Авторское употребление фразеологического единства / свободного словосочетания как интертекстуальный прием

DOI:

Примечательно, что среди всего многообразия фразеологизмов особое внимание лингвистов зачастую привлекают фразеологические единства. По-видимому, это объясняется амбивалентной сущностью последних, способных выступать в статусе как устойчивых, так и свободных словосочетаний в зависимости от задач и условий их употребления.

Отсюда вытекает «возможность двойственного, каламбурного переосмысления» [Виноградов, 1977б, с. 129] фразеологических единств (далее - ФЕ), их «буквальное осмысление» [Шмелев, 1977, с. 323], «употребление фразеологического оборота, который надо понимать одновременно и как фразеологическое и как свободное сочетание слов» [Шанский, 1972, с. 260] и т.п. Такой подход к использованию ФЕ позволяет автору (адресанту) придать своему тексту (высказыванию) дополнительные изобразительные потенции (см. об этом, кроме вышеупомянутых изданий, также [Кожина, 1977, с. 123; Бондалетов и др., 1989, с. 75]; из сегодняшних публикаций, с разной степенью успешности касающейся этой проблематики, см. [Новоселова, 2019, с. 65–66; Сидоренков, 2014, с. 236–237; Зеленов, 2008]). Впрочем, даже широко известные интерпретации примеров литературно-художественного либо публицистического использования ФЕ как словосочетаний, изначально двойственных по своему структурно-семантическому облику, иногда затруднительно считать исчерпывающе полными, поскольку такой подход к их рассмотрению очевидно не был самодовлеющим.

Целью настоящей статьи является многоаспектный анализ употребления ФЕ водить за нос в беллетристических и публицистических текстах ряда русских писателей. Это позволит, в свою очередь, прояснить вероятные авторские интенции.

Результаты исследования . Приведем некоторые лексикографические дефиниции ФЕ водить за нос :

« водить за нос , или просто водить -ʽдурачить, обманывать кого и помыкать имʼ» [Даль, 1955, т. 1, с. 222]; « водить кого за нос – ‛обманывать и управлять кемʼ» [Даль, 1955, т. 2, с. 555];

« водить за нос кого - ‘обманывать, вводить в заблуждение, обычно обещая что-либо и не выполняя обещанного’» [ФС, 1987, с. 73];

« водить за нос кого - „обманывать, вводить в заблуждение, обычно обещая что-либо и не выполняя обещанного”» [ФС, 1995, т. 1, с. 88];

« водить за нос - „обманывать, вводить в заблуждение”» [ФС, 2007, с. 67];

« водить за нос кто кого - „бессовестно обманывать, дурачить”». И м е е т с я в в и ду, что лицо или группа лиц (X) с помощью ложных обещаний вводит в заблуждение другое лицо или группу обычно занятых в общем деле лиц (Y) (как правило, это продолжается длительное время)» [БФС, 2006, с. 497].

Можно заметить, что более ранние и позднейшие толкования значения данного ФЕ несколько различаются. В.И. Даль особо акцентирует манипулятивный ресурс действия в отношении его объекта – *ʽобманывать кого-либо, (чтобы) подчинить его воле субъектаʼ.

Рассмотрим некоторые примеры употребления ФЕ в отечественных литературнохудожественных текстах.

Характеризуя силу влияния Агафии Федосеевны на Ивана Никифоровича, которому она «не была ни родственницей, ни свояченицей, ни даже кумой» [Гоголь, 1952, т. 2, с. 209], Н.В. Гоголь в присущей ему манере наивно-простодушного повествователя говорит: «Я, признаюсь, не понимаю, для чего это так устроено, что женщины хватают нас за нос так же ловко, как будто за ручку чайника? Или руки у них так созданы, или н о с ы наши ни на что более не годятся. И несмотря, что нос Ивана Никифоровича был несколько похож на сливу, однако ж она схвати -л а е го з а н о с и в од и л а за собою, как собачку» [Гоголь, 1952, т. 2, с. 210]. По мнению А.И. Федорова, в этом случае контекст «реализует прямое значение словосочетания свободного типа <...>, в нем продолжает сохраняться первоначальная фразеологическая семантика... Восстановление внутренней формы фразеологизма <…> вернуло ему образность» [Федоров, 1969, с. 54-55]. Представляются возможными некоторые дополнения. Писатель структурирует последовательность действий персонажа, прибегнув к обобщению гендерного свойства приема, относимого исключительно к образу поведен-

ческой модальности именно прекрасного пола («женщины»1), и дважды используя свободные словосочетания («х в а т а ю т нас з а н о с », «схватила его з а этот нос») как обозначение начальной фазы процесса, описание которого к тому же расцвечено сравнением («как собачку»), чрезвычайно комичным применительно к Ивану Никифоровичу (он «распространяется в толщину» [Гоголь, 1952, т. 2, с. 196] настолько, что при визите в суд «завязнул в дверях» [Гоголь, 1952, т. 2, с. 220]).

Несколько иначе использует то же ФЕ Ф.М. Достоевский в рассказе о «невозможных дерзостях <...>, совсем дрянных и мальчишеских», совершенных Ставрогиным: «Петр Павлович Гаганов, человек пожилой и даже заслуженный, взял невинную привычку ко всякому слову с азартом приговаривать: „Нет-с, меня не проведут за нос!” <…>. Но однажды в клубе, когда он <^> проговорил этот афоризм <...>, Николай Всеволодович <^> вдруг подошел к Петру Павловичу, неожиданно, но крепко у х в а т и л его з а н о с двумя пальцами и успел п р о т я н ут ь за собою по зале два-три шага» [Достоевский, 1957, 7, с. 48]; ср. далее: «человека все-таки п р о т а -щ и л и за нос и <^> очень-то уж торжествовать нечего» [Достоевский, 1957, т. 7, с. 49]. Вероятной задачей этого эпизода была демонстрация как психического состояния Ставрогина, так и его склонности к пренебрежению общественной моралью и сторонними оценками его поведения. Д.Н. Шмелев считал приведенный случай примером «буквального истолкования выраже- ния провести за нос», когда происходит «возвращение словам, входящим во фразеологизм, их прямого, первичного значения, т.е. их буквальное осмысление, вопреки обычной в данном словосочетании фразеологической связанности» [Шмелев, 1977, с. 323]. Можно заметить также, что этот прием здесь усиливается за счет употребления при описании действий Ставрогина собственно не самого глагола провести, но его синонимов (протянуть, протащить); таким образом, словесный облик фразеологизма деформируется и он присутствует лишь фоновым вербальным импульсом к реальному физическому действию персонажа.

М.Е. Салтыков-Щедрин использует рассматриваемое ФЕ как ключевое в детальном изложении некоей «теории». Ее сущность «заключалась в том, чтобы практиковать либерализм в самом капище антилиберализма. С этой целью предполагалось наметить покладистое влиятельное лицо, прикинуться сочувствующим его предначертаниям и начинаниям, сообщить последним легкий либеральный оттенок <…>, и затем, в з я в облюбованный объект з а н о с , в о д и т ь его з а о н ы й . Теория эта <…> так и называлась теорией вождения влиятельного человека з а н о с <…>. Идеал в о жде н и я з а н о с был как раз ей [провинции] по плечу» [Салтыков-Щедрин, 1976, с. 540]. Однако далее актуализируется некое подобие метонимического переноса: нос выступает в качестве иносказательного обозначения «влиятельного лица». Ср.: «...Намеченные носы не всегда охотно подчинялись операции вождения <^>. Носы подозрительны и требуют, чтобы вожаки отдавались им всецело <…>. Чуть замешивалась в этот двойственный союз третья, не вполне подходящая, личность – и процесс в о ж д е н и я з а нос прекращался сам собой <^>. Приходилось сознавать, что <^> господином положения остается все-таки „н о с ”, а в о ж а к состоит при нем в роли приспешника, чуть ли не лакея» [Салтыков-Щедрин, 1976, с. 541]. Наконец, метонимия уравнивает всех участников процесса: «Это было время, когда все носы, и водя -щ и е и в о д и м ы е , смешались, когда мертвые встали из гробов и ринулись навстречу проглянувшему лучу света» [Салтыков-Щедрин, 1976, с. 542] (вероятно, имеется в виду начало реформ Александра II). Таким образом, происходит поголовная деперсонификация фигурантов описываемых событий: их уже весьма затруднительно считать собственно людьми, они выступают лишь как условные заменители (носы) полноценных членов общества, олицетворяющие инициаторов и последователей тех или иных «теорий».

В повести Е.И. Замятина, само название которой - явственная отсылка к известному фразеологическому сращению (ср.: у черта на куличках – ʽочень далеко, в отдаленных, глухих местахʼ [ФС, 1987, с. 523]), рассказывается об унылых буднях «на краю света» [Замятин, 1989, с. 136] дальневосточного армейского гарнизона, офицеры которого (и их супруги) предаются самым примитивным развлечениям. Жена капитана Нечесы многоплодна, и восемь детей ее – от разных сослуживцев мужа, а отцом девятого объявляют поручика Тихменя, «длинноносого» [Замятин, 1989, с. 141–142]. Последний, хотя и без всяких на то оснований, поверил в розыгрыш, но, чтобы избавиться от всяких сомнений, после «выпитых зельев» в собрании спрашивает у Нечесы: «Капит-тан, скажи ты мне по с-совести <…>: чей Петяшка сын? <…> Мой или вот не мой...». «Капитан был нарезавшись здорово <…>. Тупо глядел Нечеса на качавшийся у самых его глаз тихменев н о с <…>, совершенно противозаконно свернутый на сторону – так бы вот взял и поправил. Влекомый высшей силой, Нечеса крепко взял двумя пальцами тихме-нев н ос и начал его в од ит ь вправо и влево. <…> Кругом все хватались за животы. Тихмень <…> спросил: „<…> Он меня … он в од и л меня з а нос ?”. Лопнули со смеха. Молочко [инициатор розыгрыша] еле выговорил: „Ну, брат, кто кого водил за нос, это, в конце концов, неизвестно”. Все кругом ахнули» [Замятин, 1989, с. 187]. И в этом случае имеет место сложная контаминация фразеологизма - и свободного словосочетания, причем действие, обозначаемое последним, является поводом к использованию ФЕ. По-видимому, приведенный эпизод является допол нительной иллюстрацией иррациональности армейского бытия в захолустье. Отметим также, что данный пример можно рассматривать как интересный частный случай интертекстуальности (см. [Васильев, 2013, с. 35-81]), которая иногда реализуется довольно неожиданно (ср.: [Васильев, 2013, с. 53–54] – и: «В первом наичаще снился вариант – автор, идя на генеральную [репетицию], забыл надеть брюки» [Булгаков, 1990, т. 4, с. 523]).

Выводы. Рассмотрение примеров использования ФЕ водить за нос позволяет сделать некоторые выводы.

При определенном сходстве в употреблении данного ФЕ разными авторами (обыгрывание фразеологического значения за счет его буквализации) очевидно различие интенций адресантов.

Так, подробный рассказ Н.В. Гоголя о доминировании Агафии Федосеевны над Иваном Никифоровичем скорее важная деталь для характеристики именно «дворянина Довгочхуна», безропотно поддающегося женскому напору (гендерной манипуляции); таким образом, сюжету повести сообщается дополнительный динамизм.

Сочетание фразеологического и буквального значений того же ФЕ в романе Ф.М. Достоевского – весомая составляющая нравственного облика Николая Ставрогина, и потому является весьма значимой для понимания замысла всего произведения.

М.Е. Салтыков-Щедрин при описании общественно-политических процессов абстрагируется от портретов реальных действующих лиц, полноценными субститутами которых оказываются носы , совершенно лишенные каких-либо индивидуальных черт. Этим фактически обесценивается и деятельность обезличенных персонажей, что соответствует общей пессимистичной тональности текста.

Для Е.И. Замятина диалектическая противопоставленность и сближение в одном контексте свободного словосочетания и ФЕ с тем же лексическим составом - удачный прием, способствующий более полному осмыслению адресатом почти абсурдного, лишенного сколько-нибудь внятной цели существования офицеров гарнизона в окраинной глуши.

Несмотря на всю вариативность вероятных авторских интенций, имманентные изобразительные потенции словосочетания водить за нос становятся реализованными в текстах разных авторов, принимавших в качестве исходной позиции формальную тождественность ФЕ, с одной стороны, а с другой – сочетания синтаксически и семантически самостоятель- ных слов с собственными лексическими значениями. Поэтому такой прием может быть отнесен к числу интертекстуальных. Он хорошо иллюстрирует суждение:

«…Отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» [Пушкин, 1978, т. VII, с. 23].