Церковно-общественная публицистика середины XIX в.: использование в современных исторических исследованиях

* Photos are taken from open sources.

Под церковно-общественной публицистикой середины XIX в. мы понимаем явление, когда представители духовного сословия1, несмотря на существование строгих цензурных правил, позволяли себе высказываться по острым проблемам своего сословия. Наиболее яркими представителями этого явления, несомненно, являются калязинский священник И. С. Белюстин и профессор Санкт-Петербургской духовной академии Д. И. Ростиславов, а также их оппоненты Н. В. Елагин и А. Н. Муравьев.

В данной статье невозможно описать абсолютно все случаи использования публицистических произведений в современных исторических исследованиях, но важно обозначить тенденцию, для чего приведем примеры публикаций, где исследовате- ли, по нашему мнению, излишне доверяют мнениям публицистов, а также укажем на некоторые нюансы, которые нельзя обойти стороной, ссылаясь, в первую очередь, на труды священника Иоанна Белюстина и А. Н. Муравьева.

Священник

Иоанн Белюстин

Вначале следует напомнить, что любое публицистическое произведение выражает личное мнение автора, редактора или заказчика этого произведения. Личное мнение, в свою очередь, зависит от обстоятельств жизни заказчика, редактора или автора, проблем сословия, в котором они состоят, или от позиции ведомства, в котором они служат. Исследователь не имеет права игнорировать и то, что задачами церковно-общественной публицистики являются доведение до общественности той или иной точки зрения относительно какого-либо конкретного явления в жизни Церкви, убеждение читателя в необходимости принять эту точку зрения целиком или хотя бы отдельные отстаиваемые автором тезисы.

Особенностями рассматриваемого нами жанра является субъективность, что зачастую приводит к преувеличению значимости и масштаба описываемых проблем. Такие преувеличения допускаются публицистами как сознательно, с целью утрировать описываемую проблему, так и неосознанно, под влиянием эмоций, самоубеждения или особенностей характера автора.

Например, при изображении т. н. «архиерейского деспотизма» публицисты-критики, что очевидно, создавали некий собирательный образ епископа, в котором были соединены пороки всех встречавшихся им представителей высшей церковной власти, при этом сознательно минимизируя наличие в этом образе положительных сторон. Защитники же, наоборот, считая отрицательные стороны представителей епископата не более чем исключением, создавали преувеличенно положительный образ архипастыря. В итоге мы чаще всего встречаемся с крайностями во мнениях. Чтобы исследователю не оказаться под влиянием исследуемого им материала либо не поддаться желанию «подтвердить» чьим-то мнением уже сложившееся свое мнение относительно того или иного явления, публицистика несомненно требует правильного использования полученных данных.

Начиная с 90-х гг. XX в., отечественные историки получили возможность беспрепятственно изучать историю Русской Церкви, с последующей защитой диссертаций и публикацией монографий, чего были лишены исследователи в советскую эпоху. К сожалению, отсутствие знаний в области богословия, канонического права, нюансов церковной жизни, а также особенностей религиозного сознания как клириков, так

Профессор

А. И. Поповицкий

и мирян приводили и приводят к ошибкам и неточностям со стороны даже весьма уважаемых исследователей2.

Вместе с возрастающей активностью в области изучения истории Русского Православия закономерно возросла и активность использования церковно-общественной публицистики, поскольку данный источник изобилует информацией, сильно отличающейся от того, что можно обнаружить в формулярных списках, официальных отчетах и прочих официозных и формальных по своей форме документах. Однако приходится констатировать, что публицистические произведения нередко используют без необходимого анализа, некорректно. С целью проиллюстрировать данную тенденцию приведем ряд примеров.

Сергей Викторович Римский в своей монографии «Российская Церковь в эпоху Великих реформ»3 достаточно активно использует церковно-общественную публицистику в качестве исторического источника. Исключая ссылки на журналы «Русский архив» и «Русская старина», а также случаи, в которых С. В. Римский ссылается на публицистику, оговариваясь, что данный тезис является частным мнением автора, мы насчитали более тридцати случаев ссылок на труды священника И. С. Белюстина, Д. И. Ростиславова, священника А. И. Розанова, А. Н. Муравьева, Н. П. Гилярова-Платонова и Н. В. Елагина как на непреложную или относительную истину. С. В. Римский пишет о методах работы духовной цензуры и ее отношении к готовящимся публикациям по религиозной тематике, основываясь на мнении предубежденного против цензуры, монашества и любого церковного чиновничества Д. И. Ростиславова4. Повествование о взяточничестве благочинных,

архиерейских письмоводителей5, наставников духовных училищ6, а также иных зло-употреблениях7 в ряде случаев подтверждается, а иногда и полностью основывается на книге священника И. С. Белюстина «Описание сельского духовенства», что, учитывая современные исследования данного труда и личности его автора, недопусти-мо8. Кроме того, отец Иоанн стал основным источником для описания жизненных обстоятельств9 и уровня дохода приходского духовенства10. Психологический портрет выпускников семинарий11 заимствован из записок Д. И. Ростиславова, чьи статьи часто больше похожи на пасквили, нежели на серьезные исследования. На священника Иоанна Белюстина Римский ссылается, рассуждая о качестве содержания учеников в училищах12 и оценивая эффективность проведенных церковных реформ13.

Несомненно, исследователь имеет право ссылаться на мнения современников относительно любых проблем и вопросов ровно так же, как и использовать опубликованные ими статьи в качестве источника. Однако в случае применения в научных монографиях данных церковно-общественной публицистики исследователь, в связи с опасностью подвергнуться предвзятому мнению автора-публициста, обязан изучить используемый им источник более подробно. В противном случае он рискует поддаться искушению не искать историческую правду, а подтверждать свою субъективную позицию субъективным мнением современников.

В случае с монографией С. В. Римского к подобному использованию сведений из «Описания…» священника И. Белюстина исследователя скорее всего привело чрезмерное доверие к недостаточно критичному исследованию А. Папкова «Церковь и общество в эпоху царя освободителя»14, а также убеждение, что обстоятельства написания и содержание книги священника И. Белюстина достаточно исследованы еще до 1917 г.,15 что неверно.

Далее обратим внимание на монографию Максима Владленовича Никулина «Православная Церковь в общественной жизни России (конец 1850-х — конец 1870-х гг.)»16. В данном случае к неверным выводам исследователя привело недостаточное осмысление жизненного пути, мировоззренческих позиций и других обстоятельств, связанных с личностью автора, мнение которого используется в качестве исторического источника.

Как в монографии в целом, так и при написании раздела «“Крамола” И. С. Беллю-стина и отодвинутая духовно-учебная реформа»17 исследователь анализирует не только книгу «Описание сельского духовенства», но и личность ее автора, который предстает перед читателем несколько идеализированным. М. В. Никулин описывает Белюсти-на как образованного, эрудированного, открытого в своих суждениях профессионала, как владеющего несколькими языками борца за правду, чья манера повествования и стремление к гласности были осуждены священноначалием18. Кроме того, исследователь ошибочно заявляет, что отец Иоанн был запрещен в священнослужении «как сторонник свободы совести и прекращения преследования старообрядцев»19. Таким образом, в данной монографии как личность, так и мотивы литературной деятельности священника И. Белюстина представлены односторонне, что ведет к неверному восприятию трудов публициста и чрезмерному доверию к его мнению. По нашему убеждению, исследователю необходимо было принять во внимание и ознакомить читателя хотя бы с отношением священника И. Белюстина к русскому Православию, которое он не считал христианством, его мнением о сектантах и раскольниках, существование которых отец Иоанн признавал за благо для русского народа20, и, несомненно, указать на истинную причину его запрета в священнослужении, каковой стало оскорбление св. имп. Константина Великого, отрицание догм и роли Вселенских Соборов21, искажение событий истории и непочтительное отношение к авторитету Церкви22.

Недостаточно критический подход или полное отсутствие необходимых действий при использовании церковно-общественной публицистики чаще всего наблюдается в кратких научных статьях и сообщениях. Это происходит не только по причине незначительного объема публикуемых статей, но и в связи с невозможностью или нежеланием предпринимать ряд достаточно трудоемких действий для выявления степени актуальности и непредвзятости публицистики как исторического источника.

Так, например, в статье «Сельское духовенство в эпоху “Великих реформ” XIX века в России» В. Слепнев в одном случае характеризует отношение белого духовенства к монашествующим и архиерейский деспотизм по отношению к священникам, основываясь исключительно на мнении Белюстина23, а в другом, принимая мнение того же автора за истину, делает неутешительные выводы о силе действия церковной проповеди и миссионерства24.

И. В. Кравцов, автор статьи «“Складка” антиклерикализма…», анализируя книгу «Опыт исследования о доходах и имуществах наших монастырей», явно сочувствуя взгляду Д. И. Ростиславова, излагает материал таким образом, что у читателя не возникает сомнений в истинности представленных исследователем монашеских богатств сведений и сюжетов. Кроме того, И. В. Кравцов характеризует Д. И. Ростиславова как глубоко и искренне верующего человека, критикующего церковные порядки не по причине личной обиды, а преследуя исключительно благие цели25, что в контексте изучения церковно-общественной публицистики является предметом спора.

В заключение хотелось бы указать на некоторые особенности рассматриваемых нами публицистов, которые важно принимать во внимание при использовании их мнений.

Священник И. Белюстин действительно стремился к самообразованию, изучал языки, историю и другие науки. Он был деятельным священником — старался регулярно проповедовать, вел на приходе беседы о вере, на которые приглашались крестьяне. Он не был замечен в злоупотреблении алкоголем, не курил и даже не играл в карты. Однако эти положительные явления в его жизни нельзя переоценивать и создавать чрезмерно положительный образ. Отец Иоанн не поступил в духовную академию, чем был крайне недоволен. Он изучал языки, но знал их на весьма среднем уровне, что подтверждается его собственными дневниковыми записями. Самостоятельное изучение истории Церкви и государства привело его к мнению, что официальная история не более чем вымысел и даже сознательная ложь. Относительно истории Церкви отец Иоанн замечал, что русское православие ничего общего не имеет с христианством, что истинное христианство прекратило свое существование в 312 г.26 Помимо этого, отец Иоанн всю свою жизнь был глубоко обижен на священноначалие за то, что отсутствие академического образования тормозило его карьеру. Он был обижен на свою долю, недоволен своим положением и всегда стремился покинуть место служения и перебраться в Москву. Все это надо иметь в виду при чтении статей калязинского публициста27.

Часто исследователи ссылаются на мнения А. Н. Муравьева — публициста, оппонента И. С. Белюстина, который одним из первых выступил против резких суждений о быте духовенства и недостатках церковной жизни в империи. Некоторые авторы воспринимают Муравьева как обличителя лживых суждений опального священника, основываясь исключительно на данных, полученных из брошюры «Мысли светского

А. Н. Муравьев

человека на книгу “Описание сельского духовенства”». Неудивительно, что и этот подход вводит историка в заблуждение. Основывать свою точку зрения исключительно на мнениях защитников официальной Церкви так же опасно, как и на мнениях критиков. Муравьев, называя Белюстина лжецом и отрицая критику оппонента, сознательно лукавит, что подтверждается при обращении к архивным источникам. На самом деле А. Н. Муравьев во многом был согласен с Белюстиным28, но выступал против его книги, поскольку был убежден, что публичное обсуждение церковных проблем крайне вредно и губительно для Церкви.

Что касается Д. И. Ростиславова и Н. В. Елагина, то обстоятельства их жизни и творчества менее изучены, однако есть то, что известно и крайне важно.

Мнения о Ростиславове встречаются как крайне положительные, со стороны собратьев критиков, так и крайне отрицательные, со стороны апологетов Церкви. Разумеется, Дмитрий Иванович далеко не посторонний человек для Церкви — он из собственного опыта знал особенности быта духовенства и был хорошо знаком с проблемами духовного образования. Однако стоит обратить внимание на то, что Ростиславов часто крайне увлекается критикой, в том числе приводя в пример частные случаи, которые не могут быть проверены. Более того, его рассказы о жизни студентов Московской духовной академии подвергались опровержению. Так, например, протоиерей Александр Горский указывал на целый ряд лживых утверждений Ростиславова29.

В отличие от упомянутых нами публицистов, Н. В. Елагин30 происходил из дворян и не мог знать о положении духовенства из своего личного опыта. Духовный писатель, цензор, историк и издатель, он был противником распространения печати, науки и образования в обществе, поскольку они, по его убеждению, способны повредить духовности и церковному сознанию русского народа. Елагина без преувеличения можно назвать сторонником Св. Синода, монашества и церковной иерархии, которую, как он сам считал, несправедливо притесняла государственная власть, стремящаяся управлять Церковью «по-мирски»31. Кроме того, целому ряду современников Елагин запомнился как придирчивый и чрезмерно строгий критик32, чья деятельность вызывала негодование даже со стороны коллег33.

Таким образом, церковно-общественная публицистика середины XIX в. является интересным, но в то же время опасным для исследователя историческим источником. Она требует тщательного изучения в контексте сложившейся полемики, которая продолжалась на протяжении всего периода правления Александра II. Без подробного исследования обстоятельств написания публицистических брошюр и статей, а также особенностей жизни публицистов из духовного сословия историк рискует поддаться влиянию изучаемого им материала, что зачастую приводит к заблуждениям и ошибочным выводам.

V период 1881-1882 г. Ill период 1868-1880 г.     11 период 1862-1868 г. 1 период 1858-1862 г.

Данная брошюра выхолит за хронологические рамки диссертационного исследования и помешена в схему в качестве исключения с целью показать наличие хотя и позднего, но все же ответа на критику Д.И. Ростиславова.

Схема. Церковная публицистика во второй половине XIX в.