Архаизация массового сознания в условиях трансформирующегося социума

Несмотря на многочисленные исследования, в которых отмечается описание архаических компонентов, относящихся как к доисторическим временам, так и к современности, на сегодняшний день феномен архаизации остается мало изученным во всем многообразии и неоднозначности его конкретно-исторических проявлений. В данной статье основное внимание будет уделено рассмотрению актуальной для кризисного общества проблемы архаизации массового сознания — процесса, в ходе которого образовавшийся «культурный вакуум» заполняется исторически отжившими формами культурной жизни.

В качестве основы для понимания феномена архаизации мы взяли концепцию А. С. Ахиезера, предложившего методологию анализа данного процесса. Ученый определяет архаизацию как «результат следования субъекта культурным программам, которые исторически сложились в пластах культуры, сформировавшихся в более простых условиях и не отвечающих сегодня возрастающей сложности мира, характеру и масштабам опасностей» [1, с. 89]. Таким образом, архаизация понимается им как регресс, попытка полностью или частично вернуться к догосударственным формам культуры и деятельности, где отношения основаны на эмоциях людей, чей кругозор ограничивался лично знакомыми членами локального сообщества, не знавшими развития как культурной ценности. «Архаизация может возникнуть как ответ на активизацию либеральномодернистской культуры, на реформы. Архаизация обычно обладает гораздо большим энергетическим потенциалом, то есть массой носителей, способных смести реформу, посеять смуту, уничтожить государство» [2, с. 98].

Объективная возможность такой реактуализации архаики основана на идее «стадиального единства человеческой культуры» [7, с. 192]. Культурогенез не есть последовательная и четкая смена исторических периодов развития сознания человека. Культурное поле и сознание человека в каждый момент своего исторического существования хранят и комбинируют все предшествующие и настоящие пласты социальности. «Таким образом, образуется социум, состоящий из людей с разноуровневой стадиальностью мышления, цивилизованности, качества культуры организации жизнедеятельности и воспроизводства личности, состоянием социальной эволюции. Эффект разноуровневой стадиальности культурно-исторического развития проявляется как на уровне глобального, так и регионального, в пределах места жизнедеятельности социума и субсоциумов» [5, с. 48].

«Человек, априорно ориентированный на архаическую стратегию, рождается во все времена и в любом обществе» (Ю, с. 316]. Однако это уже не та первобытность, которая была свойственна людям доосевого времени (тотальный синкретизм, отсутствие саморефлек-сии, неразрывность со своим родом, природой, с космосом и подтверждение этой связи через ритуалы, тотемы и магические действия). Современность влияет на такого человека, он пользуется всеми благами цивилизации, однако его псевдоархаическое сознание не дает ему выйти за рамки инверсионного мышления Его сознание по-прежнему синкретично, он не мыслит себя вне какого-либо коллектива, не ощущает себя самостоятельной личностью, ищет причину всего не в себе, а вовне (будь то государство, начальники, астрологический прогноз или магнитная буря), соблюдает обряды и ритуалы, помогающие ему чувствовать себя защищенным от ударов судьбы.

Итак, под архаизацией мы понимаем обращение к доцивилизационным пластам культуры и социальности или их стихийную активизацию в обществах цивилизации. Существуя на периферии культурного поля и нередко в латентном состоянии, данные архаические, до-культурные пласты социального обладают огромной потенциальной энергией и готовы актуализироваться в определенной ситуации.

Условия активизации архаических пластов — особая проблема, решение которой во многом определяется импульсом теории синергетики, с ее повышенным интересом и переоценкой значимости кризисных, бифуркационных периодов в мировой истории, осознанием конструктивной роли хаоса в социальной и культурной эволюции как фактора, создающего «веер» альтернативных путей эволюции. В современных культурологических концепциях нарастание хаоса в кризисные и переходные эпохи все чаще рассматривается как двойственный процесс, несущий и разрушение, и созидание.

Понятие трансформации также включает в себя изменения различной направленности. Оно означает комплексное, эволюционное изменение культуры как системы. Трансформационный процесс охватывает все ее элементы, однако они обладают различной динамикой и скоростью протекания. Трансформация может состоять из целого комплекса процессов, включающего в себя как модернизацию, так и архаизацию культуры. Трансформация социума, переход от старого к новому в культуре, процессы модернизации неизбежно сопровождаются кризисом традиционной нормативности и хаотизацией массового сознания. Под влиянием резких революционных изменений в научно-технической сфере полностью меняется и сам человек, и окружающий его мир. При этом, по выражению ЮМ. Лотмана, «для психологии рядового участника событий переживание перемен как катастрофы прогрессивно обостряется» [7, с. 239].

В такой ситуации кризиса общество, личность, как отмечал А. С. Ахиезер, могут отвечать на опасности либо вырабатывая инновационную идею, открывающую новые творческие возможности, либо возвращаясь к старым идеям, оправдавшим себя во времена прошлых кризисов. Смысл последней стратегии заключается в том, что усложнение проблем соответствующего субъекта не рождает адекватного творческого потенциала. Субъект находится во власти исторического опыта, сложившегося в более простых условиях, и, следовательно, опирается на неэффективные, неадекватные новой ситуации решения. Это и есть архаизация, «попытка уйти от сложности медиации и вернуться к простоте господства инверсии» [1, с. 89].

Быстрота смены привычных форм жизни, ее социальных, моральных, религиозных устоев и ценностных представлений дезориентирует массы населения, рождает чувство неуверенности и страха. «Одна из особенностей поведения людей в атмосфере страха состоит в коренном изменении характера их логики» [7, с. 255]. Ю. М. Лотман описывает «феномен истерического страха», который охватил Западную Европу в эпоху Ренессанса (с конца XV до середины XVII в.) [7, с. 248]. Страх был вызван потерей жизненной ориентации, но те, кто его испытывал, не понимали этого. Они искали конкретных виновников, хотели найти того, кто испортил жизнь. В качестве воплощения страха Лотман усматривал страх перед ученым (который, по мнению обывателей, заключил союз с дьяволом), страх перед колдовством (и последовавшая за ним охота на ведьм), страх перед инаковостью.

Побуждения, движущие архаическим человеком — реакция ориентировки, определения своего места (ниши) в мире и социуме, поиски своего «я». Здесь основное правило; определившись в некоей «своей» нише, быть «как все». Именно поэтому архаичные индивиды эпохи Ренессанса источником опасности считали религиозные и национальные меньшинства. «Церковь всегда преследовала еретиков, но в это время ненависть к ним делается чертой массовой психологии. В условиях расшатывания быта тот, кто говорит, одевается, думает или молится иначе, чем все, вызывает страх. В Западной Европе вспыхивают расовые преследования» [7, с, 249].

В рамках смыслогенетической концепции, разработанной А. А. Пелипенко и И. Г. Яковенко, динамика культурного развития реализуется именно через переходные, кризисные эпохи. Когда та или иная культура достигает предела, исчерпывает материал, соответствующий принципам смыслополагания, происходит «критическая загруженность сферы культурно-бессознательного и семиотическая перенасыщенность сферы осознанного культурного опыта». Внешне это проявляется в явлениях, выражающих «усталость» культуры — утрате идеалов и стимулов, апатии и в конечном счете нежизнеспособности [10, с. 262], Ответной реакцией является ретроспективное трансцен-дирование, конечной точка которого — «возврат в непротиворечиво-континуальное до- культурное состояние с его прямым переживанием реальности и спонтанно-аффективными реакциями» [10, с. 263].

Говоря о том, что процессы актуализации предшествующего культурного опыта в момент деструкции надстроенных слоев носят универсальный характер. Пелипенко и Яковенко указывают на принцип обратимости историко-культурной эволюции. Его действие состоит в том, что в психике культурного субъекта хранятся основные модели поведения, стадиально предшествующие актуальной для него исторической ситуации. В ситуациях деструкции эти принципы, модели и интенции актуализуются в тех или иных формах. Полная обратимость никогда, разумеется, не достигается, но актуализация самых разнообразных пластов социокультурного опыта, представлений, навыков и технологий создает причудливую амальгаму с феноменами стадиально последующими (10, с. 296].

В культуре одновременно присутствуют социокультурные формы прошлого и настоящего, соответствующие различным типам стадиальности. Происходит своего рода наслоение и надстраивание разных пластов и уровней культуры, которые, взаимодействуя, образуют новое качество, синтез, не сводящийся к простой сумме составляющих элементов культуры. В. М. Хачатурян называет это «интегративной функцией цивилизации» |11, с. 208].

Поддерживая историческую преемственность с целью сохранения идентичности, цивилизация создает, с точки зрения Б. С. Ерасова, скрытые, но действенные механизмы «длительной памяти», т. е. фиксации и упорядочения значимой информации обо всем жизненном пути общества [3] Это означает, что культурные пласты прошлого, в том числе и архаические, родоплеменные, продолжают существовать в обществах цивилизации, встраиваясь в качественно иную культуру и социальные отношения. «Архаические пласты, представляющие доцивилизационный этап развития, наиболее органично инкорпорируются в традиционную культуру или в подсистему-носительницу традиционной культуры, если речь идет о современных индустриальных и постиндустриальных обществах» [И, с. 209].

Аналогичной смыслогенетической концепции Пелипенко и Яковенко является концепция архаизации массового сознания, разрабо танная И. В. Следзевским и Т. В. Евгеньевой. Ее суть состоит в том, что в острых ситуациях, особенно в ситуации социокультурного кризиса, актуализируются механизмы коллективного бессознательного, в качестве первостепенного по важности фактора архаизации массового сознания. Согласно данной концепции социокультурный кризис затрагивает прежде всего «образ мира» (структуры восприятия времени и пространства), социокультурной идентичности и идеологической ориентации. Этот кризис воспринимается массовым сознанием как распад привычной системы ценностей, социальных ролей и моделей поведения. Сознание человека не находит опоры для рационального объяснения происходящего и прибегает к архаическим (точнее, архетипическим) моделям мировосприятия, благодаря которым оживает мифологическая структура сознания и присущая ей мифологическая логика. В результате актуализации архетипов создаются новые мифы, религиозные и политические догмы и т. п. Таким образом, в кризисной ситуации сам способ познания становится во многом мифологическим [9].

И. Ю. Николаева, исследуя природу историко-психологического кризиса опричного времени, называет этот исторический период «срывом», «обернувшимся не просто социальным хаосом, но реактуализацией архаических установок сознания и поведения людей во всех сферах бытования общества, повлекшей за собой деформацию всего накопленного опыта духовной и политической культуры общества» [8, с. 145] Последовавшие за правлением Ивана Грозного смута, экономический спад, свертывание политико-правовых норм явятся следствием того, что достигнутые Россией к XVI в. результаты цивилизационного роста окажутся скомканными установившимся режимом деспотии и социальной апатией общества [8, с. 214].

• А. С. Ахиезер усматривает значительное сходство советского сталинского периода с этапом правления Ивана IV. Оно выражается

прежде всего в стремлении ликвидировать даже незначительное разделение властей, т. е. вернуться к синкретизму в стремлении превратить первое лицо в абсолютный сакральный центр человечества, подавить развитие культуры, формирование новых смыслов, превратить страну в военный лагерь; в минимиза- ции ценности человеческой жизни, рассмотрении общества, человека как средства целей государства. Таким образом Ахиезер подтверждает циклизм российской истории, периодический возврат к некоторым достигнутым образцам [2, с. 116 — 117].

Динамизм современности, научно-технический прогресс и сопровождающий его «извечный ритуал перехода» обусловливают необходимость появления инициативных, творческих й решительных людей — субъектов общественных отношений [4]. Тем не менее на историческую авансцену выходят архаические индивиды с доминантой эмоционально-чувственного в их сознании. «Виртуально воспринимающие действительность, неадекватно реагирующие на реальное течение жизни, они неизбежно оказываются в роли объекта общественных отношений» [5, с. 29]. Такие индивиды не соответствуют в полной мере сложившимся социокультурным условиям, не отвечают вызовам современности. Однако их существование неизбежно, так как в России еще не осуществлен «массовый прорыв в сферу господства медиационной логики» [2, с. 61]. Специфика российского общества, по выражению Ахиезера, состоит «в стремлении сохранить господство в культуре ее эмоциональных пластов, в подчинении интеллектуального развития эмоциональному, в подчинении рациональных решений эмоционально-инверсионнно-ми-фологическим, в понимании нравственности как эмоциональной последовательности, рассудочной упорядоченности эмоциональной жизни» [2, с. 71].

Отказываясь от активной общественной позиции, индивиды — объекты общественных отношений «составляют ту массу, которая образует социальную основу консервации культурноисторических архаических традиций, массу торможения процесса социальной эволюции, которая нуждается в социальном утешении» [5, с. 30]. Спрос рождает идеологов — тех, кто по нимает, что «массовое сознание ■— основное хранилище доцивилизационного опыта». То есть мифы рождаются не сами собой — в массовом сознании существует лишь ожидание мифов, некие мифологемы, которые грамотно интерпретируются идеологами-интеллектуалами и воплощаются в готовых мифах. Таким образом, реактуализация архаики может происходить не только стихийно. Это могут быть «целенаправленные попытки взаимодействия с архаикой, осуществляемые интеллектуальной элитой, которая способна создать на этой основе целостные концепции и ввести преобразованный архаический компонент в доминирующую культуру, сделав его, таким образом, в большей степени циви-лизационно значимым» [11, с. 2i 1 ].

Итак, архаизация представляет собой социокультурный процесс упрощения, примитивизации сложной социальной системы, которая, достигнув крайней точки пика кризиса, стремительно деградирует к тем формам социальной и культурной жизни, которые, казалось бы, ею давно уже пройдены. Каждый резкий перелом в человеческой истории выпускает на волю новые силы. Парадокс состоит в том, что «движение вперед может стимулировать регенерацию весьма архаических культурных моделей и моделей сознания, порождать и научные блага, и эпидемии массового страха» [7, с. 262]. По выражению Сергея Кургиняна, Россия сейчас находится в состоянии кризиса — «кризиса демодернизации». В России происходит своеобразный симбиоз активных глобалистических, постмодернистских тенденций с традиционалистскими, архаичными напластованиями. Происходит «соединение контрмодерна с постмодерном» [6]. Таким образом, архаизация в России является составным элементом истории страны, значимость которого весьма высока, особенно в кризисные моменты истории» [2, с. 106] Без учета этого трудно понять реальный ход такого специфического процесса, как история России.