Философская проблема гармонизации формы и содержания в современных процессах урбанизации (на примере китайских городов-призраков)

В современном процессе урбанизации отчетливо выявляется эволюционный характер. Это подтверждается такими присущими ему характеристиками, как многовекторность в выработке направлений развития, неоднозначность оценок, спонтанность, парадоксальным образом сочетающаяся с само собой разумеющимся моментом сознательного социального планирования. Наглядной иллюстрацией этого являются процессы урбанизации в Китае. В период с 1978 по 2012 гг. городское население Китая увеличилось с 12,9 до 52,6% [Chen 2013: 26; Bai, Shi, Liu 2014: 159].

В Национальном плане по новой урбанизации, принятом в марте 2014 г., сформулирован комплекс задач по урбанизации Китая, которые должны быть решены к 2020 г., который трансформирует национальную урбанизацию в новый тип урбанизации, ориентированный на людей и окружающую среду. Тем не менее стремительный процесс урбанизации в Китае породил ряд серьезных проблем, например деградацию окружающей среды и пустую трату ресурсов [Liu et al. 2014: 342; Yang et al. 2016; Yang et al. 2014].

Серьезной проблемой стало также появление так называемых городов-призраков, характеризующихся малонаселенными и в основном незаселенными небоскребами, жилыми домами и грандиозными площадями. Все больше и больше «обычных» городов появлялись в списке городов-призраков с 2010 г. [Shepard 2015a; 2015b]. В 2014 г. 50 китайских городов были включены в список городов-призраков.

Несмотря на то что процессам урбанизации и росту городов посвящены многочисленные исследования, динамика городов также может предполагать упадок и обновление города. Существующие теории и модели были разработаны для описания и объяснения этой динамики. Однако в эти теории не вписывается опыт китайских городов-призраков. Эти города были охарактеризованы как построенные государством, но минимально заселенные [Liu et al. 2014].

Отметим, что в последние годы исследования были сосредоточены в основном на анализе этого феномена в Китае [Chi et al. 2015; He, Mol, Lu 2016; Sorace, Hurst 2016; Woodworth, Wallace 2017; Zhang, Zhao 2003], хотя города-призраки появились и в других частях востока и юго-востока.

Города-призраки, как правило, начинаются как «бум-тауны», и современный Китай имеет больше «бум-таунов», чем любая другая страна в истории [Shepard 2015b]. Такой быстрый рост привел к своеобразному побочному эффекту – появлению городов-призраков.

В начале нулевых годов урбанистическое движение в Китае получило мощный толчок. Новые городские застройки стали появляться как на окраинах существующих городов, так и на ранее не освоенных просторах между ними.

Города-призраки привлекли внимание и породили различные (часто прямо противоположные) точки зрения как в самом Китае, так и за рубежом; были проведены исследования, посвященные различным аспектам этого феномена.

При этом большая часть литературы использует либо описательный подход к изучению городов-призраков (попытка количественного определения, характеризации или картирования) или сосредоточена на финансово-экономическом анализе (финансиализация недвижимости, либеральная внутренняя кредитная политика, спекуляции и т.д.). В то же время редко анализируются фундаментальные причины или процессы, в результате которых это явление возникло.

Исследование феномена городов-призраков осложняется также наличием методологических трудностей в оценке масштабов распространения этого феномена, а также отсутствием общепринятого определения.

Понятие «город-призрак» первоначально появилось в публикациях известных международных СМИ, в которых этот термин использовался для характеристики нового города Кангбаши в Ордосе и отражал, по мнению авторов публикаций, воплощение неконтролируемых и нерациональных методов развития новых городов [Woodworth, Wallace 2017].

Так, в 2010 г. журнал Time опубликовал серию снимков Ордос Сити во Внутренней Монголии [Chi et al. 2015]: несмотря на множество зданий в городе, ночью в них полностью отсутствовало освещение, что послужило причиной использования данного определения (город-призрак).

Исследователи утверждают, что проблема китайских городов-призраков связана с быстрым и чрезмерно амбициозным планированием развития сектора недвижимости [He, Mol, Lu 2016] и связана со стремлением местных политических игроков контролировать городскую землю как товар [Shepard 2015a].

Вместе с тем необходимо отметить, что использование термина «город-призрак» в отношении новых китайских городов не совсем корректно, на что справедливо обращают внимание многие исследователи [Shepard 2015b; Yin, Qian, Zhu 2017]. Города-призраки в Китае не были вызваны стихийными или антропогенными бедствиями, такими как наводнения, продолжительные засухи, загрязнение окружающей среды, войны, ядерные катастрофы и т.д., напротив, они появились вследствие более быстрого расширения городских земель, чем роста населения городов, в результате чего в городах живет мало людей или вообще никто [Long 2016].

Таким образом, китайские города-призраки вызваны несоответствием между расширением городских земель и ростом численности городского населения.

Город-призрак – это место, которое стало экономически нежизнеспособным, другими словами, место, которое «умерло» [Shepard 2015b]. В этом смысле феномен, который мы можем наблюдать в Китае, в некотором смысле противоположен традиционному содержанию понятия «город-призрак», когда существуют новые города, которые еще не ожили.

В ряде исследований были предложены методы идентификации китайских городов-призраков.

Министерство жилищного строительства и городского сельского развития Китайской Народной Республики указывает, что стандартная плотность городского населения должна быть 10 000 чел./кв. км. В соответствии с этим стандартом половина данного стандарта рассматривается как порог города-призрака.

Дж. Чи и др. используют для идентификации городов-призраков данные о местоположении и населении [Chi et al. 2015]; другие исследователи – данные по ночному освещению (ночные световые снимки как репрезентация социально-экономической деятельности человека), данные о почвенно-растительном покрове из нескольких источников и данные о населении [Zheng et al. 2017]. При этом необходимо отметить, что хронологические рамки проведенных исследований были разными (2010 и 2013 гг.) и анализ не учитывал влияния китайского весеннего фестиваля. В этот период (с января по март) большая часть городского населения вернулась в свои родные города, и феномен города-призрака на короткое время появился в крупных городах.

Уровень вакантных площадей жилья является одним из важнейших показателей оценки состояния городской недвижимости. Обследование финансирования жилищного строительства в Китае1 позволило сделать вывод, что уровень вакантных площадей городского жилья достаточно высок, с быстрым ростом с 20,6% в 2011 г. до 22,4% в 2013 г. Я. Яо и Я. Ли для идентификации городов-призраков использовали уровень вакантного жилья в китайском жилищном секторе вместе с данными о ночном освещении [Yao, Li 2011].

Согласно международным стандартам, уровень вакантного жилья от 5 до 10% является нормальным [Wang, Chang 2013: 1678], что означает, что рынок недвижимости может допускать такой уровень на протяжении некоторого времени.

Необходимо отметить, что в настоящее время не существует общепринятого критерия для определения городов-призраков, отсутствует также официально опубликованная статистика по Китаю.

31 административный район провинций и 333 административных района на уровне префектур в Китае с различными уровнями урбанизации и социальноэкономического развития были выбраны Д. Айн, Д. Ксикян и Х. Зу в качестве области изучения. В исследовании делается вывод, что города-призраки сосредоточены в основном в экономически слабо развитых внутренних провинциях, таких как Хэйлунцзян, Внутренняя Монголия и Синьцзян. Что касается пространственного распределения, то районы города-призрака были сконцентрированы вдоль границ городских застроенных районов. Пространственная структура была различной в разных регионах Китая. Городские районы-призраки в развитых районах восточного побережья Китая были рассеяны, в то время как в западных неразвитых регионах они были более агрегированы [Yin, Qian, Zhu 2017].

Однако некоторые ученые ставят под сомнение полезность макропростран-ственных политико-экономических перспектив и вместо этого оценивают социальную устойчивость новых городов [Long 2016]. Например, Чен и др. фокусируются на исследовании социокультурных аспектов текущей ситуации в городах-призраках [Chen, Wang, Kundu 2009]. В частности, они подчеркивают, что покупка домов для инвестиций, удаленность от основных городских районов и отсутствие необходимой инфраструктуры являются наиболее распространенными причинами вакантного жилья [Wang, Kundu, Chen 2010]. Дж. Чи и др. также подвергают критике подход к идентификации городов-призраков по анализу ночного освещения. В качестве альтернативы они на примере г. Кангбаши анализируют динамику изменения численности населения. Результаты показывают, что плотность населения и использование пространства в городах-призраках периодически меняются с течением времени [Chi et al. 2015]. В этом смысле ситуация в Кангбаши более сложная и разнообразная, чем сообщают СМИ. Такие исследования обеспечивают интеллектуальный контекст для понимания возникновения и распространения городских районов и пространств, которые отчуждены от устоявшихся социально-культурных центров городов. Однако до сих пор существует очень мало исследований, направленных на анализ повседневной жизни городских жителей и их усилия по созданию дома. Социальная устойчивость включает в себя содействие социальной гармонии, предотвращение социальных дисфункций и улучшение качества жизни населения [Xiao, Qiu, Gao 2016]. Осознавая, что экономическая и финансовая устойчивость, безусловно, находится под вопросом при анализе городов-призраков, Д. Айн, Д. Ксикян и Х. Зу исследуют эту проблему с точки зрения социальной устойчивости, используя теоретические рамки, основанные на биогеографии дома [Yin, Qian, Zhu 2017]. «Дом» – это сложная и многоаспектная концепция, которая в географическом исследовании не только обозначает материальное и бетонное пространство, такое как дома, квартиры и другие физические пространства, но и несет в себе символические значения и ожидания, созданные социальными группами [Brickell 2011]. Независимо от того, анализируется ли дом как материальный или символический, он является не только «точным и конкретным, но, что более важно, бессознательным, постоянно разворачивающимся и социально конструируемым, практикуемым людьми, которые разделяют подобные чувства в определенных местах» [Yin, Qian, Zhu 2017]. Повседневная практика крайне важна для понимания того, как обычные люди строят дома [Suda 2016]. Как утверждает Д. Масси, индивидуум эмоционально воспринимает как дом более чем одно место, и каждое такое место представляет собой созвездие многовременных слоев социальных отношений [Massey 1992]. Чувство дома развивается в разных местах в разное время, которые связаны между собой каждодневными практиками. Было замечено, что в Китае мигранты формируют чувство дома, идентичности и привязанности к месту главным образом за счет мобильности, гибкости и смены места жительства [Massey 1992: 12].

Между тем быстрая урбанизация и беспрецедентная мобильность в условиях перехода Китая к городскому хозяйству ставят под сомнение опыт отдельных людей [Yin, Qian, Zhu 2017; Lucas, Purkayastha 2007: 248]. Переехав в новые города, жители не всегда являются получателями отрицательного смысла «не дома» [Yin, Qian, Zhu 2017], но способны использовать местные ресурсы для создания возникающего ощущения дома. В этом смысле перспективная область исследований может быть связана с тем, как в публичных дискурсах создаются основные представления и образы городов-призраков и как негативные аспекты городов-призраков сосуществуют с усилиями местных жителей по созданию собственного жилья [Yin, Qian, Zhu 2017]. В рамках изучения этого вопроса. Айн, Д. Ксикян и Х. Зу было проведено эмпирические исследование повседневных практик в новом городе Кангбаши как воплощении китайских городов-призраков. На основании проведенного исследования был сделан вывод, что средства массовой информации справедливо критикуют китайский государственный урбанизм, основанный на массивной капитализации и финансиализации. В то же время авторы отмечают, что созданный в СМИ призрачный и экзотический образ Кангбаши весьма далек от действительности. Авторы подчеркивают сложность процесса трансформации городов в Китае и необходимость того, чтобы ученые-градостроители прислушивались к местной повседневной перспективе: в частности, необходимо обратить внимание на то, как чувство дома и места может быть сформировано по всему Китаю на фоне многочисленных проектов гигантского движимого капиталом городского строительства [Shepard 2015b].

Более широкое движение за урбанизацию Китая не следует также рассматривать как развитие, свободное от влияния других факторов. Десять новых массивных городских конгломератов, называемых мегарегионами, были предложены [Shepard 2015b] в стратегических местах по всей стране. Речь идет о городских кластерах с населением от 22 млн до более чем 100 млн чел. каждый, которые должны быть соединены между собой инфраструктурой экономически и, потенциально, даже политически [Shepard 2015b].

Финансовая политика Китая требует, чтобы местные муниципалитеты соблюдали этот более широкий план урбанизации. По данным Всемирного банка, местные муниципалитеты должны покрывать 80% своих расходов, получая при этом только 40% налоговых поступлений страны. Продажа земли составляет большую часть разницы, что приводит к тому, что схема покупки низкая, продажа высокая, т.к. муниципалитеты скупают дешевую сельскую землю, переименовывают ее в городскую, а затем перепродают ее по высокой ставке на землю для городского строительства, тем самым закрепляя разницу в цене [Shepard 2015b].

По данным министерства финансов Китая, только в 2012 г. в результате продажи земли местными органами власти Китая было собрано 438 млрд долл.

Когда застройщики покупают эти новые участки земли, они должны что-то на них строить. В то время как принято считать, что заблаговременное вступление в новую зону застройки является ключом к получению большой прибыли, такие зоны, как правило, находятся далеко за пределами зрелых, застроенных городских районов [Shepard 2015b]. Это часто означает строительство огром- ных жилых комплексов, гигантских торговых центров и коммерческих улиц в местах, которые еще не имеют большой базы населения, чтобы поддержать их [Shepard 2015a; 2015b].

Необходимо отметить, что строительство нового города с нуля – это долгосрочная инициатива, процесс, который, по оценкам Китая, занимает примерно от 17 до 23 лет.

Как подчеркивает В. Шепард, едва ли найдется хоть одна новая городская застройка в стране, которая еще не перешагнула расчетный срок завершения и «оживления». В этом смысле обозначение таких городов как городов-призраков, по крайней мере, на данном этапе, является преждевременным [Shepard 2015a; 2015b].

Таким образом, часто существует длительный период времени между тем, когда города построены, и тем, когда они действительно готовы поддерживать полномасштабное население. Эту фазу и можно назвать фазой города-призрака [Shepard 2015b]. При этом большинство крупных новых городских застроек в Китае проходят через этот этап и становятся жизненно важными с точки зрения бизнеса и населения. Подстраивается основная инфраструктура, открываются торговые центры и создаются места, где жители могут работать.

В некоторых из самых известных городов-призраков Китая в последние годы наблюдался феноменальный рост населения, согласно отчету компании Standard Chartered . Всего за два года, с 2012 по 2014 г., уровень заполняемости в новом районе Чжэндун вырос в 2 раза, в то время как в районе Данту он вырос в 4 раза, а в районе Уцзинь в Чанчжоу – на 50% с 20% [Shepard 2015b].

Хотя в этих местах все еще существует избыток вакантного жилья, когда городские районы с высокой плотностью заселения даже наполовину не заселены, даже этого более чем достаточно для того, чтобы это место функционировало как город в социальном и экономическом плане [Shepard 2015a; 2015b].

Как правило, для того чтобы новые городские застройки Китая начали преодолевать инерцию стагнации, требуется не менее 10 лет. Но как только они это делают, они, как правило, продолжают расти, в конечном счете, смешиваясь с более широким городским ландшафтом и теряя свой ярлык города-призрака [Shepard 2015a; 2015b; Zheng et al. 2017].

В заключение отметим, что любой процесс проектирования предполагает формализацию процесса (явления). Формализация выступает как условие познавательного процесса. С другой стороны, увлечение этим процессом, необоснованное экстраполирование и волюнтаризм могут привести к весьма печальным последствиям. Таким образом, в философском отношении возникает проблема гармонизации формы и содержания. Готового рецепта, алгоритма гармонизации нет. Вместе с тем эта гармонизация, на наш взгляд, может быть достигнута, когда люди, ответственные за реализацию соответствующих проектов, находятся в постоянном тесном контакте с населением и гражданским обществом, вырабатывая совместные и компромиссные способы разрешения возникающих противоречий.