Архаика правосознания как одна из детерминант криминализации общества: социокультурная проблема уголовной политики

1Волгоградский государственный университет, Волгоград, Россия, ,

2Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет «ЛЭТИ», Санкт-Петербург, Россия, ,

,

2Saint Petersburg Electrotechnical University “LETI”, Saint Petersburg, Russia, ,

Введение . Цель исследования – показать взаимообусловленность правосознания и социокультурных факторов для достижения последующих стратегических целей в уголовной политике. Социокультурный фактор архаизации, осмысленный во многих отраслях социогуманитар-ного знания, мало представлен в дискурсе фундаментальной юридической науки России, что подтолкнуло к подобному рассмотрению.

Классик правоведения Ф. фон Лист определил уголовную политику так: систематическая совокупность оснований, сформировавшихся при научном исследовании причин преступления и действия применения наказания, с помощью которых государство борется с преступностью. (2004). Отсюда возникают вопросы: какие проблемы правосознания лежат в основаниях нашего общества и государства, которому поручена борьба с преступностью, и какие глубинные причины преступности могут быть?

Некогда на территориях нашего государства преобладали аграрное общественное взаимодействие и традиционная деятельность людей. В ХХ в. возникли новые социальные явления, которые парадоксальным образом способствовали обратной трансформации и производству архаизации уже в XXI в. А.С. Ахиезер отмечал, что архаизация выступает как форма регресса. Данный феномен проявляется как попытка полностью или частично вернуться к догосударственным формам культуры и деятельности. Масштабы архаизации являются следствием исторической слабости городской культуры в России, доминирования общинного сознания, что обусловило соответствующие, основанные на принципах вечевого управления, формы хозяйственной деятельности (Ахиезер, 2001). Категорию архаизации и архаики социальных явлений в России фундаментально исследовали А.С. Ахиезер и И.Г. Яковенко (2017). Также подробную интерпретацию термина и анализ понятия архаизации предлагают Ф.Г. Федотова (2000), Ч.К. Ламажаа (2010).

Наряду с нарастанием в обществе архаики, в той или иной сфере становятся заметны процессы криминализации и всплески разнообразных форм девиации. К.Д. Титаев подчеркивает: «Вопреки распространенному мнению, с точки зрения тяжкого насилия большие города отнюдь не оказываются наиболее опасными местами. В сельской местности обнаруживается бо́льшая доля жертв по отношению к численности населения»1. Далее возникает необходимость аргументировать диалектику этих дезорганизационных процессов. По мнению доктора юридических наук В.Д. Филимонова, детерминанты криминализации появляются ранее ее основания и не зависят от нее, в то время как основания криминализации обусловливаются их совокупностью. Основанием можно считать явление, которое возникает в процессе детерминации другими явлениями, единство некоторых их свойств выступает как определяющее свойство явления, объясняющее, почему данное явление существует (Филимонов, 1981). Исходя из сказанного, необходимо отметить, что в данном исследовании важно определение основополагающих проявлений архаики правосознания и ее влияния на процессы криминализации общества в контексте социокультурной проблемы уголовной политики.

Методы . Теоретическую основу представленного исследования составил концептуальный синтез научно-практических выводов отечественных и западных правоведов, культурологов, криминологов о природе подобных явлений. Использование социокультурного подхода способствовало установлению основополагающих факторов архаики правосознания как детерминанты криминализации общества. Теоретико-правовой подход в контексте рассматриваемой темы позволяет выявить причины происходящего, а также направить узкоспециализированные, отраслевые механизмы на решение проблем, связанных с негативными социально-правовыми последствиями архаизации и сопутствующим усугублением социокультурной проблемы уголовной политики в РФ.

Архаизация – новая первобытность и виртуальный мир . Эпоха Великих географических открытий стала переломным моментом, ознаменовавшим начало глобального распространения европейских правовых и социокультурных практик. В результате экспансии Запада сформировалась устойчивая тенденция культурно-правового доминирования, при котором местные традиции и правосознание автохтонных народов Америки, Азии, Африки и Австралии подвергались трансформации или замещению западными образцами. Аналогичные процессы можно наблюдать и на примере продвижения русской цивилизации в Сибирь – взаимодействие русских переселенцев с коренным населением также сопровождалось распространением специфических правовых и культурных норм.

Уже к XIX столетию почти весь мир оказался поделен между государствами, принадлежащими к романо-германской и англосаксонской правовым системам. При этом отметим, что цель данного исследования заключается не в выяснении исторических причин подобного положения вещей, а в фиксации факта установления нормативного и ценностного превосходства западного типа правопорядка. Европейская цивилизация, развивавшаяся динамичнее других, задала своеобразный эталон общественного и правового прогресса, который стал восприниматься как универсальная модель развития человечества. Такое понимание базируется на идее линейного исторического движения – концепции, укорененной в религиозно-нравственной традиции иудеохристианства, где закон и писаное правило рассматриваются как основание порядка. К окончательному оформлению этой идеи европейская мысль пришла в эпоху Просвещения, когда утвердилось представление о прогрессе как универсальной закономерности исторического процесса. Постепенно под влиянием этой парадигмы местные формы правового регулирования уступали унифицированным, кодифицированным системам норм, выходящим за пределы национальных и культурных границ, но правосознание отдельных индивидов сохранило прежние установки. Оказывая глобальное влияние на всю планету, позитивизм охватывал не все человечество, но, вероятно, значительную его часть.

Вызванная глобализацией унификация норм ведет к исчезновению или размыванию противоречивых, а также архаичных аксиологических установок разнообразных социальных групп, что способствует резкому отвержению права (как санкционированных государством норм) у отдельных индивидов. Особенность глобализации заключается прежде всего в том, что иногда этот процесс может не преследовать никаких целей, а происходит самопроизвольно в результате утвердившейся правовой реальности и в соответствии со сложившейся политической обстановкой в мире. По мнению отдельных исследователей глобализации (Amin, 2010), в последние годы неолиберальный глобальный проект стал представлять собой комплекс отчаянных действий, которые позволят на протяжении определенного времени продержаться современному мировому политическому истеблишменту. Плодами глобализации воспользуются (если будет на то их воля) посторонние, возникшие совершенно в других правовых парадигмах силы (чуждые идеям как позитивизма, так и концепции прав человека).

Важным обстоятельством, выступающим в качестве отпечатка глобализации, служит усиление дезинтегративных процессов по причине высокого темпа и плотности смыслообразовательных феноменов. Законодательный массив не является исключением. К такой мысли мы приходим, опираясь на работы Н. Лумана (2009), где говорится, что мир всегда осмысленный и смысл всегда конституируется в мире. В условиях глобализации наблюдается избыток информации, а вместе со знанием она всегда порождает смыслы и смыслообразование. Необходимость постижения закона представляется еще более очевидной и требует наиболее вдумчивого подхода. Явления цифровизации и информатизации достигли такой критической отметки, что общекультурный контекст может трансформироваться быстрее уже не в количественном, а в качественном эквиваленте (Тоф-флер, 2002). Следует пояснить, что процесс формирования индивидуального сознания человека ограничен естественной продолжительностью его жизни. При этом в пределах данного ограничения отмечается высокая интенсивность событий, требующих когнитивной и ценностной переработки. В результате «неуспевающее» индивидуальное сознание нередко создает смысловые барьеры в восприятии этих явлений либо, напротив, прибегает к чрезмерному упрощению их значений и статуса в личном опыте. Подобное упрощение может напоминать механизмы первичного осмысления мира, характерные для архаического типа сознания, сталкивающегося с непостижимыми явлениями природы и приписывающего им упрощенные, нередко мифологизированные смыслы. Эти феномены и смыслы не успевают закрепиться и осмыслиться – ни в традиции, ни в ментальности населения, ни в законах, которые враждебно отвергаются таким правосознанием.

Современные дети младшего и дошкольного возраста способны с поразительной скоростью осваивать гаджеты, персональные компьютеры, полагаясь на интуитивные механизмы и преклонение перед самим так называемым «электронно-виртуальным идолом» (Маклюэн, 2003). Это, в свою очередь, схоже с постижением древним человеком материальной природы и поклонением космическим и необъяснимым божественным силам. Возможно, это следует понимать как мышление, которое продуцирует специфическое смыслообразование, когда ментальность погруженного в виртуальную реальность индивида совпадает с мышлением архаика, где для правовой культуры не остается места.

Современный спрос на оккультные услуги, магический ренессанс, иррациональность, возвращение к старым формам религиозности, а также интерес к неоязычеству и неомифологизму (Гайдуков, 2010) возникают на почве политических кризисов в обществе (Михеева, 2014). В связи с этим наблюдается кризис восприятия и производства инноваций, а также сопутствующее устранение субъекта, «расчеловечивание» человека, что приводит к безразличию масс к юридическим обязанностям, высокой степени правового нигилизма, девиации, возвращению в русло примитивного понимания справедливости. Это говорит о типе мышления, который имеет схожесть с типом мышления потенциального преступника и архаика и предполагает предварительное знание (пред-знание) как в целом о мире, так и об интерпретируемых им явлениях в частности.

На очередном витке глобальных процессов возникают дискуссии о погружении некоторых государств в «новое средневековье» (Эко, 1994) или даже в общества с доминацией схожих, более древних социальных практик, т. е. переход к архаике на новом историческом этапе (Бек, 2001).

Архаизация, аграрный менталитет и правопонимание . В трудах А.С. Ахиезера, А.Д. Хлопина отражены размышления о долгом процессе и прохождении многих стадий вхождения в городскую культуру переселенцев из села в эпоху СССР. Ученые отмечали, что на последних этапах таких процессов осуществлялась ресоциализация личности (Хлопин, 1979). При этом переселенцы такого типа пребывают сразу в двух сферах в пределах юрисдикции правового государства – в старой общиной среде и новом мире. Многие локации, например, Волгоградского региона, которые еще в довоенное время (1930-е – начало 1940-х гг.) были казачьими, после волн переселений из великорусского Черноземья, Украины, Чувашии трансформировали местную идентичность. В метрических книгах крестьяне-переселенцы постепенно записывались в «русские» (что способствовало ускоренной ассимиляции и размыванию идентичностей), в результате чего они становились рабочими на предприятиях (Хуснутдинова, 2009). Для вчерашних крестьян распространенной практикой было взаимодействие с элементами натурального хозяйства (высаживание огородов, строительство погребов во дворах сталинских многоэтажек) в городе и поселках городского типа на территории Нижнего Поволжья. Взаимодействие с землей стало неотъемлемой частью аграрного менталитета жителей этих поселений. Слияние города с деревней породило «псевдоурбанизацию», о которой писал выдающийся советский и российский философ А.С. Ахиезер (2000).

Еще одна особенность аграрного менталитета имела негативные оттенки в истории крестьянского общества. Труднопонимаемой для крестьянского сознания абстракций являлось писаное право, которое в XIX в. крестьянский ум был склонен смешивать с обычаем или своеобразным толкованием справедливости у малограмотного трудящегося. Обычное право, которым руководствовались общины, считало признание обвиняемого самым убедительным доказательством его вины. В созданных в XIX в. судах для разбора гражданских дел, управляемых самими поселенцами, доказательством выступали признание подсудимого и несоблюдение формальностей, что позволяло выиграть суд недобросовестной стороне (Краснов, 2010; Трофимов, Краснов, 2011). Крестьянину сложно было понять, что такое собственность, которую он отождествлял с пользованием или владением. По его представлениям, не живший в своем имении помещик не имел права ни на землю, ни на ее плоды (Pipes, 1999). Такое воззрение крестьян основано на архаичных представлениях связи крови человека с почвой, что, в свою очередь, сопряжено с современными ультраправыми, а иногда и экстремистскими, идеологиями. Как отмечал А.А. Аникеев (1979), ландшафт и народ оказывают взаимное влияние друг на друга: там, где проживает коренной народ, нет никакого другого; ландшафт и только он, а не какая-то функция внешних условий, влияет на образ жизни народа. Подобные воззрения индивидов со свойственным им общественным конформизмом, смешанным с правовым нигилизмом, позволяют на поверхностном уровне принимать и соглашаться с витающим в воздухе радикально-консервативным нарративом среды, что в конечном счете приводит к нарушению закона.

Диффузия пенитенциарного института как продуцирование архаичных и криминальных тенденций . Мощным импульсом для архаического внедрения и последующей криминализации, а также неотъемлемым институтом такой репродукции и распространения являются сама уголовно-исполнительная система (формальный институт) и уголовный мир (неформальный институт), традиции которого прослеживаются от ссылок в Сибирь в дореволюционные времена, периода создания и функционирования ГУЛАГа до современной системы ФСИН.

В условиях крайней социальной ограниченности групповая идентичность проявляется как стремление личности соотнести себя с чем-то, выходящим за рамки индивидуального существования. Таким ориентиром может стать совместная деятельность, ценностная установка или специфический социальный феномен, однако подобное самоопределение опирается на систему взаимных прав, обязанностей и норм взаимодействия, свойственную данной среде. Каждая личность одновременно включает множество идентичностей, среди которых в определенный момент доминирует одна, задающая направление поведения. Так, работник, педагог или предприниматель, оказавшийся в пространстве изоляции пенитенциарного учреждения, вынужден перестраивать свою социальную принадлежность в соответствии с минимизированными границами доступного взаимодействия, определенными рамками камер и отрядов, набор акторов взаимодействия также узок – сокамерники, надзиратели, работники медсанчасти, т. е. и социальный мир индивида становится узким, как у архаичного человека.

Для понимания тенденций архаизации во многих провинциальных регионах нашей страны важным моментом выступает генезис ее появления. В ситуации перехода к новому типу экономико-правовых отношений архаика может быть намеренно продуцирована властью или объясняться популяризацией маргинальных субкультур в низших стратах общества. Рассматривая этот феномен с криминологической стороны, приведем цитату И.Г. Яковенко: «Это не что иное, как неизжитый реликт догосударственного существования человека. Преступный мир самоорганизуется в архаические жесткие структуры – банды, преступные группы, “семьи”, кланы. Зрелая преступная группа имеет достаточно сложную структуру, включающую лидера, сублидера, трикстера (провокатора), основную массу – “бойцов” и “периферию”, или внешний пояс. Такая система порождает целостное пространство социального бытия. Иными словами, это древнее, чрезвычайно устойчивое социокультурное целое» (2017: 64). Эта институция и сложившаяся около нее социальная среда формирует архаические по своей сути предписания, табу и ритуалы, регламентирующие процессы взаимоотношений, структуру (строго иерархичную), права в которой также связаны с ритуалами. Резюмируя, И.Г. Яковенко говорит, что зона – пространство, где главенствуют модели права, социальные практики каменного века и культура самой ранней стадии государственности. Этот материк живет в теле российского общества, пропуская через себя пугающе большую долю граждан (Яковенко, 2017: 69).

Система исполнения наказаний и институт депортации в СССР постепенно сформировались в особую социальную среду, ставшую одним из ключевых источников криминализации и архаизации общественного сознания. Бывшее Советское государство демонстрирует уникальный пример масштабного и сравнительно быстрого возрождения архаических моделей поведения и мышления в массовом сознании. В данном контексте пенитенциарные учреждения можно рассматривать как своеобразные «социальные лаборатории», обеспечивающие диффузию криминальных норм и ценностных ориентаций в формальные государственные институты. Внутри общей социальной структуры происходила сложная трансформация слоев населения. У тех групп, в которых архаические установки ранее были вытеснены (например, среди квалифицированных рабочих), происходила частичная их реабилитация, в то время как у социально уязвимых слоев – бывших заключенных, маргинализированных индивидов – они закреплялись и распространялись. Это межслоевое проникновение традиционалистских и криминальных элементов неизбежно влияло на правосознание населения, особенно в провинциальных регионах, где городские и сельские сообщества в 1980–1990-е гг. активно усваивали маргинально-уголовные и примитивно-крестьянские ценностные стереотипы. При этом из данного процесса в значительной мере выпадали представители сельской интеллигенции и управленческие элементы, обладавшие более высоким уровнем образования и устойчивыми культурными ориентирами.

В своем известном труде М. Фуко полагал, что государство продуцирует тюрьму как механизм создания обособленных сообществ, которые легче держать под контролем (2015). Существует еще одна новая тенденция, которая оказывает негативное влияние на реализацию уголовно-правовой политики. В последние годы в тюрьмах формируется так называемая «зеленая масть», включающая осужденных, исповедующих радикальный ислам, или тех, кто принял его, отбывая наказание, причем данные заключенные отвергают различные светские предписания. Они также не признают и возникшие в тюремной субкультуре воровские традиции. Таким образом, трансформационные процессы правосознания в пенитенциарной системе будущего способны вызвать глубокие изменения в структуре социального взаимодействия и коммуникативных практик осужденных. В результате ожидается взаимное проникновение языковых кодов новой массовой культуры, профессиональных сообществ маргинальных групп, что может привести к становлению нового гибридного дискурса. Такая ценностная конвергенция потенциально создаст предпосылки для изменения организационных моделей преступных сообществ.

Выводы. Таким образом, к основополагающим характеристикам социокультурной проблемы уголовной политики в контексте генезиса правосознания и причин криминализации общества следует отнести усиление влияния архаизации при культурно-правовой трансформации деятельности индивида, что вызвано началом переосмысления жизни в условиях глобализирующегося мира и его последовательной виртуализации. Архаизация в рассматриваемом контексте (в том числе аграрная, сектантская, оккультная) оказала существенное влияние на становление современного менталитета людей, проживающих в отдельных регионах России (на примере территории Нижнего Поволжья), что стало последствием трансформации аграрного менталитета предшествующей эпохи. Другой не менее важной чертой социокультурной проблемы правосознания в контексте укрепления архаичной доминанты здесь является влияние пенитенциарного института на формирование представлений людей о жизни, что также стало возможным благодаря его исключительному влиянию на жизнь населения и было обусловлено исторически (каторжно-ссыльная система царского периода отечественной истории, наследие ГУЛАГа советской эпохи, современный институт ФСИН). Третьей характеристикой рассматриваемой проблемы является влияние кризиса идентичности на восприятие отечественной правовой системы, которая зачастую оценивается людьми в некорректном свете, что сопровождается нарастающей тенденцией криминализации общественных отношений совместно с факторами упрощения и архаизации. Иными словами, развитие кризисных тенденций в правосознании в рамках понимания причин криминализации общества необходимо рассматривать через всестороннее и всеобъемлющее исследование практик архаизации и трансформации аграрного менталитета в ходе перманентного общественного развития и наложения новых социальноэкономических, общественно-политических, культурных тенденций.

При разработке уголовно-правовой политики РФ целесообразно учитывать выявленные в исследовании социокультурные особенности, оказывающие влияние на динамику правонарушений в государстве. В условиях цифровизации и расширения виртуального пространства наблюдается феномен утраты человечеством накопленного правового и культурного опыта. Современный этап характеризуется постепенным отходом от логоцентрической парадигмы, затрагивающим основы письменной культуры и сопровождающимся устойчивым наслоением маргинальных социальных установок. Эти процессы формируют предпосылки для криминализации и архаизации правового сознания, что требует особого внимания при разработке и реализации государственной уголовно-правовой политики. Архаизация, в свою очередь, в большинстве случаев представляет собой инструмент упрощения и деформации общественных отношений, что недопустимо, если стоит задача задействовать закон и порядок в авангарде устойчивого развития государства.