Дискуссия о европейском опыте при обсуждении судебной реформы в русской журнальной периодике (1857-1864)

Adoneva I. G. The Discussion about the European Experience in Deliberation Judicial Reform in the Russian Magazines (1857–1864). Vestnik NSU. Series: History and Philology , 2019, vol. 18, no. 6: Journalism, p. 18–29. (in Russ.) DOI 10.25205/1818-7919-2019-18-6-18-29

Появившаяся с началом правления Александра II возможность относительно свободной дискуссии в печати по принципиальным вопросам жизни Российской империи открыла для многих интеллектуалов путь к успеху в публицистической деятельности. Этому способствовала также атмосфера подготовки Великих реформ, когда государство и общество надеялись на взаимодействие друг с другом и обновление всех сфер жизни. Серьезным элементом данного процесса стало обсуждение будущей судебной реформы. Мнения служащих Министерства юстиции, Сената и других государственных структур, так или иначе связанных с преобразованием правосудия, оказались достоянием не только ведомственной, но и частной периодики. Юридическая профессура не осталась в стороне от возникшего интереса к правовой проблематике, вступив в активное сотрудничество с журналами, став серьезной частью их авторского корпуса. Почти треть статей данного направления в рассматриваемый период была посвящена прошлому и настоящему европейской юстиции. Причиной этого было крайне неудовлетворительное состояние российского правосудия, что привело к нежеланию привлекать собственный опыт при осуществлении реформы. Поэтому на страницах отечественных журналов в течение почти восьми лет шло серьезное обсуждение английской и французской судебных систем, эпизодически для дополнительной аргументации привлекался прусский, норвежский, бельгийский, американский и голландский опыт. Выявление этапов, содержания и участников данной дискуссии, анализ созданных ими текстов позволят уточнить сведения об авторском корпусе ведомственных и частных изданий рассматриваемого периода, выявить особенности рассмотрения в них сходных сюжетов, проследить взаимосвязь между стадиями обсуждения судебной реформы и мнениями о европейской юстиции в прессе, принимая во внимание более широкую событийную канву Российской империи 1857–1864 гг. (от указания Александра II представить в Государственный совет проект устава гражданского судопроизводства, что послужило отправной точкой к обсуждению судебной реформы, до принятия судебных уставов 20 ноября 1864 г.)

Общественно-политический строй европейских стран в отражении периодической печати, в том числе и их правовая система, уже становился предметом исследовательского интереса. Следует отметить, что применительно к изучаемым периоду и проблематике гораздо больше трудов, посвященных сюжетам, связанным с Англией, и гораздо меньше – с Францией, хотя юстиция последней сыграла в итоге существенную роль при реализации судебной реформы 1864 г., не говоря уже о том, что анализировалась в ведомственных изданиях. Такое положение вещей можно связать с тем, что традиционно спад галломании в Российской империи связывают с окончанием наполеоновских войн. Создается впечатление, что исследователи словно идут вслед за политической повесткой XIX в.: французский опыт государственных изменений от революции до Наполеона III преподносился как негативный, но при этом не отрицалась роль страны, обладающей развитой культурой. Вероятнее всего, именно поэтому в современных исследованиях, когда речь идет о различных контекстах восприятия Франции в России второй половины XIX в., авторы уделяют внимание сюжетам из мемуарного наследия, посвященным путешествиям, повседневной жизни, Всемирным выставкам, не сосредоточиваясь при этом на вопросах суда, права и государственного устройства [Лазновская, 2007]. Образцовому для русских интеллектуалов опыту английской юстиции посвящены работы В. В. Борискина и Т. В. Удаловой, связанные с общественно-политической жизнью Британской империи на страницах русской периодики 50–60-х гг. XIX в. Авторы отметили, что на страницах либеральной прессы отправление правосудия в Англии рассматривалось как достойное подражание, однако они заострили внимание на суде присяжных, фактически проигнорировав остальные элементы судебной системы [Борискин, 2015]. Сюжеты, посвященные юстиции остальных стран, опыт которых упоминался в печати, практически не привлекали внимание исследователей применительно к рассматриваемому периоду.

Источниками для настоящей работы послужили статьи, выявленные в процессе сплошного просмотра ведомственных и общественно-политических изданий: «Журнал Министерства юстиции», «Журнал Министерства внутренних дел», «Журнал Министерства государственных имуществ», «Морской сборник», «Русский вестник», «Современник» и «Отечественные записки». Всего было выявлено 43 текста, посвященных прошлому и настоящему европейской юстиции, которые принадлежат 25 авторам. Их значимые для настоящей работы характеристики представлены в таблице.

Большая часть авторов (13) имела юридическое образование, полученное в университетах, где они зачастую и продолжали свою профессиональную деятельность (хотя некоторые из них служили в профильных министерствах). Это накладывало отпечаток на создаваемые юридической профессурой тексты. В рассматриваемый период преобладающей в юридической науке была государственно-историческая школа права, имевшая наиболее сильные позиции в Московском университете, основные идеи которой становились достоянием образованного общества вследствие публицистической активности ее представителей [Куницын, 2011]. В основном статьи, представлявшие научные разработки авторов, печатались в «Русском вестнике», «Современнике» и «Отечественных записках». Выпускники Императорского Училища правоведения (6) были чаще всего служащими Министерства юстиции, Министерства внутренних дел, Министерства государственных имуществ, а также сотрудниками Морского министерства, возглавляемого великим князем Константином Николаевичем, вокруг которого группировались образованные чиновники, заинтересованные в масштабных реформах и готовые принять участие в их осуществлении. Они принадлежали к «либеральной бюрократии», связанной не только с государственной политикой, но и с общественными силами [Ружицкая, 2008]. Некоторые авторы (К. П. Победоносцев, А. Ф. Кистяковский, А. В. Лохвицкий) совмещали сенатскую или министерскую службу с профессорской. Также присутствовало сотрудничество в обоих типах изданий. Младший брат С. И. Зарудного – одного из творцов судебной реформы – М. И. Зарудный служил в Министерстве юстиции, но опубликовал в «Русском вестнике» цикл статей, посвященных судебной системе Англии. Они имели характер путевых заметок, составленных во время командировки, когда Зарудный-младший знакомился с деятельностью английских судов. А. Б. Лакиер, служивший в Министерстве юстиции и Сенате, публиковал в ведомственном издании статьи по профессиональной проблематике, а в «Русском вестнике» и «Отечественных записках» – фрагменты своего дневника путешествия по Северной Америке, где частично затрагивал сюжеты, связанные с правосудием [Лакиер, 1863]. Самой нетипичной фигурой среди авторов выглядит П. Н. Ткачев – один из идеологов народничества. Он опубликовал статью, посвященную французской пенитенциарной системе в «Журнале Министерства юстиции» уже после того, как отбыл заключение в Петропавловской крепости [Ткачев, 1863].

Авторы статей, посвященных иностранной юстиции, в русской журнальной прессе 1856–1864 гг. The Authors of Articles on Foreign Justice in the Russian Journal Press 1856–1864

Статьи в ведомственных и общественно-политических изданиях отличались по жанрам. В «Русском вестнике», «Современнике» и «Отечественных записках» были представлены научные статьи и путевые заметки, а в министерских журналах часто публиковались переводы иностранных авторов, встречались единичные статьи, выдержанные в академическом стиле. Но преобладали тексты, созданные на основе служебных записок чиновников, составляемых по поручению начальства. Опубликования удостаивались те из них, которые представляли собой полноценное исследование.

Ориентиры в процессе проведения реформы на «важнейшие европейские державы», т. е. Англию и Францию, привели к серьезным спорам между сторонниками судебных систем этих государств. При этом в ведомственных журналах можно наблюдать некоторый перевес «галломанов»: 11 статей (53 %) были посвящены французской юстиции, в том числе с мотивировкой обращения к ней при осуществлении судебных преобразований. Они опубликованы в основном в период 1862–1864 гг. Это объяснимо в связи с изменениями в Министерстве юстиции. С 1862 г. министром стал Д. Н. Замятнин. Именно при нем судебная реформа обрела свои контуры, и для ее разработчиков стала очевидной перспектива более успешной адаптации в России французского опыта, чем английского. Одновременно с этим в «Журнале Министерства юстиции» стали появляться критические статьи по поводу «третьей власти» в Англии и состояния ее юридической науки [Полетаев, 1863].

В «Русском вестнике», находившемся в рассматриваемый период на стабильно англофильских позициях, было опубликовано равное количество статей, причем весьма обширных, посвященных как английскому, так и французском правосудию. Только две из них, рассматривающие особенности французской адвокатуры, описывали ее в негативных тонах.

Наиболее обсуждаемыми вопросами на страницах частных изданий, а также «Журнала Министерства юстиции» и «Журнала Министерства внутренних дел» были организация местной юстиции, суд присяжных, деятельность адвокатуры в европейских странах. В «Морском сборнике» и «Журнале Министерства государственных имуществ» предметом осмысления было отраслевое законодательство: морские уставы Англии, Франции и Голландии, а также лесные сервитуты [Варранд, 1861; Глебов, 1859; Мельницкий, 1857].

Будущая организация местной юстиции была предметом серьезного обсуждения, поскольку фактически впервые разрешение мелких правонарушений должно проходить при участии государственной власти. Среди ведомственных изданий заметен больший интерес к данному вопросу со стороны «Журнала Министерства внутренних дел», чем печатного органа Министерства юстиции [Брадке, 1859; Штакельберг, 1857]. Причиной является то, что в Российской империи полиция обладала весьма обширным списком обязанностей, в которые входило и разбирательство правонарушений и проступков. Материалами для статей послужили объемный доклад, посвященный организации местной юстиции в европейских государствах, а также перевод статьи из «Новой прусской газеты». Авторы здесь были предельно сдержанны в проявлении оценочных суждений, статьи не имели полемичного характера, что объясняется их жанром. Однако можно заметить некоторые симпатии по отношению к французской юстиции, когда речь шла о «стройности» системы и разделении властей на уровне небольших территориальных единиц: «Без этого строгого распределения личность отдельного человека не может быть ограждена от произвола административных властей. С другой стороны, эти самые власти, имея более определенный круг обязанностей, могут лучше исполнять их» [Штакельберг, 1857. С. 58]. Но такие замечания единичны, поскольку авторы не ставили перед собой цель доказать преимущество той или иной системы местной юстиции, их задачей было представить материалы для вышестоящих лиц.

Совершенно по-иному складывалась ситуация в общественно-политической печати, где в одном номере могли быть представлены взаимоисключающие позиции. Абсолютным апологетом английской юстиции на страницах «Русского вестника» был М. И. Зарудный. Описывая в самых ярких красках свои впечатления о поездке по Англии, он, тем не менее, обратил внимание на то, что английские судебные учреждения слишком специфичны, для того чтобы использовать их как модель организации судебной власти в Российской империи [За-рудный, 1860]. Юрист при всех своих симпатиях к Туманному Альбиону очень осторожно относился к мировому суду. Д. А. Саранчов в «Отечественных записках» представил, по сути, пересказ масштабного труда немецкого юриста Р. Гнейста, в котором идеализировались английские самоуправление и местное правосудие по причине безвозмездного служения им лучших представителей местного общества [Саранчов, 1858]. С резкой критикой английской мировой юстиции сначала в «Русском вестнике», а затем в «Современнике» и «Отечественных записках» выступил профессор права Б. И. Утин – один из будущих основателей «Вестника Европы». Он исходил из того, что мировые судьи наделены слишком обширными полномочиями. Для Утина мировые судьи – это анахронизм: «В стране, изрезанной во всех направлениях железными дорогами и покрытой фабриками, заводами, рабочими домами и пенитенциарными заведениями, хранение мира не может ограничиваться поимкой и представлением к суду разбойников, грабителей и буйных людей, как в те времена гражданских междоусобий, когда должность мировых судей была впервые учреждена и наложена на местных землевладельцев» [Утин, 1860. С. 3]. Автор полагал, что уровень репрессии английского мирового суда слишком высок. В качестве примера он привел случай из судебной практики, когда пожелавшая покинуть работу по случаю вступления в брак служанка была арестована за несколько минут до венчания, поскольку с ней был заключен годовой контракт. Б. И. Утин пришел к заключению о том, что мировая юстиция Англии не может быть примером для организации местного суда в России.

Соратник М. Н. Каткова Н. В. Щербань в обширной статье, посвященной французской юстиции, высказал по ее поводу весьма комплементарные суждения. Он заметил, что Code Napoleon и соответствующие ему институты, вводимые императором на завоеванных территориях, не были отменены впоследствии и получили дальнейшее развитие. Считая судебную систему Франции универсальной, автор был того же мнения о ее местной юстиции: «И посреднические обязанности, и широта компетенции мирных судей клонятся к тому, чтобы ничтожного спора не обращать в распрю, чтобы спешный вопрос решался без проволочки, чтоб из-за дела не совершать путешествия, но под рукой находить судебную оборону» [Щербань, 1858. С. 267].

Внимание к организации и деятельности адвокатуры в европейских странах было также обусловлено фактическим отсутствием данного института в Российской империи, имевшего в Англии и Франции почти тысячелетнюю историю и серьезный общественно-политический вес. Вполне естественно, что немногочисленных в то время профессиональных юристов России привлекали возможности и перспективы «свободной юридической профессии». Поэтому адвокатура европейских стран кропотливо анализировалась в печати.

Профессор уголовного права и служащий Сената А. Ф. Кистяковский сравнил в «Журнале Министерства юстиции» адвокатуру Франции и Англии. Автор постарался предельно взвешенно описать положительные и отрицательные стороны института в этих странах, включая особенности его формирования со времени падения Римской империи. При этом французской адвокатуре было уделено намного больше внимания. Кистяковский детально описал организацию юридического образования, особенности адвокатской карьеры. Отрицательной стороной автор счел высокий уровень эмоциональности французских адвокатов в судебных процессах, на что также обратил внимание непосредственно наблюдавший за заседаниями суда А. В. Лохвицкий [1858]. Высоко оценивая профессиональный уровень английских адвокатов, Кистяковский отметил: «Английская адвокатура представляет чрезвычайно много особенностей, ей одной свойственных» [1863. С. 280]. К этим своеобразным чертам относились практическое образование, получаемое в корпорации, низкий уровень юридической науки и высокий уровень свободы слова, налагающий на адвокатов серьезную ответственность, а также, надо полагать, засилье «подпольных адвокатов», которые заменяли в дореформенной России адвокатуру и занимались, главным образом, вымогательством денег у клиентов. Сословие поверенных по типу английского в стране появиться не могло, поэтому французский опыт строгого образовательного ценза представлялся публицистам оптималь- ным. Однако авторы-юристы обращали внимание также и на то, что во Франции есть обязательная должность ходатаев, которые занимаются подготовкой документов к судебному заседанию и от дорогостоящих услуг которых невозможно отказаться. В «Русском вестнике» справедливо отмечалось, что такая мера в России не будет способствовать приближению правосудия к населению [КСУ, 1858].

Введение суда присяжных в условиях абсолютной монархии вызвало наиболее острую дискуссию. При этом она разворачивалась в частных изданиях, а в ведомственных упоминания о «суде общественной совести» были единичными. При проведении теоретического анализа деятельности суда присяжных юристы склонны были выявлять его сильные и слабые стороны, а при непосредственном наблюдении за отправлением правосудия в Англии или Франции – восхищаться данным институтом. Причем здесь авторы полагали более оптимальной организацию суда присяжных в Англии, которая являлась родиной данного учреждения: «Юридическим учреждением присяжные являются главным образом в Англии, а преимущественно политическим – во Франции. Политическое значение института заключается в том, что через присяжных народ принимает прямое участие в деле уголовного суда» [Бар-шев, 1857. С. 3]. Но юристы отмечали, что в континентальной Европе преобладает его французская модель, что и обусловило внимание к ней. М. И. Зарудного в английском судопроизводстве с участием присяжных привлекала внешняя простота и ясность, взаимное доверие между сторонами процесса [1860. С. 500]. Истинный галломан Н. В. Щербань открыто восхищался французским судом присяжных [1858]. Адвокат и доктор государственного права А. В. Лохвицкий опубликовал в «Русском вестнике» свои наблюдения над заседаниями Парижского уголовного суда, прошедшими зимой 1857–1858 гг. Он постарался передать прежде всего саму обстановку судебного процесса, столь его поразившую: «А между тем, вид этой важной магистратуры, этот грозный обвинитель, блестящие адвокаты в их черных клобуках и мантиях, спокойная торжественность присяжных, одним словом которых решается участь человека, все это вместе производит и на постороннего человека сильное впечатление. А какое впечатление должен испытывать обвиняемый?» [Лохвицкий, 1858. С. 306]. Автор детально охарактеризовал пределы компетенции суда присяжных, остановился на описании нескольких процессов по поводу растления малолетней, мошенничества, кражи, убийств. Наибольшее впечатление на него произвело смягчение степени преступления (с чем согласились присяжные), когда адвокат сумел доказать, что кража была совершена не ночью, а ранним утром, при всей условности данного обстоятельства. Для Лохвицкого суд присяжных в Российской империи – необходимость: «Нравственность 12 честных людей, избранных для суждения об одном только деле, отвечающих только Богу и совести, всегда будет выше, их смысл здравее самого хорошего чиновного суда. Это аксиома, признанная целым миром вследствие опыта веков. Если Франция ввела у себя после 89 г. суд присяжных и непоколебимо стоит за него, то какие могут быть причины колебания для страны, где вовсе нет судебной магистратуры, где уголовные судьи всех инстанций бывают из людей всяких профессий» [Там же. С. 355]. При этом и Лохвицкий, и другие юристы полагали, что для успешного функционирования суда присяжных требуются определенные условия: достаточный уровень образования и правосознания народа, взаимное доверие между государством и обществом, отсутствие пропасти между позитивным и народным правом, доверие со стороны людей к суду присяжных [Чебышев-Дмитриев, 1861. С. 420]. В самом деле, когда в своих рассуждениях правоведы вплотную приближались к возможной практике суда присяжных в России, их начинали одолевать сомнения, которыми они делились с читателями журналов. А. П. Чебышев-Дмитриев писал, ссылаясь на реалии современной России: «Суд присяжных – прихотливое растение… Он не даст роскошного плода в такой, например, стране, где большая часть народа считает суд страшилищем, где страх к начальству заступает место уважения к закону и т. д.» [Там же. С. 419]. Еще дальше пошел чиновник Министерства юстиции и переводчик А. Бардзский. Его суждения можно было бы назвать типичными для более позднего периода критики (порой справедливой) судебной реформы, но во время всеобщего ажиотажа и воодушевления от перспективы появления нового правосудия очень сильно бросаются в глаза. Описывая уголовное законодательство Норвегии, автор словно вел речь о России. Бардзский пишет, что норвежское общество с преобладающим крестьянским населением не похоже ни на одно европейское. Непохожесть эта усугубляется авторитарным общинным строем, суровым климатом, огромными расстояниями, затрудненностью путей сообщения. По мнению автора, введение суда присяжных в такой ситуации сделает крестьян «всевластными», а их решения – не продиктованными рациональными доводами [Бардский, 1863. С. 65].

Таким образом, мнения, представленные в частных и ведомственных журналах по поводу возможностей использования опыта европейских стран при реализации судебной реформы в России, высказывались авторами с высоким уровнем профессиональной квалификации, обладавшими профессорским званием или занимавшими серьезные должности в профильных министерствах (Б. И. Утин, А. В. Лохвицкий, А. Ф. Кистяковский, К. С. Варранд и др.). В ведомственных изданиях можно наблюдать явные симпатии к французской судебной системе, проявлявшиеся даже количественно и усилившиеся после вступления в должность Д. Н. Замятнина. Надо полагать, что Франция как страна с предельно четко и единообразно выстроенным управлением и судом не могла не вызывать у чиновников симпатий, которыми они делились в прессе. На страницах общественно-политических изданий был представлен более широкий спектр суждений. Но даже самые преданные сторонники английской судебной системы не могли отрицать, что невозможно организовать и заставить функционировать в Российской империи британские институты. Также настороженность юристов вызывало и то, что европейские страны прошли принципиально иной путь гражданского развития, которое стало основой успешного правосудия. Кроме того, высказывалось мнение о том, что восприятие иностранных образцов может отрицательно сказаться на российской судебной системе. Его высказывали в прессе служащие профильных министерств, имевшие в распоряжении сведения, предоставляемые из различных регионов страны. На этом основании они полагали, что измененная по европейской модели судебная система приведет к серьезной деформации социальной структуры, о чем косвенно заявляли в печати.