Долгий взгляд на культуру

Понимание людьми норм, правил и ценностей общественной жизни, соблюдение законов и стандартов — это важнейшие условия развития экономической культуры.

Александр ТРУШИН

— Важна ли культура в широком смысле для экономики и бизнеса?

— Давайте посмотрим на логику развития экономического понимания мира, очень изменившуюся за последние десятилетия. Нобелевский лауреат, американский экономист Дуглас Норт написал книгу, суть которой можно свести к фразе «Институты имеют значение». Великие экономисты прошлого это тоже признавали, но выносили за скобки, рассматривая экономику «в чистом виде», без институтов. После Норта, после работ другого нобелеата, Рональда Коуза, которому в конце декабря исполнилось при жизни 100 лет, стало ясно, что ничего за скобку выносить нельзя. Институты — это скелет экономики, без которого она превращается в растекающуюся по плоскости жидкость.

Следующий важный шаг сделал Самюэль Хантингтон. Он сказал: «Культура имеет значение». Причем я говорю о культуре в ее широком понимании, как об этом писал наш выдающийся соотечественник Юрий Лотман. Для меня как институционального экономиста культура представляется набором неформальных институтов, которые действуют и поддерживаются не путем легального государственного принуждения, а другими способами.

Поясню. В чем разница между юристом и экономистом? Юрист исходит из того, что написано в законе. Экономист — из того, что происходит в жизни. Если в жизни происходит так, как написано в законе, значит, закон реально действует. Если по поводу закона можно говорить лишь о его соответствии другим законам — это теоретический вопрос о непротиворечивости права, не имеющий отношения к экономической жизни.

Поэтому экономическая культура — это система норм, правил и ценностей, которые поддерживаются сообществом. Механизм здесь простой. Если предприниматель нарушает принятые нормы, правила и ценности — он не получит кредитов, или они будут стоить ему дороже, или он лишится дисконта в отношениях с поставщиком. Таким образом, правила и ценности либо поддерживаются, либо исключаются экономическим общественным взаимодействием.

— Каким образом складываются нормы, правила и ценности?

— В каком-то смысле все нормы и правила устанавливают люди. Но когда, зачем, почему и как это получилось, трудно сказать. Какие-то нормы могли образоваться спонтанно. Среди ученых идет большой спор: а существует ли вообще какая-нибудь культурная традиция? Или мы имеем результаты усилий элит прошлых времен, которые пытались по-другому организовать жизнь? Например, идея насчет того, что англичане все консервативны и законопослушны, любят эволюцию, не соответствует реальной британской истории. Одной войны Алой и Белой розы хватит, чтобы этот миф опровергнуть. Британские элиты в XVIII веке слепили такой образ, что настоящий англичанин — не тот, который совершил несколько революций в прошлом, вел кровавые гражданские войны.

А бывает, что формирование ценностей происходит вполне целенаправленно. Например, как во время модернизации. Ведь модернизация означает, что элита пытается продвинуть в стране, в обществе какие-то иные ценности, не те, которые были до сих пор. Если мы посмотрим на опыт всех российских модернизаций, мы найдем в них общие черты. И петровская, и сталинская модернизация, и модернизация Александра II (более правильная по методам, вызвавшая 50-летие Великих реформ) — все они имели общую составляющую в виде попытки широко продвинуть образование.

Высокая ценность образования в России возникает тогда, когда нужны технологии. В России довольно креативное население. При этом мало кто умеет соблюдать стандарт. А технологии не существуют вне стандартов. На мой взгляд, обращение к образованию всякий раз, когда речь заходит о модернизации, это попытка обучить технологиям, приучить к технологическим стандартам. Потому что без этого, скажем, крупная промышленность, массовое производство просто не существуют. Мы будем иметь лишь серию блистательных одиночных результатов, которые можно показывать на всемирной выставке. А конкурентоспособность страны без стандартов и технологий будет оставаться на низком уровне.

— Президент Дмитрий Медведев в статье «Россия, вперед!» (2009 год) обозначил необходимость модернизации. Следовательно, должна возникнуть и необходимость в образовании, то есть в обучении современным технологиям?

— Идеология новой модернизации далеко еще не сформирована. Главная сила этой статьи, мне кажется, состоит в жесткой констатации того, зачем нужна модернизация. Президент был первый, кто сказал очень страшное слово «отсталость». И он же дополнил свою позицию два года спустя словом «застой». Я считаю это важным моментом. Необходимость в модернизации возникает не тогда, когда все хорошо, а когда плохо. Поэтому вопрос, что сегодня необходимо для модернизации, является предметом дискуссии. Она, при ближайшем рассмотрении, сводится к спору сторонников проектного и институционального подходов. Как проводить модернизацию?

Дуглас Сесил Норт, американский экономист, получивший в 1993 году Нобелевскую премию за возрождение исследований в области экономической истории

Самюэль Филлипс Хантингтон , известный американский социолог и политолог, создал концепцию этнокультурного разделения цивилизаций и обнародовал ее в 1996 году в книге «Столкновение цивилизаций»

В виде отдельных ударных прорывных проектов? Как «Сколково», как космос, как создание суперкомпьютеров или уникального медицинского оборудования? Или нужно менять среду так, чтобы сюда пришли инвестиции, чтобы не утекали за рубеж идеи и их носители? На самом деле, дискуссия эта упирается в проблему культуры.

— А как связана модернизация с ценностями и культурой?

— Я не знаю в мире примеров успешной модернизации без людей с долгим взглядом. Когда взгляд короткий, самым правильным решением является «распил». Это вполне рациональное решение. Вспомните теорию игр. Если это — одноходовая игра, она не может быть кооперативной, и самым правильным решением является действие за счет партнера. В многоходовой игре требуется другая стратегия. Поэтому если вы на год вперед только смотрите, то надо пилить бюджет, пока он не ушел куда-нибудь. Если вы рассчитываете на пять лет вперед, то вы подумаете, стоит ли это делать. А если на 10 лет вперед — то вы будете его охранять и беречь. Следовательно, поведение людей зависит от долготы взгляда и опирается на устойчивость институтов. Например, у нас, судя по данным социологов, семья начинает думать на 18 лет вперед, если УЗИ показывает, что родится мальчик. Поскольку родители исходят из того, что и через 18 лет у нас будет устойчивый институт репрессивной армии с обязательным призывом. Видите, даже плохие институты вызывают долгий взгляд.

А другой фактор, вызывающий долгий взгляд, — это ценности. Я говорю о ценностях, которые поддерживаются сообществом, например, профессиональным сообществом, или дружеским кругом, или большой традиционной семьей. Приведу пример совершенно не российский, как работают долгие ценности. В одной из центральноазиатских стран я разговаривал с помощником президента по экономике. Он сказал: у нас место чиновника передается по наследству — если не сыну, то племяннику. Но при этом чиновник должен думать, в какой ситуации он оставляет «кормовую» территорию, как через 15 лет будет выглядеть поле, которое он оставит наследнику. Вроде бы неправильное, патриархальное устройство общества. Но обеспечивает стимулирование того самого долгого взгляда. Следовательно, наличие долгосрочных интересов не обязательно приводит к модернизации, но модернизационный взгляд всегда долгий.

— А образование способствует формированию долгого взгляда?

— Должно бы способствовать. В России образование влияет — это твердо известно из исследований Института социальной политики — на продолжительность жизни. Год дополнительного образования прибавляет пять лет жизни. У человека появляется большее пространственно-временное планирование. Но вот реализует он свои планы или нет — это трудно сказать. По социологическим опросам видно, что образованные люди планируют дальше, на несколько лет вперед. Но при этом в целом у нас в стране очень короткий взгляд. Лишь 2–3% людей смотрят дальше года–двух. И это резко отличает нас от других стран. В Швейцарии, например, общины реализуют 50-летние планы. Там могут всерьез обсуждать вопрос о необходимости в течение 10 лет кого-то обучить китайскому языку, чтобы выйти на китайский рынок со своей продукцией. Для нас это — немыслимые вещи. Сначала должны появиться люди и группы в экономике, которые преследуют долгосрочные интересы. Потом могут начать работать 10- и 20-летние планы.

— А видите ли вы людей, способных привнести в общество культурные ценности? Кто это — инженеры, собственники бизнеса, чиновники?

— Пока у меня нет ответа на этот вопрос. Могу заметить, что несколько лет назад было много разговоров о среднем классе. Вроде бы он должен был нести в себе такие черты. Но похоже, что средний класс в России (и не только в России) не обязательно является носителем таких черт. Он состоит из разных групп людей: лица свободных профессий, врачи, учителя, изобретатели, предприниматели, чиновники… Понятно, что в этом случае чиновники скорее отвечают за стабильность, чем за инновационность. А люди свободных профессий, наоборот, больше склонны к поискам чего-то нового. В России есть люди с долгим взглядом, но определить их социальную принадлежность довольно трудно. Должны бы иметь долгие взгляды крупные олигархи, но после 2003 года они при первой возможности выводят капиталы за границу.

— Означает ли это, что задача не имеет решения?

— Думаю, что этот носитель долгих взглядов должен быть как-то по-другому устроен. Например, есть виртуальное пространство, которое может объединять людей, не связанных территориально или социально. Можно поискать таких людей на других площадках. Но без людей — никак не получится. При этом надо понимать, какие ценности способствуют модернизации. Это вопрос тоже непростой. Мы — Институт национального проекта «Общественный договор», кафедра институциональной экономики МГУ — проводим сейчас исследования, сравниваем различные культуры с точки зрения социально-экономического поведения. И получаем совершенно неожиданные ответы на вопрос, как воздействуют те или иные культурные характеристики на возможности экономического развития.

Но важно вот что. Надо говорить именно об экономическом подходе, а не о спекуляциях на культурно-историческую тему. Я осмелюсь утверждать, что все проекты, нацеленные на массовое производство, не будут иметь успеха, пока в обществе не имеют ценности такие понятия, как закон и стандарт. Закон — это норма общественной жизни, стандарт — норма технической деятельности. Если норма в принципе не уважается или считается малоценной, если каждый говорит: не буду я соблюдать этот дурацкий стандарт, я сам себе стандарт, а закон — «что дышло…», то вот такой и будет экономическая культура. Тогда давайте делать ставку на штучное или малосерийное производство. И я не сомневаюсь, что мы сделаем 20 отличных автомобилей Marussia по проекту Николая Фоменко. И создадим какую-нибудь уникальную медицинскую установку, не имеющую аналогов в мире. Но 2 млн автомобилей в год за нас будут делать другие. Люди, в которых поколениями воспитывалось уважение к стандартам.