Аграрный вопрос во взглядах Н. Х. Бунге (к 200-летию со дня рождения)

Среди российских экономистов фигура Николая Христиановича Бунге занимает особое место. Его взглядам и практической деятельности посвящено значительное количество исследований. Однако бόльшая часть его собственных работ до последнего времени практически не переиздавалась. Вместе с тем Н. Х. Бунге оставил сочинения не только по теоретической экономике (политической экономии) [3; 4], но и по вопросам истории экономической мысли [5– 7], статистики [8], финансово-кредитных отношений [9], истории и теории права [10; 11] и даже педагогики [12; 13]. Известно также, что Н. Х. Бунге принимал участие в подготовке крестьянской реформы, ряда конкретных правительственных постановлений в области развития частного землевладения, переселенческого процесса и др.

В конце ХХ в. впервые за долгие годы были опубликованы «Загробные заметки» Н. Х. Бунге, предназначавшиеся Александру III, но так и не дошедшие до адресата [14], которые в настоящее время доступны широкому кругу читателей [15].

Особый интерес к идеям Н. Х. Бунге появился в начале ХХI в., что, вероятно, объясняется определенной схожестью исторических эпох: как и в конце ХIХ в., в начале нового столетия в России накопились многие вопросы, от решения которых, без преувеличения, зависела ее судьба. Именно этим можно объяснить рост внимания к научному наследию Н. Х. Бунге.

Однако до сих пор слабо исследована постановка аграрного вопроса в сочинениях Н. Х. Бунге, а его вклад в экономическую науку и хозяйственную практику чаще всего связывают с финансовой и налоговой тематикой. А ведь Россия в ХIХ в. была аграрной страной, крестьянство составляло более 70 % от общей численности населения. Именно в период правления Александра III Россия вышла на первое место в мире по продажам зерна. При этом рост экспорта зерна осуществлялся в ущерб собственному населению. Доказательством может служить первый массовый голод 1891–1892 гг. Его причинами стали такие негативные факторы, как отсутствие возможностей для дальнейшего экстенсивного развития сельского хозяйства, упадок деревенских промыслов, миграция сельского населения в города и т. д.

В связи с этим целью исследования являются анализ и оценка взглядов Н. Х. Бунге по аграрному вопросу и раскрытие их гуманистического характера.

Материалы и методы

В исследовании использованы методы анализа, синтеза, обобщений и аксиологии, а также историко-ретроспективный, историко-генетический и герменевтический, программно-целевой и структурно-функциональный методы изучения проблемных вопросов истории экономической науки. Исследование базируется на первоисточниках: сочинениях самого Н. Х. Бунге, а также его современников.

Результаты и обсуждение

В середине ХIХ в. ситуация с крестьянством складывалась в стране неоднозначно. С одной стороны, правительство ограничивало крестьянское самоуправление за счет введения института земских участковых начальников (1889) и издания «Положения о губернских и уездных земских учреждениях», ограничивавшего сферу деятельно- сти земств (1890). Были изданы Указ «О переводе крестьян на обязательный выкуп» (1881), который превращал миллионы российских крестьян из временно обязанных в постоянно обязанных, и «Положение о найме на сельские работы» (1886), расширяющее права помещиков при расчетах с крестьянами-батраками. Эти меры ухудшали положение крестьян и не способствовали решению аграрного вопроса: созданию более благоприятных условий для жизни и деятельности, эффективному использованию земельного фонда, развитию товарного характера сельскохозяйственного производства и т. д.

С другой стороны, в этот период принимались меры и по исправлению ситуации на селе. Так, благодаря Н. Х. Бунге в стране был создан Крестьянский поземельный банк (1882), выдававший крестьянам ссуды на приобретение земли. Крестьянам было разрешено брать землю в аренду. В 1886 г. была наконец отменена подушная подать, установленная еще Петром I, что, однако, произошло на фоне повышения налоговой нагрузки (по прямым налогам – на треть, по косвенным – в 2 раза). Процесс ликвидации подушной подати растянулся на несколько лет (1883–1886 гг.). Эти меры несколько стимулировали решение аграрного вопроса.

В годы министерства Н. Х. Бунге (1887– 1895 гг.) были и спорные решения власти. Одним из них стал указ 1893 г., согласно которому крестьянская община фактически становилась основным экономическим фундаментом организации крестьянской жизни в стране. Этим указом запрещалась купля-продажа общинной (крестьянской) земли, что, как предполагалось в «верхах», избавило бы крестьян от угрозы разорения и, соответственно, способствовало бы стабилизации всей социально-экономической обстановки в государстве.

Отмечая заслуги Н. Х. Бунге в области финансов, таможенной политики, разработки фабричного законодательства, акционерного дела в стране, отечественные историки и экономисты, за редким исклю- чением, почти не исследовали отношение ученого к аграрному вопросу. Существуют лишь фрагментарные исследования данного аспекта взглядов и деятельности Н. Х. Бунге [2].

Считается, что Н. Х. Бунге придавал решению крестьянского вопроса приоритетное значение и был приверженцем частной крестьянской земельной собственности. Об этом будто бы свидетельствует требование отмены крепостного права, с которым выступал ученый. Однако вряд ли эти утверждения доказательны. Осуждение и критика крепостного права были «общим местом» в российской либеральной публицистике ХIХ в. Однако, будучи министром, Н. Х. Бунге формально не обладал самостоятельностью в решении столь серьезных вопросов, он лишь служил проводником воли императора. Александр III своими указами дал понять однозначно, что он видит общину в качестве основы российской деревни, и наложил специальным указом запрет на куплю-продажу общинной земли. Н. Х. Бунге с этими решениями монарха вынужден был согласиться.

Попытки объяснения названных выше утверждений о приоритетности аграрного вопроса и стремлении создать в стране частную земельную собственность были непосредственно связаны с тем, что община с ее круговой порукой ограничивает право отчуждения. Только такой парадокс никак не раскрыт. Казус оценок взглядов Н. Х. Бунге можно отчасти объяснить тем, что до выхода указа об отмене крепостного права (1861) он не был министром в правительстве и, соответственно, ничего не решал. Его работа в Редакционных комиссиях (1859–1860 гг.) также проходила задолго до назначения на министерский пост. Но история знает много случаев, когда люди, входя во власть, существенно корректировали свои взгляды или уходили от практического решения тех вопросов, к которым прежде их внимание было повышенным.

Думается, нечто подобное произошло и с Н. Х. Бунге, для которого аграрный вопрос, хотя и оставался важным, но оказался все-таки на периферии служебной деятельности. По его же признанию, мероприятия правительства в аграрном вопросе имели частный характер и не вели к кардинальным и общим переменам.

И все-таки определенные новации в аграрном вопросе происходили именно благодаря Н. Х. Бунге. Известно, например, что он в соавторстве с Н. П. Игнатьевым1 и М. Н. Островским2 составил проект учреждения Крестьянского банка, который затем был внесен в Государственный совет. В этом проекте отмечалось, что средства должны идти беднейшей части крестьян. Однако Государственный совет не согласился с этим и постановил, что финансовую помощь следует оказывать всем крестьянам, которые желают купить землю [17]. Какая из этих двух точек зрения была более верной, вопрос открытый.

Необходимо отметить и изменения в вопросах аренды крестьянами казенной земли. По закону 1881 г. земли сдавались в аренду на 24 года, но уже по закону 1884 г. – на 12 лет. При этом, если в дореформенное время аренда земли крестьянами допускалась только с разрешения душевладельцев, то после 1861 г. она осуществлялась уже на основании решений местных палат государственных имуществ. Стал более широким и состав крестьян, бравших землю в аренду, тогда как до реформы по отмене крепостного права арендаторами выступали, как правило, богатые крестьяне, которые к тому же вели предпринимательскую деятельность.

Произошли и некоторые изменения в вопросе о крестьянских переселениях. Самовольное крестьянское переселение, особенно после отмены крепостного права, поставило в повестку дня вопрос о разработке определенных правил по регулированию переселенческих процессов, которые по- явились 10 июня 1881 г. Позднее, 13 июля 1889 г., появился новый закон о переселениях, который предусматривал освобождение крестьян-переселенцев на три года от всяких податей, а еще на три последующих года подати для них предусматривались в половинном размере [17]. Ясно, что без участия министра финансов эти вопросы не обходились.

• Н.    Х. Бунге стремился к тому, чтобы крестьянская община была чисто хозяйственной структурой, занималась обработкой земли и сельскохозяйственной деятельностью и не играла никакой иной роли в обществе. Это полностью согласовывалось с курсом Александра III на ограничение влияния земского движения в стране. При этом «крестьяне должны быть освобождены наравне с другими сословиями от всякой административной опеки, что сельские общества должны включать в свой состав всех крестьян» [17].

Как известно, консервативный характер «контрреформ» Александра III был направлен на то, чтобы не допустить земские учреждения к активной политической деятельности. Что же касается собственно самоуправления, то здесь все-таки в значительной мере была сохранена относительная свобода. Например, определение размеров и порядка несения повинностей и уплаты сборов между разными сельскими общинами и внутри каждой из них было предоставлено мирским (сельским) сходам [16, с. 149].

По инициативе Н. Х. Бунге земские учреждения и крестьянство стали более активно участвовать и в финансово-кредитных отношениях, чему способствовало формирование так называемых «земских капиталов». Существовали три источника образования капиталов земских учреждений. Большая их часть поступала из бюджетных средств, выделялась правительством на конкретные цели. Еще одна часть формировалась за счет результатов хозяйственной деятельности самих земских учреждений. Наконец, еще одна, правда, незначительная часть капиталов земства могла формиро- ваться благодаря частным пожертвованиям, завещаниям и т. д. К первому виду земских капиталов относились так называемые продовольственные капиталы – запасы продовольствия на случай возможного неурожая, засухи и прочих непредвиденных обстоятельств. Нормативом формирования таких капиталов служило отчисление определенной суммы – как правило, 48 коп. в расчете на одну «ревизскую душу» по каждой губернии. Масштабы государственной поддержки продовольственных капиталов земских учреждений с самого начала реформы 1861 г. были значительные. Только в 1866 г. 34 губернии в стране получили из бюджета 8,52 млн руб. для формирования продовольственных капиталов В 1890 г. было принято специальное правительственное Положение, согласно которому земские учреждения получали право формировать и так называемые специальные капиталы для удовлетворения «особых нужд» на местах.

По структуре все земские капиталы делились на губернские и уездные, а по назначению – на продовольственные, на народное образование, на полицейскую и пожарную части, на устройство мест заключения, на страхование и т. д. [16, с. 143]. Ответственность за эффективное использование финансовых средств возлагалась полностью на земские учреждения. Помимо того, существовала практика выплаты пособий из государственной казны для нуждающихся губерний. Чаще всего они предоставлялись губерниям с плохими природно-климатическими условиями, находившимися в зоне рискованного земледелия. Урожайность здесь была достаточно низкой, чтобы обеспечить население необходимым минимумом хлеба, не говоря уже об овощеводстве, садоводстве и т. д. К таким «дотационным» территориям относились губернии прежде всего на Урале, в Западной и Восточной Сибири.

Переосмысливая в конце жизни события того времени, Н. Х. Бунге попытался искренне и непредвзято выявить недостатки российской внутренней экономической политики, в том числе в аграрном вопросе.

Он составил своего рода отчет – завещание, которое вошло в историю отечественной экономической мысли под названием «Загробные записки». Они были обнаружены не сразу, а только в 1894 г. Распространена версия, что «Записки» предназначались для царя, но опубликовать их при жизни автор даже не пытался по понятным причинам. Четкого подтверждения нет ни в его письмах, ни в других документах. Вероятнее всего, Н. Х. Бунге начинал составлять «Записки» в первую очередь для себя, как своего рода «размышления на заданную тему», но по мере работы появился и план их передачи императору.

В «Записках» Н. Х. Бунге дает свое видение общей социально-экономической ситуации в стране и особенно крестьянского вопроса. Представлены основные проблемы, которые, по мнению автора, за годы царствования предполагал разрешить Александр III. Во-первых, проводить протекционистскую внешнюю экономическую политику, что позволило бы оказать необходимую поддержку российским крестьянам и помочь им повысить товарную ориентацию своих хозяйств; во-вторых, сориентировать земские учреждения на активную хозяйственную и социальную деятельность, в частности в области поддержки крестьянских хозяйств необходимыми материальными и финансовыми ресурсами; в третьих, расширить практику просвещения и народного образования, для чего наряду с земскими школами создавать и другие формы обучения (курсы агрономов, ремесленного ученичества и т. д.) В этом отношении взгляды Н. Х. Бунге были полностью созвучны идеям его современников: Е. А. Тимирязева, А. Ф. Фортунатова, А. В. Чаянова, Н. Х. Худякова и др.

В своих «Записках» Н. Х. Бунге откровенно писал о предшественниках Александра III, в частности о роли Николая I и Александра II в решении аграрного вопроса. Правление Николая I представлялось Н. Х. Бунге «бедным» с точки зрения достижения практических результатов. Действительно, конкретные результаты правле- ния Николая I иллюстрируют конкретные законы и указы, принятые в период с 1825 по 1855 г. Сюда же можно отнести и возврат к системе откупов (1827). Вместе с тем для адекватной оценки того времени следует вспомнить и о позитивных моментах: о запрете на продажу крепостных крестьян (1833), о начале страхового дела в стране (1827), о первом фабричном законе в России (1835), наконец, о реформе управления государственными крестьянами (реформы П. Д. Киселева, 1837–1841). Характеризуя, в частности, реформы П. Д. Киселева, Н. Х. Бунге отмечал, что в 1873 г. в связи с административными изменениями (передача соответствующих функций от Министерства финансов Министерству государственных имуществ) крестьяне потеряли часть своей и без того крайне ограниченной самостоятельности [15]. По сути, автор упрекает власть в бюрократизме и волоките в решении аграрного вопроса. Именно бюрократизм Н. Х. Бунге считал «повинным» в нерешенности аграрного вопроса: «Иначе не могло и быть» [15].

Далее Н. Х. Бунге переходит ко времени правления Александра II. Он особенно подробно характеризует реформу 1861 г., в результате которой в стране было отменено крепостное право. Но осуществление реформы, по мнению Н. Х. Бунге, было сопряжено с некоторыми крайностями, прежде всего связанными со стремлением властей передать ряд полномочий крестьянским (сельским) общинам и превратить их в свою социальную опору на селе. Автор «Записок» отмечал, что «крестьянским сходам предоставлено было бесконтрольно распоряжаться разделом и переделом земель, ссудо-сберегательными кассами, запасными хлебными магазинами, распределением налогов и повинностей и проч.» [15]. Это обстоятельство он расценивал как бесконтрольность в системе местного самоуправления, хотя на самом деле органы самоуправления все-таки несли ответственность перед сходами, но не перед государственной властью непосредственно. По мнению ученого, такая ответственность была формальной и неэффективной, способствовала произволу и самовластию кулаков и мироедов, произволу в отношении отдельных членов общины и своеволию в вопросах распределения и перераспределения земельных участков: сенокосов, выгонов, пастбищ, пашни и т. д. [15].

Вполне понятно критическое отношение Н. Х. Бунге к способам решения вопроса о наделении крестьян землей, ведь он был противником общинного землевладения и выступал за частное землевладение. Как экономист и финансист он искренне полагал, что все государственное устройство должно основываться на эффективном хозяйственном расчете, а не на обычаях и традициях народа, тем более если такие традиции и обычаи не дают необходимого экономического эффекта. Такая позиция представляется радикальной в контексте реальной внутриполитической и социально-экономической ситуации в России во второй половине ХIХ в. Общинное устройство действительно было широко распространено в стране и ломать его искусственно власть не желала. Поэтому реформа 1861 г. только утвердила единое для всех крестьян общинное устройство, а реформа удельной деревни (1863) и государственной деревни (1866) распространили общинный уклад на другие категории крестьян.

Пожалуй, именно в этом состояло внутреннее глубокое расхождение Н. Х. Бунге и верховной власти, которая даже путем некоторых финансовых послаблений и экономических мер пыталась сохранить общину в меняющихся условиях в качестве собственной социальной опоры в русской деревне и в качестве удобного объекта для идеологической (пропагандистской) работы. Резонно побаиваясь возможных негативных последствий слишком радикального поведения в отношении к общинам, власть понимала угрозу возможного роста социально-экономического расслоения среди крестьян и, как следствие, угрозу роста социальных конфликтов с последующим их переводом в политическую плоскость.

Последующие события показали спра- ведливость таких опасений. В ходе аграрной реформы П. А. Столыпина (1906–1911), когда крестьянам предоставили право на выход из общины (на хутора), такое расслоение действительно усилилось и стало триггером социальных волнений. При всем прогрессивном характере реформы 1906– 1911 гг. и попытках П. А. Столыпина подходить к вопросу о сохранении крестьянской общины на местах дифференцированно, избирательно избежать конфликтов не удалось, тем более что царская власть принимала порой меры, никак не способствовавшие взвешенному решению крестьянского вопроса. Можно отметить Закон «О временно-заповедных имениях» в пользу дворянского землевладения (1899), законы об изъятии излишков земли у коренного населения Сибири, вызвавшие массовые волнения (1896–1901), и ряд других спорных решений, логическим следствием которых при Николае II стала политизация не только земского движения, но и российского крестьянства в целом. Логическим результатом такой политизации стал нелегальный учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза в Москве (1905).

Как это довольно часто бывает, осуществление реформ в условиях отсутствия необходимой правовой базы и недостаточности опыта сопровождалось не только ростом бюрократизма в управлении, но и некоторой дезорганизацией в общинном самоуправлении. «Поэтому крестьяне испытывали неурядицу в своем общественном быту и терпели от произвола собственных выборных» [15]. Еще раньше был упразднен институт мирских посредников, а это лишало власть возможности оперативно воздействовать через них на ситуацию в деревне.

Бюрократизм, по мнению автора «Записок», был характерен и для периода правления Александра III. Это действительно было большой проблемой. Ярким примером роста бюрократизма в управлении стало превращение выборных на сходах в чиновников. Сходы становились все реже, а выборные превращались в постоянных представителей «крестьянского мира» в земских учреждениях. К чему это приводило, судить нетрудно: чем больше выборные отрывались от избирателей, тем меньше их заботили интересы выборщиков.

Причиной такого отрыва выборных лиц от избирателей служило то обстоятельство, что выборные подчинялись губернской администрации, от нее зависели и, соответственно, чаще и охотнее шли на сделку с ней в вопросах организации крестьянской жизни. Так, в вопросе о взимании недоимок с крестьян-должников общей тенденцией стало их накопление, за что администрация предъявляла претензии именно к выборщикам. Последние ничего не могли сделать, кроме как ужесточить меры по изъятию недоимок в тех случаях, когда это было возможно. Например, за счет принудительной продажи личного имущества крестьянского двора.

Наряду с отмеченной причиной, была и другая: выборными становились чаще всего зажиточные крестьяне, которые тем охотнее «драли три шкуры» с выборщиков, чем больше были перспективы получить от власти какие-либо личные послабления и привилегии.

Правда, в соответствии с действовавшим законодательством интересы «меньшинства» также имели значение. Поскольку его представители отсылали многочисленные жалобы в «вышестоящие инстанции», постольку власть в тех случаях, когда это соответствовало ее собственным интересам (например, при организации дорожного сообщения на периферии или при соблюдении правопорядка), принимала необходимые меры против «большинства» сельского (крестьянского) схода.

Контроль за сельской (крестьянской) общиной и работой земских учреждений был сосредоточен в руках Министерства внутренних дел страны и включал ряд конкретных функций: работу губернаторов и местной администрации; работу жандармерии на местах; контроль за перепиской (почтой) и печатью. Н. Х. Бунге высказывал также сомнения в необходимости конкрет- ных форм контроля (например, перлюстрации писем и т. д.) [15].

Содержание и характер записок свидетельствуют о том, что Н. Х. Бунге как человек своего времени сохранял полную лояльность в отношении монархии и оправдывал верховную власть. При этом он сохранял и собственное мнение, которое пытался высказывать (в случае с «Записками» – с явным опозданием). Но и в опубликованных работах автор достаточно много места уделяет аграрной проблематике.

В связи с этим подчеркнем, что анализ текста «Записок» Н. Х. Бунге свидетельствует о понимании их автором глубинных причин, которые мешали успешному реформированию российской экономики и решению крестьянского вопроса. Хотя считается, что Н. Х. Бунге заступал на пост министра финансов уже с готовой программой преобразований, ему далеко не в полной мере удалось реализовать задуманное. Быть может, желание поделиться пониманием этих причин и стало поводом для появления «Загробных записок».

Заключение

Как известно, история судит людей не за то, чего они не смогли или не успели совершить, а за то, что они сделали и что оставили потомкам. Практические усилия Н. Х. Бунге в области решения аграрного (крестьянского) вопроса, облегчения и улучшения положения российского крестьянства, а также в других областях экономической политики, равно как и его значительное научное наследие, позволяют в полной мере оценить его масштаб как ученого, политика и как личности.

Обыкновенно в историко-экономической науке Н. Х. Бунге относят к ученым либерального типа. Учитывая «консервативный» характер правления Александра III, вызывают интерес утверждения, что Н. Х. Бунге оказался «между историзмом и либерализмом». Или, иначе говоря, между российским консерватизмом и западноевропейским классическим экономическим либерализмом. При этом «переход от классики и обращение к историзму, безуслов- но, не принесли ему славы теоретика» [19, с. 241]. Скрупулезно оценивая взгляды ученого и разбивая его творчество на различные периоды, тем не менее, не стоит забывать о гуманистическом характере взглядов Н. Х. Бунге, который предчувствовал грядущие потрясения. В одном из писем известному экономисту И. И. Янжулу он писал: «Надвигающееся на Россию смутное время чувствовалось все больше и больше» [Цит. по: 20, с. 253].

Не случайно существует спорное мнение, что Н. Х. Бунге «не следует причислять ни к правым, ни к левым реформаторам, ни к реформаторам вообще» [1, с. 123]. Таким образом, вопрос о научной атрибутации взглядов Н. Х. Бунге остается открытым.

Сегодня, в условиях кризиса идеологии либерализма и роста научного интереса к консерватизму, особенно к «охранительному консерватизму», идеи которого в России впервые озвучил в «Записках о древней и новой истории» еще Н. М. Карамзин (1811), а затем развивали в своих сочинениях многие русские мыслители, приведенное выше суждение о Н. Х. Бунге заслуживает серьезного внимания.

Во-первых, потому, что оно частично верно, и Н. Х. Бунге в своих взглядах, в том числе по аграрному вопросу, высказывал порой разные суждения. Это можно объ- яснить стремлением к социальному согласию, согласованию интересов различных социальных сил в обществе, что само по себе отличает гуманистическое мировоззрение от любой классовой идеологии.

Во-вторых, потому, что Н. Х. Бунге много внимания уделял анализу проблем борьбы с нищетой, развитию благотворительности, социальному страхованию и про-довольственномуобеспечениюнаселения[11, с. 231–260]. Об этом же говорит и проводившаяся им политика социального согласия (согласование интересов крестьян и землевладельцев, наемных рабочих и работодателей), а также эмпирический и теоретический анализ социально-трудовых отношений, присутствующий в его сочинениях.

Как ученый Н. Х. Бунге выступал за творческий синтез в науке, но при этом отмечал, что всякая наука имеет незыблемые истины. Главная из них – экономическая наука и реальная экономическая практика должны служить человеку и помогать ему преодолевать трудности и невзгоды, способствовать улучшению условий его существования. Эта идея отнюдь не либеральная, она – гуманистическая, тогда как с точки зрения либерализма экономическая наука не имеет никакого отношения к нравственности и «абсолютно нейтральна по отношению к любым ценностным суждениям» [18, с. 829].