«Академическое дело» 1929–1931 гг. и его значение для судеб российских историков

Дагестанский государственный университет, Махачкала, Россия, ,

,

В 1993 г. Библиотека Российской академии наук подготовила выпуск материалов следственного дела в отношении известных историков, академиков С.Ф. Платонова и Е.В. Тарле. Они проходили главными обвиняемыми по «Академическому делу» 1929–1931 гг.1 Следственные материалы остальных участников этого процесса до настоящего времени пока не опубликованы. Они находятся в архиве Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. На наш взгляд, очень важно осветить этот пласт истории, показать печальные страницы советского прошлого, описать судьбы личностей историков, попавших под репрессивный каток государственной машины.

Целью нашего исследования является анализ различных подходов в современной историографии к рассмотрению политического дела, сфабрикованного властью против группы ученых Академии наук и краеведов в 1929–1931 гг. в Ленинграде, его значения в судьбе отечественных историков. Мы попытались проанализировать имеющиеся оценки причин трагических событий «Академического дела», осветить тему ареста и обвинений историков «старой» научной школы.

В работе использован биографический метод, а также принцип историзма, требующий рассматривать любое историографическое явление в становлении, развитии и связи с предшествующим опытом. Он показывает историю как последовательный, объективный и постоянный процесс, имеющий свои внутренние причины и предпосылки. Благодаря использованию этого принципа нам представляется возможным проанализировать социально-политическую обстановку конца 20-х – начала 30-х гг., в которой происходило давление на немарксистскую историографию, переход историков на базу марксистско-ленинской методологии. Обращение к биографическому методу позволяет прояснить и описать жизненный путь историка С.Ф. Платонова, его моральнонравственное состояние в указанный период.

Важным источником сведений по «Академическому делу» в 90-е гг. XX в. являлись опубликованные за границей мемуары Н.П. Анциферова2 и С.В. Сигриста. Они проходили по этому делу и были осуждены. В 1989 г. историк В.С. Брачев опубликовал статью по результатам его работы над следственными делами в архиве КГБ (Брачев, 1989). «В статье В.С. Брачева отсутствовали обычные ссылки на архивные документы (архив, фонд, номер и листы дела), а основывалась она на специально подобранных для него в архиве КГБ документах» (Погребняк, 2020: 79). Процессу фабрикации этого политического дела, разгрому русской национальной историографии посвящены исследования Ф.Ф. Перченока (1991), Ю.В. Кривошеева (Кривошеев, Дворниченко, 1994), В.В. Тихонова (2012), М.Г. Степанова (2013), В.А Куманева3 и других. Историографический анализ разработки темы свидетельствует о попытке современного переосмысления рассматриваемых событий.

Основная часть . После революции 1917 г. часть историков эмигрировала за рубеж. Другая была выслана в 1922 г. в результате наступления новой власти на немарксистскую историческую науку. Оставшиеся в стране ученые продолжали свои исследования. Петроградская Академия наук, преобразованная в год ее 200-летнего юбилея в 1925 г. в Академию наук СССР, вплоть до конца 1920-х гг. была центром, в котором превалировали представители «старой» науки. Крупным ее отрядом являлась Петербургская историческая школа, во главе которой стояли такие ученые, как С.Ф. Платонов и А.С. Лаппо-Данилевский.

Нельзя не отметить тот факт, что в 20-е гг. XX в. в исторической науке существовал такой период, когда марксистское и немарксистское направление пытались существовать друг с другом, свидетельством чему являлось совместное участие их представителей в работе международных конференций в Осло и в Берлине в 1928 г. Старая структура научно-исторического общества продолжала существовать вплоть до конца 20-х гг., даже организовались научные кружки, общества в среде ученых. Одним из них был «Кружок молодых историков», который начал свое существование с 1920 г. и был закрыт в 1927 г. Членами его являлись представители Петербургской школы историков в лице С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, Н.И. Кареева, А.Г. Вуль-фиуса, М.М. Богословского, С.И. Рождественского, Б.Д. Грекова и их учеников.

В конце 1920-х – начале 1930-х гг. марксистские позиции в высшей школе при поддержке государственно-партийного аппарата были усилены, что привело к вытеснению «старых» историков из многих научно-исследовательских и высших учебных заведений. Большую роль в развязывании противоборства между двумя направлениями в исторической науке сыграл лидер советских историков в 1920-е гг. М.Н. Покровский. Он умело лавировал в политической структуре, любое научное разногласие в академической среде преподносилось им в виде вредительской деятельности «старой» школы по отношению к государству.

По своим научным взглядам М.Н. Покровский и С.Ф. Платонов были полными антагонистами. Последний являлся специалистом по изучению Смутного времени в отечественной истории. К новой власти относился как к «исторической аномалии»1 и не участвовал в политике, в отличие от М.Н. Покровского, который активно использовал марксистско-ленинскую методологию. С.Ф. Платонов же следовал направлению позитивизма. По наблюдению исследователя Д.В. Шашахметова, в указанный период «стала преобладать тенденция полной замены дореволюционных ученых и бесповоротного прекращения сотрудничества с историками старой школы» (Шашахметов, 2019: 147). «Новые власти» терпели «старых специалистов» только до тех пор, пока их некем было заменить. «Как только для нормального функционирования сети высших научных учреждений было обучено необходимое количество молодых специалистов-марксистов, над историками “старой школы” начали сгущаться тучи» (Тихонов, 2012: 251). В речи, произнесенной М.Н. Покровским в Институте красной профессуры 1 декабря 1931 г., он рассказал об ином пути развития исторической науки, не академическом, так как «академизм включает в себя как непременное условие признание этой самой объективной науки, каковой не существует», поскольку «наука большевистская должна быть большевистской» (Покровский, 2015: 406).

В современной российской историографии существует мнение, что важной причиной появления дела против историков являлась проводившаяся властью с конца 20-х гг. политика наступления на интеллигенцию. Теоретическим обоснованием репрессий, применяемых с конца 1920-х гг., служил тезис И. Сталина об обострении классовой борьбы в процессе строительства социализма. Неудачи первого пятилетнего плана объяснялись властью деятельностью «врагов народа». Была развернута целая кампания по борьбе с «вредителями» во всех областях экономики и общественной жизни. Организованное осенью 1928 г. Отделом агитации и пропаганды совещание с представителями ведущих научных учреждений приняло резолюцию о дальнейшем решительном разоблачении «буржуазной» науки. На всю страну прогремело «Шахтинское дело» в 1928 г., а также процесс «Промпартии» – в 1930 г. В ряду этих событий можно рассматривать и «Академическое дело». Подавление внутрипартийной оппозиции, установление личной власти И. Сталина привели к тому, что с конца 1920-х гг. партийное руководство активно вмешивалось в развитие исторической науки с целью подготовки ее официальной концепции и утверждения в ней сталинизма. В таких внутриполитических условиях цель «Академического дела» заключалась в том, чтобы усилить роль партийно-государственных органов в исторической науке, позволить им полностью руководить учеными и всей структурой образования. Существует также точка зрения о соперничестве М.Н. Покровского с С.Ф. Платоновым. «Старая профессура» должна была лишиться былой самостоятельности и передать пальму первенства марксистской «школе Покровского». В советском государстве должно было установиться историко-научное однообразие в лице марксистской концепции.

Борьба обострилась во время выборов в Академию наук, которые проходили по новым правилам, так как было увеличено количество избираемых мест. Благодаря этим поправкам планировалось влить в Академию наук группу марксистских ученых. По мнению исследователей, партийно-политическое руководство страны стремилось сместить исследователей, сформировавшихся в дореволюционный период и идеологически чуждых новой власти, с руководства этим научным учреждением, а затем привести к руководству историков-марксистов.

Надежды Н.М. Лукина, А.М. Деборина, В.М. Фриче пройти в Академию наук СССР во время выборов с первой попытки не оправдались. Это послужило поводом для обвинения партийно-политическим руководством страны организации в «нелояльности» к советской власти. Когда в рукописном отделе библиотеки, структурном подразделении Академии наук СССР, директором которой являлся С.Ф. Платонов, были обнаружены подлинники об отречении от престола Николая II и его брата Михаила, началась проверка всей организации. Возглавил правительственную комиссию член ЦК ВКП (б) Ю.И. Фигатнер. Нужно заметить, что разграничение сфер влияния в вопросе хранения и передачи документальных источников между Академией наук и Центрархивом РСФСР, который возглавлял М.Н. Покровский, было давней проблемой. Ю.И. Фигатнер отправил донесение об обнаружении документов в Центр, после чего было арестовано несколько работников Академии наук. Затем по распоряжению СНК СССР, ЦК ВКП (б) и ОГПУ 24 октября 1924 г. в Петроград прибыла Особая комиссия Наркомата РКИ в составе Я.Х. Петерса и Я.С. Агранова. Они, являясь еще и руководящими сотрудниками ОГПУ, допросили секретаря АН СССР С.Ф. Ольденбурга. Их интересовало, сообщал ли академик-секретарь Отделения гуманитарных наук С.Ф. Платонов Президиуму Академии наук о наличии в архиве столь важных документов. Тот же вопрос задавали и самому С.Ф. Платонову. Далее комиссия обвинила его в сокрытии от общественности важных документов, которым она придавала политический характер. Помимо С.Ф. Платонова, членами Особой комиссии были опрошены ученые А.И. Кубасов, Н.В. Измайлов, В.И. Срезневский. С.Ф. Ольденбург предположил, что найденные документы членами Академии наук не посчитались ценными, посему и не было доложено об этом: «По отношению к этим отречениям, которые я увидал впервые, существует мнение, что они имеются в ряде экземпляров. Они думали, что это не уникальные вещи» (Алаторцева, 1993: 83).

Первые аресты начались уже в ночь с 23 на 24 октября 1929 г. Были арестованы такие историки, как С.В. Рождественский, Н.В. Измайлов, М.Д. Беляев, Б.А. Романов, С.И. Тхоржевский, А.М. Мерварт, М.К. Любавский, Д.Н. Егоров, Ю.В. Готье, С.В. Бахрушин, А.И. Яковлев, С.К. Богоявленский и многие другие. Всего в течение двух месяцев было арестовано чуть больше 100 человек. (Рахматуллин, 1994: 175). В ноябре 1929 г. С.Ф. Платонов и вице-президент Академии наук А.Е. Ферсман ушли в отставку. «Параллельно действовала комиссия с 1925 года по чистке кадров академии, продолжая “перетряхивание” научных работников, пересматривая (и ужесточая) прежние решения… Из 960 человек – сотрудников академии – было уволено 648» (Алаторцева, 1993: 80). Это была масштабная чистка Академии наук от «враждебных» элементов.

С.Ф. Платонов был арестован в ночь на 12 января 1930 г. сотрудником советских органов государственной безопасности, входившим в состав особой тройки НКВД СССР, С.Г. Жупахиным. Его сопровождал А.А. Мосевич, А.Р. Стромин, которые затем провели обыск в квартире академика. Сотрудники ОГПУ изъяли документы, необходимые следствию. Дело С.Ф. Платонова было поручено вести А.А. Мосевичу. 28 января 1930 г. были арестованы еще два академика – Е.В. Тарле и историк-искусствовед Н.П. Лихачев. Через пару месяцев под следствие попали военный историк Г.С. Габаев, юрист С.С. Абрамович-Барановский, А.А. Петров, П.И. Зиссерман, Ю.А. Вержбицкий, А.В. Бородин. Задержанным предъявили обвинение в деятельности во «Всенародном союзе борьбы за возрождение свободной России». По мнению следствия, задачей этой контрреволюционной организации являлось низвержение советской власти, установление конституционной монархии. Ее надлежало возглавить великому князю Андрею Владимировичу. Организация была мифической и нужна была как предлог для начала дела. У следственной группы не было никаких оснований для арестов и обысков ведущих историков АН СССР. Сотрудники ОГПУ мастерски применяли психологические приемы на допросах, угрозами и шантажом вынуждали давать ложные показания (Быкова, 2010: 143).

Одной из главных фигур в деле был академик С.Ф. Платонов. Он, как никто другой, подходил на роль организатора «заговора» против советской власти, поскольку не воспринимал марксистского учения о классовой борьбе, о мировой революции. С.Ф. Платонова допрашивали сотрудники ОГПУ, и под воздействием противозаконных методов следствия он согласился с вменяемым ему обвинением, доказательством которого выступали частично реальные факты (не был сторонником марксистского течения). Под давлением он был вынужден признать существование филиалов мифического «Всенародного союза» в Москве и других городах. В своих показаниях академик сообщал, что не поддерживал марксистскую концепцию истории, предполагая, что после М.Н. Покровского и А.М. Деборина она изживет себя. Он не признавал также жизнеспособности советской власти, предполагая, что у нее нет будущего1.

В отношении Е.В. Тарле известно, что историк давал показания более 70 раз. Поначалу Евгений Викторович держался мужественно, отрицал любое выдвинутое обвинение как в свой, так и в адрес других обвиняемых. Однако в связи с обострившейся болезнью и угрозой ареста дочери он был вынужден пойти на уступки и начал сотрудничать со следователями.

По «Академическому делу» также был арестован академик М.К. Любавский. Следователи выясняли прежде всего его политическую ориентацию, отношение к власти Советов. На допросе историк не отрицал свою беспартийность и политические взгляды, он признавался, что симпатизировал идеям «Союза 17 октября». Касательно своей «принадлежности» к организации «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России» М.К. Любавский высказывался отрицательно: «Всякие планы интервенции, восстания внутри СССР и реставрации монархии считаю авантюристичными, заранее обреченными на провал». На допросе историк говорил, что поддерживал с академиком С.Ф. Платоновым строго научные отношения, ибо он «всегда избегал разговоров на политические темы» (Кривошеев, 2014: 170). М.К. Любавский около года находился в предварительном заключении. «Академическое дело» затронуло и его родных: в 1931 г. за участие в «контрреволюционной деятельности» был расстрелян его сын Валериан Любавский, работавший преподавателем Московского института растениеводства. Любавский-старший 8 августа 1931 г. был лишен звания академика и отправлен в ссылку на 5 лет в далекую Уфу, где и прожил до 1936 г. Решение было вынесено внесудебным органом – Коллегией ОГПУ.

Под следствие также попал историк Б.Д. Греков. Ему удалось доказать свою непричастность к «Всенародному союзу борьбы за возрождение Свободной России» (Кривошеев, 2016: 255). К тому же, за него поручился директор Историко-археографического института С.Г. Томсин-ский, что способствовало быстрому освобождению.

Вышеназванные крупные историки были включены в «основное образующее звено». Они, по мнению следствия, являлись лидерами и вдохновителями идеи создания «Всенародного союза борьбы». «Дело четырех академиков» продолжало обрастать новыми материалами. С точки зрения ОГПУ, во главе организации «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России» должен был стоять российский этнограф и лингвист немецкого происхождения, востоковед А.М. Мерварт. Он служил в немецкой разведке, собирал нужную политическую, экономическую информацию о СССР и передавал ее в Германское генеральное консульство в Ленинграде. Историку предъявили обвинение по статье 58.6 УК РСФСР: «Шпионаж, то есть передача похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам…»1. Его «помощниками» ОГПУ по Ленинградской области назначило арабиста Г.Г. Гульбина и этнографа Т.А. Корвин-Круковскую, А.Н. Криштофовича, П.И. Полевого, Д.Н. Бенешевича, М.О. Клера, Н.М. Окинина. Эти люди «образовали» широкую сеть, по которой передавали информацию А.М. Мерварту.

Кроме них, была определена вторая группа обвиняемых, куда вошли сотрудники музеев, архивов и академических учреждений страны, преподаватели вузов (А.А. Путилов, Н.С. Платонов, Г.Н. Соколовский, Ф.И. Покровский, А.А. Достевский, Б.М. Энгельгардт, Н.И. Сидоров и многие другие). Против них было выдвинуто обвинение в «систематической агитации и пропаганде программно-политических установок “Всенародного союза”, содержащего призыв к реставрации помещичье-капиталистического строя и установлению монархического образа правления»2. Части ученых предъявили обвинение во вредительстве, выразившемся в бесцельной трате государственных средств на экспедиции, лишенные научного и практического значения. Академическое дело 1929–1931 гг. было проведено по одинаковой схеме с другими политическими процессами того исторического периода («Дело краеведов» 1930–1931 гг., «Дело славистов» 1933 г.). Каждому участнику, по сценарию следствия, отводилась своя роль. Премьер-министром будущего правительства после свержения советской власти должен был стать С.Ф. Платонов, министром иностранных дел – С.В. Рождественский («заменен» впоследствии ОГПУ на Е.В. Тарле), министром вероисповеданий – В.Н. Бенешевич, военным министром – Г.С. Габаев, директором Департамента полиции – А.С. Путилов и т. д. Во время допросов следователи умело использовали шантаж, угрозы, воздействовали психологически, а иногда и физически на арестованного, подогревая его внутренний страх за свою жизнь. Благодаря этому арестанты принимали на себя все обвинения. Всего по делу проходило 150 человек.

Мы согласны с существующим мнением, согласно которому «Академическое дело» было полностью сфальсифицировано. Следственная группа ОГПУ в Ленинграде не имела никаких оснований для проведения обысков и массовых арестов. Был устроен зрелищный спектакль, режиссером которого выступало партийно-политическое руководство страны, а роли актеров получили подследственные.

Сразу после ареста крупных академиков Политбюро в качестве непосредственного руководителя указало «влить» в АН СССР доверенных ей членов партии – А.В. Луначарского, В.П. Волгина. За участие в деятельности антисоветской контрреволюционной организации академиков С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачева, М.К. Любавского исключили из состава АН СССР.

В феврале 1931 г. следственное дело было завершено. Внесудебная тройка ОГПУ по Ленинградскому военному округу санкционировала расстрел в отношении шестерых историков, бывших офицеров, якобы составивших военное ядро антисоветской организации: А.С. Путилова, П.И. Зис-серман, А.А. Кованько, Я.П. Куприянова, Ю.А. Вержбицкого, В.Ф. Пузинского. «Учёные, отнесённые следствием к “руководящему ядру” “организации” (С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачёв, М.К. Любавский, С.В. Рождественский, Д.Н. Егоров, Ю.В. Готье, С.В. Бахрушин, А.И. Яковлев, В.И. Пичета и ряд других лиц) были приговорены к высылке в отдалённые места, остальные (большинство) – к заключению в концентрационные лагеря сроком от 3 до 10 лет» (Погребняк, 2020: 66). Открытый процесс по делу так и не состоялся. В прессе была развернута масштабная травля старой профессуры, чтобы убедить широкие массы в виновности историков.

Для каждого заключенного жизнь сложилась по-разному. Часть ученых не выдержала тяжелых лагерных условий, ссылки. Так, например, С.Ф. Платонов, сосланный в Самару, скончался в 1933 г. от сердечной недостаточности в возрасте 73-х лет. В 1934 г. умер Д.Н. Егоров, в 1932 г. – А.М. Мерварт, в 1934 г. – С.В. Рождественский, в 1936 г. – М.К. Любавский и Н.П. Лихачев. Из ссылки удалось вернуться историкам Е.В. Тарле, Ю.В. Готье, С.В. Бахрушину, В.И. Пичета, А.И. Яковлеву. Реабилитация осужденных началась в период «оттепели», но приняла затяжной характер и продолжалась до 1967 г.

Заключение . Таким образом, проанализировав имеющиеся в современной историографии подходы и оценки трагических событий «Академического дела», мы пришли к следующим выводам.

С конца 1920-х гг. власть начала проводить политику наступления на интеллигенцию. Последовали аресты немарксистских историков, широкомасштабная чистка в Академии наук СССР, ликвидация относительно независимой «старой исторической науки», идейно чуждой марксистской идеологии.

Относительно мирное сосуществование двух научных направлений, марксистского и «старой школы» историков, было нарушено вмешательством партийного руководства страны в развитие исторической науки, что привело к судебному процессу над большой группой «старых» ученых.

В ходе изучения материалов ареста и следствия над обвиняемыми мы выяснили, что последних заставили признаться в участии в мифической организации с целью устроить в СССР переворот и возродить в стране монархический строй. Внесудебным решением 115 историков были приговорены к разным срокам лагерей или ссылки, на местах же остались ученые-марксисты, полностью подконтрольные государству.

Последствием «Академического дела» явилось усиление роли партийно-государственных органов в исторической науке. Партийная верхушка сделала Академию наук СССР полностью контролируемой организацией. Если до 1925 г. она была достаточно независимым научным учреждением, то теперь непосредственное руководство им перешло к Политбюро ЦК ВКП (б).

Будучи сходным с десятками других дел того же периода, «Академическое дело» исключило из научной жизни страны множество талантливых ученых, важные исследовательские проблемы не получили развития, а историческая наука потеряла свою самостоятельность.