"Дистант" коммуникации: трансформация взаимодействия российского общества и власти в эпоху глобальной пандемии

DOI:

Цитирование. Панкратов С. А., Морозов С. И. «Дистант» коммуникации: трансформация взаимодействия российского общества и власти в эпоху глобальной пандемии // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2021. – Т. 26, № 3. – С. 172–181. – DOI:

Введение. Первая четверть XXI в. ознаменовалась несколькими волнами пандемий. В 2002 г. в Китае появилась атипичная пневмония (SARS – острый респираторный синдром), источником которой выступили циветты – мелкие млекопитающие. Погибло около 800 человек из 8 000 заболевших. В 2003–2008 гг. стремительное распространение приобрели свиной и птичий грипп, передаваемые от животных человеку, в результате чего 227 человек погибло из 361 заразившегося. В 2009 г. свиным гриппом были инфицированы 255 тыс. жителей Мексики и США, из которых около трех тысяч умерло, и Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) была вынуждена объявить официально состояние пандемии. В 2012 г. через летучих мышей произошло распространение коронавируса ближневосточного респираторного синдрома (MERS, 2012), которым заразилось 2,5 тысячи и погибло около 900 человек. В 2014– 2015 гг. 28 тыс. человек заразилось лихорадкой Эболы при 11 000 смертей в основном в Западной Африке. Носителями вируса вновь выступили летучие мыши, заразившие других животных, а от тех болезнь передалась человеку [4; 19].

На конец 2019 – начало 2020 г. пришлось распространение COVID-19, споры об источнике вируса ведутся по настоящее время. Человечеству не удалось даже к середине 2021 г. справиться с этой глобальной угрозой, при том, что на разработку и использование вакцин, минимизацию последствий пандемии затрачены политические, социально-экономические, научные и иные ресурсы развитых стран мира. [18] Более того, по словам директора Института им. Н.Ф. Гамалеи, академика А. Гинцбурга, нас, возможно, ждет еще один этап эпидемии коронавируса – заражение вирусом сельскохозяйственных и домашних животных. С точки зрения ученого, человечеству необходимо научиться жить и противостоять длительное время COVID-19.

В своем выступлении на заседании дискуссионного клуба «Валдай», посвященном теме «Уроки пандемии и новая повестка: как превратить мировой кризис в возможность для мира», Президент РФ В.В. Путин отметил: «Коронавирус не отступил, к сожалению, и представляет до сих пор серьезную угрозу...

Трудно было представить, что в технологически продвинутом, нашем XXI веке даже в самых благополучных, состоятельных странах человек может остаться беззащитным перед, казалось бы, не такой уж и фатальной инфекцией, не такой уж и страшной угрозой. А жизнь показала, что дело не только в уровне развития медицинской науки с ее подчас фантастическими достижениями. Оказалось, что не менее, а может, и гораздо важнее другое – организация и доступность системы массового здравоохранения. Ценности взаимопомощи, служения и самопожертвования, объединяющие людей, – вот что оказалось важно. Ответственность, собранность и честность власти, ее готовность воспринять запрос общества и одновременно четко, аргументированно объяснить логику и последовательность принимаемых мер, чтобы не дать страху побороть и разобщить общество, а, напротив, вселить уверенность, что как бы ни было трудно, мы вместе преодолеем все испытания» [17].

Таким образом, в рамках политологического дискурса актуализировалась потребность в осмыслении тенденций трансформации взаимодействия общества и властных структур всех уровней для обоснования наиболее эффективных форм и технологий коммуникации в условиях глобальной неопределенности развития, минимизации негативных последствий для российского общества и государства.

Методы и материалы. Теоретико-методологическую базу исследования составляют политико-коммуникативный и деятельностно-активистский подходы, что позволяет использовать системное видение информационно-дискурсивных, деятельностных и управленческих элементов многомерного концепта публичной политики. В рамках данной статьи авторы интерпретируют публичную политику как целенаправленное создание условий и факторов вовлечения социума и его институциональных образований, отдельных граждан в процесс обсуждения и принятия общезначимых политических решений. При этом учитывается феномен сетевизации публичного управления, публичной политики и публичного пространства, характеризуемый интенсивным использованием информационно-коммуникативных технологий и формированием новой информационной экосистемы [9].

Трансформация коммуникативных практик общественных и гражданских институтов анализируется в контексте процессов выявления, предупреждения и устранения реальных и потенциальных опасностей, связанных с конкретными проявлениями глобальной угрозы в национальном и региональном масштабах, а также исторически сложившейся специфики публичного пространства современной России [16]. В работе применяются методы политической компаративистики, прогнозирования, интерпретации эмпирических данных, полученных ведущими отечественными и зарубежными научными центрами, а также при непосредственном участии авторов.

Анализ. Первый официально зарегистрированный случай заражения коронавирусом в РФ произошел 1 марта 2020 г. – у россиянина, вернувшегося из Италии. 27 марта было прекращено авиасообщение со всеми странами, а спустя три дня распоряжением правительства было ограничено движение через все пункты пропуска через государственную границу России. С 30 марта по 5 апреля 2020 г. Президентом РФ В.В. Путиным была объявлена первая нерабочая неделя в связи с эпидемией коронавируса. Но выходные закончились лишь после 12 мая 2020 г., когда часть сотрудников вышла на работу в оф-лайн-формате, а другая – до сих пор продолжает работать дистанционно. Ограничительные меры функционируют в зависимости от эпидемиологической ситуации на конкретных территориях.

На 1 марта 2021 г. в Российской Федерации около 4,2 млн человек, переболевших с начала пандемии. Если добавить условно 20– 30 %, перенесших болезнь безсимптомно и около 4 млн привитых, то это около 8–9 млн человек, что лишь 5,7–6 % от 146 млн жителей страны. По мнению специалистов, для замедления темпов распространения инфекции необходимо сформировать иммунитет у 60– 70 % граждан страны [11].

Следует согласиться с позицией Председателя Конституционного суда РФ В.Д. Зорькина о том, что в период пандемии Россия, как и многие страны мира, столкнулась с тремя основными проблемами. «Во-первых – это распределение и перераспределение полномочий органов государственной власти во вре- мя борьбы с инфекцией. Во-вторых – это проблема политических прав, которые подверглись наиболее существенным ограничениям (например, право на участие в управлении делами государства или свобода собраний). В-третьих – меры социальной поддержки граждан и экономики в связи с пандемией. При этом стало очевидно, что слабое государство не способно решить эти проблемы и не в состоянии справиться с таким глобальным вызовом» [7].

Относительно общая характеристика состояния российского общества и государства в этот период нашла отражение в результатах социологического исследования Высшей школы экономики 2020 г., которое было направлено на выявление социального самочувствия и настроения россиян в условиях пандемии [13].

Во-первых, отмечается, с одной стороны, трудность, с другой стороны, своевременность принятия решения государством об «остановке экономики и социального общения», что повлекло реальное падение доходов населения и разработку программ частичной компенсации отдельных граждан, семей и бизнеса.

Во-вторых, неприятие, озлобленность части населения на формальные требования федеральных и региональных властей соблюдать ограничительные меры (ношение масок, соблюдение дистанции и т. д.) при невозможности их обеспечения в транспорте и иных общественных местах, особенно в первый период пандемии.

В-третьих, возрастание требований к решительным и разнообразным действиям государства, в том числе в условиях чрезвычайной ситуации, с 29 % в 2016 г. до 34 % в 2020 году.

В-четвертых, наметилась смена приоритетов: если в 2018 г. большинство респондентов (31 %) считали, что государство должно обеспечить необходимый минимум всем гражданам, то в условиях пандемии (ограниченных возможностей в стране) около 40 % приоритет в поддержке приемлемого уровня жизни отдали людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию (потеря работы и др.).

В-пятых, распространение COVID-19 активизировало спрос и предложение на кол- лективное преодоление проблем через солидарность и взаимопомощь (волонтерство), а также способность повлиять на ситуацию в городе, районе, непосредственном месте проживания.

В-шестых, увеличились потоки внутренней миграции, связанные с поиском работы (особенно среди молодежи) и проживания вне городских агломераций (переселение ближе к природе и возможности безопасного ограниченного общения с близкими) [8].

В этот сложный период, с нашей точки зрения, происходит переформатирование стилистических особенностей коммуникативного взаимодействия власти и общества, отдельных граждан, что было вызвано:

– востребованностью на гражданскую доверительность в распространении и получении информации, при принятии решений, изначально продуцирующих общественный резонанс в публичном пространстве;

– увеличением потока «кризисной» информации, несущей негативный контент на различные группы и акторов политического процесса, в том числе в сегменте публичной коммуникации;

– резким переходом органов власти, субъектов межличностного и группового общения в дистанционный формат, и, как следствие, восприятием обычного офлайн-обще-ния через архаические и инновационные переменные;

– распространением международного опыта выстраивания системы коммуникаций власти и общества в контексте увеличения протестных акций, вызванных как ограничительными мерами, связанными с пандемией, так и обострением конкурентной политической борьбы в связи с приближающимися и проходящими выборами в различные органы власти;

– апробацией цифровых технологий с элементами искусственного интеллекта в публичном пространстве регионов, имеющих специфику как в уровне сформированности цифровой культуры, так и восприятия глобальной пандемии сквозь призму санкционного противостояния РФ и ряда зарубежных стран институционализации форм гибридной войны;

– усилением ксенофобских и экстремистских настроений, что во многом спровоцировано бездоказательной фейковой компанией в

СМИ, Интернете, социальных сетях, выступлениях отдельных политиков в поисках «врага» (стран, этнических групп и т. д.), первопричин распространения COVID-19 в глобальном масштабе.

Существенной характеристикой в восприятии гражданами и значительной частью общества намерений и действий власти на различных этапах внедрения противоэпидеми-ологических мер выступила эмоциональная составляющая, во многом противостоящая (игнорирующая) реальным фактам и научной экспертизе, подвергающая сомнению легитимность властных институтов, решений, традиционных лидеров общественного мнения.

Диспозитив доверия между властью и обществом во многом выстроился по линии ограничения / необходимости соблюдения политических и гражданских прав, обусловленных эпидемиологической обстановкой. Как показывает исторический опыт, наиболее эффективно, в сжатые сроки с крупными масштабами эпидемий справлялись авторитарные режимы (например, пандемия испанки в Европе и России первой четверти XIX в., в начале ХХ в.). В нынешней ситуации распространения COVID-19 пример эффективных и результативных мер по минимизации последствий как в здравоохранении, социальной сфере, так и экономике демонстрирует Китай.

В настоящее время в большинстве случаев целесообразно учитывать характеристики «гибридности» режимов: тритрадицию доминирования тех или иных функциональных особенностей государства; уровень доверия национальным лидерам и органам власти в системе разделения властей; наличие институциональной «укорененности» влияния гражданского общества на все уровни управления; включенность СМИ в публичный диалог власти и общества и т. д. При этом в большинстве случаев, по нашему мнению, современные государства не могут себе позволить принудительную массовую вакцинацию населения вопреки его воле, использование военной силы, физических репрессий, насилия в иных формах.

С нашей точки зрения, за прошедший год противодействия COVID-19 в РФ, как и в мире, трансформировалась экология медиапространства, что проявляется, с одной сторо- ны, в росте количества и разнообразии каналов коммуникации, а, с другой стороны, падении доверия населения к государственным и политическим институтам. Налицо фрагментация источников политической информации, размытость запросов на информационную открытость и достоверность в рамках реализации национальных и региональных публичных политик. Альтернативность источников информации подталкивает потребителей (граждан, их объединений и т. д.) обращаться к теориям заговора, фейкам и др. В процесс институционализации сетевого публичного и информационного пространства особенно активно включена молодежь.

Следует признать, что у большинства представителей «поколения Z» – нынешних 15– 23-летних юношей и девушек – важнейшей чертой выступает «жизнь» в мире высоких технологий, где Интернет используется около 98 % принадлежащих к данной когорте. При этом в социальных сетях молодые люди проводят более пяти часов в день, проверяя обновления каждые тридцать минут. Онлайн-коммуникация актуализирует стиль жизни лидеров общественного мнения, поведенческие образцы как формы проявления суб- и контркультуры, ценностные и политические предпочтения.

С помощью использования новых форм и технологий коммуникации молодежь выражает неудовлетворенность между декларируемыми целями, мечтой и реальностью, повседневными практиками жизнедеятельности. Все чаще данные каналы коммуникации используются в качестве достижения «общественных расколов» через манипуляции в сферах межпоколенческих, этноконфессиональ-ных, идейно-политических, социально-экономических и иных взаимоотношений. Здесь же проявляется и мобилизационная составляющая Интернет – сетевых коммуникаций как для артикулирования общедемократических положений, в том числе соблюдения и правовой защиты прав, свобод человека и гражданина, так и выражения обеспокоенности, страха о возрастании проявлений несправедливости в сфере здравоохранения, образования, уровня жизни и т. д.

Согласно данным Фонда развития интернет каждые 83 секунды в сети рождается хейт (ненависть – англ.), вводя в пространство ком- муникации хейтера (ненавистника – англ.) [6]. Феномен деиндивидуализации, «маска» анонимности позволяет демонстрировать наиболее радикальные позиции, не соотносящиеся с моралью и нравственностью.

В условиях распространения COVID-19 в отечественном сегменте Рунета специалистами было выделено три волны распространения хейта (до ста тысяч сообщений в день). Первая волна длилась на начальном этапе распространения пандемии, характеризовалась непониманием и растерянностью отдельных групп населения и проявилась в ажиотажном спросе на медицинские маски, лекарства, продукты питания и др. Вторая волна связана с нахождением граждан в самоизоляции, распространением противоречивых новостей как в анонимном формате, так и от международных СМИ, Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Политический окрас данному этапу придавали сообщения о том, что власти скрывают реальные последствия распространения COVID-19 – на лицо «кремлевский» и «всемирный» заговор. Третья волна связана с выходом из самоизоляции и продолжается по настоящее время. Хейтеры комментируют по 35–50 тысяч сообщений в день про «чипизацию вакцинами». Значительный сегмент общественного мнения формируется под воздействием фейковых и хейтовых сообщений в Сети.

По словам главы компании «Интернет-розыск» И. Бедерова, только в 2020 г. в отечественном сегменте Интернета было зарегистрировано 5,9 тыс. доменов, содержащих в названии понятия «пандемия», «коронавирус», «вакцина», треть из которых опасна с точки зрения потери пользовательских и иных данных. Роскомнадзор заблокировал более 500 сайтов, содержащих сведения о незаконной торговле лекарственными препаратами от COVID-19 [1].

Ярким примером реакции государства на распространение фейков о коронавирусе явилось решение Мосгорсуда о штрафе журналисту и блогеру А. Тюняеву в размере 400 тыс. рублей. На своем YouTube-канале он разместил видеоролик, в котором говорилось, что COVID-19 реально выступает «болезнью Фейгельсона – Якобсона» и опасна лишь для лиц еврейской и армянской национальностей.

В другом ролике, распространяемом А. Тю-няевым, население информировалось о том, что под видом борьбы с коронавирусом у людей изымают внутренние органы и продают их для трансплантации [5].

Большая работа ведется по пресечению пропаганды национализма, ксенофобии, экстремизма. В 2020 г. полицией было выявлено 500 преступлений экстремистской направленности. Более ста тысяч экстремистских ин-тернет-ресурсов было заблокировано, свыше 7,5 тысяч материалов – удалено [15].

В этой ситуации актуализируется вопрос о необходимости, возможности контролировать основные информационные каналы, от традиционных до цифровых, от национальных до имеющих отношения к зарубежным базам, распространения социальных сетей. Одним из «популярных» предложений изменения данной ситуации выступило правовое закрепление отмены анонимности в Сети, удаление хейтер-ских комментариев.

Вместе с тем общение в Сети инкогнито – это практика современного демократического общества. С нашей точки зрения, гораздо эффективнее и целесообразнее зондирование, прогнозирование и нейтрализация деструктивных информационных волн, «перехват» информационной повестки дня и профессиональное разоблачение фейков, последовательное формирование информационной культуры населения.

В публичном пространстве ряда стран и регионов, в том числе России, коммуникация власти и общества «состоялась» в форме протестных действий со стороны представителей различных социальных групп. Антиковид-ные протесты прошли в большинстве стран, где государство активно реализовывало ограничительные меры по распространению пандемии. Так, в Германии в 2020 г. акции протеста были одними из самых продолжительных и многочисленных (от 5 000 до 40 000 человек) в Евросоюзе.

В экспертном докладе Фонда развития гражданского общества (ФоРГО) выделено несколько особенностей данных протестов: «высокий уровень внутренней организации и появление новых “харизматических фигур, претендующих на то, чтобы стать видными общественно-политическими деятелями”;

массовое вовлечение в акции политически индифферентных людей и организаций и их политизация. Побудительным мотивом стало несогласие с ограничением гражданских прав; постепенная политизация самого протеста, переход “от требований, связанных с отменой карантинных ограничений, к критике курса федерального правительства”» [10].

По словам главы ФоРГО К. Костина, в ФРГ наблюдается тип протеста макрополитического происхождения. В России, с точки зрения эксперта, протестное движение имеет микрополитические основания, связанные с конкретным событием (ситуация вокруг оппозиционного блогера А. Навального).

В настоящее время в публичном пространстве РФ актуализировался вопрос об источниках и факторах солидаризации социума, граждан, их общественных объединений и государства. «Принцип солидарности по своей сути предполагает коллективную ответственность государства и общества за индивидуальные потребности граждан, являясь основой функционирования социальных систем» [3]. Как отмечает Н.С. Григорьева, «доверие в наши дни можно заслужить двумя определенными качествами: компетентностью (способностью выполнять обещания) и этичным поведением (правильными поступками и работой на благо общества). В настоящее время ни один институт граждане не считают одновременно компетентным и этичным. Модель доверия поменялась с вертикальной модели «сверху вниз», зависящей от традиционных лидеров, на горизонтальную, при которой люди больше доверяют друзьям, родственникам и “таким же людям, как они сами”» [2, с. 152].

С точки зрения авторов, чем раньше будет предложен властью обществу оптимальный для большинства населения образ будущего, тем быстрее произойдет снижение социально-политической напряженности и протестной активности. Солидарность личности – общества – власти следует рассматривать через объединение ресурсов и возможностей для достижения общих целей, без доминирования «высоких абстракций» коллективного и «эгоизма» индивидуального интереса [14, с. 148]. Фактически суть трансформации коммуникативного взаимодействия общества и власти должна быть зафиксирована в новом «социальном контракте», отражающем обмен ожиданиями между согражданами, между гражданами и общественными институтами, между гражданами и властью (государством) по поводу основных прав и свобод в условиях рискогенных факторов, оказывающих значительное влияние на повседневные социальные и политические практики.

В публичном пространстве России отчетливо прослеживается конкурентное противостояние в доминировании принципов «свободы», «справедливости», «эффективности государства». По нашему мнению, в условиях распространения глобальных эпидемий и иных угроз правильной стратегией в поведении властей выступает ее открытость, укрепляющее доверие и устойчивое развитие, построенное на доверии.

Результаты. Как показывают результаты теоретических и эмпирических исследований, во время распространения пандемии органами власти в регионах РФ было апробировано несколько моделей взаимодействия как с институтами гражданского общества, так и социумом в целом. Условно их можно обозначить следующим образом:

– власть выступает в роли «заботливого родителя», оставляя общественным институтам функции дорогих, внимающих «старшим» и беспрекословно готовым к выполнению любых их «самых правильных» решений;

– власть обличена технократическими полномочиями по трансляции до различных социальных групп и каждого проживающего на вверенной территории стратегии противодействия COVID-19, выработанной федеральным центром и организацией совместно с гражданскими институтами тактических мероприятий с учетом развития ситуации в каждом отдельном регионе;

– «независимой самоорганизации» граждан и организаций по минимизации негативных последствий пандемии с «отстраненностью» органов власти (нет реальной помощи, но нет и противодействия) и параллельное функционирование властных и гражданских структур в выбранном секторе публичного пространства региона;

– патерналистское доминирование органов власти по всем вопросам, связанным с противодействием угрозам, вызванным распространением пандемии. При этом население и гражданские институты рассматриваются лишь в качестве «приводных ремней» по реализации решений, принятых исполнительной властью, несущей ответственность в лице руководителя субъекта РФ за ситуацию в регионе.

Данные типологические модели выступают в качестве доминирующих, предполагая их «гибридность» в практиках взаимодействия общества и власти на региональном и местном (муниципальном) уровнях. Важно подчеркнуть, что выбор данных моделей коррелировался с решением конкретных проблем, вызванных пандемией или сопутствующих ей: «снятие» общественного напряжения; принятие и реализация популярных / непопулярных решений; сохранение / подъем рейтинга региона в целом или его главы; мобилизация властных и общественных институтов для проведения восстановительных мероприятий в экономической, социокультурной, политико-правовой и иных сферах жизнедеятельности.

Признавая тот факт, что в социальных сетях ведется активная целенаправленная деятельность «антиваксеров», нагружающих людей большим объемом дезинформационного материала, делая ставку на страхах по поводу побочных эффектов вакцин, с точки зрения авторов, следует использовать скоординированные действия власти, медицинских работников, СМИ на федеральном и региональном уровне, что позволит преодолеть нерешительность граждан в отношении вакцинирования и выработки коллективного иммунитета [12].

Совершенно очевидно, что взаимодействие общества и власти с возросшей интенсивностью не было бы возможно, если бы государство ранее не работало над цифровизацией своей деятельности. Применение цифровых технологий дает возможность принимать многие решения в пространстве Интернет, что позволяет констатировать возникновение элементов консенсусной демократии в РФ. При этом необходимо быть готовыми к разрешению нового противоречия между цифровой демократией и цифровым тоталитаризмом, демонстрирующим мощь и эффективность государства.