Диалог Г. Гауптмана с античностью. Поздняя драма «Ифигения в Дельфах»

Статья посвящена проблеме осознания поздним Г. Гауптманом античной эпохи, что не только раскрывает более глубокое, чем в ранние годы, чувство трагического в драмах Г. Гауптмана, но и проясняет специфику личности писателя, креативного процесса становления, связанного с перетолкованием прежних творений, восприятием их в качестве личной традиции, подлежащей пересмотру и обновлению. Этому соответствуют и цели работы: выявить своеобразие философского диалога с античностью, предпринятого Г. Гауптманом в его поздние годы; раскрыть характер философской саморефлексии драматурга; обосновать принципы личного мифотворчества писателя; осмыслить его новую мифопоэтическую образность; показать на примере драмы «Ифигения в Дельфах» важность хтонической первоначальности для Гауптмана. В ходе анализа было выявлено, что, сохраняя прежний взгляд на античность с позиции тотального одухотворения, драматург ведет тот диалог с древней эпохой, в котором главной становится тема бессмертия, заложенная в основу его субъективного мифотворчества. Оно, связанное с древними подземными силами первоначальности, осознаваемыми Гауптманом в качестве бессмертных основ всего сущего, способствует пересмотру принципа древних мистерий - движение к свету из непроглядной тьмы. Гауптман творит свой собственный миф, содержанием которого является выход из света и низвержение во тьму, что означает для него возвращение к истокам - к хтоническим корням. Они, являясь началом всякого бытия, призваны, с точки зрения драматурга, способствовать новому рождению мира и человека. Было установлено, что под пером Гауптмана позднего периода кардинально меняется картина мира, представленная в контексте поэтической метафоры захода солнца. Смена мифопоэтической образности, когда житие солнечного дня трансформируется в житие лунной ночи, логически вытекает из раздумий Гауптмана о живительной тайне природной мистики и составляют ту сущность новой религии, которая наиболее полно раскрывается в драме «Ифигения в Дельфах». Дочь Агамемнона, возвращаясь в чертоги Гекаты и Персефоны, не только ощущает необходимость своего низвержения, но и воспринимает его как своего рода новое возрождение собственной личности, утраченной ранее субъектности. Попытка обретения душевного покоя в свете дня приносит лишь страдания, тогда как вход во тьму становится для Ифигении высшим благом, получением того бессмертия, мысли о котором пронизывают позднее творчество Гаупмана.