Дискуссионные проблемы теории политических элит

На рубеже XX–XXI вв. на фоне кризиса в социально-гуманитарной сфере, образовавшегося после крушения в начале 1990-х гг. ряда научных теорий и подходов в качестве объяснительных моделей современных политических явлений и процессов, российские ученые стали проявлять значительный интерес к политической теории элит. Теоретические и эмпирические исследования в этой области в советский период практически не проводились. Сегодня развитие этого научного направления связано с творческим освоением потенциала классических и современных западных теорий элит и дальнейшим формированием теоретико-методологического фундамента отечественной элитологии, которое стимулируется потребностями и запросами политической практики. В научном дискурсе ведется активная дискуссия по ключевым теоретическим и методологическим сюжетам элитологической концепции, позволяющая структурировать ее проблемное поле, однако ряд теоретико-методологических контекстов требуют дальнейшего изучения и прояснения. На наш взгляд, вызывающими явный теоретико-методологический диссонанс и поэтому наиболее дискуссионными являются следующие вопросы.

Первый из них связан с понятийно-терминологическим аппаратом элитологии, прежде всего с ключевым термином «элита», введенным в научный оборот В. Парето. Эта категория кажется устоявшейся, однако многие исследователи считают ее неудачной и критикуют из-за переизбыточ-ности смысловых и содержательных вариантов, вызывающих терминологическую путаницу.

Ж. Ляво оценивает это понятие как «неточное, малообъективное и двусмысленное» [1, с. 29]. В.К. Криворученко отмечает «размытость и неопределенность термина, его использование для самых разных, нестыкуемых характеристик» [2, с. 134]. Г.К. Ашин в одной из работ приводит несколько десятков основных значений, в которых термин «элита» используется в политологическом пространстве (Г. Моска, Г. Лассуэлл, М. Вебер, А. Тойнби, Х. Ортега-и-Гассет, Л. Санисте-бан, Р. Миллс и др.) [3]. «Все говорящие и пишущие об элите интуитивно понимают, о чем идет речь, но как только они пытаются эксплицировать это понимание, так неминуемо возникают разногласия, обнаруживается огромный разброс мнений и точек зрения, порой диаметрально противоположных», – отмечает он [4, с. 175]. О.В. Гаман-Голутвина акцентирует внимание на различиях в широте трактовки элиты: для одних это обобщающий понятийный конструкт, связанный с выявлением атрибутивных характеристик элит (высшая страта общества), для других - управленческая политико-административная категория (политическая элита) [5].

Обоснованность этого термина вызывает сомнения у представителей различных идеологических течений, в частности речь идет о критической трактовке дихотомии «элита - масса», которая, по мнению Г.К. Ашина, является важнейшим методологическим принципом в элитологических исследованиях. Например, марксисты, признавая основой социальной стратификации классовое деление, считают названную дихотомию поверхностной, принижающей роль народных масс, участие которых в политических процессах в современном мире значительно расширилось. Элитологи либерал-демократической ориентации, наоборот, подчеркивают взаимосвязь этих категорий и критикуют их противопоставление.

Есть возражения, касающиеся недопустимости применения термина «элита» в связи с тем, что его этимология подразумевает наиболее достойных носителей политико-управленческих качеств и функций, а среди тех, кто оказывает значительное влияние на функционирование власти и формирование политики, далеко не все отвечают этим требованиям.

Необходимо отметить, что выводы российских элитологов совпадают с мнением зарубежных исследователей. Например, итальянский и американский политолог Дж. Сартори, рассуждая о терминологических «аномалиях» в политической элитологии, пишет: «Различными названиями пользуются для обозначения одного и того же концепта, и различные концепты обозначаются одним и тем же названием» [6, с. 80].

На наш взгляд, проблемы, связанные с многозначностью термина «элита», смешением его смыслов и дефиниций, обусловлены несколькими факторами. Во-первых, они объясняются противоречивостью феномена политической элиты. Во-вторых, немаловажны сложность формулирования объективных оснований для выявления «настоящей» политической элиты и, как следствие, доминирование субъективных определений элиты с акцентированием важных для автора трактовки аспектов. В-третьих, значима невозможность избежать при использовании понятия «элита» (вследствие приписывания этой общности отрицательных персоналистических черт, олицетворения ее с конкретными представителями политической сферы и их поступками) оценочных суждений, в связи с чем эта категория нередко подвергается негативно окрашенной интерпретации.

Второй проблемный аспект - это нечеткое разграничение категорий людей, политических институтов, которые подпадают под понятие «элита». Причиной такой «неочерченности» является отсутствие общезначимого критерия для определения принадлежности к политической элите. В элитологии для этого используются различные критериальные подходы: структурнофункциональный, ценностный, институциональный, репутационный, ресурсный и т. д., но наиболее востребованными считаются первые два.

Сторонники структурно-функционального подхода подчеркивают значимость управленческой функции общества и особую роль реализующих ее людей. К элите они причисляют тех, кто занимает высшие должностные позиции в формальных институтах власти и обладает реальной властью. О.В. Гаман-Голутвина в своих трудах конкретизирует роль функциональной элиты, сводя ее к выработке и принятию стратегических решений: «Политическую элиту правомерно будет определить как внутренне сплоченную, составляющую меньшинство общества социальную группу, являющуюся субъектом подготовки и принятия (или влияния на принятие/неприня-тие) важнейших стратегических решений и обладающую необходимым для этого ресурсным потенциалом» [7, с. 99]. Аналогичной позиции придерживается американский политолог Р. Патнэм [8]. Элиты - «это главные ответственные за принятие решений... это лица и группы, которые обладают организованным потенциалом для регулярного и сильного воздействия на политические решения», - отмечает еще один американский политолог Дж. Хигли [9]. С учетом приоритетности в дефиниции элиты функционального (причастность к принятию политических решений и контролю за их реализацией) или структурного (властвует тот, кто «наверху») компонентов, данный подход называют также десизионным (от англ. decision - ‘решение’) и альтимет-рическим (от итал. altimetria - ‘измерение высоты’).

Преимущества структурно-функционального подхода к выявлению политической элиты заключаются в возможности достаточно четкой идентификации совокупности людей по обозначенным признакам. Правда, иногда эта идентификация бывает настолько скрупулезной, что кажется искусственной и вызывает сомнения. Так, некоторые исследователи определяют количественный (и даже персональный) состав элиты. Например, индийский политолог П. Шаран, подразделяя современную элиту на три группы (высшую, среднюю и административную элиту), указывает их приблизительную численность (в состав высшей элиты входит примерно 100–200 человек, средняя элита составляет 5 % взрослого населения и т. д.) [10].

Слабость данного подхода заключается в автоматическом причислении к политической элите тех, кто находится наверху властной лестницы и играет существенную роль в управлении

(принятии решений). При этом проблема качества и эффективности этого управления, которая является центральной для характеристики политических элит, занимает здесь периферийное положение. Именно поэтому некоторые эксперты предлагают сначала «измерять результаты функционирования правящего класса (группы) и лишь затем отвечать на вопрос о возможности номинации этой правящей группы в качестве политической элиты» [11, с. 13].

Вопрос оценки качества управленческой деятельности может быть также обозначен как дискуссионный. В научной литературе предлагаются разные методики измерения эффективности политической элиты. Например, М.Н. Афанасьев считает, что главным критерием оценки политической элиты должно стать «качество государства», т. е. «результативность, проявляющаяся в функционировании государства» [12, с. 72]. О.В. Леонтьева предлагает использовать совокупность политических, «математических» (т. е. составленных на основе различных индек-сов/рейтингов) и организационно-правовых критериев [13].

Поскольку структурно-функциональный подход сводит дело к констатации и оправданию фактического положения вещей (нахождение «наверху» властной вертикали и обладание реальной властью), он оказывается уязвимым для критики.

Сторонники ценностного подхода предпочитают другой параметр выделения элиты – так называемый критерий «превосходства» (интеллектуального, морального и т. д.). Подразумевается, что входящие в элиту представители должны обладать более развитыми интеллектом, талантом, способностями, компетентностью и т. д. Поскольку использование термина «элита» ассоциируется здесь с принципом меритократии (от лат. meritus – ‘достойный’, греч. κράτος – ‘власть, правление’), то такой подход называют также меритократическим.

Однако надежных и проверяемых критериев принадлежности к политической элите пока не выработано, а это ведет к ее ассоциации с гипотетической общностью людей. На практике «эталонные образы власти» далеко не всегда совпадают с реальными персонажами, политическая элита включает в себя людей с разным «багажом» – как умных, образованных, компетентных, так и властолюбивых, коррумпированных, циничных [14]. Поэтому квотирование вхождения в политическую элиту по ценностной интерпретации, на наш взгляд, также страдает существенными изъянами.

Итак, понятие «элита» имеет длительную историю и сейчас широко используется в политической сфере, однако у элитаристов нет единства по ряду важнейших теоретико-методологических вопросов (понятийно-терминологических, критериальных и т. д.). В связи с этим ключевыми задачами являются аксиологическое уточнение терминологического аппарата политической теории элит; преодоление разногласий, связанных с формальным определением круга лиц, принадлежащих к политической элите; а также выработка системы критериев, сочетающих как эмпирические, так и теоретические составляющие для оценки качества и эффективности политической элиты.

Российскую элитологию характеризует множественность теоретико-методологических оснований, обладающих различными объяснительными возможностями, что может быть расценено как ее достоинство. Поскольку разные методологические подходы позволяют в каждом конкретном случае решать свои специфические исследовательские задачи, ни один из них, на наш взгляд, не может быть признан монопольным.

Для придания научной дискуссии конструктивности и результативности, генерирования новых научных подходов, без которых невозможны четкое определение понятийно-категориального аппарата элитологии, полноценное и эвристически эффективное осмысление элитологических процессов, необходимы стимулирование российских элитологов к формированию теоретико-методологического фундамента элитологии путем использования внешних (государственных) и внутренних инструментов, ориентированных на результативность научных исследований и их качество; преодоление описательности (в ущерб аналитике), а также рассогласования теоретических и эмпирических подходов в элитологических исследованиях; создание банков данных, сосредоточивающих наиболее значимые материалы (в том числе зарубежные) по ключевым проблемам теоретической элитологии.

Ссылки:

• 1.    Цит. по: Криворученко В.К. Элита: к вопросу о понятии // Элита России в прошлом и настоящем: социально-психологические и исторические аспекты : сборник научных статей. Вып. 2. М., 2012. С. 23–49.

• 2.    Элита: к вопросу о понятии / В.К. Криворученко, А.Н. Мацуев, А.Д. Плотников, Ж.С. Сыздыкова // Знание. Понимание. Умение. 2012. № 3. С. 131–138.

• 3.  Ашин Г.К. Понятие «элита» и его роль в политических исследованиях // Философия науки. 2005. № 7. C. 23–45.

• 4.   Ашин Г.К. Элитология: история, теория, современность. М., 2010. 598 с.

• 5.    Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты как объект исследований в отечественной политической науке [Электронный ресурс] // Политическая наука. 2016. № 2. С. 38–73. URL: http://inion.ru/site/assets/files/3551/gaman-golut-vina_pn_2_2016.pdf (дата обращения: 14.03.2019).

• 6.    Сартори Дж. Вертикальная демократия // Полис. Политические исследования. 1993. № 2. С. 74–82.

• 7.    Гаман-Голутвина О.В. Определение основных понятий элитологии // Там же. 2000. № 3. С. 97–103.

• 8.    Putnam R. The Comparative Study of Political Elites. N. Y., 1976.

• 9.    Хигли Дж. Демократия и элиты [Электронный ресурс] // Полития. 2006. № 2. С. 22–31. URL: http://www.ecsoc-man.hse.ru/data/2012/04/09/1271932340/005_Хигли_Демократия и элиты_22-31.pdf (дата обращения: 14.03.2019).

• 10.    Шаран П. Сравнительная политология : пер. с англ. В 2 ч. М., 1992. Ч. 1. 226 с.

• 11.    Буренко В.И., Шумилов А.В. Политический класс современной России в контексте инструментального подхода // Polit-Book. 2012. № 4. C. 9–18.

• 12.    Афанасьев М.Н. Российские элиты развития: запрос на новый курс. М., 2009. 129 с.

• 13.    Леонтьева О.В. Критерии качества и эффективности политической элиты // Евразийский юридический журнал. 2015. № 9. C. 298–300.

• 14.    Шестопал Е.Б. Введение в рубрику. Человеческое измерение политики // Полис. Политические исследования. 2013. № 6. С. 6–8.