Библейские аллюзии и скрытые цитаты в вводной части послания митрополиту Даниилу Федора Карпова

пришедших из античности (и византийской литературы), и, наконец, распространение в России идей европейского гуманизма. Один из таких «второстепенных» для историографии XIX–XX вв. сюжетов — это соотношение религиозных и «ренессансных» мотивов в произведениях книжников того времени.

Отмечая владение Карповым латынью и греческим, знание им произведений античных авторов (Овидия, Гомера), авторы расходятся в том, насколько хорошо тот знал библейские тексты и разбирался ли в богословских вопросах. Если Е. Н. Кимее-ва писала о том, что «Ф. Карпов прекрасно знал богословскую литературу и нередко цитировал ее» [Кимеева, 1953, 224], то А. А. Зимин высказывался совершенно иначе: «интересовали Карпова и вопросы богословские, однако в них он не был достаточно осведомлен» и «по богословским вопросам Карпов отнюдь не считал себя авторитетом» [Зимин, 1956, 162, 163]. А. И. Клибанов, называя Карпова «гуманистом», видел в нем мыслителя, последовательно развивающего идеи «Никомаховой этики» и «Политики» Аристотеля [Клибанов, 1996, 212–214]. О самом Карпове он писал так: «он выводил государственные законы из разума и опыта, а не из богословия» [Клибанов, 1996, 217]. Особый акцент на «светском и гуманистическом» характере творчества Карпова сделала и Н. В. Синицина [Синицына, 1993, 565]. В настоящее время вектор в оценке «учености» Ф. Карпова меняется. Так, И. Б. Михайлова и В. Э. Витлин пишут, что представления Карпова «сформировались вследствие усвоения публицистом основных понятий византийской книжности, распространенных и в традиционной русской христианской культуре. Наиболее полно они отражены в Послании митрополиту Даниилу — сложном, многослойном произведении, также свидетельствующем о знании Ф. И. Карповым античной и отреченной литературы, при помощи которой он дополнительно аргументировал свои умозаключения» [Михайлова, Витлин, 2012, 12]. О «прекрасном знании» Карповым «богословской литературы» пишет (правда, не приводя аргументов) Ю. Н. Ненашев [Ненашев, 2007, 144].

В задачи данной статьи входит выявление скрытых цитат из Библии и богословской литературы, содержащихся в вводной части «Послания митрополиту Даниилу» и попытка дать трактовку той системе образов, которая была выстроена Карповом, с опорой на библейские и богословские тексты.

«Послание митрополиту Даниилу» состоит из четырех легко определяемых частей:

• 1.    Обращение к адресату;

• 2.    Вводная часть, содержащая описание превосходных качеств адресата и причин обращения к нему с посланием;

• 3.    Основная часть, посвященная обоснованию тех задач и принципов управления, которые отстаивает автор;

• 4.    Заключительная часть — поэтическое описание «обетованной земли живых», достичь которой возможно только после завершения жизни.

Отсылки к библейским образам и речевым конструкциям содержатся в каждой из этих частей. Так, в обращении к адресату содержится выражение «раб святыни твоея». В библейских текстах именно такая форма не встречается, но сочетание «твоя святыня» есть во второй книге Ездры: «Но теперь сколь великая оказана нам милость от Тебя, Господи Боже, что Ты оставил нам корень и имя на месте святыни Твоей, что открыл нам светильник в доме Господа, Бога нашего, дал нам пропитание во время порабощения нашего! И, когда мы находились в порабощении, не были оставлены Господом… (2 Езд 8:75–76), в книге пророка Исайи: «Короткое время владел им народ святыни Твоей: враги наши попрали святилище Твое» (Ис 64:18), а также в Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова «Умилосердись над городом святыни Твоей, над Иерусалимом, местом покоя Твоего» (Сир 36:14). В двух из трех этих текстов выражение «твоя святыня» используется в контексте «порабощения» и «попрания», что перекликается в содержанием основной части «Послания» Ф. Карпова, где «правда» противопоставлена такому состоянию общества, в котором «живется без чину; с молвою силный погнѣтет безсилнаго, да тръпѣние имать»1.

Кроме того, той же Книге Премудрости Иисуса сына Сирахова есть строки: «ибо оставили закон Всевышнего; цари Иудейские престали: ибо предали рог свой другим и славу свою — чужому народу. Избранный город святыни сожжен, и улицы его опустошены, как предсказал Иеремия» (Сир 49:6–8). Здесь снова воспроизводится мотив порабощения. Кроме того, в вводной части Послания митрополиту Даниилу есть прямая отсылка к плачу Иеремии: «не бо плачевнаа книга Иеремѣина толикихъ рыданий исполнена быти можеть, елико моа худая епистолиа». Таким образом, выражение «раб святыни твоея» (если оно не было расхожим для обращения к церковному иерарху в то время) может трактоваться не только как специфическое проявление вежливости, но и как одно из знаковых высказываний, отражающих, в символической форме, взгляды Ф. Карпова на состояние дел в управлении российским государством.

Выявление полного корпуса отсылок к библейским текстам в Послании митрополиту Даниилу — предмет для многих исследований. Мы остановимся на вводной части: ее малый объем, простая структура и, одновременно, насыщенность библейскими аллюзиями позволяет, на наш взгляд, выявить если не все явные и скрытые цитаты из Библии, то их большую часть. А затем — показать те цели, с которым эти цитаты были введены автором в текст данной части послания. Вот текст этой вводной части:

оригинальный текст:

Право убо и достойно есть естеству и Писанию повелѣвающу, такова престола отца и добрѣ прилежаща учительству и сугубей чести и в бесчисленом хвалении имѣти подобаеть, наипаче разумнихъ, ученыхъ и мудрыхъ. Сего ради не оскудѣеть от-внутрь сердца моего любовь, ниже от арганъ гласа хвала, ниже от помысла честь величества твоего, но всегда честь, и имя твое, и хвалы прибыти желаю, донеле вещей естество в сѣмъ вѣцѣ пребудеть, от коих убо всѣхъ, якоже от словесъ епи-столии твоей пресвѣтлѣйшей, научяюся. Пространѣе и полнѣе во иное время благополучное слово, изрядно тебѣ и твоимъ добродѣтелемъ, пригодно сотворимъ. Но нынѣ же, в настоящихъ, первая вина, еже запинаеть писати многаа — зане великими скорбьми одрьжимъ есмь. Увы, нынѣ нѣсть мнѣ время епистолей сла-гати, но время належит рыданию, не бо плачевнаа книга Иеремѣина толикихъ рыданий исполнена быти можеть, елико моа худая епистолиа. Втораа вина есть: аще хощеши, рече, иного да млъчить — первие самъ умлъчи, и яз нынѣ о тѣх, яже умыслихъ, млъчание устом моимъ налагаю.

Перевод:

Ведь это правильно и достойно по природе, и Писание повелевает к отцу такого престола, весьма усердного в поучениях, с особым почтением относиться и бесчисленные хвалы воздавать ему, который больше разумных, ученых и мудрых людей. Поэтому не истощится в сердце моем любовь, и голос мой не устанет от похвалы, и помыслы мои от почитания величия твоего, но всегда честь, и известность твою, и похвалы пополнить хочу, пока природа вещей в этой жизни останется неизменной, так что я добродетелями всеми твоими, как и словами послания твоего светлейшего, поучаюсь. Более пространное и полное, хорошее слово, приличествующее тебе и твоим добродетелям, мы в другое время должным образом составим. Теперь же, в настоящее время, первая причина, которая препятствует мне написать многое, — великая скорбь, в которой я ныне пребываю. Увы, сейчас время, не подходящее для написания посланий, но время для рыдания, ведь печальная книга Иеремии такими рыданиями не может быть наполнена, как мое дурное послание. Вторая причина такова: если хочешь, сказано, чтобы другой молчал, — сначала сам замолчи, и я теперь о тех вещах, о которых задумал писать, молчание на уста свои налагаю.

В первой фразе введения обращает на себя внимание выражение «отец престола, весьма усердный в поучениях». В библейских книгах оборот «отец престола» не встречается, но используется обратный порядок слов «престол Отца». Яркий пример использования этого оборота содержит Книга Премудрости Соломона: «С Тобою премудрость, которая знает дела Твои и присуща была, когда Ты творил мир, и ведает, что угодно пред очами Твоими и что право по заповедям Твоим: ниспошли ее от святых небес и от престола славы Твоей ниспошли ее, чтобы она споспешествовала мне в трудах моих, и чтобы я знал, что благоугодно пред Тобою; ибо она все знает и разумеет, и мудро будет руководить меня в делах моих, и сохранит меня в своей славе; и дела мои будут благоприятны, и буду судить народ Твой справедливо, и буду достойным престола отца моего (выделено мной. — К. С .)» (Прем. 9:9–12). Характерно, что в этом фрагменте Книги Премудрости Соломона «престол отца» обязывает к учености и справедливому суду — то есть тем добродетелям, которым, во многом, посвящено Послание митрополиту Даниилу.

Мы не можем говорить с уверенностью, было ли выражение «отец престола» упо-требимо в первой половине XVI в., или же это новообразование самого Ф. Карпова. Для того чтобы судить об этом, необходимы широкие текстологические изыскания. Пока же можно сказать, что в наиболее известных текстах этого времени выражение «отец престола» не встречается. Прп. Иосиф Волоцкий постоянно использует словосочетание «святые отцы», так же как и прп. Нил Сорский. Последний в посланиях Гурию Тушину и Герману Подольному ставит оборот «господин отче» [Нил Сорский: 4 послания , 2000]. Прп. Максим Грек в послании к Карпову использует выражение «отец щедрот» [Карпов — Максим Грек: Переписка , 2000]. Митрополит Даниил в Поучении выражение «святых отцов» заменяет на «преподобных и богоносных отець наших» [Поучение Даниила, 2000].

Но можно сделать предположение, каким образом был образован оборот «отец престола». В Книге пророка Даниила есть строка «Благословен Ты на престоле славы царства Твоего, и прехвальный и превозносимый во веки» (Дан 3:55). «Престол славы» у прор. Даниила — то же, что «престол отца моего» в Книге Премудрости Соломона — это престол, занимаемый «святым отцом». Именно таким он предстает в Послании Климента епископа Римского к апостолу Иакову, в котором тот повествует о проставлении его римским епископом, то есть о занятии Климентом «престола славы»:

В те же дни, когда ему вскоре надлежало умереть, он, созвав братьев, вдруг взял меня за руку и сказал перед церковью: «Слушайте меня, братья и сослужители! Ибо, как мне возвестил Пославший меня Господь и Учитель Исус Христос, приблизился день моей смерти, и я поставляю вам епископом сего Климента; ему я вверяю мой словесный престол; ибо он от начала до конца пребыл моим спутником, и так слышал все мои слова. Скажу кратко: быв сопричастником во всех моих искушениях, он оказался стойким в вере; на опыте я увидел его благочестивым, человеколюбивым, целомудренным, просвещенным, умеренным, благим, справедливым, терпеливым более остальных и умело переносящим неблагодарные души иных из оглашенных. Поэтому я передаю ему власть вязать и решить, чтобы то, что было утверждено на небесах, он постановил на земле». <…> Когда он сказал это, я, простершись, умолял его не давать мне достоинства и власти престола. И он ответил: «Об этом не проси меня; ибо этому определено быть, тем более оттого, что ты отказываешься; ибо на этом престоле следует сидеть не безрассудно вожделевающему, но мужу святого нрава и просвещенному учением» [Послание Климента Римского].

Митр. Даниил, ученик прп. Иосифа Волоцкого, принявший после того руководство Волоколамским монастырем, как показал Ю. С. Стариков, обращался к трудам св. Климента, вслед за своим учителем [Стариков, 2014, 118]. Распознать скрытую цитату из Послания св. Климента для адресата Ф. Карпова труда не составляло. В этом начальном фрагменте Послания св. Климента слово «престол» использовано трижды. Он назван «словесным» (что можно трактовать и как «символический», отличный от царского, и как «по власти Слова», благодатный). Он соединен с понятием «власть». И, наконец, его обладателю необходимы святость «нрава» и просвещенный ум. Это последнее качество отмечает и Ф. Карпов, у которого «отец престола» таков, что он «больше разумных, ученых и мудрых людей». Таким образом, выражение «отец престола» — не простая инверсия библейского «престол отца». На наш взгляд, «отец престола» — это синоним широко распространенного выражения «святой отец», но такой синоним, который придает тому качества власти и мудрости . Таким образом, «отец престола» — это церковный иерарх. В обращении к митрополиту Даниилу оборот «отец престола» одновременно констатирует данность (качество власти) и служит похвалой (качество мудрости), усиленной в завершении этой первой фразы.

Но и само это завершение содержит скрытую цитату: «наипаче разумнихъ, ученыхъ и мудрыхъ». Очень близкая к этой характеристика тех, кто поставлен руководить людьми, содержится во Второзаконии: «И я сказал вам в то время: не могу один водить вас; Господь, Бог ваш, размножил вас, и вот, вы ныне многочисленны, как звезды небесные; Господь, Бог отцов ваших, да умножит вас в тысячу крат против того, сколько вас теперь, и да благословит вас, как Он говорил вам: как же мне одному носить тягости ваши, бремена ваши и распри ваши? изберите себе по коленам вашим мужей мудрых, разумных и испытанных, и я поставлю их начальниками вашими» (Втор 9–13). Характерно, что в библейской фразе Карпов оставляет две характеристики из трех: «мудрых» и «разумных». Третью же характеристику — «испытанных» — он меняет на «ученых», что отсылает нас снова к Книге Премудрости Иисуса сына Сирахова, где сказано: «Человек ученый знает много, и многоопытный выскажет знание. Кто не имел опытов, тот мало знает; а кто странствовал, тот умножил знание» (Сир 34:9–10). Составленная из двух цитат характеристика человека, которому «хвалении имѣти подобаеть» (то есть того, кого нужно уважать) содержит три связанных друг с другом качества: разумность — способность к пониманию; мудрость — следствие приобретенного опыта; ученость — результат приобретения знания. Это качества, необходимые начальствующим особам как в Церкви, так и в миру, поскольку в цитате из Второзакония говорится о начальниках народа иудейского, которые должны прийти на смену Моисею.

Все эти качества Ф. Карпов находит в митр. Данииле. Или же долг вежливости заставляет его так писать. Более того, заменяя «испытанных» на «ученых», Карпов вновь возвращает читателя к Посланию св. Климента к апостолу Иакову, где, со слов еп. Климента, апостол Петр объясняет свой выбор преемника: «Когда он сказал это, я, простершись, умолял его не давать мне достоинства и власти престола. И он ответил: „Об этом не проси меня; ибо этому определено быть, тем более оттого, что ты отказываешься; ибо на этом престоле следует сидеть не беззрассудно вожделевающему, но мужу святого нрава и просвещенному учением“» [Послание Климента Римского].

Но еще важнее, на наш взгляд, та перекличка, которая существует между вводной частью и частью основной, поскольку там Карпов пишет: «…нынѣ умъ строптивы злыхъ не поучается ползу чинити». Соответственно, можно говорить о том, что в вводной части Карпов посредством «составной» цитаты называет качества идеального пастыря (не только церковного, но и светского пастыря — начальника), а в основной части пишет о том, что не видит этих качеств в тех, кто живет «в наши времена».

В самом начале следующей фразы Послания митр. Даниилу обращает на себя внимание выражение «не оскудѣеть отвнутрь сердца моего любовь». Понять ее помогает обращение все к тому же Посланию св. Климента, где есть такие строки:

«Истинно облекшиеся во Христа, изобразили подобие Его в уме своём, во всей жизни своей и во всём поведении своём, в словах, делах, в терпении, в добродетели, в познании, в чистоте, великодушии, в сердце чистом, в вере, надежде, в любви полной и совершенной к Богу» [Послание Климента Римского]. Соответственно, Ф. Карпов, используя выражение «не оскудѣеть отвнутрь сердца моего любовь», говорит: «до тех пор, пока я настоящий христианин», что перекликается с тем, как характеризовал обязанности христианина преп. Иосиф Волоцкий:

Прежде всего «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим» (Лк 10:27), и да не отлучит тебя от любви этой «ни смерть, ни жизнь… ни настоящее, ни будущее» (Рим 8:38). Постарайся сделать все обычаи свои и нравы и дела угодными Ему, будь праведным, мудрым, утешителем скорбящих, питателем нищих, принимай странников, защищай обижаемых, будь благоговейным в общении с Богом и приветливым с людьми, терпеливым в напастях, не досаждай, будь щедр, милостив, в ответах сладок, кроток, не желай славы, не будь лицемерным, но будь чадом Евангелия, сыном Воскресения, наследником жизни, не златолюбцем, не осуждающим, а часто молящимся, скорбящим о грехах, веселящимся о Боге, алчущим, жаждущим, смиренным, долу поникшим, умом же к небу простирающимся [Иосиф Волоцкий, 2011, 233–234].

Соответственно, когда в той же фразе Ф. Карпова, которая начинается выражением «не оскудѣеть отвнутрь сердца моего любовь» мы читаем далее: «добродетелями всеми твоими, как и словами послания твоего светлейшего, поучаюсь», то все эти добродетели нет нужды перечислять: в Послании св. Климента и «Просветителе» преп. Иосифа Волоцкого они все названы. А поставленное перед «любовью в сердце» пожелание «не оскудеет» отсылает читателя к той части Третьей книги Царств, в которой повествуется о пребывании пророка Илии в Сарепте Сидоноской в дни засухи и голода:

И встал он и пошел в Сарепту; и когда пришел к воротам города, вот, там женщина вдова собирает дрова. И подозвал он ее и сказал: дай мне немного воды в сосуде напиться. И пошла она, чтобы взять; а он закричал вслед ей и сказал: возьми для меня и кусок хлеба в руки свои. Она сказала: жив Господь, Бог твой! у меня ничего нет печеного, а только есть горсть муки в кадке и немного масла в кувшине; и вот, я наберу полена два дров, и пойду, и приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это и умрем. И сказал ей Илия: не бойся, пойди, сделай, что ты сказала; но прежде из этого сделай небольшой опреснок для меня и принеси мне; а для себя и для своего сына сделаешь после; ибо так говорит Господь, Бог Израилев: мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю. И пошла она и сделала так, как сказал Илия; и кормилась она, и он, и дом ее несколько времени. Мука в кадке не истощалась, и масло в кувшине не убывало, по слову Господа, которое Он изрек чрез Илию.

Этот образ последней горсти муки перекликается со словами основной части Послания Ф. Карпова:

Никоторый порокъ не скуденъ и грѣхъ похотный, от него же дѣло опщее человеческое падаеть. Много нынѣ в мирѣ в наши времяна льстей и лукавьствы; нынѣ кто вредил перваго, хощеть мощи вредити и втораго; нынѣ умъ строптивы злыхъ не поучается ползу чинити, но и не боиться беспамятенъ взятаго быти добра; въздати радуется человекъ лукавый за медъ яд, за плод пеню, за благость лесть.

Ветхозаветная дихотомия (с одной стороны — голод как наказание за грехи, с другой — пища, даруемая верой) воспроизводится в современности как «неоскуде-ние порока», преодолеваемое «неоскудением любви». Проводником веры в Третьей книге Царств выступает пророк Илия, проводником «любви» — адресат Карпова митрополит Даниил, который в своем Поучении использовал тот же образ сердца человека как выражение его истинных добродетелей или пороков: «Богъ бо, рече, на сердце зрить, человѣк же — на лице; и сердечная убо умышления знаема суть Богу…» [Поучение Даниила, 2000].

Следующая фраза Послания написана простым разговорным языком и, на наш взгляд, не содержит скрытых цитат. А затем мы встречаем выражение «великая скорбь», которой автор, по собственному признанию, «одержим». Если «перебросить мостик» к выражению «не оскудѣеть отвнутрь сердца моего любовь», то легко увидеть, что Ф. Карпов отсылает читателя ко 2-му Посланию к Коринфянам св. апостола Павла, где есть такие строки: «От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» (2 Кор 2: 4).

Но утверждать с уверенностью, что «великая скорбь» Ф. Карпова — такого же рода, что и в Послании ап. Павла, нельзя. Это выражение широко используется в библейских текстах. Так, в Евангелии от Матфея оно использовано в контексте скорого конца света: «Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет, тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни! Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу, ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет» (Мф 24:15–21). В Ветхом Завете выражение «великая скорбь» встречается в книге Иудифи, в Третьей книге Ездры, дважды — в Первой книге Маккавейской.

Отдельно стоит отметить выражение «великая скорбь» в Откровении св. апостола Иоанна Богослова, поскольку там оно помещено в контекст обличения Иезавели: «И Ангелу Фиатирской церкви напиши: так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный, и ноги подобны халколивану: знаю твои дела и любовь, и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых. Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, Я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих» (Откр 2:18–23).

Если допустить, что Послание митр. Даниилу написано Ф. Карповым между 1533 и 1539 гг. (о возможности такого допущения — ниже), то велик соблазн состояние «великой скорби» автора как-то связать с неприятием действий вдовы великого князя Василия III Елены Глинской. «Любодействие» великой княгини — ее близость с боярином И. Ф. Овчиной Телепневым Оболенским. Но, во-первых, словосочетание «великая скорбь» в силу его распространенности не может служить точным указателем на какое-то место в Библии. А во-вторых, у Ф. Карпова между 1534 и 1538 гг. не было причин быть недовольным положением при дворе великой княгини. В январе 1536 г. Карпов участвовал в переговорах с претендентом на казанский престол Шигалеем, как до этого, в 1531 г., он вел переговоры от имени великого князя Василия Ивановича с послами казанского царя Сафа-Гирея [ПСРЛ: Никоновская, 1904, 54–55, 103]. В следующем, 1537 г., он получил чин оружничьего и, как отмечал А. А. Зимин, «сделался одним из наиболее доверенных лиц при дворе Елены Глинской» [Зимин, 1956, 161]. Об этой близости, по мнению Зимина, помимо нового чина, свидетельствует сообщение Постниковского летописца о передаче на попечение Ф. Карпова сына князя Андрея Старицкого — Владимира: «И князь Ондрей приехал к Москве. И князь великий Иван Васильевич и великая княгини Елена велели его поимати. И посадили его в полату в Набережную з дворца июня 1 день, в суботу, на канун заговейна Петрова. А княгиню его посадили в Берсеневской двор, где сидела Шемячичевская княгини з дочерьми. А сына его князя Володимера дали Федору Карпову. А сыну княж Ондре-еву тогды от рода два года. И у Федора у Карпова княж Ондреев сын побыл немного, и у Федора его взяли да к матери же его посадили в тын» [ПСРЛ: Постниковский, 1978, 25–26]. Но, видимо, следует иметь в виду и то, что Карпов мог, продвигаясь по службе, тем не менее быть недовольным общим положением в стране.

Следующий фрагмент Послания митр. Даниилу содержит единственную во вступлении прямую отсылку к библейскому тексту: «…но время належит рыданию, не бо плачевнаа книга Иеремѣина толикихъ рыданий исполнена быти можеть, елико моа худая епистолиа». В Книге пророка Иеремии «рыдание» (в разных формах этого слова) встречается тринадцать раз. И как минимум три фрагмента можно соотнести с основной темой Послания Федора Карпова — тому, какой должна быть власть в государстве. Вот эти фрагменты:

Посему препояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева Господня не отвратится от нас. И будет в тот день, говорит Господь, замрет сердце у царя и сердце у князей; и ужаснутся священники, и изумятся пророки (Иер 4:8–9).

Рыдайте, пастыри, и стенайте, и посыпайте себя прахом, вожди стада; ибо исполнились дни ваши для заклания и рассеяния вашего, и падете, как дорогой сосуд. И не будет убежища пастырям и спасения вождям стада. Слышен вопль пастырей и рыдание вождей стада, ибо опустошил Господь пажить их (Иер 25:34–36).

Бегите из среды Вавилона и спасайте каждый душу свою, чтобы не погибнуть от беззакония его, ибо это время отмщения у Господа, Он воздает ему воздаяние. Вавилон был золотою чашею в руке Господа, опьянявшею всю землю; народы пили из нее вино и безумствовали. Внезапно пал Вавилон и разбился; рыдайте о нем, возьмите бальзама для раны его: может быть, он исцелеет (Иер 51:6–8).

Состояние «рыдания» — горя и плача — в этих фрагментах связано с «беззаконием», воцарившимся в обществе, распадом системы управления и бедствиями, поразившими «царя, князей и священников». Если искать события, которые могли бы вызвать такое настроение у Ф. Карпова, то в первую очередь следует обратить на те, что сопровождали борьбу за власть, развернувшуюся сразу после похорон великого князя Василия Ивановича. Начало этим событиям было положено арестом брата Василя III Юрия Ивановича Дмитровского «спустя неделю после смерти великого князя» [Шапошник, 2014, 28]. В начале 1534 г. был арестован боярин А. М. Шуйский. Из Москвы в Новгород были отосланы входивший в состав Думы князь Б. И. Горбатый и член регентского совета при малолетнем Иване IV М. С. Воронцов2. В августе того же года, после бегства в Литву С. Ф. Бельского, был арестован еще один член регентского совета — дядя царицы М. Л. Глинский. В заключение попали князь И. Ф. Бельский и князь И. М. Воротынский, а также два его сына. В 1537 г. в тюрьму был заключен еще один дядя Ивана IV — Андрей Иванович Старицкий, в том же году скончавшийся в заточении. А в апреле 1538 г. внезапно скончалась мать царя — Елена Глинская. Вслед за этим был арестован ее фаворит князь И. Ф. Овчина Оболенский. Начался новый виток борьбы за власть.

Какие из этих событий могли привести автора к настроению «рыдания», мы не знаем. Возможно, общее состояние власти в период обострения противоборства придворных группировок вызвало у Ф. Карпова ощущение «беззаконности» всего того, что происходило у него на глазах. Но, возможно, состояние горести и бессилия было связано с неприятием действий власти в какой-то из конкретных периодов противоборства: либо 1533–1534 гг., либо 1537–1538 гг.

Еще одно высказывание обозначено в Послании митр. Даниилу как прямая цитата, но без указания авторства: «аще хощеши, рече, иного да млъчить — первие самъ умлъчи». Оборот «рече» — «сказано» постоянно использовался (наряду с другим оборотом — «писано») в литературе тех лет как отсылка к текстам Священного Писания и творениям отцов Церкви. Два примера: прп. Максим Грек в «Повести о Савонароле» пишет: «Блаженъ мужь, — рече, — разумѣваяй на нища и убога» [Максим Грек: Повесть о Савонароле, 2000], отсылая читателя к 40-му псалму. А прп. Нил Сорский в послании Григорию Тушину пишет: «Речено бо есть отцы, яко от гордыня ражаются хулныя помыслы» [Нил Сорский: 4 послания].

Следуя этой логике, А. И. Клибанов предложил в качестве возможных источников высказывания «аще хощеши… иного да млъчить — первие самъ умлъчи», фрагмент из Книги Екклесиаста: «время молчать, и время говорить» (Еккл 3:7) или же еще один, из Книги Амоса: «Поэтому разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время» (Ам 5:13) [Клибанов, 1996, 207–208]. Оба этих высказывания посвящены пользе молчания в определенное время, но в них нет посыла: молчи, чтобы молчали другие. Гораздо ближе по смыслу к тому, что имел в виду Карпов, высказывание, содержащиеся в «Пчеле» и приписанное Плутарху: «Если хочешь, чтобы тебя окружало молчание, ни с кем не говори. Как же ты потребуешь от кого-либо обещания молчать, если сам не будешь сдерживаться?» [Пчела, 2014, 51]. Перевод «христиано-языческого» флорилегия Максима Исповедника VII в. [Доброцветов, 2010, 15–16], принято датировать концом XII или начлом XIII вв. [Творогов, 1987, 385]. К XVI в. различные редакции «Пчелы» были широко распространены в России и служили источниками для цитат при составлении собственных текстов. Возможно, Ф. Карпов обратился к «Пчеле» в поисках одной из опорных цитат, сократив две фразы «Пчелы» до одной.

Но можно предложить и еще одну версию скрытой цитаты. Дело в том, что в трагедии Сенеки «Федра» главная героиня произносит фразу: «Тот, кто молчанья хочет, пусть и сам молчит» [Сенека, 1986, 331]. Может ли Сенека быть цитирован средневековым христианским автором, да еще со столь недвусмысленным сопровождением «рече» — «сказано»? Да, может. В средневековой христианской традиции считалось, что Сенека переписывался с ап. Павлом, симпатизировал ему и пользовался ответным благорасположением. Легенда о том, как возникла эта переписка, подробно исследована в XIX — нач. ХХ в. [Лебедев, 1883, 115–141; Тареев, 1895, 32–48; Глубоковский, 1908, 503–532]. И у нас нет повода сомневаться в том, что в XVI в. эта переписка считалась подлинной, а Сенека воспринимался как автор, близкий христианству, то есть имел статус почти равный тому, какой был у Аристотеля.

Можно привести несколько рассуждений (более близких к догадкам, чем к аргументам) на тему, почему фраза «аще хощеши… иного да млъчить — первие самъ умлъчи» — это цитата из «Федры» Сенеки, а не из «Пчелы». Первое: фразы из «Федры» Сенеки и из Послания митр. Даниилу Ф. Карпова очень близки по смыслу (хотеть молчанья — молчать), по структуре (хочешь чего — подай пример) и интонационно (императив). В цитате из «Пчелы» смысл тот же, но иная структура: два предложения, первое из которых задает тему, а второе эту тему развивает. Кроме того, в цитате из «Пчелы» повелительное наклонение в первом предложении дополнено вопросом во втором.

Еще одно соображение связано с тем, что цитату из «Пчелы» невозможно трактовать как аллегорию. А цитата из «Федры» такую возможность дает. Действие «Федры» начинается в тот момент, когда правитель Афин Тесей находится в Аиде (для всех он — умер), а городом правит его вторая жена Федра — критянка (то есть иностранка), мать его двух сыновей. В конце пьесы, по возвращении Тесея из Аида, Федра, влюбившаяся в молодого Ипполита (первого сына Тесея), погибает. Сопоставление Федры с Еленой Глинской — вдовой Василия III, иностранкой, матерью двух сыновей и правительницей Московского государства — для тех, кто знаком с трагедией Сенеки, напрашивается. И при таком сопоставлении немедленно всплывает «грех Федры» — преступная любовь к Ипполиту как аллегория связи Елены Глинской с князем И. Ф. Овчиной Оболенским. Не это ли имел в виду Ф. Карпов, когда писал в начале своего Послании митр. Даниилу: «Никоторый порокъ не скуденъ и грѣхъ похотный, от него же дѣло опщее человеческое падаеть»?

Итогом представленного выше анализа вводной части Послания митрополиту Даниилу Ф. И. Карпова может быть вывод о том, что в этом тексте есть два смысловых слоя. Первый слой — поверхностный: автор отдает должные похвалы своему адресату и извиняется за краткость своего послания, указывая на две причины такой краткости. Обе причины обозначены намеками: а) не время рассуждать — время скорбеть, и б) в такое время лучше не высказывать свои мысли и не побуждать к тому собеседника. Уже этот — поверхностный — смысловой слой дает основание для двух предположений. Первое из них — о том, что «пресветлейшая епистолия» митр. Даниила к Ф. Карпову, в ответ на которую тот пишет свое Послание, была большого объема. И Карпову приходится извиняться за то, что он пишет коротко. Первое извинение содержится во вступительной части. Второе — в части основной, ближе к концу Послания: «Сиа прочетши, и добрѣ уразумѣвъ, доволнѣ отвѣщано быти узриши. Множай-ша тебѣ о семъ существѣ сложил бы, аще бы любезное и плодовитое было лѣто, в нем же въ птичьихъ пѣснехъ писати услажаеть писца. Нынѣ же врази животу — мраз, студен снѣгь и дымъ разумъ смущають, перъсты стѣсняють, очи слезити понужають, чернило мръзнеть, харатью сажею опорачают, коя вся писцу спротивна быти видятся». Судя по всему, Карпов сам считает невежливым отвечать на объемное послание митрополита достаточно кратким письмом и поэтому множит извинения.

Второе же предположение — о том, что «великая скорбь», о которой пишет Ф. Карпов, не связана с его личными переживаниями. Его печалит то, что происходит в стране. Мысли его таковы, что он не решается высказать их в полном объеме, прямо и откровенно. Понять «строй» этих мыслей помогает второй — глубинный, аллегорический — смысловой слой, выявляемый при расшифровке скрытых цитат. И здесь мы видим, что используемые автором аллюзии на библейские тексты, в сочетании с возможной цитатой из «Федры» Сенеки, формируют определенный образ того, что происходит в стране. Обозначим их:

• 1.    Использование речевых оборотов, близких к тем, что есть в Послании св. Климента, указывает на состояние «перехода власти», поскольку Послание св. Климента написано для объяснения того факта, что именно он, еп. Климент, становится преемником св. Петра в христианской общине Рима. В таком состоянии «перехода власти» Россия находилась с декабря 1533 г., после смерти Василия III, и до января 1547 г., когда состоялось венчание на царство Ивана Васильевича. Послание Карпова могло быть написано только в то время, когда митр. Даниил занимал митрополичью кафедру, то есть до февраля 1539 г. У нас нет прямых подтверждений того, что Послание митр. Даниилу написано Карповым во временном отрезке между декабрем 1533 и февралем 1539 г. Но состояние «великой скорби» и «рыдания», о котором пишет автор, в сочетании с отсылкой к переходному характеру власти заставляют думать о том, что библейские цитаты подобраны не случайно. Видимо, автора крайне тревожило и печалило то, что происходило при великокняжеском дворе.

• 2.    Обращение ко Второзаконию и к содержащейся там характеристике «мудрых» и «разумных» мужей должно было почеркнуть роль, которую играют в государстве те, кто находится у власти. Попытка «вразумить» этих «мужей» становится актуальной с декабря 1533 г., когда началась борьба за власть внутри регентского совета, а также между регентским советом и теми, кто составлял круг доверенных лиц Елены Глинской.

• 3.    Прямая отсылка к Книге пророка Иеремии содержит в себе непосредственную угрозу «пастырям» и «вождям стада», допустившим «беззаконие» в своей земле. Ф. Карпова волнует не только то, что происходит при великокняжеском дворе, но и то, как противоборство в элите сказывается на судьбе страны и народа.

• 4.    Скрытая цитата из трагедии Сенеки «Федра», возможно, указывает на источник «беззакония» — «грех похотный» из текста основной части Послания.

Если наши рассуждения верны, то получается, что Послание митрополиту Даниилу написано Ф. И. Карповым в одну из зим 1530-х гг. Фраза «Нынѣ же врази животу — мраз, студен снѣгь и дымъ разумъ смущають, перъсты стѣсняють, очи слезити понужають, чернило мръзнеть, харатью сажею опорачают, коя вся писцу спротивна быти видятся», на наш взгляд, не содержит в себе аллегории, как полагала Кимеева [Кимеева, 1953, 228]. Это прямое и ясное указание на то время года, когда послание было написано. Если попытаться несколько сузить временные рамки, то это одна из пяти зим между декабрем 1533 г. и февралем 1538 г. В этом послании государственный деятель, карьера которого в эти годы успешно развивается, чередой намеков дает понять своему адресату, что он видит угрозы потрясений, возникающие из того, как ведут себя представители правящего слоя. А в самом конце основной части Послания Карпов даст развернутую характеристику пороков, которые свидетельствуют о том, что «мир во зле лежит». И там он использует тот же прием прямых и скрытых цитат — из библейских текстов в сочетании с текстами другого античного автора, Овидия.

Судя по вступительной части Послания, Ф. И. Карпов видел в митр. Данииле своего единомышленника, по крайней мере в том, как следует оценивать поведение Елены Глинской и тех, кто ее окружает. Но высказать прямо он этого не мог: пострадала бы карьера (это как минимум) и его самого, и его адресата. Поэтому он и пишет о молчании (умолчании) не только своем — но и того, с кем он ведет такой сложный диалог. Но ему было важно установить контакт с собеседником, указать на возможную близость их взглядов. Это было необходимо потому, что в основной части Послания он вступал в полемику со взглядами митр. Даниила по очень существенным вопросам характера, целей, задач и методов государственного управления. И основная цель вступления к Посланию — показать, что в главном — в оценке современного состояния страны — они согласны, и тем самым обеспечить доброжелательное отношение адресата.