Александр Гейштор - жизнь как научный подвиг. Обзор публикаций к столетию историка

Автор: Парамонова Марина Юрьевна

Журнал: Культурное наследие России @kultnasledie

Рубрика: Культурное наследие мира

Статья в выпуске: 4, 2016 года.

Бесплатный доступ

Александр Гейштор был одним из величайших и знаменитых историков второй половины ХХ века. Он родился в Москве в 1916 г. и умер в Варшаве в 1999 г., с которой с 1921 г. была связана вся его жизнь как ученого и гражданина. В высшей степени символично, что в 2016 г. в связи со столетием Гейштора именно в Москве и Варшаве вышли два сборника, посвященные памяти ученого. Эти сборники включают воспоминания и биографические очерки коллег и друзей историка, а также аналитические обзоры его исследований, посвященных средневековой истории и культуре.

Историография, средневековая история и культура, общество и культура в польше, международное научное сообщество

Короткий адрес: https://sciup.org/170173885

IDR: 170173885

Текст научной статьи Александр Гейштор - жизнь как научный подвиг. Обзор публикаций к столетию историка

В июле 2016 г. исполнилось 100 лет со дня рождения великого польского историка и общественного деятеля Александра Гейштора (1916-1999), а обширная библиография работ мемориального, биографического и историографического типа1 пополнилась рядом новых публикаций. В их ряду два сборника статей, посвященных польскому медиевисту, один из которых вышел в Варшаве, а другой в Москве2.

Гейштора называют самыми лестными для человека именами: великим ученым, гражданином, патриотом и гуманистом, знаковой фигурой польской исторической науки второй поло- вины XX в., настоящим джентльменом, истинным князем3, воплощением лучших черт старой русской интеллигенции. Пережив все периоды формирования Польского государства, Гейштор смог избежать увлечения радикализмом любого свойства.Он предпочитал диалог и дискуссию, объединял в совместной работе ученых разных стран, научных школ и поколений, выступал медиатором между властями и академической гуманитарной средой, был переговорщиком между коммунистическим режимом и демократической оппозицией в 1960-е - 1980-е гг.

Гейштор представляет интерес для историков науки не только (и даже не столько) собственными научными сочинениями, сколько всей своей жизнью4, а потому большая часть посвященных ему работ имеет скорее биографически-мемуарный,чем аналитиче-ски-историографический характер. Подобный ракурс «сохранения памяти» объясним. Во-первых, он позволяет вписать фигуру ученого в определенный социально-культурный контекст и, во-вторых, попытаться установить корреляцию личного жизненного опыта и собственно профессионального развития индивида. Влияние актуальных социальных реалий и их осмысления ученым-гуманитарием на сферу собственно академических интересов, воплощенное в постановке им при изучении прошлого тех вопросов, которые порождены современностью, ныне не вызывает сомнений. Однако эта взаимосвязь не является универсальной и простой, она всегда нуждается в восстановлении деталей жизни и творчества, реконструкции сложной картины их пересечения и взаимодействия. Подобные исследования позволяют создать более точный и фундированный образ развития науки и культуры, чем традиционное аналитическое препарирование текстов.

Вместе с тем, в случае с фигурой Гейштора интерес к его жизни как фактору развития науки в послевоенной Польше имеет и иные, скорее реальные, чем абстрактно интеллектуальные основания. При жизни он был настолько активно включен в деятельность по развитию, учреждению, руководству разнообразными научными институциями и проектами, один перечень которых занял бы несколько страниц текста, что в своей ипостаси успешного организатора и администратора он внес не меньший вклад в развитие современной польской историографии, чем в роли выдающегося интеллектуала-исследователя.

Многочисленность посвященных Гейштору биографических текстов - чрезвычайно полезное в научном и общекультурном смысле явление, хотя нередко их авторы дублируют друг друга с точки зрения информации и оценок. Во-первых, они сохраняют воспоминания современников, хорошо знавших ученого и интенсивно общавшихся с ним. Круг этих свидетелей, по естественным причинам, сокращается, однако только из их текстов можно получить непосредственное впечатление о личности Гейштора, не искаженное призмой чужих суждений или поколенческой дистанцией5. Во-вторых, биографы-очевидцы компенсируют отсутствие собственных мемуаров ученого, которые Гейштор отказывался писать, не желая использовать свою, без сомнения, широчайшую информированность в целях защиты от недоброжелателей. В своих интервью и обнародованных им текстах биографического характера ученый неизменно проявлял сдержанность и скрытность, не выставляя на всеобщее обозрение конфиденциальные сведения или эмоционально окрашенные оценки людей и событий6.

Существенная часть воспоминаний о Гейш-торе посвящена проблеме его международных контактов, взаимодействию с отдельными учеными и его семьи и предков в русской социально-культурной среде7. Отрадно, что и варшавские и московские издатели юбилейных сборников уделили внимание связям польского историка с российскими и советскими коллегами, поместив их в контекст глубокого знания и понимания Гейштором русской культуры, сохранения им памяти об укорененности его семьи и предков в русской социально-культурной среде8.

Опираясь на новейшие публикации о Гейш-торе, остановимся на характеристике основных этапов его биографии9. Ученый родился 17

июля 1916 г. в Москве, в семье польского происхождения. Родовые владения Гейшторов находились в Литве и Западной Белоруссии, однако уже его дед порвал с помещичьим образом жизни и переселился в Минск. В этом городе отец ученого (также Александр) получил образование и перебрался в Москву, где занимал высокие должности в управлении Московско-Казанской железной дороги. Предки по обеим линиям принимали участие в польских национально-освободительных восстаниях и побывали в сибирской ссылке.

Отец ученого знал польский, однако в повседневной жизни ему было проще пользоваться русским языком10. Мать, видимо, почти не знала языка предков и выучила его с помощью сына уже после переезда семьи в Варшаву. Именно мать стала главным проводником сына в мир русской литературы и культуры, которую она горячо любила. Она поощряла уже в Польше изучение сыном русской литературы и языка, которым ученый свободно владел и до конца жизни говорил без акцента. Так же по ее инициативе он с раннего детства занимался французским11.

В 1921 г. семья Гейшторов вынуждена была переехать в Варшаву, с которой и была связана вся дальнейшая жизнь историка12. Он по- матически к биографическим исследованиям можно отнести статью М. Кочерской о работе Гейштора в качестве университетского преподавателя и Т.П. Рутковского о деятельности Гейштора в качестве Президента Польской академии наук в 1980-1983 гг. KoczerskaM. AleksanderGieysztor)akona uczycielakademicki П AleksanderGieysztor. Czlowiekidzielo.S. 51-72; RutkovskiT.P. AleksanderGieysztorjakoprezesAkademii Nauk// ibid. S. 101-134.

лучил прекрасное классическое образование в одной из лучших гимназий Варшавы13. В 1933-1937 гг. Гейштор учился на историко-философском факультете Варшавского университета. В сферу интересов Гейштора вошли история средневековья, источниковедение, русская палеография и история искусства. Среди его учителей были выдающиеся историки, профессиональная культура которых имела своим фундаментом виртуозное владение методами критического анализа источников, прежде всего письменных, и использование в исследованиях максимально полного собрания аутентичных памятников. Это наследие великой польской позитивистской историографии Гейштор отстаивал на протяжении всей жизни, неоднократно возвращаясь к роли источниковедения и других «вспомогательных исторических дисциплин» как краеугольного камня научного исто-риописания14. Первая исследовательская работа ученого была посвящена европейской истории эпохи Каролингов15 и готовилась под руководством крупного польского медиевиста Марце-лияХандельсмана16. В 1938 г. он отправился в учебную командировку в Париж, где изучение методов классического источниковедения продолжилось благодаря занятиям палеографией и дипломатикой в Национальной школе Хартий, а расширение знакомства с проблематикой современных исследований в Практической школе высших исследований, где в эти годы начал преподавать Ф. Бродель.

Летом 1939 г., несмотря на то, что он получил продление стипендии на обучение в Париже, Гейштор возвращается в Польшу и как военнообязанный был мобилизован в действующую армию. Решение вернуться и защищать Родину было его личным выбором. В качестве артиллерийского офицера он прошел сентябрьскую компанию, был свидетелем поражения польской армии, с разрешения командира покинул часть и избежал участи тысяч поляков, сдавшихся советским войскам в восточных регионах государства. Вернувшись в Варшаву, уже весной 1940 г. он вступил в ряды подпольной организации Армии Крайовой, где вплоть до Варшавского восстания работал рука об руку со своими университетскими преподавателями: Т. Мантейфелем (принявшим у него присягу), М. Хандельсманом, Л. Видершалем. Все они состояли в Бюро информации и пропаганды (БИП) Главной комендатуры Армии Крайовой, которое занималось сбором и аналитической обработкой информации, касающейся деятельности немцев в польских землях и настроений местного населения. Подпольную работу Гейштор совмещал с продолжением академических занятий: он участвовал в деятельности Тайного университета, читал лекции для широкой аудитории участников подполья, написал и защитил докторскую диссертацию, подготовил учебное пособие по «вспомогательным дисциплинам». Гейштор был участником Варшавского восстания 1944 г., после поражения которого находился в немецких лагерях для военнопленных и лишь в мае 1945 г. вернулся в Варшаву, где в июле в полуразрушенном здании Института истории Варшавского университета прошла официальная защита его диссертации.

С этим периодом жизни связан ряд травматических переживаний. Во-первых, он испытал ужас оккупации, ведущей к уничтожению не только государственности, но и всей системы национальной культуры. Подпольный опыт Гейштор оценивал неоднозначно, в том числе позволял себе и крайне негативные высказывания о его пагубном воздействии на человека 17 Гейштор и многие люди его поколения высо-

ко оценивали институт национальной государственности, видели в нем необходимое условие сохранения нации и национальной культуры. Они были готовы сохранять его путем компромиссов и сотрудничества с властями.

Во-вторых, Гейштор сам был свидетелем негативных последствий политического и идеологического радикализма в условиях оккупации, которые проявились в двух событиях. Одним из нихбыло убийство близких Гейштору сотрудников Бюро - Л. Видершаля и Е. Маковецкого (он был застрелен вместе с женой), и арест, на основании доноса в гестапо, М. Хандельсмана. Это преступление было совершено правыми радикалами Армии Крайовой, которые накануне восстания 1944 г. расправлялись с теми, кого они подозревали в готовности к сотрудничеству с коммунистами и СССР. Вторым - стало само Варшавское восстание, о котором Гейштор как лицо причастное к секретной информации, в том числе и сведениям Лондонского правительства, заранее знал, что оно обречено на провал, просчитанный, в том числе, и самими его организаторами. Бескомпромиссная борьба и готовность идти до конца с тех пор потеряли для него свой романтический флер.

Период подполья и оккупации, вместе с тем, заставили Гейштора осуществить два важных в гражданском и научном отношении проекта. Во-первых, еще в немецком лагере он со своим коллегой - историком и подпольщиком -составил беспристрастное описание известных ему событий Варшавского восстания, опубликованное много лет спустя. Во-вторых, в 1990-х годах он стал одним из инициаторов и редакторов публикации серии документов о Катынской трагедии, о которой узнал за полвека до подготовки первого тома (1994 г.) к печати.

После войны начался новый период жизни Гейштора, который К. Модзелевский метафорически определил как «сохранение субстанции»18 и «защиту университета» при коммунистическом режиме («отстоять университет при коммунистах») в заглавии своей статьи, переданной московским издателям. Вернувшись в Варша- ву и недолго пробыв членом конспиративной организации «Свобода и независимость», чего требовали от него воинский долг и обязательства перед нелегальной организацией Армии Крайовой, он был освобожден от присяги принимавшим ее Мантейфелем и выбрал предложенный им путь - воссоздание университета вместо партизанской борьбы. С этого времени и на протяжении последующих пятидесяти лет Гейштор был одной из ключевых фигур польской научной, культурной и социально-политической жизни. Он был многолик в своих проявлениях: ученый-исследователь, «организатор науки», «строитель мостов» между польскими и европейскими историками, переговорщик между властями и социальной оппозицией.

Новый режим согласился на сохранение в научных учреждениях беспартийных ученых, в том числе на руководящих постах, однако требовал от них компромисса, а именно, внедрения марксистской теории в гуманитарные, прежде всего исторические науки. Карьера Гейштора была стремительна. Вернувшись к научной работе (под руководство своих прежних учителей Мантейфеля и Лоренца) и преподаванию, уже в 1949 г. он становится одним из членов Дирекции исследований истоков польского государства, которая разрабатывала долгосрочную программу изучения ранней польской истории в связи с (виртуальным) тысячелетием польского государства в 1966 г. Этот проект был идеологическим компромиссом между научным сообществом, которое нуждалось в ясной перспективе исследований, и властью, желавшей новой исторической легитимации государства, связанной не с Ягеллонами, а с первой польской династией Пястов. В 1955 г. он сменил Мантейфеля во главе Института истории Варшавского университета и оставался его директором на протяжении 20 лет. В 1970-е гг. Гейштор был увлечен проектом восстановления Королевского замка в Варшаве. В 1980 г. его утвердили первым директором Замка, пост которого он покинул только в 1991 г., став одновременно председателем Ученого совета музея. На 1980-е гг. пришелся пик научно-административной карьеры Гейштора: в 1980 г. он был избран Президентом

Польской академии наук (до 1983 г.)19 и одновременно Председателем Международного комитета исторических наук (1980-1985). Одновременно Гейштор оставался университетским преподавателем. Этот перечень занятий может быт дополнен участием Гейштора в многочисленных общественных и научных институциях.

Активность Гейштора в научно-организационной деятельности далеко выходила за пределы Польши. С середины 1950-х гг. в условиях пост-сталинского ослабления режима политической автаркии он активно занялся восстановлением и расширением традиционных связей польских историков с европейскими коллегами. Появление Гейштора на международной арене связано с выступлением на Международном конгрессе исторических наук в Риме в 1955 г. С Международным комитетом исторических наук - устроителем этого форума - его в дальнейшем связывали длительные отношения, поскольку он рассматривал эту организацию как реальную площадку для диалога и общения ученых из разных стран, разъединенных политико-идеологическими и методологическими предпочтениями.С 1965 г. он занимал разные посты в руководящих органах МКИН, а в 1980 г. был избран его президентом на следующие пять лет. Несмотря на свой очевидно бюрократический характер, Комитет в условиях Холодной войны открывал возможности для научного общения.Мечтой Гейштора, неосуществимой в условиях противостояния двух систем, было превратить организацию в площадку, где представители разных мнений и убеждений смогут говорить и понимать друг друга.

Наиболее активными и плодотворными в плане реальной научно-исследовательской работы были связи совсем иного рода. В частности, Гейштор был глубоко включен во взаимоотношения с французскими и итальянскими учеными.Гейштор способствовал популяризации в Польше Школы Анналов, её тематики,языка и исследовательских принципов. Вместе с А.Я. Гуревичем он нередко предстает в историографических комментариях как один из ведущих представителей этого исторического направления за пределами Франции.

Следует отметить, что международные контакты Гейштора были широки и разнообразны. Особое место в международных связях Гейштора занимали контакты с советскими и российскими историками. Он принимал участие в разнообразных научных конференциях и форумах, проводимых в СССР, поддерживал контакты с академическими институциями и отдельными учеными. Его интересовала история Древней Руси, которой он посвятил ряд специальных очерков, и он был хорошо осведомлен об исследованиях в этой области. В воспоминаниях знавших его ученых, Гейштор предстает как мудрый, любезный, широко образованный человек, знавший и глубоко понимавший русскую культуру, в том числе и современную. Важной функцией Гейштора было осуществление посреднических функций между Западными и советскими учеными.

Будучи большим научным функционером и занимая на протяжении 50 лет самые высокие административные посты в Польской академии наук и Варшавском университете, в десятках международных и польских организаций, т.е. фактически репрезентируя власти ПНР перед польским и всемирным интеллектуальным сообществом, Гейштор удивительным образом (особенно, в глазах человека с советским опытом) сумел сохранить безупречную репутацию и в кругу коллег, и в широком общественном мнении. Обвинения в конформизме и сотрудничестве с коммунистическими властями и при жизни ученого и после его смерти звучат как единичные субъективные высказывания. Между тем, в эпоху перехода от коммунистического режима к демократическому государству и началу строительства Третьей Речи Посполи-тойГейштор входил в согласительные комиссии (Консультативный совет, Круглый стол), которые обусловили мирную передачу власти демократической оппозиции. Формально представляя официальную власть в этих институциях, он пользовался доверием лидеров Солидарности, среди которых были и его ученики. Примечательно, что почти за два десятилетия,

прошедшие после его смерти, не было обнародовано никаких дискредитирующих ученого сведений, а его младшие коллеги, в том числе и сторонники оппозиции, прочувствованно писали и пишут о его человеческой и политической мудрости.

Между тем, главный итог жизни ученого - это верность своему призванию и воплощение своего потенциала в исследованиях, в открытии нового вектора развития знания и постановке новых проблем, в способности воодушевить своих коллег и учеников на активную научную деятельность20. Гейштор, безусловно, в полной мере реализовал как свой исследовательский талант, так и дар учителя и просветителя.Список его научных публикаций насчитывает более 1000 позиций, и хотя фундаментальных монографий в их числе нет, однако широта проблематики и актуализация новых подходов, методов и тем делали их событием в польской и мировой науке в момент обнародования и оправдывают их переиздание в наши дни, годы спустя после смерти ученого21. Акту-

альность работ Гейштора можно подтвердить и формальным критерием: ни одно солидное исследование по истории Польши, Центральной и Восточной Европы эпохи Раннего средневековья не обходится без отсылок к его сочинениям. Зачастую, это цитирование не ограничивается простой демонстрацией осведомленности автора в библиографии предмета изучения, но становится отправной точкой для полноценной научной полемики.

Будучи настоящим ученым-исследователем, Гейштор видел свою миссию и в просвещении, стремясь не только сохранить культурное и интеллектуальное наследие, но и открыть его для максимально широкой аудитории, сделать историю публично привлекательной и притягательной сферой знания. Научные исследования и преподавание были дляГейштора социально значимым занятием, а история - важнейшим элементом формирования национальной и культурной идентичности, инструментом сохранения и развития народа. Ни в коей мере, однако, он не желал использовать ее как лекарство для врачевания национальных язв и фрустраций.

К. Модзелевский, ученик Гейштора, известный ученый и активный участник демократического оппозиционного движения, в мемориальных сборниках 2016 г., упомянутых выше, ставит его в ряд выдающихся польских историков, сформировавшихся в межвоенный период и в годы Второй мировой войны. Пережив травму немецкой оккупации и сохраняя память о трагическом опыте предков, живших в условиях утраты государственности, они сознательно выбрали после войны путь компромисса с властью, обеспечивавшей сохранение польской государственности и культуры. Путь открытой борьбы с национальным (против «вассальной зависимости» от СССР) или политическим (за справедливый социализм или демократию) подтекстом казался им губительным, требующим новых жертв и ведущим к финальному поражению. Романтическому идеалу национального героя они предпочли иную модель сохранения нации, которую Модзелевский называет «позитивизмом».

Свою задачу они видели в восстановлении того, что было уничтожено в годы войны, в сбережении человеческого потенциала, в развитии национальной культуры, образования, просвещения. Гейштор и ученые его поколения возрождали институциональную инфраструктуру и поддерживали научные контакты, которые на протяжении столетий связывали Польшу с большим миром европейской культуры. Им удалось сохранить непрерывную преемственность поколений в польской гуманитарной науке: сохраняя память о своих предшественниках и учителях, они передавали накопленный ими исследовательский опыт своим ученикам. Авторитет великой позитивистской традиции не был дискредитирован в процессе зачастую насильственного насаждения коммунистическими властями марксистских теорий и методов в практику исторического анализа.

Заслугой Гейштора и подобных ему ученых было не только сохранение и сбережение наследия, но и создание огромного корпуса но вых научных работ, совершенствование традиционных приемов критического исследования, расширение проблематики и аналитического языка историографии. Интеллектуальный контекст 1960-х - 1970-х гг. дал мощный импульс развитию польской гуманистики, что позволило историкам послевоенного периода обнародовать фундаментальные сочинения, главным образом, медиевистические, которые по масштабу материала, изученного и вовлеченного в научный оборот, заняли достойное место в ряду классических трудов польской науки22.

ALEKSANDER GIEYSZTOR - LIFE AS A SCHOLARLY FEAT.THE REVIEW OF PUBLICATIONS FOR THE CENTENARY OFTHE HISTORIAN.

Paramonova Marina,

Russian academy of sciences

Статья научная