Беспомощное состояние потерпевшего и его уголовно-правовое значение в дореволюционном российском законодательстве

Понять суть большинства правовых явлений окружающей нас действительности невозможно, не проследив путь их исторического развития. Еще А.Ф. Кистяковский подчеркивал, что «только история может дать объяснение причин как современного состояния уголовного права, так и состояния его в предшествовавшие периоды. Без совета истории как науки, трактующей о постепенном развитии рода человеческого, уголовное право прежних формаций являлось бы во многих пунктах произведением умопомешанного» [5, с. 10].

Думается, что изучение исторических аспектов беспомощности, беззащитности, а равно соответствующих состояний также немаловажно, в том числе и для ответа на вопрос о том, не является ли излишней дифференциация уголовной ответственности, заключающаяся в учете такого качества потерпевшего, как его беспомощное состояние, при установлении наказания за отдельные виды преступлений.

Уже в краткой редакции Русской Правды мы можем найти подтверждение тому, что законодатель проявлял особую заботу о тех лицах, которые в силу ущербного физического состояния были неспособны к совершению каких-либо действий. Так, в ст. 2 данного документа читаем: «Или будеть кровав или синь надъражен, то не искати ему видока человеку тому; аще не будеть на нем знамениа ни-котораго же, то ли приидеть видок; аще ли не можеть, то тому конець; лже ли себе не мо-жеть мьстити, то взятии ему за обиду 3 гривне, а летцю мъзда» [10, с. 48].

В современных комментариях к данной статье отмечается, что на ее основании княжеский суд взыскивал с ответчика вознаграждение в пользу обиженного, если потерпевший в силу своего физического состояния не мог осуществить свое право по закону на личную скорую месть обидчику на «поле» (см.: [8, с. 47, 52]).

В княжеских уставах нашла свое отражение особая норма, устанавливающая наказание за детоубийство. Так, ст. 6 пространной редакции Устава князя Ярослава гласила: «Тако же и женка без своего мужа или при мужи дитяти добудеть, да погубить, или в свиньи вврежеть, или утопить, обличивши, пояти (и) в дом церковныи, а чим ю паки род окупить» (см.: [там же, с. 190]).

В Соборном уложении 1649 г. за данное преступление было предусмотрено самое суровое наказание. В ст. 26 данного документа значилось: «А будет которая жена учнет житии блудно и скверно, и в блуде приживет с кем детей, и тех детей сама, или иной кто по ея велению погубит, а сыщется про то допряма, и таких беззаконных жен, и кто по ея велению детей ея погубит, казнити смертию безо вся-кия пощады, чтобы на то смотря, иные таков беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися» (см.: [9, с. 250]).

Значительные подвижки в регламентации ответственности за посягательства на лиц, не способных принять меры к самосохранению, произошли в связи с изданием воинских артикулов Петра I. Так, артикул 163 относил к квалифицированным видам убийства убийство «дитя во младенчестве». За это преступление, равно как и за убийство отца своего и матери, равно офицера была предусмотрена смертная казнь путем колесования, в то время как прочие убийцы наказывались мечом [1, с. 109].

Определенный интерес представляет и артикул 105. В нем закрепляется запрет воинам при взятии городов и крепостей на убийство или обиду в отношении женщин, младенцев, священников и старых людей. В толкова- нии к этому артикулу значилось: «Ибо оныя или невозможности своей или чина своего ради, никакого ружья не имеют при себе, и такого чрез сие чести получить не можно, оных убить, которые оборонятися не могуи» [1, с. 102].

Последующие годы XVIII столетия и первой трети XIX в. существенно не обогатили уголовно-правовых средств предупреждения общественно опасных посягательств, совершаемых в отношении беспомощных лиц. А вот с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., а также с изменением в 1866 и 1885 г. его редакций правовая база для применения подобных средств стала более обширной.

Во-первых, беспомощность потерпевшего стала приниматься во внимание при дифференциации ответственности не только за преступления против жизни и здоровья.

Во-вторых, наряду с жертвой, неспособной оказать сопротивление, совершить акт самообороны, Уложению о наказаниях уголовных и исправительных было знакомо понятие потерпевшего, нуждающегося в помощи, не способного к самостоятельному удовлетворению насущных потребностей.

В-третьих, для дифференциации ответственности с учетом особого состояния потерпевшего от преступления использовались теперь также положения Общей части уголовного законодательства.

Конкретно все это выразилось в следующем.

Так, примечательны некоторые положения ст. 129 Уложения (в ред. 1885 года). В п. 7 данной статьи говорилось об увеличении ответственности и тяжести наказания за совершение преступления с проявлением большей «жестокости, гнусности или безнравственности», чем обычно [12, с. 59]. Этот пункт, на наш взгляд, вполне мог бы быть востребован судьями при определении наказания лицам, причинившим вред потерпевшим, нуждающимся в виду своих личных качеств в помощи. Определенное отношение к предмету нашего разговора имеет, думается, и п. 6 данной статьи, поскольку последний предписывал усиление наказания по мере того, чем более было нарушено виновным личных обязанностей в отношении к лицам, против которых было предпринято преступление [там же].

Беззащитность потерпевшего, связанная с особенностями способа совершения преступления, была учтена законодателем при построении квалифицированных составов убийства. Так, одним из квалифицирующих признаков убийства значилось убийство из засады (п. 3 ст. 1453 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г.) [12, с. 500]. По мнению П.Д. Калмыкова, это обстоятельство «показывает особую низость, подлость» [4, с. 457]. К квалифицированным убийствам законодатель отнес также убийство посредством отравления, то есть употреблением яда (п. 5 ст. 1453; ч. 1 ст. 1455) [12, с. 500, 501], «ибо оно, – объяснял позицию законодателя П.Д. Калмыков, – особенно опасно и легко для совершения» [4, с. 457].

Такой подход, однако, в некоторой степени противоречил закрепленным в законе положениям Общей части. Дело в том, что одним из обстоятельств, увеличивающих наказание, законодатель называл большее употребление усилий для устранения представлявшихся виновному препятствий (п. 5 ст. 129) [12, с. 59].

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных были сконструированы два привилегированных состава убийства, потерпевшими от которого выступали новорожденные. П.П. Пусторослев об этих видах убийства пишет: «1-й видъ представляет умышленное убiйство внЂбрачного ребенка, при самомъ его рожденiи, его матерью отъ стыда или страха (Уложение 1451, прод. 1906 г.). Наказанiе – тюрьма отъ 5 до 6 или отъ 4 до 5 лЂтъ. 2-й видъ – убiйство новорожденнаго “урода”, по невЂжеству или суевЂрiю убiйцы (Уложение 1469, прод. 1906.). Подъ именем урода разумЂется “младенецъ чудовищнаго вида или даже не имЂющiй человЂческаго образа”» [7, с. 72].

Конструирование последнего состава преступления было отчасти связано с преодолением такого отношения к детям, родившимся с определенными недостатками, при котором они не считались людьми. По сложившейся традиции их топили в воде, и никаких санкций за это обычно не следовало. Статья же 1469 Уложения гласила: «Кто в случаЂ, когда какою либо женщиною будет рожденъ мла-денецъ чудовищнаго вида или даже не имЂющiй человЂческаго образа, вмЂсто того, чтобъ донести о семъ надлежащему начальству, лишить сего урода жизни, тотъ за сiе, по невЂжеству или суевЂрию, посягательство на жизнь существа, рожденнаго отъ че-ловЂка и слЂдственно имЂющаго человЂчес-кую душу, приговаривается: къ лишенiю всЂхъ особенныхъ, лично и по состоянiю присвоен-ныхъ правъ и преимуществъ и къ ссылкЂ на житье въ Сибирь или къ отдачЂ въ исправи-тельныя арестансткiя отдЂленiя по пятой степени статьи 31 сего Уложенiя. Сверхъ того, если онъ христiанинъ, то предается церковному покаянiю по усмотрЂнiю своего духовна-го начальства» [11, с. 299].

К особым видам смертоубийства было отнесено законом и деяние, совершенное путем бездействия, описанное в ст. 1460 Уложения 1. В ч. 1 данной статьи говорилось: «Женщина, которая отъ стыда или страха, хотя и не умертвит незаконнорожденнаго своего младенца, но оставитъ его безъ помощи, и младенецъ отъ того лишится жизни, приговаривается за сiе: къ лишенiю всЂхъ особенныхъ, лично и по состоянiю присвоенныхъ, правъ и преимуществъ и къ ссылкЂ на житье в Сибирь по четвертой степени статьи 31 сего Уложения, или къ заключенiю въ тюрьмЂ на время отъ полутора года до двухъ съ половиною лЂтъ на основанiи постановленiй статьи 77 сегожъ Уложения» [11, с. 296].

Несомненный интерес для нашего исследования представляет глава 5 раздела 10 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, именуемая «О произвольном оставлении человека в опасности и неоказании помощи погибающему». Потерпевшие от многих преступлений, включенных в данную главу, могут быть охарактеризованы как беспомощные лица, в том смысле, что они не способны были принять меры к самосохранению либо не способны были единолично справиться с опасностью.

Так, в ст. 1513–1515 (В Уложении в ред. 1885 г.) в качестве потерпевших фигурировали малолетние дети, ставшие жертвами того, что их покинули или оставили в таких местах, где нельзя было ожидать, что они будут найдены другими. При этом ответственность дифференцировалась в зависимости от того, было ли ребенку менее 3 лет от рождения (ст. 1513) либо он имел более 3 лет, но менее 7 лет отроду. В первом случае виновные подвергаются «или лишенiю всЂхъ правъ состоянiя и ссылкЂ въ Сибирь на поселенiе; или же лишенiю всЂхъ особенныхъ, лично и по состоянiю присвоен-ныхъ, правъ и преимуществъ в ссылкЂ на житье въ Сибирь или отдачЂ въ исправитльныя арестантскiя отдЂленiя по первой степени 31 статьи сего Уложения» [11, с. 310], а во втором – «или лишенiю всЂхъ правъ состоянiя и ссылкЂ въ Сибирь на поселенiе; или же лишенiю всЂхъ особенныхъ, лично и по состоянiю присвоенныхъ, правъ и преиму-ществъ в ссылкЂ на житье въ Сибирь или от-дачЂ въ исправитльныя арестантскiя отдЂленiя по второй или третьей степени 31 статьи сего Уложения» [там же].

В обеих ситуациях субъектами преступления назывались виновные в том родители и вообще лица, обязанные иметь попечение о ребенке. Однако такие же наказания предусматривались и для тех, которые «подкинутъ или оставятъ съ намЂренiемъ, или велятъ подкинутъ или оставитъ въ большей или меньшей опасности чужаго ребенка, хотя бы то было и съ согласiя и по желанiю родителей его» [там же].

Ст. 1516, по сути дела, упоминала о такой категории потерпевших, как лица, лишенные сил или умственных способностей и нуждающиеся в попечении другого человека. К таким лицам относились малолетние, хотя имеющие и более 7 лет отроду, но не достигшие еще того возраста, в котором они могли собственными силами снискать себе пропитание, больные, а также лишенные таких сил или способностей по иной причине. Статья гласила: «Къ наказанiямъ, въ статьЂ 1514 сего Уложения и статьЂ 144 Устава о наказанiяхъ, налагаемых Мировыми Судьями, опредЂлен-нымъ, и на томъже основанiи, приговариваются тЂ, которые, будучи обязаны по званiю или долгу природы или данному обЂщанiю имЂть попечнiе и малолЂтномъ, хотя имЂющемъ и болЂе семи лЂтъ отъ роду, но не достигшемъ еще того возраста, въ коемъ онъ можетъ собственными силами снискивать себЂ пропитанiе, или же о больномъ или по иной причинЂ лишенномъ силъ или умственных способностей человЂкЂ, съ намЂренiемъ оставятъ его безъ всякой помощи и ярезъ то подвергнутъ жизнь его большей или меньшей опасности» [11, с. 310].

В ст. 1521 в качестве потерпевшего называется погибающий человек. Надо полагать, что речь тоже идет о лице, которое уже неспособно своими силами справиться с грозящей ему опасностью. В отличие от субъекта преступления, предусмотренного в ст. 1516, субъект содержащегося в данной статье состава преступления не был наделен обязанностями иметь попечение о потерпевшем. Но он не был и общим субъектом. Таковым мог быть не всякий, «кто, видя человЂка погиба-ющаго и имЂя возможность подать ему помощь безъ явной для себя опасности, или же призвать на помощь къ нему другихъ или мЂстную полицiю, не приметъ никакихъ для спасенiя его мЂрь», если «отъ сей нечувствительности и небреженiя его оставленному безъ помощи послЂдуетъ смерть» [там же, с. 311], а лишь христианин. При этом и наказание было соответствующим. Виновный придавался «церковному покаянiю по распоряженiю своего духовнаго начальства» [там же].

Следует, по-видимому, упомянуть и о ст. 1517–1520. Жертв преступлений, описанных в этих статьях, можно, думается, охарактеризовать как лиц, которые неспособны в силу сложившейся обстановки единолично справиться с угрожающей им опасностью. П.П. Посторослев составы преступлений, предусмотренных ст. 1517, 1518, 1520, объединял в одну группу – преступное оставление в обусловливаемой опасности смерти – и отмечал, что они подразделяются на несколько видов. «Они, – писал автор, – представляютъ собой покинутiе человЂка другимъ человЂкомъ (Ул. 1520), или спутникомъ (1518), или проводни-комъ (1517, прод. 1906 г.), безъ помощи, въ неосторожно обусловливаемой, но еще не ну-ступившей опасности смерти, учиненное по-кидающимъ лицомъ, съ цЂлью освобожденiя себя отъ покидаемаго и неосторожнымъ отношенiемъ къ обусловливаемой опасности» [7, с. 79–80]. Преступление, предусмотренное в ст. 1519 Уложения, П.П. Пусторослев называл самым тяжким из преступлений, входящих в другую группу – преступное оставление в обусловленной опасности смерти. Суть этого посягательства исследователь опреде- лял как «умышленное оставленiе человЂка въ умышленно обусловленной посягающимъ опасности смерти, учиненное съ целью преданiя смерти» [7, с. 79].

Уложению о наказаниях уголовных и исправительных была уже известна и такая категория потерпевших от преступления, как лица, не способные к адекватному восприятию действительности, «чьим состоянием воспользовался виновный». Так, в Уложении наряду с составами изнасилования женщины, достигшей 14-летнего возраста (а природной жительницей Закавказского края – тринадцати лет при условии совершения этого преступления в данном регионе) (ст. 1525–1526) [12, с. 531–532], сконструированы составы растления девицы, не достигшей 14-летнего возраста (ст. 1523–1524) [там же, с. 530]. При этом законодатель различал ситуации, когда «оное было сопровождаемо насилiемъ» и когда деяние над потерпевшей было «учинено безъ насилiя, но по употребленiю во зло ея невинности и невЂдЂнiя» [там же].

При этом наказние за растление второго вида хотя и было менее суровым, чем за растление первого вида, однако за это посягательство на целомудрие женщин было предусмотрено даже более суровое наказание, чем за неквалифицированное изнасилование достигшей 14 лет девушки или женщины. И за тот, и за другой вид преступления было предусмотрено лишение всех прав состояния, а также ссылка на каторужную работу. Однако за растление девицы по употреблению во зло ее невинности и неведения был установлен более длительный срок ссылки.

Определенный интерес в этом отношении вызывает и тот факт, что в качестве квалифицированного вида изнасилования законодатель называл изнасилование, учиненное «надъ лицомъ, приведеннымъ въ состоянiе безпамятства или неестественнаго сна са-мимъ насилующимъ или по его распоряженiю» [там же, с. 532].

Малолетство и слабоумие потерпевшего были также названы, наряду с применением насилия, квалифицирующим признаками мужеложства (ст. 996) [11, с. 200].

Ст. 1671 Уложения допускала возможность по усмотрению суда повышение наказания на 1 степень за мужеложство, когда был

«обманут малолЂтный, престарЂлый, слЂпой или глухонЂмой» [11, с. 349].

Упомянем Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, издания 1885 г. (с доп. 1895 г.). Этот нормативный акт содержал весьма экзотичные с точки зрения современного уголовного права нормы, закрепленные в ст. 127. По данной статье наступала ответственность в виде денежного взыскания не свыше пяти рублей для продавцов в питейных заведениях за неохранение пьяного, который не мог без очевидной опасности быть представлен самому себе. Если при этом последствием подобного упущения являлось то, что пьяный будет обкраден или изувечен, или изувечит сам себя, то продавец обязывался возместить ему убытки и лечить за свой счет. Если последствием неохранения пьяного была его смерть, то деяние становилось неподсудным мировым установлениям и наказывалось в соответствии со ст. 989 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. В случае же причинения пьяному потерпевшему ран или повреждений наказание согласно ст. 128 Устава назначалось в виде ареста не свыше одного месяца или денежного взыскания не свыше ста рублей (см.: [13, с. 226–227]).

Можно утверждать, что указанные положения были рассчитаны на частные случаи оставления в опасности лица, не способного принять меры к самосохранению (в данном случае в силу опьянения) лицами, которые содействовали ему в приведении себя в такое состояние вследствие своего занятия.

Уголовное уложение 1903 г. для нас интересно прежде всего тем, что в нем, пожалуй, впервые для российского уголовного законодательства употреблена категория «беспомощное состояние потерпевшего».

В ст. 489 и 490 данного документа термин «беспомощное состояние» используется для обозначения состояния, лишающего человека возможности самосохранения в случае опасности [6, с. 229, 230, 339].

Среди причин беспомощного состояния законодатель особо выделял малолетство, дряхлость, телесные недостатки, болезни, бессознательное состояние. Однако при этом учитывалась вероятность «иного» беспомощного состояния, лишающего потерпевшего возможности самосохранения. Ответствен-

ОТРАСЛЕВОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ность наступала и за оставление без помощи для лиц, обязанных по закону или по принятой на себя обязанности, или по семейным отношениям иметь попечение о потерпевшем, и за оставление без помощи лицом, не обремененным такими обязанностями, но поставившего потерпевшего «въ такiя условiя, при которых жизнь безпомощнаго лица завЂдомо подвергалась опасности» [6, с. 229].

В соответствии со ст. 490 ответственность за подобные деяния несколько смягчалась в том случае, если потерпевший был оставлен «въ такихъ условiяхъ, при коихъ нахожденiе его другими представлялось вЂроятнымъ и жизнь оставленнаго не подвергалась опасности» [там же, с. 230].

Преступлением признавалось и поведение того, кто, «будучи свидЂтелемъ опасности для жизни другого лица, не донесъ о томъ подлежащей власти или не оказалъ или не доставилъ помощи, которую могъ бы оказать или доставить безъ разумнаго опасенiя за себя или другихъ, если послЂдствiемъ сего будетъ смерть или весьма тяжкое тЂлесное поврежденiе нуждавшагося въ помощи» (ст. 491) [там же].

В качестве одного из способов некоторых преступлений в Уложении называется использование беспомощного положения потерпевших. Такой способ указан применительно к любодеянию с несовершеннолетней от 14 до 16 лет. При этом особо оговаривается, что преступление осуществлено «безъ употребленiя во зло ея невинности» (ст. 521) [там же, с. 244].

Использование беспомощного положения потерпевшей указано в качестве одного из способов извлечения лицом мужского пола в виде промысла имущественной выгоды благодаря получению таковой от промышляющей непотребством женщины (ч. 1 ст. 527) [там же, с. 246], а также склонение лица женского пола к тому, чтобы промышлять непотребством (ст. 526) [там же].

Можно предположить, что понятие «беспомощное положение», используемое в ст. 521 и 527 Уголовного уложения 1903 г., отнюдь не тождественно по смыслу понятию «беспомощное состояние» в вышеназванных статьях этого документа и оно, думается, не является родовым для таких состояний потерпев- шей, как неспособность оказать сопротивление, бессознательное состояние, неспособность осознавать происходящее.

Так, о любодеянии с потерпевшей, заведомо лишенной возможности понимать свойства и значение совершаемого над нею или руководить своими поступками вследствие болезненного расстройства душевной деятельности или бессознательного состояния, или же умственного неразвития, происшедшего от телесного недостатка или болезней, а также лишенной возможности оказать виновному сопротивление, без ее на любодеяние согласия, речь идет в другой статье – в ст. 520 Уложения (соответственно ч. 22 и ч.3) [6, с. 243, 244]. Любодеяние же с ребенком, не достигшим 14 лет, а также с приведенным в бессознательное состояние самим насилующим или при его участии рассматривалось как квалифицирующий вид любодеяния и наказывалось так же строго, как и любодеяние с принужденной к тому «посредствомъ насилiя надъ личностью или угрозы убiйствомъ весьма тяж-кимъ или тяжкимъ тЂлеснымъ поврежденiемъ угрожаемой или члену ея семьи, если такая угроза могла вызвать у угрожаемой опасенiе ея осуществимости» [там же с. 244].

Скорее всего под беспомощным положением жертвы в уголовном Уложении понималась одна из форм социальной незащищенности женщины.

Определенный интерес представляет и ст. 516 уголовного Уложения, предусматривающая ответственность за мужеложство. В этой статье не используется ни понятие «беспомощное состояние», ни понятие «беспомощное положение потерпевшего». В то же время Уложение признавало принципиальную наказуемость мужеложства и при этом к числу квалифицированных или особо квалифицированных видов его относило мужеложство, учиненное «съ несовершеннолЂнимъ отъ четырнадцати до шестнадцати лЂтъ, безъ его согласiя или хотя съ его согласiя, но по употребленiю во зло его невинности; завЂдо-мо съ лишеннымъ возможности понимать свойства и значенiе совершаемаго надъ нимъ или руководить своими поступками вслЂдствiе болЂзненнаго разстройства душевной деятельности, или безсознательнаго состояния, или же умственнаго неразвитiя, происшедшаго отъ тЂлеснаго недостатка или болЂзни; съ лишеннымъ возможности оказать виновному сопротивленiе, безъ его на мужеложство согласiя (п.п. 1, 2, 3 ч. 2. ст. 516); съ ребенкомъ, не достигшимъ четырнадцати лЂтъ; съ приведеннымъ для того въ безсоз-нательное состояниiе самимъ насилующимъ или при его участии (п.п. 1, 4 ч. 3 ст. 516)» [6, с. 241, 242].

Таким образом, и применительно к любодеянию, и применительно к мужеложству законодатель в качестве жертв этих преступлений называет конкретные категории лиц, к которым хотя и не применялось физическое или психическое насилие, но ставших участниками сексуальных действий, не располагая на то свободой воли. Свободой воли не обладал и потерпевший от преступления, предусмотренного ст. 409 Уложения. Согласно этой статье «виновный в всутпленiи въ бракъ съ лицомъ которое завЂдомо не могло понимать свойства и значенiя имъ совершаема-го или руководить своими поступками вслЂдствiе болЂзненнаго разстройства душевной деятельности, или безсознательнаго состоянiя, или же умтсвеннаго неразвиiя, проис-шедшаго отъ тЂлеснаго недостатка или болезни» [там же, с. 197, 198].

Термин «лицо, заведомо неспособное понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками», для характеристики потерпевшего используется также в ст. 463, устанавливающей ответственность за подговор к самоубийству, а также усиливающей наказание за содействие самоубийству [там же, с. 218].

В.В. Есипов по этому поводу писал: «Уложенiе 1903 года точно также не упоминает о самоубiйствЂ, говоря лишь объ участiи въ немъ, какъ о самостоятельномъ преступленiи (ст. 462), но съ особою строгостью относится къ подговору и содЂйствiю къ самоубiйству лицъ несовершеннолЂтнихъ и ненормальныхъ (ст. 463): виновный въ доставленiи средства къ самоубiйству, если таковое послЂдовало, наказывается заключенiемъ въ испр. д. или въ крЂпости до 3 лЂтъ; виновный же въ подговорЂ къ самоубiйству лица не достигшаго 21 г. или лица ненормальнаго или въ содЂйствiи имъ, если самоубiйство или покушенiе послЂдова-ли, – каторогую до 8 лЂтъ» [3, с. 24].

Уголовное Уложение, так же как и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, учитывало беззащитность потерпевшего от убийства, связанную с особенностями способа совершения преступления. К числу квалифицированных видов данного преступления относилось убийство посредством отравления и из засады (п.п. 10, 11 ст. 455) [6, с. 215].

Объясняя позицию законодателя, В.В. Есипов убийство из засады охарактеризовал как коварное [3, с. 109]. По поводу же убийства путем отравления ученый заметил: «Первоначальный проектъ новаго уложенiя, ссылаясь на примЂръ голландска-го кодекса, не счелъ необходимымъ упоминать объ отравленiи въ группЂ квалифицированных убiйствъ, въ виду отсутствiя точ-наго понятiя яда и по нЂкоторымъ другимъ, не вполнЂ убЂдительнымъ, соображенiямъ. Но во всЂхъ лучшихъ западныхъ кодексахъ, за исключенiемъ именно голландскаго, отравленiе выдвигается, какъ особый видъ убiйства; въ пользу такого рЂшенiя вопроса – и историческiя начала, какъ нашего, такъ и иностраннаго законодательства. Вотъ почему взглядъ Редакцiонной Коммисiи и не былъ удержанъ въ окончательной редакцiи уложенiя 1903 года, сохранившаго изсторич-ное значенiе отравленiя; при чемъ виновные въ убiйст†посредствомъ отравленiя наказываются, по новому кодексу, каторогую безъ срока или на срок не ниже 10 лЂтъ (ст. 455 п. 10)» [там же, с. 108, 109].

Одобрял В.В. Есипов и сохранение за детоубийством статуса привилегированного состава: «Наше старое уложенiе о наказанiяхъ, – подчеркивал он, – слЂдовало вЂрному пути, относя дЂтоубiйство къ слу-чаямъ лишенiя жизни привилегированнаго. (Наоборотъ французское уложенiе считаетъ его квалифицированнымъ видомъ убiйства.) Новое наше уложенiе 1903 года сохранило прежнюю точку зрЂнiя нашего права, выд-Ђливъ дЂтоубiйство въ разрядъ немногихъ случаевъ привилегированнаго лишенiя жизни: согласно ему, мать, виновная въ убiйст†прижытаго ею внЂ брака ребенка при его рожденiи, наказывается только заключенiемъ въ исправительномъ домЂ; но и покушенiе въ этомъ случаЂ также наказуемо (ст. 461)» [там же, с. 109].

Подводя итоги сказанному, сформулируем следующие выводы:

• 1.    Российскому уголовному законодательству практически с первых этапов его существования было знакомо такое обосновывающее и дифференцирующее ответственность виновного состояние потерпевшего, как неспособность оказывать сопротивление.

• 2.    В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных наряду с жертвой, неспособной к акту самообороны, нашло закрепление понятие потерпевшего, нуждающегося в помощи, неспособного к самостоятельному удовлетворению насущных потребностей.

• 3.    Именно для обозначения этой категории потерпевших в Уголовном уложении 1903 г. был использован термин «беспомощное состояние потерпевшего».

• 4.    Данный термин не был тождественен по своему смыслу другому понятию, также фигурирующему в Уголовном уложении, – «беспомощное положение потерпевшей». Под последним понималась одна из форм социальной незащищенности женщины.

• 5.    Для характеристики лиц, не располагающих свободой воли, ни термин «беспомощное состояние», ни термин «беспомощное положение» не использовались.