Б. Н. Чичерин о конституционном вопросе в России

Во второй половине XIX столетия в большинстве стран Европы происходит усиление роли государства в жизни общества. Изучение различных аспектов этого процесса оказалось в центре внимания крупнейших государствоведов того времени. В этой связи представляет несомненный интерес творчество Бориса Николаевича Чичерина — выдающегося русского ученого и общественного деятеля, а также историка, философа, правоведа и педагога. Его работы изучали в Германии, Франции, Австрии, США и других странах. Например, его книги «Областные учреждения России в XVII веке» и «Опыты по истории русского права» имелись в библиотеке Карла Маркса (первая из них с пометками Маркса ныне хранится в Международном институте социальной истории в Амстердаме).

Творчество Б. Н. Чичерина в силу определенных обстоятельств меньше исследовалось в России, чем на Западе. Чичерин вошел в историю как выдающийся государственник. В большинстве его работ присутствует проблема государства, будущее которого он видел в установлении конституционной монархии. «Государство есть высшая форма общежития — союз, господствующий над всеми остальными, ибо все элементы человеческого общежития сочетаются в государстве как союзе» [10, с. 229—230]. Власть, по его мнению, по своему существу должна быть единой и облеченной принудительною силою, а подобной властью является государственная власть.

С позиции «либерального консерватизма» Б. Н. Чичерин утверждал триединство трех основных начал общежития — свободы, власти и закона, равноценных и неразделимых, их гармоничное соглашение предполагает общественное единство, а для этого необходимо единство в государственной жизни; последнее возможно при единстве власти, а не ее разделении. Лучше всего это достигается при такой «смешанной» форме правления. Предпочтение ей он отдавал потому, что 1) монарх, являясь представителем интересов целого (общества), стоит выше сословных разделений, выше партий; он есть «примиритель» и посредник между противоположными элементами: народом и аристократией (дворянством). Монарх представляет начало власти; аристократия, аристократическое собрание — начало закона, «чувства права, свободы и человеческого достоинства», а представители народа — начало свободы; 2) монархическая власть играла огромную роль в истории России, и «еще в течение столетий она останется высшим символом ее единства, знаменем для народа» [4, с. 8]. «Из самого существа дела вытекает и то, что для России идеалом представительного устройства может быть только конституционная монархия» [4, с. 8].

По мнению Чичерина, российское общество характеризуется наличием двух преобладающих сословий: правящей землевладельческой аристократии и грандиозной по численности народной массы, лишенной всяческого участия в управлении. Меж ними почти неприметен средний класс, к которому Чичерин относил людей свободных профессий и городских промышленников. Отсюда признание неизбежности и обоснованности самодержавия, как единственной в данных условиях прочной опоры социального и государственного порядка. Такое положение самодержавия в России совсем не случайно, но является закономерным следствием исторического пути России. Будучи основателем «историко-юридической» или «государственной школы» в русской исторической науке, он считал самодержавие столпом и движущей силой русского общества. Чичерин утверждал, что русское монархическое государство возникло по инициативе сверху, отличительная черта русской истории, в сравнении с историей других европейских нардов, состоит в преобладании начала власти. И в этом «преобладании власти» Чичерин видел как главное основание всех достижений России, так и причину всех ее бед. С одной стороны, именно самодержавная «власть расширяла, строила и скрепляла громадное тело, которое сделалось русской империей. Власть стояла во главе развития, власть насильно насаждала просвещение, обнимая своею деятельностью всю жизнь народа — от государственного устройства до частного быта» [6, с. 27]. Самодержавие, по мнению

Чичерина, создало по своей воле общину, породило и произвело в интересах защиты от внешних врагов, закрепощение сословий, когда же самодержавие достаточно окрепло, оно, по мысли Чичерина, начало осуществлять раскрепощение сословий.

Таким образом, в России сами сословия были не продуктом самоорганизации, а результатом деятельности государственной власти. Если в Европе, считал он, феодальный строй объективно вел к формированию сословий как больших корпораций с определенными социально-экономическими интересами и выраженной самостоятельностью по отношению к государственной власти, то в России еще не было феодализма (в западноевропейском смысле этого слова). «В Европе все делалось снизу, а у нас сверху» [1, с. 17]. Исходя из роли географического фактора и колонизации при объяснении процесса образования сословий, их закрепощения, решающую роль Чичерин отводит государственному принуждению, тяглу. Он пишет: «Это было общее тягло, наложенное на все сословия во имя государственной пользы; все одинакового сделались крепкими государству» [7, с. 533]. То есть, это было своеобразное общее крепостное состояние, которое, конечно же, не содействовало развитию правовых начал.

В своей рукописи 1878 года «Конституционный вопрос в России» Б. Н. Чичерин подробно изложил основные положения состояния современного российского общества и свое видение решения задач по подъему умственного, нравственного и экономического уровня русского общества. Он отмечает, что только совокупной деятельностью правительства и общества возможно «искоренить гнетущее нас нравственное и материальное зло »[4, с. 3]. Но для такой деятельности не существует почвы, правительство и общество не знают и не понимают друг друга, следовательно, отмечает Б. Н. Чичерин, необходим «орган», способный соединить разрозненные силы, идущие сверху и снизу, и дать им общее направление. Создавшаяся ситуация выдвигает на первый план Конституционный вопрос.

Пока существовало крепостное право, невозможно было и думать о свободных учреждениях, отмечает Чичерин, с уничтожением же крепостничества наступила новая пора — введение гражданской свободы во всех слоях и общественных структурах: независимый гласный суд, земские учреждения и, хотя и скудная, свобода печати, завершением чего предполагалась политическая свобода. «Формальная свобода устанавливает формальное равенство, но вместе с тем, она непреодолимо ведет к материальному неравенству» [8, с. 59].

Переворот, совершившийся в России, был столь громаден, отмечает Чичерин, что все общественные и частные отношения выбились из прежней колеи настолько, что «Россия представляла зрелище чисто анархического брожения умов»[4, с. 9]. Результатом введения Конституции могло быть лишь усиление анархии, общество после веков деспотизма не успело усвоить ни теории, ни практики свободы. «Россия была избавлена от подобного кризиса. С высоты престола было сказаны многозначительные слова: спешить было бы не только вредно, но и преступно» [4, с. 10].

Б. Н. Чичерин не дожил всего два года до подписания первой Российской Конституции и начала работы первого ее парламента — Государственной Думы. Как он и предполагал, это произошло единственно возможным в России способом: Конституция и Дума были дарованы царем, то есть были продуктом решения самодержавной власти (пусть и под давлением народного восстания, к тому времени, по сути, уже подавленного силой). Таким образом, самодержавным решением было положено начало процессу ограничения самодержавия, который, опять же согласно Чичерину, должен был завершиться преобразованием последнего в конституционную монархию, соединяющую начало власти (направленное на благо народа), начало свободы (олицетворяющее возможность народа участвовать в управлении) и начало аристократии (свидетельствующее о приоритете естественного порядка). То есть, процесс «догоняющей модернизации» от традиционного общества к современному (классическому, цивилизационному, западному), в которую вошла Россия реформами Александра II, дополнился публичным политическим процессом постепенного преобразования российской государственности. Этот процесс продолжался одиннадцать лет и прервался крушением российского государства и созданием невиданного еще коммунистического (антилиберального) всемирного проекта общества и государства.

России, чтобы сохранить свое место в политическом мире и принять достойное участие в предстоящих великих политических событиях, необходимо решить «грозный» финансовый вопрос, пишет Чичерин. При этом платежная способность крестьян минимальна, помещики едва поддерживают свое состояние, значительная часть их закладывают или продают свои имения, для купечества последние годы были бедственны. Необходимо преобразование налоговой системы, что связано с отменой вековых привилегий, уничтожением сословий, с необходимостью дарования новых свобод, и переход к самоуправлению, «органам местного самоуправления могут быть вверены дела, принадлежащие к ведомству центральной власти» [5, ч. 3 с. 379—380].

При этом Чичерин отмечает, что самодержавие без привилегированных сословий немыслимо. Между бесправным народом и полноправным царем, отмечает он, необходим аристократический элемент для усмирения произвола исполнительных органов и связи верховной власти с интересами образованнейших слоев общества. Аристократический элемент в самодержавном правлении имеет и другое важное значение — выработка чувства права, свободы, чести и человеческого достоинства.

Далее, Б. Н. Чичерин отмечает, что в обществе сильно развито стремление к демократическому цезаризму, утверждается даже, что таков дух нашего народа и что в этом заключается смысл всей русской истории. Чичерин резюмирует: «Ничего не может быть вреднее и фальшивее этих понятий. Демократического равенства мы не видим в русской истории ни в какие времена. У нас всегда существовала общественная лестница, и лестница весьма резко определенная» [4, с. 15]. В России только начинают прорастать идеи равенства, сближение сословий происходит на наших глазах, отмечает Чичерин, слияния далеко еще нет. Бесспорно, демократия занимает видное место в политической жизни народов, «но эта роль принадлежит демократии образованной, а не полудикой, свободной, а не порабощенной». Равенство без свободы, отмечает Чичерин, не возвышает, а унижает людей и не способствует развитию умственных и нравственных сил общества. «Равенство бесправия худший из всех возможных общественных порядков; оно служит опорою самому беззастенчивому деспотизму» [1, с. 18]. Такова была древняя греческая тирания, таков и новый бонапартизм. Законная монархия никогда не должна ставить себя в положение демократической диктатуры. Крепостное право уничтожено, поколеблено и положение дворянства. С проведением финансовой реформы (уравнение податей и повинностей) слово дворянство остается лишь звуком. И поскольку эта реформа предстоит нам в недалеком будущем и, если мы не хотим идти путем демократического цезаризма, заключает Б. Н. Чичерин, нам остается только примкнуть к знамени конституционной монархии.

На этом этапе общественного обустройства, считает Чичерин, важнейшая роль принадлежит самому дворянству, высшее сословие должно принимать участие в финансовых законодательствах без революционных притязаний. «Соответствие прав обязанностям служит, напротив, самой надежной гарантией против революции, ибо в этом заключается единственное составление всякого законного порядка» [4, с. 20]. Россия поставила дворянство на высокое место, доверило ему хранение тех скудных элементов свободы, которые успели в ней развиться и именно из них должны вырасти высшая свобода и высшее право. Как представитель «либерального консерватизма» Чичерин явно тяготеет к развитию без революционных потрясений. Он не употребляет термин «эволюция», поскольку отожествляет его исключительно с процессами органического роста, развитие же вслед за Гегелем рассматривает как демократическое, определяемое законами разума и ставящее себе цель. «Правительство, полагал Чичерин, должно обратиться к сторонникам умеренных, осторожных, постепенных, но неуклонных преобразований, к которым он причислял и себя. Из этого вытекала предложенная им программа «охранительного», «консервативного» либерализма для общества или «либерального консерватизма» для правительства» [2, с. 5—6].

Поскольку подобный вопрос касается всех, всякий сколько-нибудь образованный человек хочет нести общественные тяжести свободно и сознательно, убедившись в правильности расходования средств. Здесь не может быть места слепому доверию. Доверие может относиться только к монарху, а монарх не может сам составлять сметы и проверять расходы, это дело народных представителей, что неразрывно связано с вопросом конституционным, о чем свидетельствует вся история, отмечает Чичерин. В Англии, продолжает он, все конституционное развитие вытекает из податного вопроса, право самообложения было источником всех остальных политических прав.

У нас, пишет Чичерин, правительство может налагать какие угодно тяжести без опасения встретить противодействие («пожалуй, будут даже благодарить»), но это не исключает тайного ропота. «Налагая новые тяжести без соответствующих прав, правительство может увеличить свои материальные средства, но оно подорвет свою нравственную силу. Политика демократического цезаризма даже при видимом успехе ведет к упадку, а не к возвышению общественного духа» [4, с. 22]. Чичерин надеется, что монарх, имеющий в виду не личное свое положение, а пользу народа, никогда на это не решится.

Перед Россией стоит задача не только исправления печального финансового и экономического положения государства, требующая приобщения народных представителей к решению законодательных вопросов, но и необходимость врачевания глубоко укоренившегося нравственного зла. Нравственным злом Чичерин определяет рабочее движение, имеющее свои газеты и вождей. Насильно подавляемое социалистическое движение будет вогнано внутрь и проявится в подпольной деятельности враждебных государству тайных обществ. Для поддержания порядка, считает Чичерин, необходимо выселять из государства самую рьяную часть агитаторов. Однако, против нравственного зла одни полицейские меры бессильны; необходима нравственная поддержка со стороны общества, причем, вне представительного порядка эта нравственная поддержка превращается в «официальную комедию», лишенную серьезного значения.

Произвольные аресты, административные ссылки, полицейские преследования, запрещения, лишенные нравственной поддержки, произвели обратное воздействие, Б. Н. Чичерин отмечает, что этот печальный результат всех усилий правительства объясняется совершенной непригодностью официальных его органов. Полиция и юстиция бессильны преследовать и карать виновных, министерство народного просвещения, которому вверено нравственное руководство молодежи, бессильно иметь на нее какое бы то ни было влияние. Ученое сословие, его живая и способная действовать на молодые умы часть, от юношей до стариков, питает непримиримую вражду к министерству народного просвещения. «Оно поставило себя так, что внушить русскому юношеству какое-либо уважение к представителям правительства нет ни малейшей возможности» [4, с. 25]. Но все это остается скрытым от верховной власти, которая «обретается в заколдованном круге, в котором личные стремления и интересы заслоняют собой всякий политический смысл и всякое живое участие к делу» [4, с. 25]. Единственная забота людей, окружающих престол, предупредить по возможности взрывы, закрыть как попало прорехи и удержаться на своих местах, резюмирует Б. Н. Чичерин.

Государство и гражданское общество — два противоположных, но «равно необходимых элемента человеческого сожительства» [9, ч. 2 с. 192]. Без представительного порядка верховная власть никогда не выйдет из своего уединенного положения и не найдет людей, способных быть исполнителями великих задач, которые ей предстоят. Необходима среда, в которой бы вырабатывались государственные люди. В прежние времена такой средой было высшее дворянство. Тридцатилетнее царствование Николая негативно отразилось на образовании аристократии. «Вместо государственных способностей требовались, главным образом, преданность и покорность» [4, с. 27].

Без взаимодействия с просвещенной аристократией выродилась и бюрократия. Рутина и личные интриги все более заполняют собою стремление к общему благу. Русское общество целиком погрязло в мелких интересах и в общих вопросах довольствуется тем, что дают газеты. В представительных государствах газеты перестают быть единственными руководителями общественного мнения. На первый план выдвигаются выборные люди, принимающие участие в государственных делах, люди способные удержаться на своем месте в силу высоких способностей. «Если свобода составляет источник политического права, то способность является необходимым его условием» [3, с. 329].

Таково печальное положение русского общества. Чтобы вывести Россию из этого состояния недостаточно одних только теоретических интересов, необходимы практические цели; решить это могут только учреждения, привлекающие народ к участию в решении государственных дел. Б. Н. Чичерин заключает: «Для всякого, кто беспристрастно вглядывается в современное положение России, введение представительного порядка представляется единственным исходом» [4, с. 30]. «Только дружным действием правительства и общества мы можем предупредить материальное и нравственное банкротство» [4, с. 31].

В научном мире России еще при жизни ученого, преобладало мнение, что его интеллектуальное твор- чество устарело, но можно достаточно правомерно утверждать, что научная и в значительной мере жизненная драма Б. Н. Чичерина состояла в том, что он оказался невостребованным реформатором, мыслителем, неуслышанным обществом, и в первую очередь правящей элитой России.