Бусина из бивня мамонта: следы продолжительного износа (отдельные тезисы по результатам эксперимента)

Бусины – категория вещей, которую сложно оставить без внимания. На протяжении последних четырех десятков лет западными специалистами проделана значительная работа, раскрывающая эвристический потенциал этих миниатюрных предметов. И отдельно взятые изделия, и их собрания на данный момент представлены универсальными инструментами кодировки и трансляции социальной, историко-культурной, экономической, лингвистической, антропологической информации. Тому способствуют их основные свойства/характеристики, выделяющие их из ряда подходящих для той же роли «инструментов»: долговечность, стандартизация, индивидуальная и количественная презентабельность, «себестоимость», мобильность, рекомбинируемость и т. п. ( Kuhn, Stiner , 2007; Stiner , 2014).

В отечественной археологии интерес к данным предметам представлен пока слабо. Отечественные специалисты, как правило, обращают внимание на презентацию типологического разнообразия, технологическую специфику получения бусин, реже на рассмотрение практики их утилизации, реконструируемой по следам износа ( Питулько и др. , 2014; Степанова и др. , 2022; Шуньков и др. , 2023; Лбова , 2023; Хлопачев, Базилевич , 2024). Совсем редко наглядному обсуждению подвергается перечень признаков износа бусины, аргументация степени его интенсивности, что во многом объясняется техническими проблемами наблюдений в контексте музейного пространства (часто оригинальные артефакты не имеют возможности покинуть пределы музеев), доступностью техники и программного обеспечения, позволяющих подобные исследования. Между тем ясность представлений по данным позициям – «использовалась ли бусина или нет» и «как долго она использовалась» – открывает рассмотрение перечня перспективных тем («постоянные и переменные в самопрезентации личности», «предметная привязанность человека», «знаковый статус конкретного изделия» и др.).

Использование бусины – каркас ее биографии, следы износа – факты, подтверждающие ее (биографии) подлинность. Их наблюдение и рефлексия сложны для исследования. Они относительно «неустойчивы», их природа порой слабо верифицируема (к примеру, заполировка поверхности кости от соприкосновения с кожей слабо отличима от аналогичных следов, сформированных трением о меховую основу). По фрагменту бусины можно восстановить ее форму и сырье, технологию получения; определить возраст, принадлежность ее автора и потребителя культурной традиции, но следы утилизации часто не выдерживают «физического давления» реальности (в ходе использования может быть утрачен именно тот участок предмета, где концентрировались искомые следы) и агрессии тафономических контекстов (они могут быть стерты, сильно изменены физически и химически седиментом, в котором изделия находились тысячелетия постутилизации). Безусловно, в данной ситуации особое значение приобретают попытки реконструкций отдельных аспектов ее биографии: обстоятельств ношения, подвешивания, пришивания бусин; изменений, получаемых в ходе этих практик (Osipowicza et al., 2020). Данные эксперименты часто кратковременны хотя бы потому, что убедительные следы износа на кости формируются в течение первого контактного часа (D’Errico, 1993), но «жизнь/ актив» бусины часом-двумя не исчерпывается, может растянуться на десятки тысяч лет. Такие промежутки времени нам никогда не удастся воспроизвести экспериментально. Несколько лет использования – вполне. Целью исследования, результаты которого озвучены в данном сообщении, являлось наблюдение за изменением параметров бивневой бусины, включенной в набор наручного браслета, находившегося в контексте ношения два года.

Проблемы и методы исследования

«Аппарат рефлексии» износа костяных изделий начал свое формирование в 1970-х гг. и по мере развития технической базы наблюдений приходит в перманентное движение; новые методы и их нюансы требуют введения особой терминологии, отдельных критериев количественной и качественной оценки результатов наблюдений ( Marreiros et al. , 2015). Все это привело к сложению индивидуальных систем описания наблюдаемой макро- и микрореальности, большого количества информационных полей, переданных в редких монографиях, большом количестве статей, собраниях цифровых снимков.

Обсуждаемое исследование реализовано в трех фокусах наблюдений: визуальный невооруженный анализ, в режиме макросъемки и SEM-регистрации. У каждого из них есть свои преимущества и недостатки. Два первых хорошо себя зарекомендовали и знакомы отечественной практике. Третий применим при анализе каменной индустрии, но пока слабо себя проявил в анализе костяных изделий. Тому есть несколько простых объяснений.

SEM-аппарат (сканирующий/растровый электронный микроскоп) – это высокочувствительное лабораторное оборудование, массивное и нетранспортабельное, требующее специальных навыков работы на нем. Процесс получения снимков реализуем с учетом ряда особенностей. Первое –предмет должен «прийти» к аппарату, и никак не наоборот (о проблемах «собственности» музеев на экспонаты и единицы хранения большинству специалистов известно; их невозможно вынести за пределы музея). Второй момент – анализу могут быть подвергнуты изделия малых/экстремально малых по археологическим меркам размеров, т. е. редкие изделия и их фрагменты. Третий – съемка ведется отдельным специалистом, получение одного снимка с учетом меняющихся настроек и поиска оптимальных параметров кадров занимает определенное количество времени, это ресурсоемкий и небыстрый процесс.

Сканирующую/растровую электронную микроскопию называют неразрушающим методом анализа. Правильно подобранные настройки аппарата не наносят физического и химического вреда образцам. Обсуждаемый в сообщении образец исследован методом растровой электронной микроскопии (РЭМ/ SEM) на микроскопе JCM-5700 (JEOL, Япония)1, оснащенном энергодисперсионным анализатором JED-2300 в режиме высокого вакуума. Данный метод подразумевает использование в качестве источника сигнала поток электронов, формирующий так называемый электронный зонд. Электроны проходят через колонну микроскопа, в которой создается ускоряющее напряжение до 20 кВ. При взаимодействии ускоренных электронов с веществом образуется ряд эффектов, а именно замещение электронов вещества ускоренными электронами. В результате формируется сигнал вторичных электронов (SEI). Сигнал вторичных электронов чувствителен к рельефу поверхности образца, поэтому SE-детектор используют тогда, когда изучают морфологию и топографию поверхности. Сопровождающее рентгеновское излучение используют для получения данных об элементном составе (что нас в конкретном случае не интересовало). Однако применение данного метода для диэлектрических образцов, к которым относится и кость, затруднено в связи с вероятностью частичной их деструкции, а также образования эффекта засветки, при котором невозможно получение качественного изображения при высоких увеличениях. В связи с этим исследование образцов производилось при ускоряющем напряжении 10 кВ в режиме вторичных электронов, позволяющем получить изображение с высоким пространственным разрешением без разрушения образца.

Как отмечено выше, сама камера обладает небольшими габаритами и позволяет работу с образцами до 30 мм в плоскости и высотой до 20 мм. Образцы в камере SEM должны быть закреплены, их нельзя просто положить на платформу, они могут упасть при ее перемещениях. Для фиксации образцов использован двусторонний проводящий скотч.

Получаемые снимки анализируемой поверхности при помощи сканирующего электронного микроскопа обладают большей глубиной резкости по сравнению со снимками с оптического микроскопа. Каждый снимок обладает индивидуальным протоколом съемки.

SEM-фотографии по обозначенным выше причинам остаются относительной редкостью. Чаще встречаются макрофото, высокое качество которых позволяет решить ряд задач изучения следов износа предмета. Используемые в данном сообщении снимки получены цифровой камерой Canon EOS 850D с макрообъективом Canon EF-S 100 mm f/2.8 Macro USM. Для облегчения наблюдений следов износа, повышения их визуальной контрастности поверхность фотографируемых объектов в отдельных случаях напылялась магнием (МГ-95). Обработка полученных снимков проведена в программах Canon EOS Utility и Helicon Focus, что обеспечило равномерно глубокую резкость снимков.

Использованное в эксперименте изделие принадлежит эталонной коллекции предметов из кости и бивневых материалов лаборатории археологических исследований ОмГУ им Ф. М. Достоевского (могут без особого труда быть вынесены за пределы учреждения и подвергнуты любому неразрушающему исследованию).

Инспирацией данного исследования стали иллюстрации к статье Франческо д’Эррико (D’Errico, 1993), где, пожалуй, впервые массово были использованы SEM-снимки, подтверждающие износ экспериментальных костяных артефактов и кадры, фиксирующие следы утилизации как и их отсутствие на бивневых бусинах из публикаций Элизабет С. Велликиа и др. (Velliky et al., 2021), Таис Р. Панзани и др. (Pansani et al., 2023), Гжегожа Осиповича и др. (Osipowicza et al., 2020). Статья Жустин Брэдфилд, посвященная анализу яркости блеска полировки и текстурных изменений поверхности костяных изделий, вселила некоторую надежду на возможность методически корректного описания «популярных» признаков износа (Bradfeld, 2020). Познакомившись с этими (и многими другими) трудами, открытым остался вопрос о потенциальной продолжительности использования аналогичных предметов и специфике следов утилизации в этом случае.

Основная часть

Характеристика сырья. Анализируемая бусина выполнена из фрагмента бивня мамонта. Данный материал относится к биоминералам, обладает прочным внешним чехлом (цементом, 5 баллов по шкале Мооса) и внутренней композитной частью – дентином (около 3 баллов по шкале Мооса) ( Steguweit , 2015. P. 314). Формирование бивня у хоботных происходит путем ежегодного конусообразного прирастания дентина, образующегося в пульпарной части. Его разрастание ритмично, в поперечном срезе фиксируется в пресечениях линий Шрегера. В строении бивня принимают участие три группы элементов: основные (Ca, P), второстепенные (Mg) и микроэлементы (Na, Cl, K, S, Fe и Sr) ( Albéric et al. , 2017. P. 5). Бивень состоит из органической части – коллагена (20–30 мас. %), минеральной части – гидроксиапатита (ГАП) (60–70 мас. %) и воды (10 мас. %) ( Solovev et al. , 2021). Органическая субстанция, называемая репаративным дентином, циркулирует по тонким канальцам, пронизывающим всю толщу дентина ( Fagan et al. , 2001). Распространение канальцев не прямолинейно, а спиралеобразно с непрерывным сдвигом фазы π между канальцами каждый 1 мм в тангенциальном направлении ( Albéric et al. , 2017. P. 2, 17. Fig. 7). После смерти животного происходит их постепенное пересыхание, бивень становится «сухим», «мертвым», «микропористым» ( Бир-штейн , 1975. С. 68–69).

В «живом» состоянии бивень внешне гомогенен, но структурно неоднороден – различные «по старшинству» конусы роста обладают слегка измененным химическим составом и едва уловимой разницей физических характеристик ( Fisher et al. , 2014; Albéric et al. , 2017. P. 21).

После потери естественного источника питания (организма-спонсора минеральных веществ) начинается высыхание минерального цемента, скрепляющего конусы, что ведет к естественному расщеплению. Оно выражается в кольцевом/ аксиальном (по линиям Шрегера) и продольном/тангенциальном разделении конусов ( Хлопачев , 2006. С. 19–20). При высыхании и древний, и современный бивни вступают в продолжительный процесс перекристаллизации минеральных составляющих ( Freund et al. , 2002), что сказывается на свойствах материала. Некоторые изменения необратимы, но некоторые свойства можно восстановить путем пропитки пересушенного образца.

Свежеизвлеченный ископаемый бивень (как правило, пролежавший в почве десятки тысяч лет) равномерно пропитан влагой на всю глубину, вне зависимости от массивности фрагмента. Возвращение «к жизни» массивного куска высохшего бивня требует длительного вымачивания (Хлопачев, Гиря, 2010. С. 40–41), мелкие фрагменты накапливают влагу значительно быстрее. Гигроскопичность субфоссильного бивня обеспечивается обилием упомянутых полостей/«микро-трубочек»/сетью пустых канальцев (шириной ~ 2 мкм), пронизывающих его пластины. Они способны выступать каналами – проводниками влаги, которая возвращает некоторую пластичность плотно упакованным минерализованным волокнам коллагена. Это позволяет рассматривать древний бивень «микропористой губкой», которая способна даже в безвакуумном режиме как наполняться жидкостью, так и достаточно быстро высыхать, что моментально сказывается на физических показателях при его обработке (Исакова и др., 2022).

Характеристика изделия (рис. 2). Бусина обладает подчетырехугольной формой с сильно скругленными углами и сквозным биконическим отверстием в центре изделия. Параметры: длина 11,67 мм, ширина 8,72 мм, толщина 3,21 мм, внешний диаметр отверстия 5,65 мм, внутренний диаметр отверстия 3,8 мм. Масса изделия колеблется от 2 до 3 г. (в зависимости от увлажненности материала). Выполнена из фрагмента бивня, происходящего с Новосибирских островов 20-летней просушки. Выкройка бусины произведена с тангенциальной его плоскости, что фиксируется в продольном узоре границ нескольких сопрягающихся конусов (рис. 2: 1, 2 ). Один из торцов изделия в зоне облома сохраняет специфичную аксиальную шероховатость материала.

Технологический алгоритм получения бусины представленной формы описан в большом количестве работ, вариации в котором минимальны (если вообще возможны): уплощение щепы остругиванием до формы бруска, перпендикулярный распил на мелкие части с обломом мелкого/отделяемого фрагмента, получение сквозного биконического отверстия сверлением, скругление внешних углов при-шлифовкой на абразивной поверхности. Весь процесс производства бусины занял не более часа при условии предварительного трехдневного размягчения заготовки в воде и постоянном смачивании ее во время обработки. Укрепление/стабилиза-ция поверхности изделия, окрашивание, иные процедуры не производились.

Протокол наблюдений. Протокол наблюдения включал в себя регистрацию начального состояния образца, в дальнейшем полную фиксацию состояния каждый полный год носки. Подробной фиксации подвергались зоны активного износа – центральное отверстие (рис. 5) и внешний контур (рис. 6).

Наблюдение за состоянием бусины производилось с учетом трех временных фаз ее использования: фаза 0 – фиксация состояния на момент окончания производства, до подвеса ее на шнур (рис. 2), фаза 1 – год использования (рис. 3), фаза 2 – 2 года использования (рис. 4). Регистрация с использованием SEM-микроскопа – начальная и конечная фазы.

Бусина была подготовлена к исследованию в апреле 2021 г. Использовалась в наборе с другими аналогичными изделиями (различных материалов и форм) для ношения на кожаном шнурке в качестве браслета на запястье (рис. 1). Каждый элемент браслета был закреплен таким образом, что контакт между ними происходил в исключительных случаях, в моментах надевания и снятия браслета; в остальное время они были разделены узлами-ограничителями. Тонкий (до 3 мм шириной и до 2 мм толщиной) кожаный шнурок, как выяснилось, – материал недолговечный и непрочный, через полгода ежедневного употребления растягивается, вне прилегания к телу начинает пересыхать и легко разрушается. Поэтому замена шнура – обязательное условие. Тип подвеса бусины никогда

Рис. 1. Фрагмент браслета и крепление бусины на нем не менялся – свободное вращение и короткое передвижение вдоль участка ремешка. Контактные материалы – кожа тела, периодически – текстиль рукавов и варежек в холодные периоды года.

Браслет использовался только в режиме «безопасной сухой носки». Несколько браслетов было потеряно в ходе попыток включения их в контекст «агрессивных практик»: экспедиций, тренировок, путешествий. Таким образом, необходимо было продумать условия ношения браслета, для достижения поставленной цели. Браслет надевался только в тех случаях, когда незаметная его потеря была исключена и состояние предметов на теле легко контролировать – с сентября/ок-тября по июнь (период учебного процесса для преподавателя). Браслет снимался в моменты потенциального химического воздействия (мытье посуды, принятие ванны/душа, любого вида деятельности с химическими агрегатами), т. е. он находился на теле не полные сутки и только на сухой поверхности кожи. Поэтому, будучи изготовленным в 2021 г., лишь к весне 2024 г. появилась возможность заявить о результатах износа изделия протяженностью в два года.

Обсуждение результатов и выводы

Результаты эксперимента можно разделить на несколько групп: технологические, утилизационные, «антропологические».

Технологические результаты. Как было отмечено выше, производство бусины не является процессом сложным. В ходе подготовки браслета формы бусин были выбраны спонтанно и каждой из них постфактум можно найти аналогии в материалах палеолитических комплексов. Производство выбранной формы не требует ни отдельной подготовки, ни сложной орудийной базы, т. е. ее изготовлением мог заниматься любой человек, умеющий держать в руках каменную пластину.

Этапы производства, значимые для дальнейшей эксплуатации изделия, обращают на себя отдельное внимание. Важна подготовка сырья для работы. Раскрой и резка сухого фрагмента бивня – занятие утомительное и неоправданно трудоемкое. Мацерация сырья в специфических (кислотных) растворах (к прим.: Matienzo, Snow , 1986) необязательна. Незначительная по продолжительности выдержка в воде позволяет добиться необходимой пластичности материала, что подтверждено результатами многочисленных экспериментов ( Steguweit , 2015). Комфортное состояние для обработки – увлаженное, не допускающее скольжения в пальцах.

При раскрое, по возможности, необходимо избегать мест сопряжения конусов бивня. Постепенная деградация скрепляющего их минерального цемента способствует разрушению изделия. Даже при минимальном напряжении (на бусину не оказывалось никакого изгибающего давления) растрескивание бусины стало заметно после года носки (рис. 3). Если есть необходимость в продолжительном использовании подобных изделий, проще и «правильнее» работать с расщепленными цельными пластинами конусов. В избытке и без лишних напряжений их можно было получить/собрать спустя десятилетие после гибели животного ( Steguweit , 2015. Р. 314), что, судя по материалам некоторых памятников, древнему человеку было известно. Композитные фрагменты бивня (включающие несколько пластин) использовались для получения бусин объемных моделей ( Lázničková-Galetová , 2014), и в этом случае проведенный эксперимент помогает сделать заключение о продолжительности и условиях их носки с опорой на анализ состояния естественной трещиноватости сырья, дополняя перечень диагностических признаков.

Яркость технологических следов, выраженная большим количеством «заусениц», не отделившихся до конца от поверхности стружек (рис. 2: 2Б – Б1 ), слоя размятой минеральной крошки, впрессованной в поверхность (рис. 2: 2В ), ребристой/шероховатой фактуры поверхности (рис. 2: 2А, В ) типична для состояния «фазы 0». Эти фактурные особенности фиксируются невооруженным глазом и при тактильном контакте. Простой качественной фотографии ключевых зон изделия для их наблюдения достаточно. SEM-микроскопия, безусловно, повышает качество наблюдений. Отметим следующее: высыхая, упомянутые мелкие частицы приобретают прочность, достаточную для сохранения в контексте тафономической агрессии на протяжении десятков тысяч лет ( Wolf et al. , 2013. Abb. 9; Kaudela , 2024. Fig. 7; 9). Отличить бусину использованную от неисполь-зовавшейся на основании этих признаков очень просто. И это замечание справедливо не только для зоны сквозного отверстия, но и для других зон изделия, «активных» и «пассивных» (рис. 3).

Утилизационные результаты. Согласно существующим исследованиям, первые признаки износа, такие как залощенность, сглаженность технологического рельефа и линейные микроследы (размерами в < 1мкм), формируются

Рис. 2. Иллюстрация состояния бусины в «фазе 0»

1 – макрофото; 2 – макрофото с магниевым напылением. Макрофото с магниевым напылением и микрофото отдельных зон изделия (А–В)

Рис. 3. Иллюстрация состояния бусины в «фазе 1», макрофото с магниевым напылением

Рис. 4. Иллюстрация состояния бусины в «фазе 2», макрофото без напыления и с магниевым напылением на поверхности кости в течение первой минуты простого контакта с кожей (D’Errico, 1993. P. 167). Их наблюдение без специальной техники невозможно. Мы предлагаем наблюдение признаков износа лишь двух фаз (фазы 0 и фазы 2), обладающих «контрастными» результатами. Невооруженное наблюдение может зафиксировать макронарушения поверхности (рис. 2; 3), ее «пузырение», отслаивание, отшелушивание по периметру, в зонах рассечения продольно ориентированных волокон пластины (рис. 3). «Усталость» поверхности у данного материала накапливается достаточно быстро. Уже через год носки она настолько ослабла, что из нее начали выпадать микроблоки, обособленные каналами микротрещин (рис. 5; 6). Критическая глубина трещины для интенсивного разрушения оказывается неожиданно минимальной, десятые доли миллиметра. Накапливающийся «осадок» из микрочастиц бивня и ремешка (микрошелушение поверхности – это непрекращающейся процесс, см. рис. 6: Г) и внешних загрязнителей работает как распор для трещины, поддерживая ее развитие.

Податливость растрескиванию зависит от многих факторов: прижизненных особенностей минерального формирования бивня, его общего возраста, когда с течением времени химический состав основных и второстепенных микроэлементов меняется, минимизируя его пластичность/эластичность, скорости данных процессов в конкретной его зоне, тафономических контекстов депонирования… ( Tranchant et al. , 2023). Но механический результат нескольких лет интенсивной носки бусины, фиксирующий, по сути, разрушение ее поверхности, был несколько неожиданным. Стремительное развитие трещин фиксируется в наименее контактных зонах – широкая плоскость поверхности; консервация данного процесса – в зонах активного износа, канале отверстия и торцах изделия. Из чего можно сделать несколько выводов: поверхности активного износа быстро приобретают блокирующие разрушение «корки» и… бусина – вещь недолговечная при любом способе ношения.

Названная «коркой» износостойкая зона поверхности бусины описывается в категориях «залощенность» и «заполировка». Они часто используются в качестве синонимов в определениях изменения поверхностей, количественная и качественная фиксация которых остаются субъективными. Полировка обычно является результатом абразивной обработки поверхности предмета мягкими материалами (кожей, мехом), хотя эффект гладкой поверхности может быть приобретен и через «налипание» и «уплотнение» внешнего по отношению к основному материалу вещества. Визуальными признаками заполировки являются блеск поверхности и его интенсивность, тактильным признаком – гладкость. Измерение блеска проводится специальными аппаратами – блескомерами, единица измерения – Gu, в археологии данная практика редка. Измерение шероховатости проводится профилометрами (по спектрам значений Ra, Rq и Rz), единица измерения показателей шероховатости – мкм, в археологии данная практика известна и при наличии технических возможностей реализуема. Параметры блеска и шероховатости кости во многом взаимосвязаны: чем ровнее поверхность, тем ярче ее блеск; с увеличением шероховатости поверхности уменьшается показатель ее блеска ( Vashisht, Radhakrishnan , 1974). Но обозначенные исследования, несмотря на историю своего развития в контексте археологических практик, предоставляют дискуссионные результаты, что обусловлено условиями проведения

Рис. 5. Иллюстрация состояния сквозного отверстия изделия в «фазе 2» и микрофото отдельных его участков

Рис. 6. Иллюстрация состояния торца изделия со следами облома в «фазе 2» и микрофото прилегающих плоскостей исследований, большим количеством необходимых к учету переменных. Форма, текстура и цвет объекта могут отрицательно влиять на отражающие свойства поверхности, как и любая пленка или остатки, прилипшие к поверхности (Chadwick, Kentridge, 2015; Bradfeld, 2020). По этим причинам за показателями зеркальности закрепилась характеристика «удобных, но необязательно эмпирически обоснованных» (Bradfeld, 2020). В рамках конкретного исследования эти измерения не проводились, и характеристика залощенности/заполированности отдельных зон бусины может быть передана лишь на уровне субъективных суждений.

Блеск поверхности бусины стал отчетливо заметен спустя неделю ее использования, многие технологические детали (заусеницы, чешуйки, стружки) были убраны контактом со шнуром либо кожей тела. Яркость технологического рельефа поверхности сохранялась в наименее контактных областях бусины даже спустя год носки – по дальнему периметру сквозного отверстия (ср. рис. 2: 2 и рис. 3). К истечению второго года этот узор уже терялся среди перекрывающих его глубоких трещин, густая сеть которых мешает и оценке яркости блеска поверхности (ср. рис. 3 и рис. 4). Но утилизационный лак – минерально измененный слой – визуально отличается окрасом и степенью прозрачности от основного материала, контактными параметрами хрупкости.

Топография износа подобных изделий, как уже отмечено, локализуется и контролируется по зонам сквозного отверстия и торцов. Их заполировку можно оценить как сильную, переданную ярким блеском поверхности (рис. 5; 6). Обращает на себя внимание общая трибологическая закономерность – интенсивность трения, сопровождающаяся обменом микроэлементами контактирующих материалов (естественные жиры кожи, кожаного шнура, экзогенные микроэлементы) способствует формированию «минеральной корки», устойчивой к пассивному/механически неагрессивному разрушению. Визуально данный защитный слой отмечен минимальной шероховатостью эндогенного рельефа (рис. 5; 6). Неустойчивый гомогенный слой, уплотненный в технологический рельеф сквозного отверстия, «заусенцы», присутствие которых еще можно было зафиксировать к окончанию первого года носки, к окончанию второго полностью исчезают (рис. 5). Тип носки бусины сказывается на равномерности развития корки, продолжительность – на интенсивности ее выражения. По истечении двух лет у свободно вращавшейся бусины внутренняя зона ее отверстия равномерно заглажена по всему периметру до «зеркального состояния» (рис. 5: А, В ). Линия границы внешнего диаметра отверстия сильно сглажена (даже в зонах поверхностных нарушений); переход между плоскостями пологий, внешний кант отверстия отсутствует (рис. 5: А, Б ). Граница внутреннего диаметра отверстия сильно сглажена, зона сопряжения конусов сверления преобразована до цилиндрического профиля.

Угол перехода между плоскостями внешних торцевых зон изделия также сильно сглажен (рис. 6: А – В ), следы абразивной обработки поверхности изделия полностью уничтожены, покрыты обволакивающей заполировкой; переходы между блоками ячеистой текстуры материала плавные (рис. 2: А ; 6: А – В ). Морфометрия трещин в зоне сквозного отверстия и торцах значительно меньше по сравнению с показателями трещин, перекрывающих пассивные зоны поверхности изделия (рис. 5; 6).

В последнее время обсуждаемым становится вопрос о разнице морфологических признаков износа отверстия бусины, формируемых кожаным шнуром, сухожилием, и шнуром растительного происхождения. Обилие переменных в этих экспериментах и, часто, неполнота регистрации процессов ношения оставляют данный вопрос открытым для дальнейших исследований. Относительно результатов анализируемого эксперимента можно заявить о сохранении микрочастиц кожаного шнура в трещиноватом рельефе поверхности изделия (проиллюстрировано положение микроэлемента в зоне границы внешнего диаметра отверстия (рис. 5: А )). В археологическом материале подобные частицы могут быть зафиксированы как в трещинах субстратов изделий, так и в консервирующем их седименте ( Cristiani, Boric , 2012; Boric, Cristiani , 2019).

Антропологические наблюдения , как правило, редко выделяемы в качестве результатов экспериментов, что объяснимо незначительным интервалом взаимодействия экспериментатора и изделия. Продолжительное ношение бусины – практика очень ответственная. Как уже отмечено, их легко потерять: были потери бусин по причине их разрушения (бусина из белемнита), разрыва шнурка (бусины из бивня), потери в процессе замены шнурка между фазами носки. С учетом простоты их производства и легкости утраты в ходе процессов повседневной активности обостряется интерес к причинам их отсутствия на любом памятнике, где бы ни обитал человек (а такие комплексы известны). Вероятно, это была специфичная категория вещей, не рассчитанная на повседневную практику и постоянную носку.

Бусины «работают» визуально, аудиально, тактильно. Эти параметры контролируются спецификой наборов: можно собрать более звучащие или яркой расцветки, по формальному признаку бусин, рассчитанных на тактильную активность и игнорирующих ее. Двухлетнее бережное ношение браслета, собранного в основном из костяных бусин, приучило к аудиальному сопровождению движения руки. Тональность звука приятная, успокаивающая. Постоянное перебирание бусин пальцами (браслет носился на левой руке, оставляя свободу манипуляции для правой), их ощупывание можно назвать вариантом физического релакса.

Заключение

Продолжительные наблюдения за использованием бусины, выполненной из бивня мамонта, и формируемыми в ходе данной практики следами износа – в определенном смысле новое предложение в экспериментальной практике. Первичные следы кратковременного износа формируются быстро, их анализу посвящен основной объем научной литературы. Но такая семантически важная вещь, как бусина (Kiliq, 2017), теоретически создавалась для максимально продолжительного и, учитывая придаваемую ей значимость, интенсивного использования. Признаковое поле данной практики пока еще слабо сформировано и практически не исследовано. Эксперимент продемонстрировал морфологическое преображение основных контактных зон и разрушение остальных (ожидаем был обратный порядок). Второй аспект дополняет признаковый перечень износа бусин из органических материалов – о разрушении поверхности малоконтактных зон в ходе утилизации бусины пока не сообщалось. Оно упоминается на уровне теоретического допущения в рассуждениях о тафономическом воздействии на изделие в ходе его депонирования. Согласно результатам эксперимента мы можем заявить, что это не всегда так: разрушение может быть принято «прижизненным» эффектом износа.

Результаты двухлетней носки бусины из бивня мамонта показали ее относительную недолговечность. Еще несколько лет использования в аналогичном режиме могут прекратить ее существование. Таким образом, «период жизни» бусины из бивня относительно невелик – около 4–5 лет беспрерывной носки, а с учетом регламента использования, очевидно, только по особым событиям – около 10 лет2. Но ее эстетическое состояние в этом случае оставляло бы желать лучшего. Признаки «усталости» изделия тафономически устойчивы, но даже характерные для двухлетнего использования в археологических материалах автору сообщения не известны. Тогда справедлив вопрос о репрезентативной нагрузке бусин из биоминерального сырья – они недолговечны даже по меркам палеолита, а их использование, сохранившее им их эстетическую привлекательность (судя по иллюстрациям ряда известных сообщений), сложно вписывается в регламент теоретически предполагаемых социокультурных практик живущего активной жизнью коллектива/индивида. Для этого они слишком хорошо сохранились…