Цензура в Бурятии в 1930-е гг. и ее взаимодействие с прессой

Автор: Шагдарова Баярма Баторовна

Журнал: Вестник Бурятского государственного университета. Философия @vestnik-bsu

Рубрика: Журналистика

Статья в выпуске: 10, 2013 года.

Бесплатный доступ

Автор обращается к истории становления и развития цензурного органа в Бурятии, рассматривает его влияние на развитие местной печати в 1930-е гг., когда он окончательно монополизируется партийными органами, приобретает всепроникающий характер.

Цензура, политический контроль, периодическая печать бурятии, революционная бдительность

Короткий адрес: https://sciup.org/148181561

IDR: 148181561

Текст научной статьи Цензура в Бурятии в 1930-е гг. и ее взаимодействие с прессой

История отечественной цензуры изучается исследователями в прямой взаимосвязи со свободой журналистского творчества. В России взаимодействие цензуры и журналистики всегда носило непримиримый характер. В данной статье мы обратимся к истории становления и развития советского цензурного органа в Бурятии и его влиянии на развитие местной периодической печати. Рассматриваемый период приходится на 1930-е г., когда в СССР окончательно сложился инструмент политико-идеологического контроля за прессой, орган цензуры – Главлит. В дальнейшем над средствами массовой информации и пропаганды устанавливается плотная завеса контроля и ограничений, повлекших за собой снижение потенциала достоверности в изложении событий или в описании политической и психологической атмосферы в стране. Установившийся тоталитарный режим и наступление культа личности И.В. Сталина лишили информационное пространство страны плюрализма и гласности. В этот период цензура окончательно монополизировалась партийными органами и стала эффективным орудием защиты тоталитарной системы. Более того, она получила всепроникающий характер.

Предпосылки этого процесса наблюдались уже в первые годы советской власти, когда политическая цензура была оформлена в структуре Наркомпроса. Еще в 1918 г. на V Всероссийском съезде Советов РСФСР была принята Конституция, в которой ограничения на гражданские свободы, в том числе свободу слова, обосновывались действиями во имя трудящихся, большинства народа. Свобода слова и печати предоставлялась только части населения страны – рабочим и крестьянам. О сущности большевистской цензуры писал в своей статье «Свобода книги и революция» А.В. Луначарский, бывший в 1920-е г. Наркомом Просвещения РСФСР. Им, в частно- сти, отмечалось, что «цензура – это нечто, присущее упорядоченной социалистической жизни».

В 1922 г. СНК РСФСР издал Декрет об учреждении единого цензурного органа в стране. В тексте декрета говорилось, что «в целях объединения всех видов цензуры печатных произведений учреждается Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) при Народном Комиссариате Просвещения и его местные органы при губернских отделах народного образования». Тогда же было определено, что от предварительной цензуры свободны издания Коминтерна, вся партийная печать, издания Госиздата, Главполитпросвета, а также научные труды Академии наук. Однако в 1931 г. политико-идеологический контроль был ужесточен и все «освобожденные» издания стали подвергаться предварительной цензуре.

В Бурятии до 1923 г. цензура была оформлена в структуре Дальлита, отдел которого существовал здесь с 1920 г. За этим цензурным органом были закреплены широкие полномочия по контролю за печатью. В дальнейшем его правопреемником стало Бурлито, созданное в период выделения Бурят-Монголии в автономную республику. В 1924 г. во главе Бурлито официально был назначен цензор Попов. Он занимался всеми видами цензуры. В аймаках и районах республики за неимением штатных работников Бурлито их функции исполнялись заведующими отделами народного образования. По мере разворачивания цензуры на местах требования к уполномоченным все возрастали. Видимо, этим объясняется появление из-под пера цензора секретного рапорта на имя секретаря Бурбюро РКП(б), в котором Попов выражает озабоченность тем, что «все они (уполномоченные Бурлито. – Б.Ш.) беспартийные, а такую работу, как цензура, нежелательно поручать, хотя бы в будущем, заведую- щим районо. Дело цензуры является конспиративной работой» (НАРБ, ф. Р 803, оп. 1, д. 1, л. 5) [1]. В дальнейшем отмечалась слабая закрепляе-мость кадров на должности цензора Бурлито и причиной тому являлся большой объем работы, с которой цензоры не справлялись, поскольку зачастую не имели даже среднего образования. В целом же это стало следствием упущения и недостатков в кадровой политике союзного Главлита. В качестве серьезных упущений цензуры в Бурятии Бурбюро РКП(б) называло отсутствие цензора, владеющего бурятским языком. По этой причине контроль за литературой на национальном языке в первые годы существования Бурлито не имел регулярного характера, а поручался от случая к случаю разным лицам.

Координацией цензурной деятельности в Бурятии непосредственно занимался Иркутский областной орган ГПУ, в котором официально была выделена должность политического уполномоченного ОГПУ по Бурятии. В 1924 г. республиканские газеты по требованию областного ГПУ ввели у себя разрешительные визы. Однако на тот момент существовало общее положение, освобождавшее партийные и государственные газеты от цензуры. По этой причине цензор Попов в служебной записке в редакцию газеты «Бурят-Монгольская правда» о необходимости ввести разрешительную визу поясняет редактору Г.С. Мулакову, что, хотя партийные и государственные газеты от цензуры свободны, но для соблюдения общего порядка отныне нужно проставлять внизу газеты визу цензуры «Бурлит № 1». Складывающаяся таким образом ситуация не могла не указывать на то, что в недрах самих партийно-цензурных органов крепло желание усилить всемерный контроль за информацией и ужесточить ограничения. Очевидно и то, что редакторы газет не имели ни малейшей возможности влиять на этот процесс, поскольку циркуляры цензуры носили не рекомендательный, а обязательный для исполнения характер. Находящемуся в рассматриваемый период на должности редактора республиканской газеты «Бурят-Монгольская правда» Г.С. Мулакову приходилось непросто, потому что он не мог пренебречь требованиями цензуры, но сам характер требований напрочь лишал редакцию и ее сотрудников профессиональных ориентиров и творческой самостоятельности. Нередко от редактора газеты цензура требовала сообщать компрометирующие материалы на лиц, подавших заявления о вступлении в рабселькоровскую организацию (НАРБ, ф. 1П, оп. 1, д. 948, л. 104) [2]. Крайне непростым был для редактора шаг, связанный с введением предварительной цензуры для всех материалов газеты. После ряда циркуляров из Бурлито он был вынужден издать приказ № 59, который к тому же сопровождался предупреждением о том, что авторы газеты, не представившие свои материалы для предварительной цензуры, могут быть наказаны, вплоть до предания суду.

В 1926 г. из Областного ГПУ в Бурлито был направлен уполномоченный по цензуре Грикит. Тогда же была предпринята реорганизация органа политического контроля, повлекшая упразднение должности цензора – заведующего Бурли-то. Одновременно в структуре Бурполитпросвета была учреждена должность политредактора Бур-лито, которому предстояло координировать и направлять деятельность аймачных инспекторов по делам зрелищ и печати. Таким образом, политический контроль был оформлен в структуре Главполитпросвета, поэтому данный период в истории самой цензуры справедливо называют «наркомпросовским».

Прибывший из Иркутска Грикит (в архивных документах не указаны иницалы. – Б.Ш .) в должности политредактора Главполитпросвета приступил к энергичным действиям. Уже в одном из своих первых отчетов в высшие партийные инстанции республики он сообщает об обмене опытом с Главлитами Татарстана, Якутии, Читинским и Иркутским облкрайлитами, о прочном сотрудничестве республиканской цензуры с ОГПУ (НАРБ, ф. Р 293, оп. 1, д. 7, л. 18) [3]. Не менее активно им была развернута деятельность по урегулированию и контролю за выпуском религиозной периодической литературы. Получившие тогда повсеместное распространение циркуляры Главлита содержали предупреждение о том, что религиозные журналы ограничены исключительно вопросами догматического и религиозно-обрядового характера и в отношении них следует усилить внимание. В силу немногочисленности самих религиозных изданий, а также по причине отсутствия цензора со знанием бурятского языка цензура нередко не справлялась с возложенной задачей.

Совершенно иным по масштабу и характеру являлся политико-идеологический контроль за республиканскими газетами. Об этом ярко свидетельствуют документы служебной переписки, носившей секретный характер. Эта переписка между политредактором и редакторами республиканских газет носила в рассматриваемый период интенсивный характер и в основном состояла из циркуляров и обращений с требованием соблюдать революционную бдительность и политико-идеологическую выдержанность материалов. В отдельных циркулярах прямо указывались темы, которые по цензурным соображениям были запрещены к опубликованию. К таким темам были отнесены вопросы, затрагивающие политику зарплат, норм исчислений на зарплаты, также строжайше запрещали публиковать статьи, связанные с финансовыми мероприятиями, суть которых заключалась в выдаче части зарплаты облигациями выигрышного займа (НАРБ, ф. 1П, оп. 1, д. 948, л. 109) [4]. Не допускались к опубликованию материалы о месте отдыха и лечения членов правительства. Редакции предупреждали, что по распоряжению М. Ягоды нарушившие цензурные требования газеты подвергнутся штрафу, а репортеры и фотографы – аресту (НАРБ, ф. Р 803, оп. 1, д. 7, л. 14).

В ходе переписки политредактора с редакторами газет обсуждались, помимо цензурных, вопросы иного содержания. К примеру, в письме политредактора от 2 марта 1927 г. содержится требование к редактору газеты «Бурят-Монгольская правда» Лескову предоставить текущие данные о количестве распространенных экземпляров газеты за учтенный период и указать причины падения тиража. В письменном ответе редактор газеты Лесков отмечает, что «по существу Вашего отношения: тираж не падает, а растет» (НАРБ, ф. Р 248, оп. 1, д. 9, л. 153). Из содержания этой краткой переписки видно, что на плечи политредактора была также возложена работа по анализу деятельности местной печати. В документах об этом также сообщается, что политредактор готовил для подотдела печати ОК ВКП(б) и ОГПУ регулярные сведения о состоянии республиканских газет. В одном из квартальных отчетов за апрель-июнь 1927 г. говорится о том, что объектами политического контроля и инспектирования являются 17 издательств республики, которым разрешена издательская деятельность. Общий объем их продукции насчитывал 198,95 печатных листа.

Регулярные отчеты о деятельности республиканских газет указывали на активную работу политредактора по выявлению промахов и ошибок в газетах, в ходе которой, возможно, имели место перегибы и чрезмерная бдительность. В качестве иллюстрации следует привести случай, связанный с очередной резкой критикой политредактора в адрес газеты «Бурят-Монгольская правда», которая опубликовала отзыв-рецензию о выступлении приезжих артистов. Дело заключалось в том, что газета авансом разрекламировала выступление артистов, которые на самом деле дали плохой концерт и были освистаны зрителями. Примечательно, что в ответ на критическое замечание редактор газеты решительно обратился к политредактору не вмешиваться во внутренние дела редакции. Подобные противоречия имели под собой объективные причины и служили следствием того, что в рассматриваемый период функции политического контроля были размыты и не обеспечены соответствующими нормативными документами. Негативная ситуация многократно усугублялась еще и тем, что в 1920-1930х гг. происходило формирование и неоднократное реформирование цензурного органа РСФСР, осуществлялся пересмотр его полномочий [Куч-мурукова, с. 79].

В 1930 г. был создан институт уполномоченных политредакторов союзного Главлита при государственных издательствах, состоящий из их заведующих или заместителей. В обязанности уполномоченных политредакторов Главлита входило осуществление «предварительного контроля как политико-идеологического, так и с точки зрения сохранности государственных тайн над всей выходящей в издательстве литературой и выдача разрешений на выпуск той или иной продукции после отпечатывания» [Кучмурукова, с. 79]. Уже через год, в 1931 г., в ОК ВКП(б) поступил циркуляр Главлита за № 570/с. В нем говорилось, что в связи с созданием института уполномоченных политредакторов союзного Главлита в Бурятии «принять срочные меры по закреплению на постоянную работу штатной единицы заведующего Бурглавлитом». В указанном циркуляре сообщалось, что на заведующего Бурглавлитом «Политбюро ЦК ВКП(б) и Главлит РСФСР возлагают особую ответственность, вплоть до придания их к суду за разглашение в печати не подлежащих к опубликованию сведений [Кучмурукова].

Указанные события положили начало превращению государственной (наркомпросовской) цензуры в сугубо партийный контроль над всеми процессами социальной, политической и культурной жизни страны. Это означало, что функции цензуры служили цели укрепления политической монополии партии.

Главлит РСФСР через местные органы создал систему ограничительных мер и надзора за печатью. Иными словами, он сконцентрировал в своих руках все виды цензуры. Главлит также был уполномочен выдавать разрешительные визы на издание нового журнала или газеты. В этой связи хотелось бы отметить, что введенный тогда разрешительный принцип учреждения средств массовой информации существовал в СССР вплоть до 1990-х г., до принятия Федерального закона России «О средствах массовой информации», которым был определен регистрационный принцип учреждения газет, журналов и аудиовизуальных средств массовой информации.

В период 1930-х гг. союзный Главлит страны тесно взаимодействовал с Народным комиссариатом национальностей страны, осуществлявшим политико-идеологический надзор за изданиями на языках национальных меньшинств. По требованию Главлита 2 января 1934 г. СНК республики принял постановление № 1291, которым окончательно определялась структура цензурного органа республики – Бурглавлита. На местах, в районах и аймаках, были созданы аймрайлиты. Для осуществления предварительного контроля за предназначенными к опубликованию и распространению произведениями печати устанавливались должности уполномоченных политредакторов Бурглавлита. Политредактор при Бурятском государственном издательстве занимался контролем за печатной продукцией, выпущенной в типографии республики и подготовленной издательством. Уполномоченные политредакторы также появились в структуре Объединенного государственного газетного издательства, в республиканском Комитете по радиофикации и радиовещанию. Их назначение и отстранение было возложено на Наркомпрос. Однако в дальнейшем сотрудники Бурглавлита были введены в партийную номенклатуру.

На территории Бурятии к объектам Бурглав-лита были причислены многотиражные, аймачно-районные и другие газеты периодичностью менее 15 номеров в месяц, а также журналы, не входящие в число изданий Бургосиздата (НАРБ, ф. Р 803, оп. 1, д. 7, л. 19). Работа по предварительной цензуре указанных изданий велась с большими упущениями и вскоре руководство Бурглавлита было вынуждено признать, что не справляется с возложенными задачами.

Продолжительное время должности уполномоченных политредакторов не были обеспечены кадрами. В течение ряда лет все функции уполномоченного политредактора Бурглавлита исполнялись Ч.О. Очироном практически в одиночку. К этому времени бывший политредактор Главполитпросвета Грикит был вновь отозван в Иркутск и назначен на должность начальника Восточно-Сибирского крайлита. Вопросы кадрового укомплектования Бурглавлита до конца 1930-х г. характеризовались остротой. В период массовых политических репрессий один из первых начальников Бурглавлита Ч.О. Очирон был арестован и репрессирован. Лишь в 1940-х гг. были окончательно решены организационные вопросы по обеспечению цензорами республиканских газет, радиокомитета и государственного издательства.

Во второй половине 1930-х гг. заметно ужесточились цензурные ограничения и требования сохранности государственных тайн в печати и на радио. На всех без исключения произведениях печати, издаваемых в РСФСР, должна была присутствовать разрешительная виза Главлита. Регулярно расширялся перечень сведений, составлявших государственную тайну. В 1936 г. только собственный перечень «государственных тайн» Главлита составлял 372 пункта, а в 1937 г. к этому перечню прибавилось еще 300.

Тенденция к увеличению государственных тайн позволяла местному партийноадминистративному аппарату развернуть партийную цензуру в неограниченном масштабе. Без предварительного разрешения Главлита и партийного руководства категорически воспрещалось изготовление значков, жетонов, эмблем, нарукавных повязок с рисунками и текстом, скульптур, изображающих политических деятелей, а также лозунгов и политических рисунков. Цензура проверяла все грузы и посылки с произведениями печати, документами, клише, рисунками, рукописями. Наряду с этими мерами цензурой была развернута тотальная борьба с проникновением в страну зарубежной газетножурнальной периодики. В 1937 г. академик П. Капица написал письмо в правительство в знак протеста против лишения ученых возможности читать иностранные журналы. В частности, в письме говорилось: «Мы все знаем, что держат нас как институток в закрытых учебных заведениях, и боятся, чтобы кто не лишил их невинности» [Журналист, с. 9].

Стоит также упомянуть о важной детали, характеризующей положение цензуры. Она касается вопроса оплаты труда цензоров Главлита, которая производилась за счет издательств и редакций, при которых они состояли. Иными словами, подцензурные печать и радиовещание были призваны «кормить и оплачивать» труд цензоров. В этом и многом другом заключались истоки обюрокрачивания журналистики, усиливавшиеся тем, что в адрес Главлита и его местных органов была запрещена всяческая критика. Положение цензуры в стране и на местах многократно усилилось в связи с появлением в 1936 г. отдела военной цензуры. Этим отделом тогда же был введен в действие перечень сведений, составляющих военную тайну. Сведения данного перечня были распространены по всем редакциям газет и радиокомитетов. В связи с ужесточением деятельности по охране военных тайн в печати в практику предварительной цензуры были введены вычерки в материалах газет и микрофонных папках радиовещания. Уполномоченным СНК СССР по охране тайн в печати контроль за деятельностью Бурглавлита был возложен на Восточно-Сибирский крайлит. На протя- жении 1936 г. из крайлита в Бурглавлит поступил ряд секретных циркуляров. В одном из них было указано, что при помещении в печати сведений «об опыте и учении войск в горнотаежных условиях, не выявлять факта учений в широком масштабе, не упоминать о прокладке колонных путей в горной тайге. Вместо термина «тайга» использовать «лес» (НАРБ, ф. Р 803, оп. 1, д. 7, л. 19). В другом циркуляре крайлит опо- вещает Бурглавлит о запрете печатать сведения по Байкалу, а также о проводимом призыве в Красную Армию. Цензурой запрещалось также публиковать «сведения о планах выработки синтетического каучука, изобретениях Капелюшни-кова, Залкинда, касающихся дистанционного управления буровыми инструментами» (НАРБ, ф. Р 803, оп. 1, д. 7, л. 31.

Статья научная