Диалектные лексические единицы Казанской губернии в «Толковом словаре живого великорусского языка»

Диалектные лексические единицы являются предметом многих современных лингвистических исследований: учеными устанавливается место таких слов в формировании диалектной картины мира; анализируются типы диалектных единиц, зафиксированных на той или другой территории, описываются их лингвогеографический и лексикографический статусы; исследуются результаты междиалектных и межъязыковых контактов и многое другое.

Однако диалектная лексика русских говоров Ульяновской области (а прошлом – части Симбирской губернии), на наш взгляд, изучена еще недостаточно. Среди работ, в той или иной степени анализирующих диалектные слова края, можно назвать кандидатскую диссертацию «Говор с. Архангельского Чердаклинско-го района Ульяновской области» Д. И. Алексеева (в ней дана тематическая классификация слов и отдельных выражений, приведен словарь, состоящий из редких единиц, не получивших на тот период времени лексикографической фиксации [1, с. 193 – 200]) и книгу В. Ф. Барашкова «Русские говоры Ульяновской области», в которой представлены материалы для «диалектологического словаря... территории» [3, с. 39] (в книге даны комментарии о лексических единицах, картографированных в «Атласе русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы» и являющихся типичными для северного, южного наречий и среднерусских говоров).

Работы Е. Ф. Галушко («“Темные” симбирские слова», «Лексика Симбирского края в историко-культурном аспекте», «Симбирская лексика в “Опыте областного великорусского словаря”», «”Простонарод-ные слова, употребляемые в Симбирской губернии” как источник информации о региональной лексике», «Тюркизмы в русских говорах Ульяновской области» и др.) непосредственно посвящены анализу диалектной лексики региона в ее современном бытовании и сопоставительному изучению лексикографических источников XIX– XXI веков, аккумулирующих симбирские и ульяновские лексические единицы [4 – 8].

Современная территория Ульяновской области – место жизни славянских, тюркоязычных, финно-угорских народов (о национальном составе жителей области см. [12]). Согласно распоряжению о первом губернском членении России (1708 г.) данная территория вошла в состав Казанской губернии. В 1780 году было образовано Симбирское наместничество, в 1796 по распоряжению Павла I – создана Симбирская губерния [16]. В 1924 году Симбирск был переименован в Ульяновск, а 19 января 1943 года была образована Ульяновская область [12].

Информация о словарном составе русских народных говоров региона содержится в многочисленных словарных изданиях. Так «Словарь русских народных говоров» (СРНГ) включает значительное количество слов с пометой «симбирское» и «ульяновское», нередко такая помета является единственной. Уточнение информации по таким словам, предполагает, на наш взгляд, обобщение дополнительных сведений по первоисточникам данного лексикографического труда и дальнейший анализ современного бытования слов в ходе полевых наблюдений.

Одним из важнейших источников СРНГ является «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля (далее Словарь Даля).

«Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля неоднократно становился предметом исследований в трудах отечественных лингвистов. Например, можно назвать работы М. И. Литвинова «Ремесленно-промысловая терминология в словаре В. И. Даля» [11]; М. Г. Пшеничновой «Лексикографические параметры и способы их формализации (на материале Словаря В. И. Даля)» [14]; А. Ю. Дейкиной «Отвлеченные имена существительные новообразования в “Толковом словаре живого великорусского языка” В. И. Даля» [10]; С. В. Пономаревой «“Толковый словарь живого великорусского языка” В. И. Даля в кон- тексте орфографической вариантности XIX – начало XX вв.» [13]; А. И. Байрамуковой «Метапоэтика и металингвистика «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля как толково-энциклопедического феномена» [2].

Однако до сих пор практически нет исследований Словаря Даля как источника диалектизмов Симбирской губернии (за редким исключением, см.: [7]). Этот пробел в определенной степени призвана восполнить данная статья.

В.И. Даль в большом количестве включил в свой словарь областные единицы с пометами, указывающими то, в каких местах России слова распространены, например: новгородское, псковское, рязанское и т.п.

Поскольку исторически симбирские говоры формировались в тесной связи с казанскими (первоначальное единое административное пространство, активные контакты населения), то В. И. Даль отнес казанские и симбирские говоры к единому наречию – восточному, подчеркнул схожесть многих фонетических черт в говорах [9, с. LXIX – LXX]. В статье «О наречиях русского языка» лексикограф также привел примеры особых слов, отмечая, что в восточном наречии «более татарских слов, чем в северном... в Симбирской губернии слышно несколько чувашских слов, а в Казани – татарские и монгольские: малахай – шапка и др.» [9, с. LXXIII] (цитаты даны в современной орфографии).

Таким образом, как представляется, анализ диалектных слов с пометой « казанские » из «Толкового словаря живого великорусского языка» будет способствовать более полному пониманию места симбирских слов в системе национального русского языка, добавит информацию к знаниям о межъязыковых и междиалектных контактах в разные исторические периоды.

Выборка диалектных слов с пометой « каз.» (казанское), указывающие на принадлежность их употребления, соответственно в Казанской губернии была осуществлена по второй редакции словаря (1880 г.), в примерах далее – современная орфография.

Важно отметить, что Словаре Даля рядом с некоторыми словами стоят вопросы, они «стоят как перед словом, указывая на сомнительность его существования, так и после вероятностного толкования» [7, с. 101], например, « мазр а к? каз. пьянюжка» [9/1, с. 5289], « зал о га ... // каз. станционный смотритель?» [9/1, с. 585], кастренок «каз. молодой осетр [шип?]» [9/2, с. 195]. Такие слова также учитывались при выборке лексических единиц.

Выборка позволяла обнаружить 100 лексических единиц с пометой казанское . Из них: 72% – существительные, 21 % – глаголы, 4 % –прилагательные, 3 % – наречия.

Большинство выбранных из лексикографического источника слов и значений имеют одну помету, но есть единицы с двойными и тройными пометами. Слова казанских говоров могут встречаться также и в симбирских, астраханских, вятских, нижегородских, оренбургских, пензенских, пермских, курских, тамбовских, даже архангельских говорах. Территориальные пометы рядом со словами часто соседствуют с комментариями, указывающими на язык-источник

(иногда предположительно), например, угл а н «(татрс. угл . сын?) или (от угол?) влгд., вят., прм., каз. парень, малый, подросток» [9/4, с. 465], чир я с (каз., чувашс.) ‘кадочка с рыльцем, ендова, для пива’ [9/4, с. 406].

В «Толковом словаре живого великорусского языка» чаще всего представлены собственно лексические диалектные единицы с пометой «казанское», это местные названия, имеющие в литературном языке синонимы (например, ища у л ‘скряга...’ [9/2, с. 67]), в меньшей степени – семантические диалектизмы, совпадающие с литературным словом по форме, но отличающиеся значением (например, в ы шка ‘полавоч-ник – полки вкруг избы’ [9/1, с. 315]). Единичны лексико-фонетические диалектизмы, например, мол ы- нье (каз., перм.) ‘молния’ [9/2, с. 342].

Значителен пласт этнографических диалектизмов, названий, связанных с особенностями быта на определенной территории, не имеющих аналогов в литературном языке: джи и н «татарский праздник перед паровою пашней; это один день в году, когда женщины на гулянье выказывают лицо; тут высматривают невест» [9/1, с. 434], бармяч и к «праздник Лазаревой субботы у крещеных татар» [9/1, с. 50], кы и к (каз.) «татарская женская фата» [9/2, с. 230], сюряк а «головная повязка крещеных татарок» [9/4, с. 383], то я рым-ка «чувашская плясея, собственно сваха» [9/4, с.424], хот а каз., сим. «чувашское сватовство, сватанье невесты» [9/4, с. 562], ширт а н «чувашская еда; баранина, зашитая в рубце» [9/4, с. 635], яшк а «чувашская похлебка» [9/4, с. 683].

Обращение к тюркоязычным словарям в ряде случаев позволяет уточнить толкование, например, бл я- зик (каз., а также смб.) ‘татарское запястье’ [9/1, с. 100]. В «Русско-татарском словаре» находим татарские эквиваленты словам: браслет – белəзек [15, с. 47], запястье (как часть руки) – белəзек сөяге [15, с. 171]. Более точным будет толкование «браслет», именно в таком значении слово блязик бытует, например, в речи жителей села Старый Атлаш Старокулаткинского района Ульяновской области и знакомо проживающим в других населенных пунктах региона. Слово маск а л (каз.) ‘насмешник’ [9/2, с. 302] В. И. Даль сопровождает вопросом к слову, считая записанную форму искаженной. Вероятно, более точной будет форма, соответствующая татарскому слову с близким значением « мыскыл 1. Насмешка, 2. Унижение, оскорбление, издевательство» [18, с. 225], тем более, что существует и слово мыскал ‘золотник (мера веса) [там же].

Тематически выбранные единицы можно разделить на несколько групп. Если расположить группы по количеству входящих в них единиц, то самой большой будет группа слов, вобравшая в себя языковые единицы, связанные с местным бытом, ремеслом и обиходом, включая названия праздников русского, татарского, чувашского народов (например, кынчала (прялка, прялица) [9/2, с.230], в чувашском языке кень-челе – «пучок волокон, шерсти, приготовленный для предения, кудель» [17, с. 52]); бармячик, джиин и другие). Значительна по составу группа, включающая единицы, характеризующие человека, а также его действия или состояния (асламщик, гомоюн, варначить, взрызнуть, закурать, заскуртать, кубиться, моторный, нохра, самодерга, сламчей и другие). Небольшими являются группы слов, состоящих: а) из местных названий растений и животных (бичевник, доброход, кастренок, карбыш, сарга); б) из местных названий погодных явлений (расторопица и др.); в) из названий сказочных существ (зилан).

Синонимия лексических единиц обнаруживается как в говорах Казанской губернии (например, прилавок в избе у дверей – кутн и к, подн а р, секас ), так и при сопоставлении слов сопредельных регионов. Так лексические единицы с пометой «казанское» ( г у зов – «огузок снопа, низ, срез, комель» [9/1, с. 406], кон и ться – «тягаться, меряться силой» [9/2, с.149]) являются в диалектном языке синонимами, например, симбирских слов гуз о вье, конов и ться .

Безусловно, изменения, произошедшие в окружающей действительности, нашли отражение в отмирании многих слов и значений, однако полевые наблюдения, проведенные на территории Ульяновской области, подтверждают бытование в регионе ряда выбранных из Словаря Даля слов. В некоторых случаях при отсутствии пометы «симбирское» в «Толковом словаре живого великорусского языка» именно казанские слова помогают прояснить историю и этимологию «симбирской» лексической единицы. Например, в Словаре Даля есть слово чум а ры (каз.) ‘клецки в молоке’ [9/4, с. 614], в форме тюм а р со значением ‘лапша из ржаной муки, нарезанная квадратиками’ данная лексическая единица зафиксирована в речи русских жителей Подкуровки Теренгульского района, слово карбыш ‘хомяк’ записано в Ульяновске.

Подводя итоги, отметим, что, хотя число диалектизмов, которые были характерны для Казанской губернии, невелико в масштабах четырехтомного Словаря Даля, но интересен состав таких единиц и пометы автора, которые дают пищу для дальнейших размышлений.