Что нам известно о скифских лошадях Северного Причерноморья: обзор опубликованных археозоологических данных

1 Работа выполнена в рамках научного проекта РФФИ № 18-09-00725 «Скифы в Центральном Предкавказье в VII–IV вв. до н. э.», а также частично гранта МГУ им. М. В. Ломоносова для поддержки ведущих научных школ МГУ «Депозитарий живых систем Московского университета» по Программе развития МГУ.

Скифы – этнос (или группа этносов), засвидетельствованный начиная с VII– VI вв. до н. э. передневосточными и античными текстами и достаточно подробно изученный археологически. Быт и культура скифов, как демонстрируют эти источники, были неразрывно связаны с лошадьми: их использовали как верховых и упряжных животных, как источник мяса и молока, как жертвенных животных при захоронениях, а также в качестве заупокойной и поминальной пищи. Многие аспекты скифской археологической культуры VII – начала III в. до н. э. Северного Причерноморья и Предкавказья уже достаточно хорошо изучены, но основные вопросы, относящиеся непосредственно к скифскому коневодству, остаются практически неисследованными, и лишь некоторые отрывочные сведения можно найти в немногочисленных дошедших до нас письменных источниках (см. обзор в: Либеров , 1960. С. 111–114). Каких именно лошадей разводили скифы? Были ли лошади однотипны, или скифы разводили несколько пород? Как менялись лошади в течение скифской эпохи, осуществлялась ли направленная селекция? Каких лошадей использовали в погребальных обрядах и существовали ли здесь какие-либо предпочтения? На какие территории распространялся экспорт скифских лошадей? Импортировали ли сами скифы породистых лошадей?

На основании обобщения опубликованных ранее археозоологических материалов авторы предприняли попытку суммировать, что именно известно о лошадях скифов Северного Причерноморья, как наиболее изученного региона скифской археологической культуры. Данная работа была опубликована в тезисном виде в материалах VIII Международного симпозиума «Степи Северной Евразии» ( Спасская и др. , 2018), а в настоящий момент представлена в более развернутом варианте.

На сегодняшний день в степи и лесостепи Северного Причерноморья изучены более 3 тыс. погребальных комплексов скифской археологической культуры, а также в гораздо меньшем количестве поселенческие памятники, ритуальные комплексы и случайные находки. При этом, по данным В. С. Ольховского (на основе материалов, собранных исследователем к концу 1980-х гг.), для степного Северного Причерноморья в IV–III вв. до н. э. захоронения отдельных лошадей встречены в 48 из 1205 погребений (что составляет 4 %), а в виде остатков жертвенной пищи – в 43,5 % погребений (Ольховский, 1991. С. 6, 116, 117). По данным, собранным М. А. Очир-Горяевой к началу 2010 гг., в VI–III вв. до н. э. сопроводительные захоронения верховых коней встречаются в 2,12 % погребений (Очир-Горяева, 2012. С. 21). Ритуальные захоронения лошадей обнаружены не только в контексте погребений знатных скифов, но и в рядовых комплексах (Ильинская, 1973. С. 52). Однако в то время как предметы материальной культуры подвергаются всестороннему анализу с привлечением аналогий, археозоологический материал, несмотря на свою массовость, практически игнорируется. Археологов в большей степени интересуют особенности погребального обряда скифов и только в этом контексте – например, расположение конских могил и предметов узды в контексте планиграфии кургана или бескурганного могильника, способы умерщвления коней, полнота и качество уздечных наборов и др. (см., например: Мозолевський, 1979. С. 160–163; Синика, 2011. С. 120–121; Очир-Горяева, 2012. С. 21–65). Соответствующие археологические материалы обрабатываются лишь частично, и порой исследователи ограничиваются видовым определением животных. Нельзя не учитывать тот факт, что остеологический материал бывает (в силу ограбленности погребальных памятников) неполным (некомплектным) и/или плохой сохранности (особенно материалы из культурного слоя поселений), что резко уменьшает его информативность (см., например: Цалкин, 1954. С. 253, 254; 1960. С. 86; Секерская, 1992. С. 187). Часто археозоологические исследования не включаются в итоговые монографии по памятникам, между тем из-за значительного количества таблиц с первичными данными такие работы практически не имеют шансов попасть в периодические издания.

Эти и ряд других причин привели к тому, что опубликованных материалов оказывается чрезвычайно мало: нам известны результаты исследований остатков лошадей всего из 9 курганов и 5 поселенческих памятников (табл. 1). Безусловно, есть некоторая вероятность, что часть результатов исследований остались в полевых отчетах, но они оказываются в большинстве случаев малодоступными.

Таблица 1. Перечень используемых в статье опубликованных археозоологических материалов с памятников Северного Причерноморья

№	Памятник	Годы раскопок	Тип исследования памятника	Публикации
Поселенческие памятники
1	Каменское городище	1987–1990*	первичные раскопки	Журавлёв , 1991
2	Неаполь Скифский	1945–1950	« »	Цалкин , 1954
3	Поселение Первомаевка-2	1985–1988	« »	Журавлёв , 1991
4	Севериновское городище	2015	« »	Кублій , 2017
5	Трахтемировское городище	1964–1969	« »	Бєлан , 1982
Курганы
1	Александропольский	2004–2009	доисследование	Журавлёв , 2018
2	Бабина Могила	1986	первичные раскопки	Секерская , 1992
3	Близнец-2	2007	« »	Журавлёв , 2009
4	Большой Рыжановский	1994–1996	« »	Журавлёв , 1997; 1999
5	Водяная Могила	1986	« »	Секерская , 1992
6	Огуз	1979–1981	доисследование	Там же
7	Стеблевская курганная группа	1983	первичные раскопки	Журавлёв , 2018
8	Толстая Могила	1971	« »	Бибикова , 1973
9	Чертомлык	1981–1986	доисследование	Журавлёв , 1991

Примечание : * – городище раскапывалось и позднее, но указаны годы сбора археозооло-гических материалов, которые были исследованы

Условно публикации археозоологического материала могут быть разделены на три типа. Первый тип – публикации с первичным анализом археозоологи-ческого материала, т. е. с определением видового состава остатков животных, а также пола, возраста и количества особей. В ряде случаев охарактеризованы хозяйственное использование, варианты эксплуатации животных, отдельные патологии индивидуального развития. В основном работы сделаны по отдельным археологическим памятникам. Второй тип – со сравнительным анализом нескольких памятников, расположенных, как правило, в отдельном небольшом регионе. В публикациях первого и второго типа, почти всегда, отсутствует первичный морфометрический блок данных, если только работа не включена в состав монографии. Третий тип – обобщающие работы. Из них, прежде всего, следует назвать классическую работу В. И. Цалкина по раннему железному веку Северного Причерноморья ( Цалкин , 1960). Однако в сводке приведены данные по 40 поселениям культур разной хронологии и локализации, охватывающие период с IX в. до н. э. до V в. н. э., что существенно затрудняет использование этих результатов по конкретным культурам в ходе дальнейших сравнительных обсуждений. И, к сожалению, несмотря на активизацию археологических работ c началом XXI в., других публикаций с подобным масштабным анализом пока не появилось.

Далее мы рассмотрим основные аспекты анализа археозоологических данных.

Количество особей. Для анализа археозоологического материала с поселенческих памятников количественный показатель используют для сравнительной оценки состава стада домашних животных, определения типа хозяйственной деятельности и объектов питания населения. Такие расчеты активно осуществлялись В. И. Цалкиным и последующими поколениями археозоологов, однако правомерность применения этого показателя в настоящее время оспаривается ( Антипина , 2000. С. 80–82). Здесь нет необходимости дискутировать по этому вопросу, так как это уведет нас в сторону от основной темы.

Для курганов количество погребенных лошадей – это ключевой признак, отражающий наряду с параметрами кургана социальный статус основного по-койника/покойников ( Мозолевський , 1979. С. 160). Но сведения по конкретным памятникам оказываются неполными в связи с почти повсеместным ограблением курганов, что приводит к нарушению общей картины похоронного обряда. В скифских курганах Северного Причерноморья с людьми погребали от 1 до 16 лошадей, наибольшее их количество (10 и более) сопровождало основные захоронения крупнейших курганов – Чертомлыка, Александропольского, Козла, Чмыревой могилы и т. д. (Там же. С. 152)². В проанализированных опубликованных материалах по 9 курганам (см. список по табл. 1), рассчитанное нами общее количество захороненных лошадей распределяется следующим образом: всего в погребениях (рядом и вместе с людьми) – 94, во рвах курганов – 183 лошади.

Состав остатков и место захоронения лошадей. Эти вопросы обычно анализируются археологами в контексте погребального обряда, поэтому мы не будем подробно на этом останавливаться, но отметим лишь то, что важно для обобщения результатов археозоологических исследований.

В культурных поселенческих памятников поселений в основном материал состоит из костей, происходящих от разных особей, подавляющее большинство остатков характеризуется сильной степенью искусственного разрушения, длинные трубчатые кости конечностей, как правило, разрублены. Все это существенно ограничивает возможность подробного комплексного анализа. Напротив, в этом отношении курганы, и в особенности ритуальные захоронения лошадей в них, дают несравнимо более богатый материал. По «комплектности» конские захоронения могут быть разделены на три группы: целые скелеты, полностью или частично лежащие в анатомическом порядке, черепа с конечностями («шкуры»), отдельные черепа. В этом ряду уровень информативности материала уменьшается от группы к группе. Также следует отметить, что степень сохранности частей скелета (и особенно краниальных) обычно невысока, а методы их извлечения при раскопках приводят к еще бóльшему (чаще полному) их разрушению. Значительная часть курганов была разграблена в историческое времявремя. На некоторых памятниках основные раскопки происходили в конце XIX – начале XX в., и обнаруженный тогда археозоологический материал не был подробно изучен и затем утрачен (доисследования в конце XX – начале XXI в. дали возможность собрать лишь остатки). (табл. 1). Все перечисленные причины существенно обедняют материал, который можно включить в сравнительный анализ.

В курганах остатки лошадей могут находиться во впускных входных ямах основных погребений, во входной яме, в дромосе, в самих погребениях (склепах), в отдельных ямах около человеческих погребений. Кости лошадей могут встречаться во рвах и насыпях курганов и являться ритуальными комплексами и/или следами поминальных трапез. Разделение этих остатков на группы по месту нахождения кажется нам важным условием в сравнительном анализе материала, поскольку весьма вероятно, что для разных целей в похоронном обряде могли использовать различных по происхождению и качеству животных – персональных элитных коней при захоронении вместе с человеком и обычных рабочих и/или табунных животных для совершения других ритуалов. Но в большинстве работ эти условия не принимались во внимание, и анализ проводили по всей совокупности материалов, происходящих из одного или нескольких курганов (см., например: Бибикова , 1973. С. 66; Журавлёв , 1991. С. 350–360; 2018. С. 678, 679), или в лучшем случае анализировали материал по принципу дихотомии: погребение–поселение (см., например: Журавлёв , 1991. С. 361; 2018. С. 678, 679).

Пол животных. Определение пола животных возможно по составу зубов (наличие или отсутствие клыков) и/или по особенностям строения тазовых костей (Корневен, Лесбр, 1932. С. 78; Дюрст, 1936. С. 237, 238; Климов, 1950. С. 206). Однако для этого необходима хорошая комплектность и сохранность материала. В силу перечисленных выше причин такие определения возможны не всегда. Так, для остатков лошадей из рвов и насыпей во всех рассматриваемых нами опубликованных данных пол не определен, а для остатков из самих курганов – определен только для 18 особей (19,1 %), из которых подавляющее большинство (17 особей) оказались жеребцами и только один экземпляр считают кобылой. Эти определения сделаны для 5 памятников: Толстая Могила (Бибикова, 1973. С. 66), Водяна Могила и Огуз (Секерская, 1992. С. 187, 190; в частности, в Водяной Могиле была обнаружена кобыла), Большой Рыжанов-ский курган (Журавлёв, 1997. С. 97), Близнец-2 (Журавлёв, 2009. С. 128, 129).

Таким образом, есть основания предположить, что непосредственно в погребальных ритуалах (не в поминальных) преимущественно использовали жеребцов. Возможно, и в загробном мире они должны были служить хозяевам в виде ездовых (верховых) животных, т. е. в том же качестве, в котором они использовались и при жизни, или же они представлялись наиболее эффективным средством для перемещения в иной мир.

Индивидуальный возраст животных. Определение индивидуального возраста лошадей возможно несколькими способами. Во-первых, это достижимо с учетом сращения швов костей черепа и эпифизов трубчатых костей конечностей ( Воккен и др. , 1961. С. 98–110; Silver , 1963. С. 252, 253, 255), но, как известно, целые черепа и даже крупные их фрагменты оказываются большой редкостью в археологических материалах. Соответственно, если исследователи имеют дело только с костями конечностей, то в категорию «взрослые» относят всех животных с приросшими эпифизами трубчатых костей, т. е. старше 3–3,5 лет. В проанализированных опубликованных материалах по остаткам лошадей из рвов курганов возраст был определен для 55,2 % особей (101 из 183), из которых большинство оказались взрослыми (84 особи или 83,2 %), а остальные неполовозрелыми (в том числе 3 жеребенка). В отношении могильных ям курганов пол был определен для 72,3 % (68 из 94) особей, из которых также большинство составляли взрослые (49 особей или 72 %), остальные – неполовозрелые, в том числе 2 жеребенка (все рассчитано Н. Н. Спасской по анализированным источникам, их список см. в табл. 1).

Во-вторых, более четкое определение возраста возможно по последовательности прорезания зубов и степени стертости резцов (Корневен, Лесбр, 1932. С. 104–120; Дюрст, 1936. С. 221–236), а также по высоте коронки щечных зубов (Levine, 1982. С. 249, 250). В таких случаях к категории «взрослые» принято относить особей с полностью сформированными зубной системой и черепом в целом, т. е. 5-ти лет и старше. Зубы сохраняются значительно лучше остальных костей скелета, однако более подробное определение возраста было сделано только для трех памятников и только с использованием стертости резцов. В Толстой Могиле жеребята и молодые животные не найдены, и бóльшая часть животных имела возраст 4–15 лет (21 особь во рву и 4 в могилах кургана), тогда как старше 15 лет были 6 особей во рву и 2 в могилах (Бибикова, 1973. С. 66). В Огузе возраст 3-х особей (для которых такое определение было в принципе возможно) составлял около 8 лет, 10 лет и более 10 лет; в Водяной Могиле возраст был определен только для одной особи – 4–4,5 года (Секерская, 1992. С. 187, 190). В некоторых работах (см., например: Журавлёв, 1997. С. 97; 1999. С. 326; 2009. С. 127, 129; 2018. С. 678, 679) особи были разделены по возрастным категориям (половозрелые, неполовозрелые, молодые) без указания, на основании каких именно материалов это сделано. Можно предположить, что определение возраста происходило по костям конечностей, и это подтвердилось личным сообщением О. П. Журавлёва, за которое мы выражаем ему искреннюю благодарность.

Итак, на основании опубликованных материалов можно утверждать, что в похоронных мероприятиях скифы использовали в основном взрослых лошадей, как в ритуальных обрядах (могилах), так и в поминальных мероприятиях (рвы курганов). Однако категория «взрослые» включает животных от 3 до 20–25 лет, и остается неясным, особей какой именно возрастной группы преимущественно использовали в погребальном действе: 5–10 лет, 10–15 лет или старше 15. Получив ответ на этот вопрос, а также определив вариант хозяйственного использования животного при жизни (см. ниже), можно было бы более полно описать традиции скифов.

Конституционные типы лошадей: рост и экстерьер животных. Для определения высоты в холке используют расчет по длинам черепа ( Nehring , 1884. С. 146; Черский , 1891. С. 510). Но из-за того, что черепа лошадей редко находят в полной сохранности при археологических раскопках, обычно используют расчет по длинам пястных и плюсневых костей ( Kiesewalter , 1889. С. 35–37) или корреляционную таблицу, составленную по длине трубчатых костей конечностей ( Витт , 1952. С. 173).

Определение роста лошадей сделано для четырех скифских поселенческих памятников. На Трахтемировском городище ( Бєлан , 1982. С. 55) выявлены 5 категорий животных: очень мелкие, мелкие, малорослые, среднерослые, рослые (по классификации О. В. Витта ( Витт , 1952. С. 173)). На Севериновском городище, где обнаружены единичные экземпляры, представлено равное количество малорослых и среднерослых ( Кублій , 2017. С. 86). Среднерослых оказалось больше, чем малорослых на поселении Первомаевка-2 ( Журавлёв , 1995. С. 129). В культурном слое Неаполя Скифского ( Цалкин , 1954. С. 256) были представлены лошади от малорослых до крупных, при этом большая часть остатков принадлежала малорослым (51 %) и рослым (32 %). Обобщив обширный материал поселений Северного Причерноморья раннего железного века, В. И. Цалкин получил несколько «сдвинутый» диапазон размеров (не было очень мелких, но присутствовали крупные лошади), а подавляющее большинство лошадей относилось к малорослым (47,5 %) и среднерослым (42,9 %) ( Цалкин , 1960. С. 44).

Рост лошадей, происходящих из рвов курганов, определен только для Чер-томлыка, где было больше среднерослых, чем малорослых ( Журавлёв , 1991. С. 362). В могильных ямах вышеперечисленных курганов, по опубликованным данным, присутствовали все высотные категории, но преимущественно были распространены среднерослые (34,3 %), малорослые (33,6 %) и рослые (21,4 %) особи. Как и следовало ожидать, рослые особи происходят из погребальных камер центральных захоронений курганов: Толстой Могилы ( Бибикова , 1973. С. 66), Огуза, Бабиной Могилы и Водяной Могилы ( Секерская , 1992. С. 188–190). Для Александропольского кургана место находки крупных лошадей не указано ( Журавлёв , 2018. С. 678, 679).

В связи с частой разрозненностью (некомплектностью) скелетов в археологических материалах экстерьер лошадей определяют по пропорциям отдельных костей конечностей, в первую очередь пястных и плюсневых костей, а также первых фаланг, которые из-за особенностей строения всегда имеют лучшую сохранность.

Предложенная И. Д. Черским градация «тонконогие–средненогие–толстоногие» ( Черский , 1891. С. 510, 511) была расширена А. А. Браунером за счет промежуточных категорий (полутолстоногие, полутонконогие, крайнетонконогие) ( Браунер , 1916. С. 106, 108). Для пястных и плюсневых костей оба исследователя использовали соотношение ширины кости в середине к длине кости (наружной у Черского и полной у Браунера). Для первых фаланг использовали соотношение ширины верхнего конца к ее длине ( Браунер , 1916. С. 112), ширины верхнего и нижнего концов, а также ширины кости в середине к ее длине ( Громова , 1949. С. 49). Соответственно, у А. А. Браунера было четыре градации фаланг – широковерхие, полушироковерхие, полуузковерхие, узковерхие, а у В. И. Громовой (Там же) три градации – тонконогие, средненогие, толстоногие. Для определения аллюрности лошадей используют также соотношение поперечника плюсневой кости к ее ширине в середине ( Андреева , 1933. С. 106; Боголюбский , 1936. С. 334; Рудько , 1958. С. 156), а в случае полнокомплектных скелетов – соотношение длин отдельных костей (или частей) конечностей ( Kiesewalter , 1889. С. 35–37; Дюрст , 1936. С. 79).

Определения характеристик экстерьера лошадей из скифских поселенческих памятников сделаны по относительно массовому материалу – для Неаполя Скифского ( Цалкин , 1954. С. 254, 256) и Трахтемировского городища ( Бєлан , 1982. С. 55), а по единичным костям – для поселения Первомаевки-2 и Каменского городища ( Журавлёв , 1995. С. 129), а также для Севериновского городища ( Кублій , 2017. С. 86). Использовали кости метаподий и первые фаланги. Результаты оказались разными: по первым фалангам большинство лошадей было полуузковерхи-ми, по костям пясти – средненогими, по костям плюсны – тонконогими.

Лошади из погребений по первым фалангам и костям пясти в большинстве были полуузковерхими/полутонконогими, по костям плюсны преобладали полутонконогие и средненогие (суммировано нами по опубликованным источникам, см. список в табл. 1). Что касается рвов, то данные по ним единичны: определено наличие полутонконогих и средненогих особей в Бабиной и Водяной Могилах ( Секерская , 1992. С. 190), и еще одна полутонконогая особь была найдена в Большом Рыжановском кургане ( Журавлёв , 1999. С. 325). Для Чер-томлыка ( Журавлёв , 1991. С. 362), Толстой Могилы ( Бибикова , 1973. С. 66), Огуза ( Секерская , 1992. С. 190), Александропольского кургана и курганов Стеблевой группы ( Журавлёв , 2018. С. 678, 679) определение экстерьера или отсутствует, или остатки лошадей не разделены по месту нахождения (рвы или могилы).

Лишь в одной работе предпринята попытка более комплексного анализа экстерьера скифских лошадей по пропорциям отделов конечностей. Так, было отмечено, что в Огузе, Бабиной и Водяной Могилах были захоронены лошади близкие к восточному типу верховых пород ( Секерская , 1992. С. 189, 190).

Таким образом, имеющиеся данные демонстрируют значительную разнородность лошадей в рамках скифской археологической культуры Северного Причерноморья, что косвенно может свидетельствовать о наличии нескольких пород (или породных типов) для разных вариантов эксплуатации животных. В. И. Цалкин и В. И. Бибикова, основываясь на анализе археозоологического материала, а также изображений лошадей, высказали предположение о наличии трех типов лошадей (Цалкин, 1954. С. 265–268; 1960. С. 44–48; Бибикова, 1973. С. 66, 67), а именно:

– верховых, специально выращенных, рослых, стройных и хорошо ухоженных (личных, «под седло»);

– низкорослых, ездовых, выносливых как под седлом, так и в различных хозяйственных работах;

– среднерослых табунных лошадей.

С этим мнением были согласны и последующие исследователи, в частности О. П. Журавлёв и Е. П. Секерская ( Журавлёв , 1991. С. 363; Секерская , 1992. С. 191). Однако для обоснованных выводов необходим более подробный анализ, который, как показывает наш обзор опубликованных данных, пока не был сделан с учетом всего имеющегося материала. Кроме того, поскольку в большинстве публикаций не приведены первичные морфометрические данные, нет возможности в настоящее время верифицировать (пересчитать) те показатели, которые не были по каким-то причинам рассчитаны предыдущими исследователями.

Проблема показателей прижизненного хозяйственного использования лошадей. Активная эксплуатация лошадей человеком в процессе хозяйственной деятельности приводит к формированию у животных специфических морфологических особенностей – стертостей и гипоплазий эмали на зубах, различных аномалий на костях конечностей и позвоночнике (остеоартрозы, экзостозы и др.). Эти морфологические особенности могут дать представление о том, как использовалось и в каких условиях жило животное: было ли оно ездовым (верховым или упряжным) или табунным, насколько интенсивно эксплуатировалось, получало ли достаточное питание в течение жизни и др. И только в некоторых из проанализированных опубликованных работ эти аспекты рассматриваются и обсуждаются (см.: Журавлёв , 2009. С. 128, 131; Кублiй , 2017. С. 86).

На основании обобщенных нами ранее опубликованных материалов с анализом остатков лошадей из курганов и поселенческих памятников скифской археологической культуры Северного Причерноморья можно сделать следующие выводы.

Во-первых, при сходной методике морфометрических работ, анализа экстерьера и размера животных, пока не существует однотипной формы представления результатов разными исследователями. Так, часто нет указания на использованную методику морфометрических исследований, нет первичных промеров, нет данных по местонахождению остатков лошадей и особенностей их захоронения (например, сохранились ли какие-либо элементы узды на черепе или рядом с ним). Все это в целом не дает возможности восстановить некоторые детали, важные для правильной интерпретации результатов, и делает практически невозможным использование современных методов и подходов.

Во-вторых, во многих случаях материал оказался недоисследованным, т. е. из него не был извлечен весь возможный объем данных. Именно это обстоятельство оказывается наиболее досадным, так как подавляющее большинство археозоологических материалов на сегодняшний день утрачено, а это означает полное отсутствие шансов вновь обратиться к ним для применения новых исследовательских методов или для проверки уже сделанных выводов.

Археозоологические коллекции вообще и в частности домашних животных, оказываются непрофильными для музеев – как исторических (ориентированных в первую очередь на предметы материальной культуры), так и зоологических (специализирующихся на рецентной дикой фауне), равно как и палеонтологических (не заинтересованных в субфоссильном материале). Помимо этого, музеи всегда ограничены площадями хранения. Не получив официального статуса, археозоологические коллекции после первичного определения и обработки выбрасываются. Редкие случаи хранения подобных коллекций – это примеры понимания отдельными музейщиками-энтузиастами непреходящей ценности биологических коллекций и важности их сохранения для последующих поколений.

Представленный анализ иппологических исследований демонстрирует относительно слабую изученность массового археологического материала в аспекте скифского коневодства, и многие вопросы по-прежнему остаются открытыми. Поэтому даже по прошествии 60 лет высказывание В. И. Цалкина, приведенное в эпиграфе к этой статье, остается актуальным.