отношения к Исламу, вследствие чего участие в нем является «харамом», то есть запретным для мусульман» [3]. Имам пос. Яблоновский Анзор Дзеукожев публично заявлял, что «попытки навязать адыгам обычай справлять языческий праздник являются оскорблением их предков – мусульман, отказавшихся от язычества, чьей кровью обагрена вся адыгская земля и которые покинули свою родину ради сохранения верности Слову Аллаха».

Неоднозначную реакцию у представителей ДУМ РА и КК вызвало возведение Монумента Памяти и Единения, установленного в 2014 г. в Майкопе к 150-летнему юбилею окончания Кавказской войны рядом с Соборной мечетью. На этапе публичного обсуждения памятника с его автором, скульптором и художником А. Берси-ровым, руководство ДУМ РА и КК несколько раз высказывалось против размещения символов черкесского языческого пантеона на этом обелиске на том основании, что памятник находится рядом с мечетью, символизирующей торжество монотеизма.

В целом начиная с 1990-х гг. мусульмане Адыгеи избежали внутриконфессионально-го конфликта, как правило, ведущего к дальнейшей радикализации молодежи, появления подпольных молодежных джамаатов, автономных от ДУМ РА и КК, и оттока мусульман в те республики Северного Кавказа, где вооруженное экстремистское подполье было наиболее активным.

Однако в течение 2000-х гг. зафиксированы отдельные случаи, имевшие достаточный потенциал, чтобы спровоцировать внут-риконфессиональное напряжение. Прежде всего это дела Р. Цея 4 и имама Н. Абази 5. Оба – репатрианты из Косово.

Адыги-репатрианты из югославского Косово в 1990-е гг. были специфической группой, серьезно влияющей на умонастроения молодых мусульман в Адыгее. Напомню, что в августе 1998 г. на основании Постановления Правительства РФ № 690 «О неотложных мерах государственной поддержки переселения адыгов (черкесов) из Автономного края Косово (Союзная Республика Югославия) в Республику Адыгея» при поддержке Международной Черкесской Ассоциации (МЧА) 200 человек (21 семья), потомков мухаджи-ров из Косово, вернулись в Адыгею. Вскоре на окраине Майкопа для косовских черкесов был построен аул Мафэхабль со своей мечетью. Юридические, экономические и психологические сложности процесса репатриации наложились на определенную ментальную дистанцию между косовскими и российскими адыгами-мусульманами, определяемую различными политическими и этнокультурными контекстами, в которых развивались адыги РФ и диаспоры. Сложившиеся напряженные взаимоотношения между Р. Цеем и руководством ДУМ РА и КК как нельзя лучше отражают эту реальность.

Беглые упоминания о конфликте в местной прессе не дают представления о сущности расхождений между ДУМ и Р. Цеем. По словам бывшего муфтия Адыгеи и Краснодарского края Н. Емижа, «он сталкивал молодежь с взрослым населением, с Духовным управлением, с Советом Духовного управления» [7]. В ходе проведенных интервью стало известно, что Р. Цей упрекал муфтия за незнание, по его мнению, нюансов отправления культа, не раз публично заявлял о своей оппозиции руководству ДУМ РА и КК, а также о своих претензиях на пост муфтия, обвинял местных имамов в низком образовательном уровне и незнании арабского языка. К весне 2004 г. противостояние достигло своей критической точки, и Р. Цей был депортирован в Турцию. Официальной причиной депортации стало нарушение паспортно-визового режима, а именно непродленный вид на жительство. Р. Цей подавал апелляции (в суды городского и республиканского уровня и в Верховный суд России) на решение паспортно-визовой службы республики, но они были отклонены. Сегодня Р. Цей проживает в Турции. Публичную протестную реакцию со стороны молодых мусульман, посещавших уроки Р. Цея, на его депортацию удалось погасить путем длительных переговоров с мусульманами представителей власти Адыгеи.

С 2005 г., после вооруженного мятежа в Нальчике, мусульмане Адыгеи впервые попадают в зону внимания МВД, однако следует отметить, что за редкими исключениями силовики в Адыгее не вышли за рамки правового поля, как это было в тот же хронологический период в КБР, Дагестане, КЧР.

Имам Адыгейска Абази Наджмудин был задержан в апреле 2006 г. на фоне волны профилактических мероприятий и задержаний, проведенных по следам событий в Нальчике в 2005 г. – первой половине 2006 года. Этому предшествовало резонансное задержание сотрудниками МВД Адыгеи в октябре 2005 г. после ночного намаза шести прихожан Соборной мечети г. Майкопа. Их продержали всю ночь в здании Управления, добиваясь под пытками признания в причастности к ваххабизму. Пострадавшие подали заявление в прокуратуру Адыгеи, было возбуждено уголовное дело. В МВД Адыгеи прошла пресс-конференция, на которой министр внутренних дел Адыгеи В. Смирнов публично извинился за действия сотрудников милиции в Соборной мечети и обещал наказать виновных. Вскоре, примерно через две недели, сотрудником МВД Адыгеи был избит в подъезде своего дома имам Соборной мечети Руслан Хакиров, покинувший Адыгею и ныне работающий имамом в мечети аула Хабез КЧР. В апреле 2006 г. в одном из крупных аулов, Новая Адыгея, милиция с собаками обыскивала машины с мусульманами, направляющимися на традиционное пятничное моление.

Абази были предъявлены обвинения в организации экстремистского сообщества, разжигании религиозной нетерпимости, хранении литературы экстремистского толка. Абази был осужден Теучежским районным судом по ст. 238 ч. 1 УК РФ за «хранение в мечети в целях сбы- та, а также сбыт товаров и продукции, не отвечающей требованиям безопасности жизни и здоровью потребителей». Наказание в виде штрафа составило 10 000 рублей [14]. Республиканский суд Адыгеи, куда обратился истец, удовлетворил кассационную жалобу Абази о незаконном привлечении его к уголовной ответственности. Теучежская районная прокуратура закрыла уголовное дело, переквалифицировав в административное правонарушение. При этом была снижена и сумма штрафа с 10 000 рублей до 1 500–3 000 рублей.

Эти события: и депортация Р. Цея, и задержание, а затем суд над Н. Абази, и обыски мусульман – стали для Адыгеи резонансными. Ничего подобного ранее в республике не случалось. В умме начали формироваться протестные настроения и дискурс ущемления прав мусульман. Только благодаря подвижкам в деятельности муфтиата, о которых я скажу ниже, пересмотру дела Н. Абази, длительным переговорам с мусульманами со стороны местной власти удалось удержать формирующийся протест в правовом поле и сдержать активистов от публичных митингов и пикетов.

Из самых заметных событий 2005 г., важных в контексте нашей статьи, отметим реакцию мусульман, входящих в руководство АРОД «Черкесский конгресс», на инициативу Общероссийского благотворительного фонда Николая Чудотворца. Фонд планировал строительство памятника этому православному святому в столице Адыгеи Майкопе. Строительство памятника Николаю Чудотворцу на территории одного из главных парков города вылилось в протесты адыгских национальных движений. В начале июля в течение недели 20 человек, представителей «Черкесского конгресса», пикетировали и фактически остановили стройку. Администрацией Майкопа был проведен круглый стол с участием инициаторов пикета, а также лидеров религиозных конфессий, на котором было решено приостановить строительство. Памятник вскоре был установлен на территории воинской части, чья земля находится в федеральной собственности. Пожалуй, это первое в новейшее время проявление публичной политической активности мусульман Адыгеи.

С 2005 г. в Адыгее меняется политический фон, на котором происходит дальнейшее структурирование уммы республики, о чем следует сказать особо, поскольку появились риски слияния национального и религиозного активизмов. Кремль начинает проект укрупнения регионов. Высказывания представителей краснодарской краевой и кремлевской администрации давали повод предполагать, что вскоре Адыгея, вовлеченная в этот масштабный проект, потеряет свой республиканский статус. Мусульмане не выступали как самостоятельные акторы развернувшихся событий, но были интегрированы в адыгские общественные организации, активно действовавшие на политическом поле в 2004–2006 годах.

Проект укрупнения повлек за собой активизацию общественно-политических национальных движений, как славянских, так и черкесских – «Союза славян Адыгеи» и «Черкесского конгресса». «Союз славян», наряду с «Адыгэ Хасэ», является политическим старожилом Адыгеи, а «Черкесский конгресс» был создан в 2004 г. в немалой степени под влиянием растущей активности первой. Если для «Союза славян» программным пунктом была идея возвращения Адыгеи в Краснодарский край 6, то в дискурсе «Черкесского конгресса» существование республики и государственность Адыгеи концептуализировались как гарантии сохранения адыгской идентичности. «Черкесский конгресс» предложил альтернативный вариант укрупнения регионов – объединение в составе России Адыгеи, Ка-барды, Черкесии и Шапсугии в Адыгскую (Черкесскую) республику в рамках исторических границ. Одновременно «Черкесский конгресс» обратился в Государственную Думу РФ и в Европарламент с предложением признать Россией факт геноцида адыгов в период Кавказской войны. Государственная Дума РФ затягивала с ответом «Черкесскому конгрессу», он был получен только в январе 2006 г. и заключался в следующем: «По данным Института российской истории РАН, репрессиям по национальному признаку в советский период подверглись 16 этносов, еще 45 этносов были затронуты репрессиями частично. Адыгейцы (черкесы) в этом списке не фигурируют», – говорилось в письме из ГД РФ [9].

Подобный ответ ускорил процессы активизации черкесского национализма, и 21 мая 2006 г. был созван чрезвычайный съезд ады- гов. Единственный вопрос повестки этого съезда – вопрос сохранения статуса Адыгеи. Съезд принял резолюцию, по резкости формулировок не сравнимую ни с каким-либо документом адыгских национальных движений 1990–2000-х гг.: «В случае принятия на уровне власти решения о проведении всенародного (с участием всего населения) референдума по статусу республики адыгский народ не участвует в референдуме» [13].

На съезде Мурат Берзегов, руководитель АРОД «Черкесский конгресс», впервые публично высказал опасения по поводу возможности радикализации мусульманской молодежи республики: «Часть мусульманской адыгейской молодежи, не имеющая возможности для социального продвижения в современном коррумпированном российском обществе, вынуждена замыкаться в независимые от Духовных управлений мусульман локальные религиозные группы, возможность перерождения которых в радикальные структуры, вопреки традиционным для адыгов-черкесов миролюбию и гибкости, возрастает при складывающихся условиях»7.

Однако ожидаемой радикализации джамаата Адыгеи не произошло. В условиях риска слияния национального и религиозного протеста тема укрупнения Краснодарского края за счет Адыгеи была снята Москвой. Муфтий РА и КК Н. Емиж начал активно работать над интеграцией мусульманской молодежи в ДУМ РА и КК. При его поддержке при ДУМ был создан Молодежный Совет, им был взят последовательный курс на удержание молодежи, в том числе и тех мусульман, кто закончил вузы за границей, в рамках муфтиа-та и на нейтрализацию тех площадок, где могли сформироваться экстремистские идеи и структурироваться радикальные молодежные джамааты.

Единственными проявлениями радикализма можно считать «дело Аскера Сетова»8, спровоцировавшее задержания и аресты мусульман, и «дело Закира Артеева» 2011 года.9 Резонансные единичные обыски в домах мусульман проводились в 2009–2010 годах.

Хотя в Адыгее не дошло до массового задержания людей по признаку наличия бороды и коротких штанов, как это имело место в КБР и Чечне и было типично для КЧР в 2011–

2012 гг., фиксируются единичные случаи, когда наличие бороды оказывалось достаточным для повышенного внимания силовиков, для оперативных действий, увольнения с работы и проявления подозрительности людей.

Таким образом, Адыгея остается едва ли не единственной республикой Северного Кавказа, где не произошло радикализации мусульман, а именно: не появилось радикальных джамаатов, не входящих в ДУМ РА и КК, не фиксировалось участие мусульман Адыгеи в вооруженном экстремистском подполье в других республиках Северного Кавказа. Протестные настроения, если и имели место в 2004–2006 гг., были связаны с возможной потерей Адыгеей статуса республики и не сформировались в оформленный протест, реализуемый вне правового поля РФ. Случаи Сетова и Артеева, пожалуй, являются единственными явными проявлениями исламского радикализма в Адыгее. Вопрос о том, почему же в Адыгее не произошло радикализации мусульман, имеет принципиальное значение. Как имеет значение и то, насколько стабильна и долгосрочна такая ситуация.

• 1.    Одним из важных является географический фактор, а именно анклавное положение Адыгеи в Краснодарском крае. Сказывается также относительная удаленность Адыгеи от региональных транспортных узлов коммуникаций. Адыгея, таким образом, является субъектом РФ, территориально и административно удаленным от кавказских республик, где мусульманское население является преобладающим, а следование нормам ислама – определяющим при социализации личности.

• 2.    Степень распространения ислама в Адыгее невысока. На фоне общего количества населения города Майкопа и республики практикующих мусульман в республике мало. Большая часть населения ограничивается празднованием Ураза-Байрама и Курбан-Байрама. В месяц Рамадан соблюдение поста для большинства населения ограничивается только запретом на употребление пищи в светлое время суток, без совершения предписанных в исламе ритуальных практик.

• 3.    Мусульмане Адыгеи слабо структурированы и политически неактивны. Политическая активность мусульман в Адыгее не

  проявляется в рамках самостоятельных структур – общественных организаций, тем более, политических движений. «Черкесский конгресс», основанный в 2004 г. и к 2014 г. прекративший свое существование, был единственной черкесской общественной организацией (движением), в руководстве которой были практикующие мусульмане. В Адыгее нет и большого притока мусульман, получивших образование за границей, способных привнести несвойственные для региона идеи и обрядовые практики. По данным 2014 г., в ближневосточных вузах учится всего 12 человек. Известны случаи, когда мусульмане, получившие шариатское образование за границей, предпочитают не возвращаться на родину, считая пребывание в мусульманской стране безопасным для будущего детей и для сохранения и укрепления веры.

• 4.    О слабом значении ислама в жизни Адыгеи свидетельствует и то, что исламская риторика не используется в «дискурсе власти» как инструмент ее легитимизации. Глава республики А. Тхакушинов, как и прежние президенты А. Джаримов и Х. Совмен, ограничивается ритуальными официальными поздравлениями мусульман с двумя главными праздниками мусульманского календаря и посещением в праздничные дни Соборной мечети Майкопа. В отличие от глав республик восточного Кавказа, где исламский дискурс является частью «сценариев власти», ни экс-президент Х. Совмен, ни нынешний глава А. Тхакушинов не совершают намаз, не посещают хутбы, не были в хадже, не жертвовали средств на мечети и мусульманскую благотворительность.

• 5.    Светский сегмент и светское образование остаются в Адыгее востребованными. При общем системном кризисе образования АГУ остается активно развивающимся университетом с сохранившимися на некоторых факультетах традициями комплексного образования, дипломы которого конвертируются на региональном рынке. В условиях политического кризиса и политического напряжения на Кавказе АГУ и другой крупный вуз Адыгеи – МГТУ скорее выполняют социально-стабили-зирующую роль и выступают как инструменты социальной политики, способные завлечь молодых людей в аудитории.

• 6.    Силовики в Адыгее в 2000–2010-е гг. были не так жестки, как в Дагестане и в Кабардино-Балкарии, и за редким исключением оставались в правовом поле. Они удержались от массовых задержаний людей, внешность которых указывала на следование исламу (борода, короткие штаны, хиджаб с закрытым подбородком), от внесудебных преследований, пыток мусульман, закрытия мечетей, массовых задержаний верующих и изъятия книг из мечетей и домов мусульман. Тем более от насильственного сбривания бород и физического насилия над женщинами в хиджабе. Необоснованные задержания и обыски носили единичный характер.

• 7.    Одна из ключевых причин отсутствия радикального ислама в Адыгее заключается в том, что тема противостояния Адыгэ Хабзэ и ислама как конкурирующих идеологий не получила здесь своего дальнейшего развития, как в КБР, и не вылилась в противостояние сторон. По данным социологического исследования, проведенного в 2010–2011 гг. АРИ-ГИ, ответы, полученные на вопрос о соотношении адыгства и ислама, коррелируют с ответами, полученными на вопрос о соотношении Адыгэ Хабзэ и шариата. Большинство респондентов (56 %) указало, что для них нормы Адыгэ Хабзэ предпочтительнее [18, c. 136]. Дискурс органичного взаимодействия ислама и Хабзэ занимает особое место в проповедях имамов Адыгеи. Среди мусульман Адыгеи удалось погасить межпоколенческое напряжение, еще 10 лет назад грозившее перерасти во внутриконфессиональный конфликт.

Однако представляется возможным говорить о рисках радикализации мусульман в Адыгее при наличии факторов, в совокупности способных сработать как катализатор. Можно разделить их на факторы внешние, федерального порядка, и на внутренние, связанные со спецификой развития ислама в Адыгее.

• 1.    Основная проблема современной исламской политики РФ заключается в отсутствии новой методологической рамки в отношении «новых мусульман», способов их интеграции в современную политическую жизнь и использовании их как ресурса общественной стабилизации. В официальном политическом дискурсе доминируют методологически неработающие категории «традиционный ис-

• лам» и «традиционное духовенство». Акции в других регионах России (Дагестане, Чечне, КБР, Поволжье) в виде сноса мечетей, задержаний и пыток мусульман, судебных запретов на мусульманские книги, запретов ношения хиджаба все более выталкивают «новых мусульман» (салафитов) из правового поля и способствуют их радикализации.

• 2.    В связи с экономическим кризисом в Адыгее ожидается сокращение бюджетных поступлений и резкое ухудшение качества жизни, тем более собственное производство в республике практически не развивается. При растущем штате республиканских чиновников среднестатистический житель республики не испытывает чувства защищенности и социальной справедливости. Налицо разрыв между официальными декларируемыми лозунгами и реальной жизнью местных политических элит. Социальное неравенство воспринимается молодыми людьми очень остро, их здоровые амбиции наталкиваются на «задраенные люки» государственных и общественных институтов, в результате увеличивается степень допустимости радикальных настроений и поступков.

• 3.    Усугубляется системный кризис национальной идеологии Адыгэ Хабзэ, что выражается в разрыве преемственности социальных практик, кризисе этнической идентичности, резком снижении ее действенной силы. По мнению авторитетного специалиста Б. Бгажноко-ва, «в ту нишу сознания (дискурсивного и практического), которую традиционно занимает адыгство, вторгается и постепенно разрастается, оттесняя этику, пустое пространство морального невежества, негативизма, апатии» [5,

В Адыгее остается высоким уровень безработицы. По данным Росстата, уровень безработицы в Адыгее в 2014 г. один из самых высоких в ЮФО и составляет 1,2 % [16]. Наблюдается отток экономически активного населения из республики в Краснодарский край и другие регионы, который, однако, не может сдерживать социальное напряжение в Адыгее до бесконечности. Так, согласно исследованиям Росстата, в 2007 г. численность экономически активного населения в Адыгее составила 208 тыс. человек, а в 2012 – уже 204 тыс. человек, то есть в течение 5 лет республику покинули 4 тыс. трудоспособных граждан.

• с. 86]. Последствия этих процессов справедливо характеризуются ученым как «гуманитарная катастрофа» [5, с. 86–87].

• 4.    Имеет значение и включенность Адыгеи в общекавказский контекст, а именно невозможность анализировать динамику уммы Адыгеи вне процессов, происходящих в соседних республиках КБР и КЧР. Информация из КБР о внесудебных преследованиях и пытках мусульман значит для местной уммы не меньше, а часто и больше, чем общероссийская и мировая мусульманская повестка. Решение суда по делу о нападении боевиков на Нальчик в 2005 г., как и следствие, проходившее с нарушениями законодательства, устрашающие условия содержания подследственных в СИЗО г. Нальчика, применение пыток к подсудимым, активно обсуждались мусульманами республики ¹⁰.

• 5.    Нельзя сбрасывать со счетов и реакцию российских властей на обращения черкесской диаспоры в Сирии (в Сирии 120 тыс. черкесов) с просьбой об эвакуации на историческую родину в связи с гражданской войной. Несмотря на многочисленные обращения в Кремль в течение 2011–2012 гг. региональных черкесских общественных организаций, съезд адыгов в 2012 г. в Майкопе, поддержавший репатриацию, позитивные прогнозы делегации Совета Федерации, работавшей в Дамаске в 2012 г., просьба осталась без официального ответа. Справедливости ради надо сказать, что все сирийские черкесы (по данным на январь 2016 г. в Адыгее, КБР и КЧР проживает около 2 тыс. человек), просившие визы для въезда в Россию в 2011–2014 гг., при всех трудностях их получили, как и позже получили легальный правовой статус – разрешение на временное проживание или вид на жительство. В Адыгее и КБР сирийские черкесы курируются официальными структурами, отвечающими за связи с соотечественниками, имеют право на бесплатную медицинскую помощь и обучение на бюджетной основе в вузах Адыгеи и Кабардино-Балкарии [6]. Однако все заботы по их обустройству, обучению русскому языку, поискам работы, жилья, психологической адаптации, обеспечении лекарствами легли на местных граждан и активистов.

• 6.    Актуализируется фактор экспансии идеологии ИГ/ИГИЛ (организация, запрещенная в России) в Адыгее. Только из одного г. Адыгейска с начала 2015 г. уехал в «Исламское государство» 21 человек, в том числе и семьи с детьми.

В целом в публикациях федеральных СМИ вплоть до осени 2015 г. доминировал негативный дискурс о сирийских черкесах, их возможное возвращение на родину оценивалось как риск распространения «арабской весны», а сами сирийские черкесы – как носители «чужой» культуры и ментальности. В протестном дискурсе мусульман Адыгеи данная ситуация конструируется как политика двойных стандартов. Особенно на фоне всесторонней помощи государства беженцам из Украины, которых не только принимают и обустраивают в РА, КБР и КЧР, но и официально информационно поддерживают процессы их адаптации в новом месте, формируя позитивное общественное мнение.

По данным директора ФСБ Александра Бортникова, озвученным в феврале 2015 г., на стороне «Исламского государства» воюют около 1 700 россиян, причем число граждан России в рядах джихадистов за год практически удвоилось [17]. Сирийский фронт оказался привлекательным для большого количества мусульманской молодежи Северного Кавказа. По данным российских официальных лиц, общая численность джихадистов российского происхождения могла составлять не менее 800 (в целом) в 2014 г, а в начале 2015 г. только в одном Ираке доходить до 1700 человек [15]. В основном это представители Дагестана, Ингушетии, Чечни, Кабардино-Балкарии. Есть кавказцы, приехавшие на сирийский фронт из Европы, где они оказались в качестве беженцев еще во время чеченских войн 1990-е гг. или будучи студентами. В социальных сетях набирают обороты дискуссии, в которых обсуждается маргинализация и крах проекта Имарата Кавказа и стремительное выражение лояльности к ИГ всех ключевых амиров Имарата Кавказа в течение первого полугодия 2015 года.

Исламскими радикалами ведется активная профессиональная работа в социальных сетях, создаются группы, целевой аудиторией которых является молодежь. В социальных сетях создано немало групп с патриотическим названием, отсылающим к адыгскому дискурсу – в названии присутствуют слова «адыги» или «Черкесия». Как правило, проблематика этих групп формируется по одной схеме – казалось бы, невинное обсуждение традиционных черкесских обычаев и обрядов плавно сводится к теме несоответствия черкесской традиционной культуры исламским ценностям, а затем заканчивается транснациональной джихадистской пропагандой. Типичным для Адыгеи, как и для всего Северного Кавказа, стало появление интернет-имамов, электронных «религиозных авторитетов», находящихся за пределами родной республики. Их влияние вполне может пересилить авторитет местного ДУМ РА и КК, и возможная радикализация мусульман в Адыгее будет связана в том числе с их агитацией и пропагандой.