Балто-славянская глагольная диатеза в свете учения Г. К. Ульянова и Ф. Ф. Фортунатова

ВВЕДЕНИЕ                                                ***

Григорий Константинович Ульянов опубли-     Ф. Ф. Фортунатов решительно возражает про- ковал 2-томную монографию1. Она была представлена к соисканию Ломоносовской премии Императорской Академии наук, и недавно избранный ее членом Филипп Федорович Фортунатов написал подробный критический разбор, отметив как высокие достоинства этого труда, так и спорные положения, представив их подробную критику2. Рецензия Фортунатова (158 стр.) была напечатана в типографии Академии наук отдельным изданием в 1897 году. Объем статьи не позволяет нам подробно рассмотреть все идеи Г. К. Ульянова и Ф. Ф. Фортунатова. Мы ограничимся только мыслями Фортунатова о первой части работы Ульянова, относящимися к развитию противопоставлений по залогам и диатезам балто-славянского глагола, а также их соответствию современному состоянию науки. Но и тут придется быть предельно кратким. И книга Ульянова, и комментарий Фортунатова чрезвычайно насыщены идеями, поэтому в небольшой статье можно только очертить основную линию исследования Ф. Ф. Фортунатова и охарактеризовать соотношение основных идей авторов и современных подходов к проблеме.

тив термина залог, используемого Г. К. Ульяновым. Речь идет о том, что в балтийских и славянских языках часто противостоят однокоренные глаголы, выражающие действие и состояние, процесс и результат, причинение действия и само действие. Способы выражения этих категорий различны: чередование гласных в основах, суффиксы в настоящем и прошедшем времени. Некоторые из таких суффиксов неизменны, некоторые появляются только в настоящем или прошедшем времени. Ср. gulti (gulia, gule) ‘ложиться’ - guleti (guli, gulejo) ‘лежать’, stoti (stoja, stojo) ‘становиться’ - stoveti (stovi, stovejo) ‘стоять’, tverti (tveria, tvere) ‘схватывать’ - tureti (turi, turejo) ‘держать’. Как видим, основными грамматическими способами образования таких пар является суффикс -ja- в презенсе переходного глагола, -e в претерите. У непереходного или результативного глагола в 3 лице презенса имеется окончание -i (о его происхождении ниже); суффикс -e- распространяется на инфинитив, а в претерите к нему присоединяется дополнительный суффикс -jo-, хотя, заметим, в этих оппозициях есть и еще члены. Иногда один из составляющих такой пары может находиться не в литовском, а в латышском или славянских языках. Так, в литовском языке имеется глагол auti (auno, ave) ‘обувать’ - aveti (avi, avejo) ‘носить обувь’, - латыш. aunu/ auju ‘я обуваю’, русс. обую, ц.-слав. об-оум; в литовском глагол deti (deda, dede) ‘ставить, класть’, но deveti (devi, devejo) ‘носить одежду’. Латышское dgju ‘кладу’ близко по форме к незасвиде-тельствованному литовскому глаголу, а ц.-слав. о-д^м - и по значению.

С терминологической точки зрения Фортунатов совершенно прав. Залогом мы называем такую словоизменительную категорию, с помощью которой глагол связан с именами участников обозначаемой им ситуации3. Залог регулирует, какое имя выступает в качестве подлежащего - имя деятеля или претерпевающего, необходимо ли в высказывании имя деятеля вообще и т. д. Названные же глаголы имеют определенные различия в значении. Общим в этих парах является то, что глаголы с -e- в инфинитиве означают результат, состояние после действия. Это же причиняющее действие выражается первичными глаголами. Но производные глаголы могут быть переходными (deveti), не менять субъект при себе (tupti, tupia, tupe ‘садиться’ - tupeti ‘сидеть’). Поэтому залоговой такую оппозицию считать нельзя. Различие в значениях производных глаголов заставляет видеть здесь не словоизменение, а словообразование. Залог в литовском выражается с помощью возвратной частицы si/s, обозначающей разновидности медиального залога, и страдательных причастий, выражающих пассивный залог. Литовские же глагольные пары противопоставлены диатезой - характеристикой глагольного действия. Различия по диатезе семантически близки к залоговым, так как здесь тоже противопоставляются переходность и непереходность, действие, результат и состояние, некоторые составляющие из этих пар имеют значение, которое можно определить как «антикаузативное», то есть непереходное, неконтролируемое, которое часто приобретают глаголы, стоящие в грамматическом пассивном залоге. Далее Фортунатов обращает внимание на то, что эти глагольные пары различаются не столько суффиксом, сколько типом основы, то есть чередованием гласных. Суффикс же (в его нотации) -ja- переходных глаголов имеет то же происхождение, что -ia- глаголов состояния. Разница только в том, что у первых суффикс безударен, у вторых ударен4. Это наблюдение об ударении и чередовании гласных можно положить в основу целого направления в сравнительной грамматике: исследование аблаута в бал тийских и славянских языках. Конечно, сейчас нельзя согласиться с мнением об общности происхождения суффиксов -ja- и -ia- (точнее, -i-): мы рассмотрим его происхождение. Но по сути Фортунатов здесь сформулировал одну из важнейших для индоевропейской морфологии и морфонологии оппозиций - противопоставление фонетически идентичных родственных словоформ по месту ударения. Г. Хирт [8: 51-59] подчеркивал морфосемантическую роль акцента и связанного с ним количественного аблаута. В 1935 году Э. Бенвенист [1: 55-58] описал оппозицию тематических имен типа to^oj - to^oj в древнегреческом и древнеиндийском языках, затем стали появляться исследования в области глагола. Все это позволило сформулировать концепцию, с одной стороны, акцентно-аблаутных парадигм (из последней литературы - [4]), с другой - аблаут-но-акцентной парадигмы [3]. Сейчас нет возможностей сравнивать две эти разные концепции, но объединяет их убеждение в морфологической значимости передвижения акцента налево. В сфере глагола оно формирует формы неактивного залога, нереальных наклонений.

Фортунатов, как и Ульянов, не ограничивается только глаголами состояния с суффиксами инфинитивов на - e- . Во-первых, имеются глаголы состояния с суффиксом -о- (< и.-е. *- о-/-а- ): kar-ti ‘вешать’ - karoti ‘висеть’, kisti ‘совать’ - kysoti ‘быть воткнутым, торчать’. Иными словами, речь идет о чередовании *о/е , которое имеет место и в других языках. Во-вторых, и Ульянов, и Фортунатов с полным основанием связали с этими парами также глаголы, поименованные «основами на -sta- и носовые». Речь идет о таких парах⁵, как berti ( beria , bere ) ‘сыпать’ - birti ( byra < * bi-n-ra , biro ) ‘сыпаться’ ( bireti, byra, birejo ‘то же’), merkti ( merkia, merke ) ‘мочить’ - mirkti ( mirksta , mirko ) ‘мокнуть’. Таких пар в литовском около сотни, вот лишь некоторые: kelti ( kelia, kele) ‘поднимать’ - kilti ( kyla (< * ki-n-la ) , kilo ) ‘подниматься’, teikti (teikia, teike ) ‘набирать’- tiekti (tieka, tieke) ‘поставлять’- tikti (tinka, tiko ) ‘быть в состоянии’ (tiktis ‘случаться’; tiketi , tiki, tikejo ‘верить’), bausti ( baudzia, baude ) ‘наказывать; заставлять’ - busti ( bunda, budo ) ‘просыпаться’ ( budeti , budi, budeti ‘дежурить’), daubti ( daubia, daube ) ‘выдалбливать’ - dubti (dumba, dubo ) ‘вваливаться, впадать’, pHekti (pliecia, pKeke ) ‘бичевать’ - plikti (plinka, pliko ) ‘становиться лысым’ (pliketi, plikeja, plikejo ‘оголяться, лысеть’), dauzti (dauzia, dauze ) ‘ударять, раскалывать’ - duzti (duzta, duzo ) ‘ломаться’, merkti ( merkia, merke ) ‘мочить’ - mirkti ( mirksta, mirko ) ‘мокнуть’ lenkti (lenkia, lenke) ‘гнуть’- linkti (linksta, linko) ‘гнуться’ ( linketi, linki, linkejo ‘желать’), klausti

( klausia, klause ) ‘спрашивать’ - klusti ( klusta, kluso) ‘подчиняться’, lauzti (lauzia, lauze ) ‘ломать’ - luzti (luzta, luzo ) ‘ломаться’ ( luzeti , luzi, luzejo ‘то же’), versti ( vercia, verte ) ‘валить’ - virsti ( virsta, virto ) ‘валиться; превращаться’ (virteti, virri, virtejo ‘лежать поваленным’).

Эта словообразовательная модель охватывает как производные, так и первичные корни: 1) plausti ( plaudzia, plaude ) ‘мыть, полоскать’ - plusti ( plusta, pludo ) ‘течь’, plaukti ( plaukia, plauke ) ‘плыть’ - plukti (plunka, pluko ) ‘обливаться’; первичный корень - plauti ( plauna, plove ) ‘мыть’ - pluti (pluna, pluvo ) ‘вытекать’. Таким образом, глаголы с полной ступенью вокализма иногда обозначают непереходное, но стабильное, регулярное действие, а глаголы с 0 ступенью - терминативное действие или процесс, то есть стремящийся к завершению. И эта их семантика еще более общая, чем непереходность. Ср. оппозицию двух переходных глаголов: ciaupti ( ciaupia , ciaupe ) ‘сжимать, держать сжатым’ - ciupti ( ciumpa , ciupo ) ‘схватывать’. Оппозиция стабильного действия и стремящегося к завершению процесса налицо в: megzti ( mezga, mezge ) ‘связывать’ - migzti (mygta, mizgo) ‘запутываться’, plesti (plesia, plese ) ‘рвать’ - plysti (plysta , plyso ) ‘трескаться, лопаться’. Глаголы keisti ( keicia, keite ) ‘менять’ - kisti ( kinta, kito ) ‘меняться’ образованы от местоимения kitas ‘иной, другой’ по аналогии с другими глагольными корнями: чередование ступеней корневого вокализма, носовой инфикс в непереходном глаголе. Отметим своеобразную семантическую оппозицию в liep-ti ( liepia, liepe ) ‘приказывать, побуждать’ - lipti ( lipa, lipo ) ‘подниматься, взбираться’; это наиболее, по-видимому, старая оппозиция, выраженная только вокализмом, без иных изменений основы. Этот глагол может быть сравнен, с одной стороны, с греч. Л гптш ‘хотеть, желать’ (также Л vno^ ‘жир’, Л Vna ‘блестяще’), с другой стороны, с lipti (limpa, lipo ) ‘прилипать’, древнеиндийским limpati ‘смазывать, прилеплять’, а также с о.-слав. *lepiti / lbpno,ti/ lipeti . Последний глагол в словацком означает не только ‘прилипать, зависать’, но и ‘быть привязанным’, а также ‘стремиться, желать’. Это объясняет варьирование значений в корне и в греческом, и в литовском. Также следует отметить морфологическую близость литовского непереходного глагола с гот. af-lifnan ‘оставаться (в живых), выживать, пребывать’. Как и другие глаголы IV слабого класса, он характеризуется 0 ступенью. Некоторые его значения заставляют предположить значение начинательности, которое вообще характерно для этого готского класса. Таким образом, форма

*li-m-pe/o- ‘прилипать; присоединяться’ может претендовать на общеиндоевропейский статус: она представлена в балтийских, славянских, германских, древнеиндийском языках. От основы с 0 ступенью образуются глаголы с флексией -i в 3 л. и - e- в инфинитиве и претерите. Как можно убедиться, эти деривационные процессы характерны и для славянского глагола (о чем подробнее ниже).

Отметим еще один класс литовских глаголов, где презенс имеет полную ступень вокализма, а инфинитив и претерит - нулевую: kirpti ( kerpa, kirpo ) ‘резать, стричь’, kirsti ( kerta, kirto ) ‘рубить, ударять’, likti (lieka, liko ) ‘оставаться’, vilkti (velka, vilko ) ‘тащить; одевать’. Эти глаголы обозначают контролируемое субъектом действие, которое может привести к резкому изменению ситуации, но не создает новых сущностей.

Эти противопоставления - переходных и непереходных глагольных основ, презенсов и претеритов - сформировались путем передвижения акцента на конец словоформы, благодаря чему корень приобретал 0 ступень вокализма. Литовские претериты с 0 ступенью имеют то же происхождение, что и первично окситонные тематические аористы в древнегреческом и древнеиндийском: лит. liko почти пофонемно совпадает с др.-инд. aricat , греч. еЛгпа ‘он оставил’. Исконное ударение в древнеиндийском сохранили формы без аугмента ( ricat ), в древнегреческом - императив (Xin е ), причастие (Л/nwv), инфинитив (Xins i v).

Оппозиции по диатезам, противопоставленные аблаутом, как справедливо отмечали Ульянов и Фортунатов, характерны для славянских языков. Но здесь переходные глаголы, как правило, выражены вторичными основами индоевропейских каузативов и фреквентативов: со ступенью о корневого вокализма, суффиксом - eie- > - и-. Такие глаголы представлены в литовском: vaikyti ‘гнать’ (veikti ‘делать’), laikyti ‘держать’ (likti ‘оставлять’). Но этот тип не столь продуктивен, как в славянском. Что же касается непереходных глаголов, то в славянских языках, как и в балтийских, они образуются от слабой ступени корня. Вот несколько примеров: губити - гыбнжти, узити ‘вязать’ - вдзнжти (при наличии переходного глагола иного класса: вАзати), учити - (при)выкнжти, грузити - (по) грАзнжти (и с более старым, первичным инфинитивом грАзти), удити ‘коптить’ - вАнути (и первичное у-вять), будити - бънжти (ср. также первичный переходный глагол со ступенью e корня: блiусти; глагол состояния бъдтти по-фонемно совпадает с лит. budeti), пр^жити - прѧнѫти (переходный глагол со ступенью е: прѧгати; отношение такое же, как у сѹчити – съкати ‘тянуть нитки’), чешск. pruditi ‘греть’ – прѧнѫти, прѧдати, мѫчити – мѧкнѫти, лѫчити ‘разделять’ – съ-лѧщи (< *lęk-ti) ‘гнуться’, укр. з-лякатися ‘испугаться’; сѹшити – съхнѫти, сѫчити ‘варить, сушить’ – cѧкнѫти, вѣсити – виснѫти’ (глагол состояния с суффиксом -ѣ- – висѣти). Как видим, славянские фреквентативы иногда противостоят простым переходным глаголам со ступенью е; их инфинитивы содержат суффикс -а-. Что же касается непереходных глаголов, то в них можно наблюдать любопытную особенность: суффикс -нѫ- характеризует пре-зенс и инфинитив (хотя встречаются и бессуф-фиксальные инфинитивы), но не встречается в претерите. Это говорит о его общем происхождении с назальным инфиксом в балтийских и других индоевропейских языках.

Сложен вопрос о связи акцента с глагольным аспектом. Литовские претеритальные основы с 0 ступенью восходят к и.-е. тематическим аористам. Оппозиция презенса в полной ступени – аориста в 0 ступени характерна для древнегреческого: As into ‘оставлять’ - EAinov, ysuYw ‘бежать’ - e ^uyov ; встречается и в древнеиндийском: róhati ‘подниматься’ – áruhat . В славянских же языках имеются и подобные пары ( берѫ – бьрати , женѫ – гънати ), и пары с обратным распределением ступеней: полная ступень аориста и инфинитива vs. нулевая ступень презенса. К примеру, *mьrų – * merti (ц.-слав. мьрѫ – мрѣти ), * tьrų – *terti (русск. тру – тереть ). Вопрос о причинах подобного распределения мы не будем сейчас рассматривать (см. [11]).

Взаимоотношение балто-славянских переходных и непереходных глаголов может быть описано с помощью трех фаз, предложенных Г. Кёлльном [10] и Ю. С. Степановым ([6]): 1-я фаза – достижение состояния: я падаю ; 2-я фаза – момент критической точки, достижения переломного пункта в течении ситуации: я упал ; 3-я фаза – состояние после критической точки: я лежу . Это можно проиллюстрировать парами из латинского языка: iacio (с перфектом в полной ступени iēci , супином iactum ), iacĕre ‘бросать’ → iaceo (производные перфект iacui , супин iacitum ), iacēre ‘лежать’.

Таким образом, на основании исследований Г. К. Ульянова и Ф. Ф. Фортунатова можно описать диатезную оппозицию глаголов с различной ступенью корня и суффиксами (ср. также [12]). Глаголы с 0 ступенью соотносятся с глаголами полной ступени как антикаузативы (тогда как глаголы с полной ступенью выступают по отношению к ним как каузативы), непереходные (в оппозиции к переходным), результативы. В свою очередь в зависимости от суффиксов глаголы с 0 ступенью делятся на терминативные (с презентным инфиксом -n- или суффиксом -st-) и стативные, или результативные (окончанием презенса в 3 л. -i и суффиксом инфинитива -ė-). Для словообразования характерна вариация значений; глаголы čiáupti и čiùpti не различаются своей переходностью, а глаголы lúžti и lužė́ti вообще не имеют существенных различий в значении. Следует отметить еще один важный нюанс в функционировании глаголов с 0 ступенью. Литовские глаголы могут терять переходность и путем присоединения возвратной частицы -si/-s: kéltis ‘подниматься’, leñktis ‘сгибаться’. Но при возвратных глаголах, как правило, субъект одушевлен и контролирует действие, при глаголах в 0 ступени – неодушевлен: žmogùs kẽliasi ‘человек поднимается’ – vėjas kỹla ‘ветер поднимается’; mótė leñkiasi iš sunkùmo ‘женщина сгибается от тяжести’ vs. šakà liñksta ‘ветка гнется’. В славянских же языках возвратные глаголы могут обозначать контролируемое действие, направленное на субъект, а глаголы, противостоящие им по диатезе, – неконтролируемый процесс: топиться – тонуть, погрузиться – погрязнуть. Иными словами, в глаголах с неактивной диатезой происходит процесс устранения активного деятеля – defocusing of agent [7: 19].

Кратко рассмотрим параллели к балтийским и славянским глагольным парам в других индоевропейских языках. В древнеиндийском нет оппозиции презенсов и аористов по переходности-непереходности, в древнегреческом она имеется: презенс с полной ступенью вокализма переходен; от него образуется переходный сигматический аорист. Если же от этого корня образуется тематический аорист, то он может быть непереходным и обозначать результат действия: eqsinw ‘ударять’ -^gsi^a; ^gtnov ‘я упал’. Отте-матического аориста образуется назальный пре-зенс – как и в литовских глаголах с 0 ступенью вокализма на -n-: EAtnov ^ Ai^navw, E^u^ov ^ ^uyy^vw. Иногда такие варианты - полная ступень с сигматическим аористом vs. 0 ступень с тематическим аористом и назальным презен-сом - становятся разными лексемами: тг^хы (етги^а) ‘строить’ - etuxov (TUY%avw) ‘случаться’. Но сигматический аорист может быть и равнозначным тематическому: tq Епы ‘поворачивать’ -ётдгфа и ETganov; nЕд^ы ‘разрушать’ - ёпгдта и enga^ov. Г. Кёлльн [10: 21] полагал, что это глаголы с особой семантикой: они обозначают либо чисто внешнее воздействие на объект, либо серьезное, но разрушительное («деструктивная переходность» в отличие от «креативной переходности» глаголов типа тги%ш). Представляется, что литовские глаголы с полной ступенью в основе презенса и нулевой – претерита можно отнести к той же категории.

Каковы же индоевропейские истоки этих суффиксов? Ф. Ф. Фортунатов чрезвычайно проницательно заметил, что суффикс - e- в претерите переходных глаголов и инфинитиве непереходных имеет различное происхождение. Эта морфема в претерите переходного глагола до сих пор загадочна. Ю. С. Степанов (см.: [5], [6: 121]) полагал, что формы такого претерита происходят из сигматического аориста, где суффикс - е- заменил *- s . С этим в принципе можно согласиться, но все же происхождения самой морфемы это не объясняет. Единственное, что более-менее ясно, это то, что во избежание омонимии с переходным глаголом к основе претерита глаголов состояния был присоединен суффикс - jo- .

Литовские глаголы состояния оказались весьма близки к славянским. Еще в 1973 году Джей Джезнов [9], рассмотрев такие пары, как лит. minti (mena, mine) ‘помнить’ - mineti (mini, minejo), показал их связь и со славянскими глаголами состояния, и с германским III классом слабых глаголов. В германском эти глаголы характеризуются суффиксом -ai- в готском / -e- в древневерхненемецком: pahan ‘молчать’ (3 л. *pahaip) / dahen. Последняя форма пофонемно соответствует лат. tacere ‘молчать’. Окончание 3 л., по мнению Джезнова, отражает перфектное и медиальное *-ei, к которому вторично присоединилось -þ по аналогии с другими глаголами. Можно привести впечатляющую параллель: древнеиндийская форма так называемого бездентального ме-дия duhé ‘(корова) доится’ (в оппозиции к 3 л. мн. ч. duhate < *duh-ntai ‘они доят для себя’) и др.-исл. duger ‘подходит, годится, приносит пользу’. В древнеисландском окончания глаголов III класса нивелировались. Но характерно, что в других германских языках этот глагол относится к претерито-презентным со ступенью о (гот. daug (безлично) ‘подходит, годится’). Древнеисландская же форма сохранила 0 ступень; на ее основании можно восстановить прагерманское *dugai(þ), пофонемно совпадающее с duhé. Германские основы с 3 л. -ai- и суффиксом -e- оказались, во-первых, тесно связаны друг с другом, во-вторых, с латинскими глаголами на -e-, значительная часть которых выражает состояние: sedare ‘сажать’ - sidere ‘садиться’ - sedere ‘сидеть’, ср. possidere ‘захватывать’ - pos-sidere ‘владеть’; упоминавшееся iacere - iacere. Мы видим здесь такое же стативно-результатив-ное значение, как у балто-славянских глаголов с аналогичным гласным в инфинитиве. Таким образом, стативы на -e- - изоглосса, охватывающая по крайней мере балтийские, славянские, германские и италийские языки. По мнению Джез-нова, литовское -i как окончание 3 л. восходит к той же флексии, что и германское -ai-, а также ведическое -e# < *-ai. Однако в настоящее время лингвисты смотрят на ее происхождение иначе. Опираясь на славянский материал, Йенс Расмуссен [13] постарался восстановить особую индоевропейскую категорию статива – класса производных глаголов с суффиксом *-io- в презенсе и -e- в аористе. Параллели балто-славянским стативам нашлись в древнегреческом. В нем известен пассивный аорист с суффиксами -^п -/- п": ^a^vn^i ‘подавлять’ - гЪ^у^п/ йа^п ‘он был подавлен’. Происхождение первого суффикса до сих пор дискуссионно. Второй же четко соотносится с упомянутыми глаголами состояния. И он может образовывать не только пассивные аористы, но и аористы от глаголов внутреннего состояния: ^аivo^ai ‘безумствовать’ - £^avnv (почти по-фонемно совпадающие с лит. mini, minejo; оба презенса - и с др.-инд. manyate ‘думать’), %аiqw ‘радоваться’ - Ё%ае^. Такие аористы обозначают и результат: хаiw ‘жечь’, хаio^ai ‘гореть’ - ехпа ‘я сжег’ vs. £хап ‘сгорел’. Ю. С. Степанов нашел следы и аориста на *-о-: okiахо^а1 ‘меня выбирают’ - £akwv. Эту морфему он сравнивает и с суффиксом - о- в литовских непереходных глаголах (где он, по его мнению, замещает тематический гласный аориста), и с суффиксом результативных глаголов, обозначающих 3-ю фазу: karoti (ka.ro, karojo) ‘висеть’ (karti, karia, kore ‘вешать’); kýšoti (kýšo, kýsojo) ‘торчать’ наряду с kyseti (kysi, kysejo) ‘то же’ (kisti, kisa, kiso ‘совать, вставлять’). В древнегреческом же сложился небольшой, но представительный класс с пре-зенсом на - io- и аористом - п - Первый находит параллель также и в древнеиндийском пассиве: dadhati ‘ставить’ - dhiyate ‘быть поставленным’. Долгота корневого гласного может объясняться наличием ларингала в суффиксе. Ср. puna.ti ‘очищать’ - puyate ‘очищаться’. В настоящее время [14] многие лингвисты говорят о двух связанных категориях: собственно стативе с суффиксом *-Hio-, то есть непереходном презенсе со значением состояния, и фиентиве с суффиксом *-eh1-, то есть аористе со значением момента достижения состояния.

Как мы могли убедиться, балтийские назальные презенсы также имеют достаточно широкие параллели в других индоевропейских языках. Но Фортунатов отмечает и то, что в литовском есть назальный суффикс с фактитивно-каузативным значением: ср. áugti ‘расти’ – augìnti ‘выращивать’. Особенно показательна оппозиция инфикса -n- и суффикса -ìn-: blùkti (bluñka, blùko) ‘блекнуть’ – blukìnti (blukìna, blukìno) ‘отбеливать’. Явно общие по происхождению морфемы имеют противоположное значение. Разгадка этого феномена состоит в том, что инфикс находится в первично окситонной глагольной форме, а суффикс – в исконно баритонной форме. Первая, как мы установили, часто обозначала неконтролируемый процесс / состояние, вторая – действие, имеющее следствием это состояние. Этим и объясняется различие в функции и значении вариантов морфемы. Попутно отметим, что назальные инфиксы в атематических глаголах образуют каузативы также в хеттском: har-zi ‘умирать’ – harnikzi ‘убивать’; ari ‘достигать’, artari ‘стоять’ – arnuzi ‘поднимать’.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, как показали два выдающихся русских лингвиста, залог и диатеза глагола оказались тесно связаны с его апофонией, ступенями вокализма корня и суффикса, которые в конечном итоге обусловлены местом ударения.

Cite this article as: Krasukhin K. G. Verbal diathesis in the Baltic and Slavic languages in the light of the doctrine of Grigory K. Ulyanov and Philipp F. Fortunatov. Proceedings of Petrozavodsk State University. 2020. Vol. 42. No 5. P. 24–30. DOI: 10.15393/uchz.art.2020.495