Факторы привлекательности образа России для евроскептических политических сил

В настоящее время очевидно, что отношения России и Запада пребывают в стадии глубокого кризиса. Постоянное присутствие взаимных обвинений привело к тому, что стороны стали говорить на «языке антагонизма и осуждений» [Korosteleva 2016: 366]. Один из характерных элементов текущего противостояния двух сторон – неоднократные спекуляции на тему антиевропейской пропаганды России и скрытого финансирования российскими властями европейских популистов. Анализ связей Кремля с евроскептическими партиями, их характера и предпосылок является темой совершенно новой и в этой связи пока представляет собой весьма ограниченное поле научного интереса для политических наук.

Действительно, многие антиеэсовские силы не скрывают своих симпатий к политике России и лично ее президенту. Тем не менее важное значение в фиксировании этого тренда приобретает правильное определение его причин и следствий. Автор исходит из теоретического предположения о том, что рост взаимных симпатий со стороны России и новых европейских сил является не причиной текущего кризиса доверия к европейским институтам и прогрессирующей нестабильности в ЕС, а их следствием. Поворот партий, находящихся по краям европейского политического спектра, к Кремлю имеет ряд объяснений, которые в целом можно свести к двум компонентам: идеологической близости и общности геополитических интересов. В первом случае речь идет об общих ценностях, основанных на идеологии консерватизма, во втором – о совпадающих политических целях: изменении курса ЕС в свете его перехода к типу поствестфальских государств, т.е. тех, «которые в рамках интеграционных процессов перераспределили свой суверенитет в рамках наднациональных и внутринациональных институтов» [Лебедева 2011: 22], и ослаблении оси ЕС–НАТО.

Еврооптимисты предпочитают списывать рост популярности евроскептицизма на больно ударивший по еврозоне финансовый кризис 2008–2009 гг., вследствие которого ЕС «предстал перед лицом многогранного кризиса» [Brack 2015: 338]. «Продолжающийся кризис наряду с проблемой демократичности и законности ЕС также поставил на повестку дня проблему европейской солидарности» [Kontochristou, Mascha 2014: 54], создав таким образом благоприятную почву для популистских и нелояльных действующей власти движений. В этой связи антироссийские санкции, введенные (а в некоторых случаях навязанные сверху) руководством ЕС, усугубили и без того начавшее сдавать свои позиции положение элит и способствовали новому расколу внутри ЕС.

Еще один камень преткновения в отношениях сторон – обвинения в адрес России в скрытой финансовой поддержке антиеэсовских партий с целью разрушить ЕС, фигурировавшие до недавнего времени в основном в СМИ, – сейчас подогреваются и официальным Брюсселем. Подобная позиция выгодна защитникам ЕС: во-первых, она снимает с них ответственность за происходящее внутри Союза, а во-вторых, позволяет не думать об изменении ситуации. Тем не менее искатели «руки Путина» в качестве причины подъема евроскептицизма пока не предоставили необходимого объема информации для того, чтобы говорить о какой-то выработанной российской стороной программе поддержки антимейнстримовских политических сил.

Попытки еврочиновников свести причины роста популярности евроскептиков к потокам денег из Москвы выглядят неубедительными на фоне таких событий, как Брексит или прохождение Марин Ле Пен во 2-й тур президентских выборов во Франции. Поэтому евробюрократы стали всерьез задумываться о возможности существования общей платформы для сближения евроскептических партий с Кремлем, не включающей финансовую составляющую. Очевидно, что в условиях снижающейся популярности наднациональных институтов привлекательность Москвы, напротив, растет, тогда как «критика догм атлантизма и европеизма, бывших некогда несокрушимыми, достигла небывалой интенсивности и, кажется, сблизила правых и левых радикалов» [Scaglione 2016: 169].

Эта обеспокоенность наиболее ярко проявилась в ноябре 2016 г., когда довольно часто появляющуюся в западных СМИ критику политического курса российского правительства и спекуляции на тему поддержки ультраправых националистов дополнили обвинения в адрес Москвы на официальном уровне, представленном Европейским парламентом. Так, Генеральный директорат по внешним связям представил на рассмотрение резолюцию «Стратегические коммуникации ЕС как противодействие пропаганде», принятую впоследствии парламентом. В документе под довольно нейтральным заголовком Европарламент, как гласили многочисленные материалы отечественных СМИ, «приравнял российских журналистов к террористам ИГИЛ» (Организация запрещена на территории РФ). Не прибегая к оценочным суждениям, свойственным прессе, отметим, что некоторое различие между Россией и Исламским государством как «главными распространителями» антиевропейской пропаганды еврочиновники все же проводят, говоря, что в первом случае речь идет о «большом государстве, с которым ЕС и страны-члены все еще сотрудничают по ряду вопросов», а во втором – о «территориально разбросанной организации, сочетающей в себе поведение наподобие государства на подконтрольной территории и принцип работы наподобие секты, которая действует за пределами границ и закона»1. Тем не менее именно эти два актора, согласно резолюции, «способствовали наибольшей дестабилизации Евросоюза и его соседей за последние несколько лет»2.

Некоторые формулировки резолюции позволяют сделать вывод, что целевой аудиторией «российской пропаганды» являются политические партии правого и левого толка и их электорат. Другими словами, информационный поток из России, по мнению еврочиновников, подогревает евроскептические настроения и способствует дестабилизации ЕС. Так, в документе отмечается, что «крайне правые охотно воспринимают информацию о моральном упадке ЕС, игнорировании христианских корней и исламизации Европы», в то время как у крайне левых «российская пропаганда питает антиамериканские настроения и изображает ЕС как подчиненного партнера и марионетку Вашингтона»1.

Что касается общих идеологических установок, не очевидных на первый взгляд, то здесь речь идет о консервативной повестке дня, продвигаемой Россией и принимаемой ее сторонниками в лице евроскептиков, которых привлекает этот элемент «мягкой силы». Главенствующее место в этой повестке дня занимает, пожалуй, идея сильной суверенной страны, проводящей «самостоятельный и независимый внешнеполитический курс, который продиктован ее национальными интересами и основой которого является безусловное уважение международного права»2. Это положение полностью разделяется и евроскептиками, борющимися против евробюрократии и навязываемого ею политического курса. Таким образом, в плане возвращения к национальному государству вестфальского типа и наделения его всеми атрибутами самостоятельного актора (по сравнению с пост-фестфальскими государствами, делегировавшими весомую часть полномочий наднациональным институтам), т.е. ресуверенизации, Россия становится для ЕС «положительным примером и желательным союзником, в том числе и в силу того, что постсоветская Россия также прошла – или, точнее сказать, проходит свой путь ресуверенизации» [Консерватизм… 2014: 112].

Поскольку правые партии защищают традиционные ценности, такие как семья, национальный, политический и экономический суверенитет, сохранение культурной самобытности, ценностные установки действующего российского правительства близки им по духу, т.к. «Путин для европейцев – это символ традиционных отношений между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми» [Пономарева 2014]. В свете событий, связанных с протестным движением в России, начавшимся после парламентских выборов 2011 г., делом Pussy Riot , а также вхождением Крыма в состав РФ, усилиями западных политиков общественности был навязан образ России как оплота диктаторского режима, развенчать который посчитали необходимым оппозиционные евроскептиче-ские партии. Так, итальянская Лига Севера выступила инициатором создания культурной ассоциации «Ломбардия–Россия», цель которой – «предоставлять корректную информацию о том, что на самом деле происходит в России, [так как] есть люди, которые описывают Путина как диктатора, однако Россия не является авторитарным государством»³. Кроме того, именно образ российского президента отвечает представлениям и чаяниям евроскептиков о сильном национальном лидере, способном добиваться своих целей и отстаивать интересы своего народа.

С учетом содержания программных документов, а также официальных заявлений сторон можно отметить, что у сторон имеются и общие стратегические интересы: их объединяет неприятие стремления к гегемонии со стороны США и, как следствие, подозрительное отношение к НАТО, которое видится скорее в качестве силового обеспечения наступательной внешней политики США, чем в качестве гаранта международной безопасности, мира и стабильности. Более того, евроскептические силы видят в России некую альтернативу ЕС и НАТО в том смысле, что, выступая против членства в ЕС и НАТО, они «рассматривают отношения с Россией как необходимую отправную точку на пути достижения постепенного выхода их стран из евро-атлантических структур» [Klapsis 2015: 25].

Многие ультраправые, такие как «Альтернатива для Германии», Национальный фронт, не говоря о греческой «Золотой заре» и венгерской партии «За лучшую Венгрию» (Йоббик), воспринимают НАТО как средство, используемое США для продвижения своих национальных интересов в Старом Свете, и признают наступательный характер блока. Евробюрократия, в свою очередь, накаляет обстановку вокруг так называемой российской угрозы, называя все остальные вызовы, включая миграционный кризис и угрозу терроризма, не столь важными, оправдывая таким образом необходимость постоянного поддержания контактов с США. Однако и России, и евроскептикам, которые по сравнению с европейским мейнстримом мыслят более критически, понятно, что в деле противостояния проблемам, действительно влекущим за собой дестабилизацию ЕС, США больше не выступают гарантом безопасности ЕС, а подчас и, напротив, являются их источником или усугубляют их. В этой связи становится ясным, почему «крайне правые силы сейчас являются откровенно пророссийскими и антиамериканскими» [Polyakova, Shekhovtsov 2016: 79]. Таким образом, и Россия, и новые политические силы в ЕС заинтересованы в проведении европейскими государствами самостоятельного политического курса без оглядки на Брюссель или Вашингтон, а также в соблюдении НАТО изначально заявленных при ее создании целей, т.е. отказе от наступательных операций.

Нельзя также обойти вниманием и вопрос взаимных экономических санкций России и ЕС, против которых не раз высказывались евроскептики. В условиях навязанного Брюсселем контрпродуктивного стиля взаимоотношений и Москва, и евроскептики заинтересованы в защите своих интересов.

Таким образом, в настоящее время «евроскептицизм прочно укрепился в качестве неотъемлемой части политической жизни Европейского союза, став основой для программы ряда политических партий, получивших весомую поддержку населения» [Шибкова 2016: 14]. В условиях, когда мейнстрим ЕС слишком занят вопросами толерантности, политкорректности, мультикультурализма и глобализации, ультраправые популисты стремятся отстаивать исконные европейские (в т.ч. и христианские) ценности, такие как как семья, национальный и экономический суверенитет, культурная самобытность, традиционные отношения мужчины и женщины, родителей и детей. И в этом смысле ценностные установки действующего российского правительства, столь яростно критикуемые «сверху» Брюсселем, оказываются для евроскептиков и поддерживающих их народных масс более близкими, чем стратегия еврочиновников.

Безусловно, признание Брюсселем факта потери привлекательности идей единой Европы, европейской солидарности и построения общего будущего для европейских граждан будет означать крах всего интеграционного проекта, который более полувека назад и был инспирирован этими идеями. Тем не менее чем дольше ЕС будет отказываться воспринимать очевидное и продолжать винить во внутренних проблемах внешние силы, главной из которых он считает не террористическую угрозу Исламского государства, а российский консервативный политический курс, а также стараться противостоять новым вызовам старыми средствами, к которым, в частности, относится добровольное принятие протектората США, тем дальше чиновники будут отдаляться от реальных интересов и чаяний граждан, и тем больше будет становиться пропасть между ними. Только трезвый взгляд на собственные проблемы и поиск решений в духе прагматизма сможет вернуть наднациональным институтам имидж эффективных выразителей интересов европейских граждан.