Американец на пути к православию: письма Мелвина Уайта Мансура монаху Василию (Кривошеину)

Вступительная статья

Личность автора писем

Время от времени среди церковного сообщества звучат протесты против посещения инославными храмов и монастырей Православной Церкви, некоторые недовольные также указывают на недопустимость присутствия неправославных за богослужением. При этом возмущающиеся часто забывают о том, что православный храм и богослужение являются исторически проверенными средствами миссии и проповеди. Вспомнить хотя бы послов- язычников равноапостольного князя Владимира, которые, посетив патриаршую службу в Константинопольской Святой Софии, не знали, где находились — на небе или на земле. Автор публикуемых здесь писем также заинтересовался православием через посещение храмов и богослужений. Мелвин Уайт Мансур (1907–1994) был американцем и проживал в штате Массачусетс, США. В юности учился в частной епископальной Гротонской школе1, затем закончил Гарвардский университет, получив степени бакалавра и магистра, а немного позднее в Колумбийском университете защитил докторскую диссертацию о поэте IV в. Квинте Смирнском2. В 1930-е гг., то есть в то время, к которым относятся рассматриваемые письма, Мелвин преподавал историю, греческий и латинский языки в школе- пансионе Святого Марка в Саутбороу3. В первой половине 1930-х гг. он стал серьезно интересоваться православием, большую роль в этом сыграло посещение им русских храмов в Париже, а также его поездка на Афон летом 1933 г.4 На Святой Горе Мелвин познакомился с монахом Василием (Кривошеиным), впоследствии архиепископом Брюссельским и Бельгийским (1900–1985), одним из виднейших русских патрологов XX века. Владыка Василий был в это время насельником Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне и нес в нем послушание грамматика5, а также, в силу свободного владения несколькими языками, он неоднократно сопровождал гостей- иностранцев при посещении обители6. После возвращения в США Мелвин стал переписываться с монахом Василием. Четыре его письма сохранились в архиве обители в личном фонде архиепископа Василия (Кривошеина)7, именно они здесь и публикуются8. Письма Мелвина дают возможность понять, что американца 30-х гг. прошлого века могло привлечь в православии и привести к переходу в Православную Церковь, письма также показывают, какие проблемы существовали на этом пути.

Проблематика писем

Учитывая, что сами письма приводятся ниже, подробно пересказывать их содержание не имеет смысла. Однако стоит предварить письма небольшим введением в их проблематику и контекст, в котором они были написаны.

Первую тему можно обозначить как «проблема веры», именно ей преимущественно посвящено письмо Мелвина от 14 марта 1934 г. Надо сказать, что несмотря на то, что его конфессиональная принадлежность точно неизвестна, по ряду косвенных признаков, можно предположить, что он был протестантом (англиканином или епископалом)9. Конечно, вопросы веры, ее кризиса или отсутствия не являются лишь сугубо протестантскими, но все-таки для протестантизма они имеют первостепенное значение. Надо вспомнить, что политические и экономические проблемы, а также неудовлетворенность тем, что предлагала тогдашняя теология, спровоцировали «кризис веры»: Как Бог мог допустить то, что произошло (Первую мировую войну, «Великую депрессию» и т. д.)? Как это объяснить богословски? В качестве ответа на кризис появляется и развивается ряд новых богословских течений и идей — от неоортодоксии до без-религиозного христианства. Для сторонников последнего человек в новых реалиях оказывается лицом к лицу перед жестоким миром, в котором он не может положиться на Бога и тем более на Церковь. Таким образом, в «совершеннолетнем мире»10 человек может опираться и надеяться только на самого себя. Несмотря на наличие резонности в ряде отдельных рассуждений сторонников этой концепции, целостное принятие такой позиции неприемлемо с православной точки зрения. Но что в 1930-е гг. предлагала православная мысль? Она, разумеется, не давала какого-то технического решения, но обращала внимание современников на духовный план человеческого существования и на ключ к его верному пониманию — Священное Предание Церкви во всей его полноте. В данный период православное богословие оживляется идеями неопатристического синтеза, сторонники которого призывали искать ответы на злободневные вопросы в богатстве святоотеческой письменности. У истоков этого движения стоял и монах Василий (Кривошеин). Сам занимаясь исследованиями святых отцов11, он, вероятно, и другим рекомендовал их к прочтению. Так, первое сохранившееся письмо Мелвина к о. Василию от 14 марта 1934 г. буквально начинается с того, что Мелвин пишет, как бы извиняясь, что авторы, рекомендованные ему о. Василием, пока для него недоступны. Здесь же он также пишет о своем самостоятельном круге чтения о православии. Он делится своим впечатлением от прочтения «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу». Он пишет, что больше всего в прочитанном о православии его поразила вера людей, вера, которой он, очевидно, не чувствует у себя. Завершая письмо, он спрашивает у о. Василия о рациональном основании веры, способе ее обретения — судя по всему, в 1934 г. Мелвин в общем контексте эпохи сам переживал «кризис веры». Интересно, что в своих рассуждениях он пытался обнаружить взаимосвязь веры и красоты богослужения, и об этом стоит упомянуть отдельно12.

Итак, второй темой можно выделить «эстетику богослужения». Как ясно из письма от 14 марта 1934 г., Мелвина в Православной Церкви, помимо веры, также поразила красота богослужения. Автор говорит, что эту красоту он связывает с верой тех людей, которые участвуют в службе, то есть, эта внешняя красота — выражение внутреннего. Важно отметить, что, как пишет Мелвин,

Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 14 марта 1934 г. // АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. 520

он впервые столкнулся с ней в русских храмах Парижа. И, как ни странно, именно это заставляет его усомниться в правильности собственных выводов. Корреспондент спрашивает у о. Василия, действительно ли эта красота — вера, выраженная эстетически, или это просто черта русского православного богослужения, которая показывает любовь русских к службе? Мелвин отмечает, что русские служат более красиво, чем греки, и из этого у него рождается сбивающее с толку предположение — возможно, поразившая его красота служб имеет национальный характер, а вера и истина здесь совершенно ни при чем. Как видим, в 1934 г. данная мысль вызывала у него сомнения13, но, судя по всему, сомнения постепенно развеялись, и в других сохранившихся письмах этот вопрос таким образом уже не поднимается, лишь в письме от 28 ноября 1937 г. Мелвин позитивно замечает: «…Мой опыт доказывает, что Русская Церковь развила самое удовлетворяющее искусство богослужение»14.

Третью тему писем можно обозначить так: «препятствия к переходу в православию и их преодоление» . В письме от 28 ноября 1937 г. Мелвин говорит, что уверился в истинности православия и поднимает вопрос о своем присоединении. Он говорит, что размышляет об этом постоянно с того момента, как покинул Афон 4 года назад. В письме Мелвин указывает те проблемы, которые видит на своем пути к присоединению. Наиболее существенные для него: язык богослужения и национальность. Корреспондент пишет, что, хотя он и понимает значительную часть литургии, совершаемой

Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 21 августа 1937 г. // АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 150–151

на русском, но остальное остается для него неясным, а ходить в храм и слушать ничего не значащие для него слова автор считает неправильным. Очевидно, что с проблемой языка прямо связан и вопрос национальности. Мелвин пишет, что русское православие в Америке имеет узко национальный характер, а русская диаспора с недоверием и враждебностью относится к американцам английского происхождения15.

Только через два года после письма от 28 ноября 1937 г., оканчивающегося довольно печальными размышлениями и некоторой растерянностью, Мелвин сообщает о. Василию, что твердо решился на присоединение к православию (прошло 6 лет с их встречи на Афоне!). Об этом Мелвин сообщает о. Василию в письме от 14 мая 1939 г. Он пишет, что к указанному решению его привели не только советы о. Василия, но и письмо о. Лазаря (Мура)16. Архимандрит Лазарь (Мур) (1900– 1985) в этот момент служил иеромонахом на Святой Земле в составе

Русской духовной миссии в Иерусалиме. Из письма Мелвина следует, что обратиться к о. Лазарю (очевидно, по вопросам перехода в православие) ему рекомендовал сам о. Василий17. Отец Лазарь, также, как и Мелвин, познакомился с о. Василием на Афоне, переписывался с ним и через их переписку впервые узнал о Мелвине18. Важно, что о. Лазарь сам перешел из англиканства в православие только в 1935 г., и, может быть, именно поэтому о. Василий рекомендовал колеблющемуся Мелвину обратиться к нему. В письме от 14 мая 1939 г. Мелвин передает мысли, высказанные ему о. Лазарем, они предельно просты: если Православная Церковь — истинная Церковь, то никакие препятствия, какими бы важными они ни были, не могут иметь значения19. Здесь можно указать, что такой ответ совершенно характерен для о. Лазаря, о котором говорили, что он — англичанин, сделавшийся русским и ставший православным в своих мыслях20. Буквально за месяц до получения письма Мелвина от 14 мая 1939 г., к о. Василию пришло письмо из Палестины от о. Лазаря, в котором последний неожиданно писал, что Мелвину в его принятии православия самым сложным кажется исповедь священнику21. Можно только догадываться о причинах этой проблемы: следствие протестантского прошлого или ложный стыд!? Может, о. Лазарь просто неправильно понял Мелвина, который пытался донести до него, что ему, как англоговорящему, довольно проблематично исповедоваться и слушать наставления священника, знающего только русский. В продолжении письма Мелвин пишет, что высказал местному русскому священнику свое желание присоединиться к православию. Однако, из-за того, что священник плохо владеет английским, Мелвину придется обратиться к другому. В конце

Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 28 ноября 1937 г. // АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 315

письма он делится планами провести академический отпуск (осень 1939 г.) в Греции и выражает надежду вновь встретиться

на Святой Горе22.

Справедливости ради скажем, что часть проблем, отмеченных Мелвином в письме от 28 ноября 1937 г., начала решаться еще при его жизни. Он застал начало Православной Церкви в Америки, в которой проблема существования национального американского православия в общем-то решена, так как ее основной богослужебный язык английский и большинство верующих составляют американцы.

Следует также кратко упомянуть о последующей судьбе Мелвина. В период Второй мировой вой ны он был мобилизован и проходил военную службу в Европе, а в 1945 г. женился на русской девушке дворянского происхождения — Лидии Елисеевне Бенуа23.

P9

Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 14 мая 1939 г. //

В одной из статей, посвященных семье Бенуа, подчеркивается, что дети и внуки Лидии Мансур (урожденной Бенуа), занимаются в США популяризацией православия24. Таким образом, можно сказать, что до сих пор в лице и поступках потомков живо свидетельство Мелвина Уайта Мансура об обретении истины православия, которым в далекие 1930-е гг. он делился в письмах к афонскому монаху Василию (Кривошеину).

Характеристика писем

Сохранившиеся письма охватывают пятилетний период: с 14 марта 1934 г. по 14 мая 1939 г. Письма написаны на английском языке, три от руки (перьевой ручкой) и одно выполнено на печатной машинке.

Два письма составлены на обычной бумаге25, письмо от 21 августа 1937 г.

АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 679         на почтовой открытке с видом ка федрального собора апостола Иоанна Богослова в Нью- Йорке (Епископальной Церкви США)26, письмо от 14 мая 1939 г.

на бланке школы Святого Марка27. Почерк Мелвина удовлетворительный, но так как некоторые буквы похожи друг на друга, при чтении могут возникать определенные сложности. Самым длинным письмом является письмо от 28 ноября 1937 г.,

а самым коротким от 21 августа 1937 г.

Публикация включает оригинальный текст и перевод к нему. При передаче оригинального текста сохраняется авторская орфография и пунктуация. Цифры в угловых скобках указывают на лист в архивном деле, с которого приводится текст; в квадратных скобках в тексте перевода включены слова, отсутствующие в оригинале, но добавленные для уточнения и облегчения восприятия текста при чтении. Общепринятые сокращения в тексте оригинала не расшифровываются. Курсивом выделяются только подписи в конце писем. Текст писем распознан и переведен автором публикации. Перевод по возможности приближен к оригинальному тексту.

Письма Мелвина Уайта Мансура монаху Василию (Кривошеину)

№ 1. Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 14 марта 1934 г.

Архив Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне (далее — АРПМА). Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 520–521.

Текст:

St. Mark’s School

Southborough, Mass. U. S.A.

March 14, 1934

Dear Father Vassily:

Your letter did arrive and I was much pleased to read it. The works of the writers whom you mentioned are not available to me just now so I must postpone reading them until I am nearer a larger library. Am intending sometime to get a copy of the Philokalia which I have often seen referred to and which ought to contain selections from some of the mystics.

I have just finished a fascinating little volume called “The Way of a Pilgrim” which I wonder if you are acquainted with. If you don’t know of it, please tell me so that I can send you a copy. It was written by a Russian pilgrim who left the manuscript in one of the Athos monasteries where it was discovered by the Abbot of St. Michael’s Monastery at Kazan, who had copies of it printed around 1880. The book tells how the pilgrim learned the Prayer of Jesus from his reading in the Philokalia and describes his adventures, spiritual and otherwise, as he wandered about in Serbia. His faith was so amazing and so intense that I wonder whether you would think such a character possible.

This brings me to a point which I wish I had asked you about last summer. It has struck me in the little reading which I have done about the Orthodox Church and I came to realize it most during my visit to Mt. Athos that what distinguishes the Orthodox Church most from the others is this intensity of faith, like the pilgrim’s. this seems to me to explain why the Orthodox services are more beautiful and why they are performed with so much more devotion. When I first came in contact with them in the Russian Church in Paris it was their aesthetic beauty which attracted me. But I have since come to realize that that <521> is, as it were, only the visible sign of something else.

It is that “something else” which I want to ask you about. Is it, particularly, faith? Is it something peculiar to the Russian temperament? I ask this last question because I have noticed so great a difference in the same services as celebrated by Russians and Greeks.

The question of faith worries me very much from time because I find doubts occurring to my mind which shake my whole confidence in religion. I begin to wonder if I am not attracted simply by the aesthetic beauty of worship without having a rock-bottom of faith. The form that these doubts take with me is in such question as this? Why does He let any one like Job be afflicted?

Do you think there is any rational basis of faith or how can one get a firm, unassailable faith? I should feel much more sincere about religion if I felt that I really believed. As it is, I hardly dare ask myself where I stand.

This is a strange request to make, but I should be very grateful for anything which you could write me on this subject. As I said before, after visiting Mt. Athos last summer I was so impressed with the character of the people whom I met there in all the monasteries that I have more confidence in your opinions than in those of any one in this part of the world.

With kindest regards,

Melvin W. Mansur

P. S. Please remember me to the arckondarian and the librarian and the monk who speaks French who showed me around the first time. The librarian will know who it was²⁸.

M. W. M.

Mr. Melvin W. Mansur

St. Mark’s School

Southborough, Mass. U. S.A.

Перевод:

Школа Святого Марка Саутбороу, Массачусетс.

Соединенные Штаты Америки.

14 марта 1934 г.

Дорогой отец Василий,

Письмо твое прибыло и мне было очень приятно его прочесть. Работы авторов, которых ты [в нем] упомянул, прямо сейчас мне недоступны, поэтому я должен отложить их чтение до тех пор, пока не окажусь ближе к библиотеке большего размера. У меня временами появляется мысль приобрести [себе] экземпляр «Добротолюбия», на которое я часто видел ссылки, и которое должно содержать избранные места из некоторых [духовных писателей]29.

Я только что закончил очаровательную маленькую книгу «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу»30 — интересно, знакома ли она тебе. Если нет, пожалуйста, скажи мне об этом, чтобы я мог прислать тебе экземпляр. Она была написана русским паломником, который оставил рукопись в одном из афонских монастырей, где она была обнаружена настоятелем Свято- Михайловского монастыря в Казани, который напечатал ее копии около 1880 г. Книга повествует о том, как странник учился Иисусовой молитве через чтение «Добротолюбия» и описывает свои духовные и прочие происшествия [которые с ним произошли] за то время, когда он скитался в Сербии. Его вера была так поразительна и так интенсивна, что мне даже интересно, как ты думаешь, реален ли такой персонаж.

Это наводит меня на [одну] мысль, о которой я жалею, что не спросил тебя прошлым летом. Это поразило меня в [том] небольшом чтении, которое я проделал о Православии и наиболее при пребывании на горе Афон, то, что в наибольшей степени отличает Православную Церковь от других — это сила веры, подобная той, которую имел странник. Кажется, это объясняет мне, почему православные службы самые красивые, и почему они совершаются с такой сильной самоотдачей. Когда я впервые столкнулся с ними в русской церкви в Париже, меня привлекла их эстетическая красота. Но с тех пор я пришел к осознанию, что это <521>, как бы это сказать, только видимые знаки чего-то другого.

Это « что-то другое» и есть то, о чем я хочу тебя спросить. [Скажи], это, собственно, [и] есть вера? Или это что-то особенно свой ственное русскому темпераменту? Я спрашиваю последний вопрос, так как я заметил огромную разницу в том, как совершают одни и те же службы русские и греки.

С некоторых пор вопрос о вере волнует меня очень сильно, так как я нахожу возникающие для моего ума сомнения, которые потрясают всю мою убежденность в религии. Мне становится интересно, не привлекает ли меня просто эстетическая красота богослужения без каменного основания веры. Эти сомнения одолевают меня подобно вопросам: если Бог всемогущ и благ, почему Он допускает зло в любых формах? Почему Он позволяет кому-либо страдать, как Иов?

Как ты думаешь, есть ли какое-то рациональное основание веры или каким образом кто-либо может приобрести прочную, неприступную веру? Я бы более искренно относился к религии, если бы я чувствовал, что я действительно верю. Как есть, [сейчас] я с трудом осмеливаюсь спрашивать самого себя, на чем я стою.

Это необычная просьба, но я был бы очень благодарен за все, что ты мог бы написать [мне] по этому вопросу. Как я [уже] сказал ранее, после посещения прошлым летом горы Афон я был так впечатлен характером людей, которых я там встретил во всех монастырях, что я доверяю твоему мнению больше, чем кому бы то ни было в этой части мира.

С самым добрым уважением,

Мелвин Уайт Мансур

P. S. Пожалуйста, напомните обо мне архондаричему³¹ и библиотекарю, а [также] монаху, говорящему по-французски, который впервые показал мне все вокруг. Библиотекарь знает, кто это был.

М. У. М.

Мистер Мелвин У. Мансур

Школа Святого Марка

Саутбороу, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки.

№ 2. Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 21 августа 1937 г.

АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 151.

Текст:

Aug 21 1937

Vassily, Moine

Monastere russe du St. Panteleimon

Mont Athos

Greece (Greece)

Dear Fr. Vassily:

An answer to your most kind and welcome letter, which arrived at Easter time, will follow soon. This summer finds me working for my doctorate in New York.

M. W. Mansur

Перевод:

21 августа 1937 г.

Монаху Василию         Русский монастырь Святого Пантелеимона

Гора Афон

Греция

Дорогой отец Василий:

Ответ на твое добрейшее и долгожданное письмо, которое пришло в пасхальное время, вскоре последует. Это лето застало меня за работой над моей докторской диссертацией в Нью- Йорке.

М. У. Мансур

№ 3. Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 28 ноября 1937 г.

АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 315 об.–317.

Текст:

St. Mark’s school Southborough, Mass. U. S.A.

Nov. 28, 1937

Dear Father Vassily:

It was a great pleasure to receive your letter and my delay in answering is not a sign of neglect but of indecision with regard to the subject which we discussed — of joining The Orthodox Church. Ever since I left your Monastery, which made such a profound impression, this subject has been uppermost in my mind. I am convinced that the plenty of truth and grace, as you say, is found in Orthodoxy, and experience has proved to me that The Russian Church has evolved the most satisfying art of worship. With its direct descent from Christ, The Founder, with its fidelity to tradition, with its uncompromising faith, with its joy and piety, The Orthodox Church takes procedure over all bodies which have fallen away during the last 1500 years. Being conscious of this I often feel that I should like to become a member and not remain <316> just a visitor, but two barriers stand in the way. The first is language. Although I do now understand a considerable part of Liturgy, my knowledge of Russian is so meager that I do not understand the variable portions or the less frequent services like vespers or the services of the Great feasts. It is true that the great majority of Roman Catholics worship in a language which they do not understand, but that is contrary to Orthodox practice and I do not approve of it. It seems to me that a church member cannot enter fully into the worship if the words of the service mean nothing to him. The result is that he is thrown on his own resources for meditation and is not joining his voice with that of the Church. The second barrier is nationality. In theory I know the Orthodox Church does not recognize any discussion of nationality, but historical circumstances have divided the one Church into many self-sufficient, even exclusive groups. In this country it is especially true that the Russian Church is not to much Orthodox <316 об.> as Russian. The members are all Russian. The services and sermons are in that language. The Church is inextricably allied to Russian secular culture. The result is that Americans of English descent are not welcome and at best are regarded with suspicion as interlopers. Of course individuals in the Church like my dear friend. The nearby priest, are notable exceptions, but on the whole there is an atmosphere of hostility toward foreigners. I should be very much interested to learn what you think of these difficulties.

While working in the New York last summer I made the acquaintance of Archbishop Vitality through an interpreter. He impressed me as an intensely spiritual man, more like the type one finds in monasteries than any one I happen to have encountered over here. Living in very simple quarters with his priest and deacon behind the church, he operates a printing press during his free time and is the only publisher of church books in this country. <317> When the conservation turned to father Bulgakov, he expressed strong disapproval, saying that his teaching about sophiology amounted to heresy and that he had no right to persist in his views. On the other hand, I have heard that the conservative Karlovtsi group, who are allied with the monarchists, disapprove of the social implications in the teaching of the Paris Seminary and therefore are bent on discrediting father Bulgakov and his school. I wonder what your judgement is.

A short time ago I received a letter from father Raphael, whom I had the pleasure of meeting at the Skete of the Prophet Elias. Could you please, if the opportunity should arise, convey a message to him, thanking him for his letter and saying that I shall reply as soon as I can see the Russian priest to have it translated?

With best wishes to yourself and for all in your hospitable Monastery. I am.

Cordially yours

Melvine W. Mansur

P. S. A special greeting to father Harlampi and father Varlaam³².

Перевод:

Школа Святого Марка Саутбороу, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки 28 ноября 1937 г.

Дорогой отец Василий,

Получить твое письмо было для меня великим удовольствием, а моя задержка с ответом — это знак не пренебрежения, но нерешительности из уважения к вопросу, который мы с тобой обсуждали — о присоединении к Православной Церкви. С тех пор как я покинул ваш монастырь, который оказал такое глубокое впечатление, эта тема была самой высшей в моей голове. Я уверен, что полнота истины и благодати, как вы говорите, находится в Православии, и мой опыт доказывает, что Русская Церковь развила самое удовлетворяющее искусство богослужение. Православная Церковь с ее прямым происхождением от Христа Основателя, с ее верностью традиции, с ее бескомпромиссной верой, с ее радостью и благочестием, берет верх над всеми отпавшими за последние 1500 лет. Понимая это, я часто чувствую, что мне следовало бы желать стать [ее] членом, а не оставаться <316> просто посетителем, но есть два препятствия на этом пути. Первое — это язык. Хотя я сейчас понимаю значительную часть литургии, мое знание русского столь скудное, что я не понимаю изменяемые части или менее частые службы, как всенощные или службы великих праздников. Это правда, что огромное большинство римо-католиков молятся на языке, которого они не понимают, но это противоречит православной практике, и я не одобряю этого. Мне так кажется, что член Церкви не может полностью погрузиться в богослужение, если слова службы ничего для него не значат. В результате он [просто] оставлен на свои собственные способности к внутренней молитве33 и не присоединяет своего голоса к голосу Церкви. Второе препятствие — национальность. Теоретически я знаю, что Православная Церковь не признает никакого обсуждения [вопроса] национальности34, но исторические обстоятельства разделили единую Церковь на многие самодостаточные, даже обособленные группы. В этой стране особенно правильно сказать, что Русская Церковь не столько православная, <316 об.> сколько русская. Все [ее] члены — русские. Службы и проповеди ведутся на этом языке. Церковь неразрывно связана с русской светской культурой. В результате этого американцы из английской среды не желанны и в лучшем случае к ним относятся с подозрением, как к интервентам. Конечно, [такие] личности в Церкви, как мой дорогой друг, местный священник35 — примечательные исключения, но в целом

[царит] атмосфера враждебности по отношению к иностранцам. Мне было бы очень интересно узнать, что ты думаешь об этих сложностях.

В период работы прошлым летом в Нью Йорке я через переводчика познакомился с архиепископом Виталием36. Он впечатлил меня, как духовно деятельный человек, наиболее похожий на тип людей, [который] находится в монастырях, чем кто бы то ни был из тех, с кем мне пришлось здесь столкнуться. Проживая со своим священником и диаконом в очень простом помещении позади церкви, он в свое свободное время работает за печатным станком и является единственным издателем церковных книг в этой стране. <317> Когда [наш] разговор коснулся отца [Сергия] Булгакова37, он выразил твердое несогласие [с ним], говоря, что его учение о софиоло-гии свелось к ереси, и что он не имеет права упорствовать в своих взглядах. С другой стороны, я слышал, что [члены] консервативной карловацкой группы38, которые связаны с монархистами, не одобряют социальных подтекстов39 в учении Парижской семинарии и, следовательно, склонны дискредитировать отца [Сергия] Булгакова и его школу. Мне интересно, как ты рассуждаешь об этом.

Недавно я получил письмо от отца Рафаила, которого я имел удовольствие встретить в скиту Илии Пророка40. Не мог бы ты, пожалуйста, если появится возможность, передать ему весточку, благодаря его за письмо и говоря, что я отвечу, как только я смогу увидеть русского священника, чтобы его перевести?

С лучшими пожеланиями тебе и всем в твоем гостеприимном монастыре. Остаюсь. Сердечно твой.

Мелвин У. Мансур

P. S. Особые приветствия отцу Харлампию и отцу Варлааму⁴¹.

№ 4. Письмо Мелвина Мансура монаху Василию (Кривошеину) от 14 мая 1939 г.

АРПМА. Оп. 25. Д. 2. Конв. 29. Л. 679 об.–681.

Текст:

Dear Fr. Vassily,                                         May 14, 1939

After our many conversations I thought it might interest you to know that I have definitely decided to join The Orthodox Church and am one of the happiest people in the world as a result of this decision, although I know I shall be most unworthy of the great company of faithful who fill its ranks. Besides your own wide counsel I was led to this decision by a letter which I <680> received from Fr. Lazar Moore, to whom I wrote as you suggested and who pointed out that if the Orthodox is the true Church then no barriers, however important they may seem, can matter.

Not long ago I expressed my desire to join the Church to the Russian priest in this vicinity but since his command of English is limited he advised me to consult a friend of his near New York, where I shall be early this summer. That I shall do. Unfortunately the priest who used to be in this neighborhood and <680 об.> who understood English perfectly was transferred a year ago to Connecticut, another state.

Since I have been granted a half-year sabbatical from my Greek teaching. I may spend the autumn in Greece in connection with my work, in which case I should look forward to revisiting Mt. Athos and renewing pleasant conversation with you. I often think of your monastery, to use a modern figure, as a spiritual dynamo. Where one is recharged to cope with the tasks of life.

Believe me, with kindest regards,

Gratefully yours,

Melvin. W. Mansur

Перевод:

14 мая 1939 г.

Дорогой отец Василий,

После многих наших разговоров я подумал, что тебе могло бы быть интересно узнать, что я твердо решился присоединиться к Православной Церкви и, в результате этого решения, я один из счастливейших людей в мире, хотя я знаю, что буду недостоин великого общества верующих, которые наполняют ее ряды. Помимо твоего личного большого наставления я был склонен к этому решению письмом, <680> полученным от отца Лазаря Мура, которому я написал, как ты советовал, и который отметил, что, если Православие — истинная Церковь, тогда никакие препятствия, какими бы важными они не казались, не могут иметь значение.

Недавно я высказал свое желание присоединиться к Церкви русскому священнику [который служит] в этом районе, но из-за того, что его владение английским языком ограничено, он посоветовал мне [обратиться] к его другу [служащему] близ Нью Йорка, где я буду в начале этого лета. Так я и сделаю. К сожалению, священник, который раньше был здесь поблизости и <680 об.> который прекрасно понимал английский, был переведен год назад в Коннектикут, другой штат.

С тех пор как мне был предоставлен полугодовой академический отпуск от преподавания греческого, я могу провести осень в Греции в связи с моей работой, по этой причине мне стоит с нетерпением ждать повторного посещения горы Афон и возобновления приятной беседы с тобой. Я часто <681> думаю о твоем монастыре, [говоря по-современному], как о духовной динамо- машине, где человек подзаряжается, чтобы справиться с жизненными задачами.

Прими мои заверения в самом добром почтении,

Благодарно твой,

Мелвин У. Мансур