Биографический метод в исследовании социального самочувствия карельских активистов

На механизмы идентификации людей существенное влияние оказывали этносоциальные и политические процессы последних 30 лет, тенденции глобализации. Преобладание тех или иных форм этнической идентичности можно рассматривать в качестве инди-

катора социального самочувствия различных этнических общностей [15: 1118–1119]. По данным переписи населения 2002 года, в Российской Федерации численность карелов составляла более 93 тыс. чел. К 2010 году она сократилась: в 2010 году насчитывалось около 61 тыс. чел. В России карелы расселены в основном на терри- тории Республики Карелия и в Тверской области. По состоянию на 2010 год в Карелии проживали 45 570 тыс. представителей карельского этноса, или 7,4 % от общей численности населения края1. Языковая ситуация в Республике Карелия продолжает определяться доминированием русского языка. Языковой сдвиг у карелов с переходом от русско-карельского двуязычия к русскому моноязычию зафиксирован в более ранних исследованиях [11: 51–52].

Цель настоящей статьи заключается в раскрытии потенциала биографического метода для изучения этнической идентичности и социального самочувствия карельских активистов. Значимость указанной исследовательской перспективы обусловлена стремительным сокращением численности карельского этноса. Основное внимание будет уделено описанию эмпирической базы и методологии исследования, а также результатам: выявлению маркеров идентичности, характерных для современных этнических активистов, их места в структуре идентичности. Центральным сюжетом является раскрытие социально-психологических проблем, обнаруженных в ходе интервью.

Карельскими активистами в данной статье называются люди, которые идентифицируют себя с карелами и занимают активную позицию в деле сохранения карельского языка и культуры (руководители и сотрудники культурных учреждений, а также люди, вовлеченные в этнокультурную деятельность).

ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР

Научную литературу по теме статьи условно можно разделить на два блока: посвященную качественным методикам (биографическому интервью, нарративному анализу, глубинному интервью и др.) и связанную с изучением феномена этничности и этнических процессов.

Методу биографического интервью посвящено множество публикаций А. С. Готлиб, И. Ф. Де-вятко, Е. Ю. Рождественской, Е. Штенберга, и др. Осваиваются его возможности в рамках виртуальной этнографии (см. специальный выпуск журнала «Этнографическое обозрение». 2020. № 1). В региональных антропологических и этносоциологических работах этот метод также получил развитие (статьи И. Ю. Винокуровой, С. Э. Яловицыной).

Биографическое интервью предполагает изучение жизни человека в ее динамике и в выбранной собеседником последовательности изложения событий (то есть в соответствии с внутренней упорядоченностью, например, хронологизация жизни посредством профессио- нального становления). Биографический рассказ отражает взгляд человека на его жизнь и события вокруг него, дает возможность осмыслить и переосмыслить жизненный путь во время беседы [16: 7, 21–27].

Интервью протекает как обычный разговор, но имеет специфическую структуру. Существенное влияние на ход беседы оказывает умение исследователя активно слушать, чтобы совместно с собеседником приблизиться к сути проблемы. Помогает в этом ряд инструментов: вводный, отслеживающий, конкретизирующий, прямой, косвенный, структурирующий вопросы, вопросы-интерпретации, молчание или высказывание мнения как способы побудить собеседника продолжить диалог [8: 134–135].

После сбора данных задача исследователя заключается в том, чтобы редуцировать комплексность высказываний до смысловых единиц. В процессе интерпретации транскрибированного интервью уделяется внимание обнаружению противоречий в высказываниях и событиях биографии. Подобные неувязки связаны со спецификой восприятия и памяти, с одной стороны, с развитием общества и отношениями между людьми, которые всегда будут противоречивы, – с другой. В противоречиях заметно влияние социума относительно ожиданий от индивида [20: 132]. Кроме того, в исследованиях культурной памяти (А. Ассман, Я. Ассман, П. Нора, М. Хальбвакс и др.) подчеркивается значимость коллективной памяти в процессе идентификации (функциональной в терминологии А. Ассман). Человек вписывает свой опыт в социальные рамки или ожидания референтной группы. Подобный процесс не всегда происходит гладко. Однако, несмотря на возможные противоречия, он необходим для легитимации собственной этнической идентичности [1: 54–59]. Для лидеров общественного мнения, активистов наличие «памяти сообщества» особенно актуально. Все эти факторы воздействуют на социально-психологические характеристики личности и отражаются в его или ее речи. В статье особое внимание уделено соотношению ценностных установок, проговариваемых в интервью, и поведению.

Проблематика этнической идентичности (эт-ничности, этнического самосознания) оказалась в центре внимания представителей целого ряда дисциплин гуманитарного профиля (Б. Андерсон, Ф. Барт, Ю. В. Бромлей, Н. Б. Вахтин, М. П. Губогло, Л. М. Дробижева, С. В. Соколовский, Т. Г. Стефаненко, В. А. Тишков, Э. Хобсба-ум, R. Jenkins и др.). Наиболее дискуссионным в российском научном пространстве является вопрос о природе этнической идентичности и, соот- ветственно, об исследовательских подходах к ее анализу2. Независимо от подхода, исследователи сходятся во взгляде на идентичность как процессуальный и ситуативный феномен [6: 132]. Признание пластичности феномена привело к его многозначности, в связи с чем, например, Р. Брубейкер предлагал использовать термин «самопонимание» как возможную альтернативу понятию «идентичность» [2: 95]. Автору статьи также близко понятие «этническое самочувствие» как часть социального самочувствия. Этническое самочувствие понимается здесь как комплекс субъективных ощущений, отражающих степень комфорта человека в его взаимодействии с идентифицируемой этнической группой. Понятие «этническая группа» интерпретируется вслед за Л. М. Дробижевой по принципу самоотнесе-ния к ней на основе тех или иных признаков [6: 223].

В Карелии массовые этносоциологические исследования Е. И. Клементьева, А. А. Кожанова, В. Н. Бирина с конца 1960-х годов обозначили широкий спектр исследовательских вопросов3. Этнические и языковые установки российских карелов исследовались преимущественно на основе количественных методов с привлечением экспертных интервью [10], [11], [21]. Ряд исследований сравнивают этноязыковую ситуацию в Карелии с положением в других республиках России или с положением вепсов, карелов, финнов, русских внутри региона [3], [11], [12], [14], [15], [19], [22].

Биографический метод в исследовании карельской идентичности позволит учесть особенности личности и процессы, которые в массовых опросах, как правило, ускользают из виду.

ЭМПИРИЧЕСКАЯ БАЗА ИССЛЕДОВАНИЯ

И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ДАННЫХ

Эмпирическую базу составляют материалы биографических интервью с карелами-горожанами разного пола, возраста и социальнопрофессиональных групп. Способом получения информации был избран метод биографических проблемно ориентированных интервью. Это означает, что на определенном этапе беседы мною конкретизировались некоторые вопросы, связанные с этнической и языковой биографией. Например, при описании детства я могла уточнить, какой язык использовали в семье, был ли момент в жизни информанта, когда он или она осознал себя карелом. Ориентация на конкретную тему актуализировала разговор об этничности. Отметим, что группа экспертов не нуждалась в нарративном импульсе.

Интервью проводились в республиканском центре Карелии – г. Петрозаводске, в крупных населенных пунктах, входящих в состав «национальных» районов Карелии. Всего опрошено 13 мужчин и 27 женщин. Группа активистов составила 17 человек – 6 мужчин и 11 женщин. Преимущественно это были руководители или члены общественных карельских организаций, журналисты национальных СМИ. Средний возраст составил 44 года. Свой уровень владения карельским языком собеседники оценили как высокий (9), средний (5); не владели карельским языком три активиста.

Одна из сложностей, с которой может столкнуться исследователь, применяя биографический метод, это существование ожиданий и стереотипов у информантов от исследователя. В этом смысле показательным является разговор с карелкой в г. Костомукше: «Я городской житель. И, к сожаленью, даже язык <...> в основном вас это интересует? Я не говорю по-карельски. Но я понимаю» . Имея представление о месте моей работы, собеседница выбрала именно языковую тематику для интервью, также подготовив информацию генеалогического характера о своей семье и «карельских корнях». Схожее начало разговора было в Петрозаводске: «– А почему вы считаете, что не подходите? – Ну, я так предполагаю, что вы проводите исследование носителей карельского языка» .

После записи аудиоинтервью с соблюдением этических принципов (о записи все собеседники предупреждались заранее), производилось транскрибирование. При необходимости в тексте отмечались эмоциональные реакции собеседника или, наоборот, длительные паузы. Структурирование полученных текстовых данных велось посредством процедур обоснованной теории. Это означает редуцирование, сведение анализируемых фрагментов текста до четких категорий в соответствии с задачами исследования [16: 38–39], [20: 132].

Вспомогательным инструментом анализа стал метод включенного наблюдения на нескольких этнических мероприятиях в Карелии, опрос участников посредством стандартизированной анкеты.

Фокус на микроуровне, на уровне личных практик ограничивает возможность переноса результатов на уровень генеральных совокупностей, однако отражает определенные тенденции, которые могут быть использованы при социальном прогнозировании этноязыковой ситуации (о возможностях социального прогнозирования в качественной социологии см., напр., [17]). За пределами пристального внимания останется институциональный уровень проблематики, тема языковой политики.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

• 1.    Этнические активисты – специфическая группа, в структуре идентичности которых этническая компонента занимает существенное место. В силу их профессиональной, общественной деятельности этническая идентичность чаще становится предметом рефлексии. Считается, что данная социальная группа обладает высоким уровнем самосознания, хорошо знает язык и особенности культуры своей этнической группы. В ходе кодирования было обращено внимание на категории «родной язык», «карельский язык», которые рассматривались не с точки зрения лингвистики, а как маркер «карельскости».

• 2.    В ходе анализа текстов интервью с этническими активистами были выявлены значимые маркеры идентичности: карельский язык; место рождения; «карельские» черты характера, такие как спокойствие, упрямство, замкнутость, скромность, честность, гостеприимство, трудолюбие и чистоплотность (подробнее см. [13]). Карельским активистам присуща позитивная этническая идентичность, которая описывается в терминах гордости от осознания себя карелом или карелкой.

• 3.    Беседа о карельском языке раскрыла противоречия личностного характера. Карельский язык наделяется активистами высокой ценностью. В то же время не все из опрошенных владели карельским языком на высоком уровне (на основе самоописания). По сравнению с 2013 годом данные мониторинга 2019 года демонстрируют рост доли карельских активистов с 36,1 до 39,1 %. Они «помолодели» за счет 30–49-летних. При этом в данной возрастной группе свободно владеют карельским языком 20,2 %, понимают отдельные слова 35,3 %⁴. Приведу фрагмент интервью с лидером одной из общественных организаций указанной выше возрастной группы:

• 4.    Известно, что даже в случае ослабления у этнического языка функции общения или ее отсутствия вообще именно он остается признаком этнической идентичности. В такой ситуации значение имеет не «реальное использование этни-

• ческого языка, а желаемое языковое поведение» [5: 81]. В нашем случае разрыв между установками и языковым поведением имеет определенные психологические последствия.

• 5.    Пристальное внимание средств массовой информации, представителей культуры, власти и научного сообщества к языку как основному маркеру этнической идентичности закрепилось в сознании информантов. Траектории национальной политики в крае создали ситуацию, в которой мои собеседники старшего и среднего поколения не имели возможности получить образование на родном языке в школе или университете, в быту карельский язык считался непрестижным. В перестроечное время карельский язык ввели в общеобразовательные программы. Однако молодое поколение карелов рассказывало о невысоких языковых компетенциях по причине незначительного числа часов, отводящихся на изучение языка, отсутствия необходимости и мотивации в изучении карельского языка для повседневного взаимодействия (подробнее о ситуации преподавания родных языков см., напр.: [7], [9]).

• 6.    Это привело к тому, что карельский язык продолжает рассматриваться активистами как объективный признак группы. При этом сферы его использования сужаются: даже в профессиональной деятельности наблюдается переход от двуязычия к русскому моноязычию. Как сказал один из собеседников, владеющий карельским языком на высоком уровне:

• 7.    Данное противоречие приводит к чувству неполноценности, в интервью состояние описывается в терминах ущербности ( «Я чувствую ущербность свою, потому что не знаю языка» )⁵. Для устранения подобного дискомфорта актуализируются иные способы идентификации: место рождения (свое, родственников), этническая идентичность родителей, черты характера, которые описываются как «карельские». Подобные стратегии были отмечены психологами: в ситуации кризиса человек может опирать-

• ся на разные виды идентичности, однако чаще выбирает идентификацию с малой группой [18: 149]. В данном случае это самоотнесение с семьей и регионом.

• 8.    Рассматриваемый комплекс усиливается небольшим числом людей, готовых взять на себя роль лидера. В биографических интервью, а также во время наблюдения на одном из этнически ориентированных мероприятий подчеркивалось выгорание от общественной нагрузки, несоразмерность вложенным силам финансовой и эмоциональной отдачи ( «много-станочность активистов», «делаем для чувства собственного достоинства», «нет востребованности языка», «инициативы принадлежат самым обычным людям», «социальные институты не отвечают современным запросам», «нет энергообмена, ни денег, ни эмоционального удовлетворения особо» и др.), иногда подчеркивается отсутствие обратной связи с органами власти. Последнее социологи связывают с потенциально конфликтогенной ситуацией. Сам по себе конфликт – динамическое социальное явление, которое определяется сцеплением различных и далеко не всегда предсказуемых переменных. При этом некоторые авторы, исследующие данную проблематику, подчеркивают значимость такого фактора, как наличие или отсутствие доверия представителям разных ветвей власти, общие или противоположные интересы между группами [4: 253], [15: 1125].

«И поэтому, конечно, для меня самое проблемное – это незнание языка. То есть потому что мы всегда занимаемся продвижением культуры – мы там ремесла, всё, а язык у нас западает как раз в связи с этим. Конечно, я пыталась учить, ну, финский учили в школе. Как бы и на карельский я ходила, на какие-то курсы, кружки. Но вот я уже понимаю более-менее, когда говорят по-карельски, но вот говорить как-то никак не могу…».

«То есть я вот не могу, обосновываю это тем, что я сам не могу сейчас найти как бы варианта, где и как использовать карельский язык».

Таким образом, когнитивный компонент этнической идентичности (знание этнодифференцирующих признаков, отвечает за формирование представлений об этносе, включая язык) вступает в противоречие с поведенческим элементом и оказывает влияние на аффективный компонент этнической идентичности, который состоит из эмоциональной оценки собственной этнической группы и своего места в ней.

ВЫВОДЫ

Несмотря на то что языковой критерий считается наиболее надежным основанием этнической идентификации человека, прямого соответ- ствия между языком и этносом нет. Современные этнические, миграционные процессы и глобализация, пересмотр научной парадигмы внесли коррективы в понимание этнических феноменов. Вместе с тем в настоящее время в Карелии сохраняется точка зрения о прямой корреляции между количеством говорящих на карельском языке людей, численностью карельского этноса и этнической идентичностью. Согласно проведенному анализу, карельский язык остается одним из значимых маркеров этнической идентичности карелов в целом и активистов в частности. Во время бесед язык становился одним из основных сюжетов, вокруг которого строилась «этническая» биография. При этом карельский язык часто не является средством общения, а представляет собой ресурс, имеющий символическую ценность, рассматривается как элемент культурного наследия.

Установка на владение карельским языком не всегда соответствует языковому поведению. В анализируемой социальной группе эти процессы обострены и влияют на социально-психологическое состояние этнических активистов, приводя у некоторых из них к внутриличност-ным противоречиям. Дополнительным фактором признается отсутствие новых лидеров, профессиональное выгорание, изменения в образовательных стандартах, отсутствие государственного статуса у карельского языка.

Таким образом, статья сконцентрирована на конкретной социальной группе, дополняет и углубляет представления об этнических процессах в Карелии, а также дает возможность для будущего сопоставительного анализа с ситуацией в других полиэтнических регионах.