«Финский фактор» в становлении Карельской автономии

«ФИНСКИЙ ФАКТОР» В СТАНОВЛЕНИИ КАРЕЛЬСКОЙ АВТОНОМИИ

А н н о т а ц и я . В начале июня 1920 года по инициативе известного красного финна Эдварда Гюллинга, поддержанной высшим руководством Советского государства, в составе РСФСР из населенных карелами приграничных с Финляндией местностей Олонецкой и Архангельской губерний была образована Карельская трудовая коммуна (КТК), просуществовавшая до конца июля 1923 года. Несмотря на высокую степень изученности этого этапа карельской автономии, характеризуемого в историографии как этап ее становления, ряд важных вопросов требует уточнений и дополнений, а также, пожалуй, известного смещения акцентов. Один из таких затронутых в настоящей статье вопросов имеет отношение к целям, которые преследовал Гюллинг и его соратники, участвуя в создании и управлении КТК. Другие – к альтернативным вариантам карельской автономии и связанной с этим борьбы за власть между красными финнами и представителями местной, главным образом олонецкой по своему происхождению, советской и партийной бюрократии.

Кл юч е в ы е с л о в а : «финский фактор», красные финны, карельская автономия, Карельская трудовая коммуна, Гюллинг, Куджиев

Для ц итир о в а н ия : Левкоев А. А. «Финский фактор» в становлении карельской автономии // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2021. Т. 43, № 4. С. 65–70. DOI: 10.15393/uchz.art.2021.619

9 июня 1920 года в центральной советской газете «Известия» от имени ВЦИК было опубликовано, без указания даты принятия, постановление об образовании в «населенных карелами местностях Олонецкой и Архангельской губерний в порядке статьи 11 конституции» РСФСР «областного объединения» – Карельской трудовой коммуны (КТК). Целью образования провозглашалось «укрепление борьбы за социальное освобождение трудящихся Карелии». Незамедлительной подготовкой съезда Советов КТК для «определения организации» органов ее власти предстояло заняться «Комитету» (революционному комитету – ревкому) в составе «Эдуарда Кюллинга» (Эдварда Гюллинга), «Якова Мякки» (Яакко Мяки) и Василия Куджиева1.

Принципиальной основой решения по КТК являлось так называемое «Предложение о Карельской коммуне», несколькими месяцами ранее, как принято считать, отправленное из Стокгольма в Москву на рассмотрение высшего руководства Советской России членом Стокгольмского бюро финляндской компартии (КПФ) и Северного бюро (Скандинавской комиссии) Коминтерна Гюллингом. Документ определял две основные взаимосвязанные цели. Одна из них – непосредственная – заключалась в предотвращении возможного отделения от Советской России и последующего вероятного вхождения в состав

Финляндии не только отдельно взятых приграничных, «населенных карелами», но и соседних вепсских, русских и саамских «местностей» Олонецкой и Архангельской губерний по линии: Ладожское озеро – р. Свирь – Онежское озеро – Белое море, включая Кольский полуостров (так называемая « естественная » граница). Другая, рассчитанная не менее чем на перспективу реванша за поражение финляндской революции 1918 года, предполагала развитие Карельской коммуны под руководством финских коммунистов в качестве своего рода «краснофинского» квазигосударства [2: 257–259], [10: 170–171], [16: 347–349].

Относительный успех в достижении непосредственной цели образования КТК зафиксировал подписанный 14 октября 1920 года советско-финляндский Тартуский мирный договор. Фактор коммуны повлиял на то, что финляндская делегация в самом начале четырехмесячных переговоров воздержалась от выдвижения претензий на выше указанную «естественную» границу, в конце концов отказалась от требования провести под международным контролем в приграничных «карельских местностях» двух губерний голосование за или против присоединения к одной из двух республик, а также согласилась «возвратить» Советской России в течение 45 суток Ребольскую и Поросозерскую волости, которые включались в состав «Восточно-Карельской автономной области, образованной карельским населением Архангельской и Олонецкой губерний и имеющей право национального самоопределения». Две ребольско-поросозерские статьи (10 и 11) в сочетании с дипломатическим ребрендингом июньского постановления о КТК и ряда принятых в Петрозаводске и Москве в его развитие летом – осенью 1920 года иных постановлений, резолюций и воззваний связали с договором два согласованных сторонами протокольных заявления советской делегации, в подготовке которых мог, по крайней мере косвенно, участвовать Гюллинг, – о самоуправлении «Восточно-Карельской автономной области» и относительно «Репола и Поросозеро». Финляндская делегация категорически возражала против названия «Карельская трудовая коммуна» и не признавала таковую релевантной формой национального самоопределения «восточных карел» [8: 314–444], [11: 119–142], [12: 280–314], [14: 45], [15: 328–370].

К моменту заключения Тартуского мирного договора КТК, согласно классификации наркома по делам национальностей И. Сталина в опубликованной 10 октября 1920 года газетой «Правда» статье «Политика советской власти по национальному вопросу в России», относилась к категории «узких административных автономий». Перефразируя одно существенное наблюдение автора, «некоторые товарищи» не только в Архангельске и Петрозаводске, но и в Петрограде и Москве видели в КТК «временное, хотя и необходимое зло, которое нельзя было не допустить ввиду некоторых обстоятельств, но с которым нужно бороться, чтобы со временем устранить его»2.

Для Архангельска появление КТК оказалось действительно временным и сравнительно небольшим «злом». Все свелось к переподчинению основной части «заморского» Кемского уезда, соединенного недавно построенной Мурманской железной дорогой с Петрозаводском и Петроградом. С апреля 1920 года этот уезд находился в зоне агитационной деятельности возглавляемого Мяки Карело-Мурманского отделения Центрального бюро финских организаций (ЦБФО) РКП(б), а в мае – июне 1920 года карельские волости уезда были заняты финским 6-м полком РККА, разгромившим здесь так называемую «Ухтинскую республику». Уездный город Кемь успел побыть временным местом пребывания ревкома коммуны и рассматривался в качестве ее административного центра. Расчеты на присоединение к КТК соседнего Александровского уезда (Кольский полуостров) или его части не оправдались [7: 35], [10: 176–178], [13: 91].

Олонецкая губерния уже через месяц после «разрешенного» ее губисполкомом и «санкци- онированного» новоявленным ревкомом «1-го Всекарельского съезда» (1–3 июля 1920 года), «приветствовавшего» образование КТК3, была «раскассирована»4 первый раз – лишена своей коренной северо-западной части вместе с губернским городом Петрозаводском. Вскоре ее переучредили на оставшейся территории в силу неприемлемости присоединения остатка к коммуне и невозможности раздела между соседними губерниями в той ситуации, а Петрозаводск сделали центром двух администраций и объединенного Карельско-Олонецкого комитета РКП(б). Среди губернских партийных и советских служащих, лидером которых был председатель старого и нового губисполкома Петр Анохин, долго сохранялись надежды на «изменения обстоятельств, побудивших создать такие искусственные объединения», как КТК [3: 117]. Вынашивались планы либо вернуть коммуну на южном и центральном участках в пределы «населенных карелами мест» с переносом административного центра из Петрозаводска в Сороку или Кемь, либо, «не меняя вывески и сохраняя название “Карельская трудовая коммуна”, слить два административных образования и слить аппараты» [6: 6] (имели место даже разговоры о возможности уступки Финляндии ряда центральных и северных карельских волостей [4: 80]). «Слухи» о намерениях «из простой голодной Олонии» сделать «буфер», «Карельский интернационал», «аванпост» и т. д. в целях «революционизирования Финляндии и Скандинавии» [1: 115] не могли быть приняты к исполнению без подтверждения и соответствующих указаний со стороны ЦК РКП(б) [1: 102–106, 114–115], [2: 122–126], [4: 52–55, 80].

В октябре 1920 года, когда началось «распределение и раздвоение органов управления» Олонецкой губернии, в 19 финских коллективах РКП(б) трех уездов КТК насчитывалось 322 члена5, немалая часть которых занималась организацией советской власти и агитацией в карельских волостях. Приравненный по своим полномочиям к губисполкому, расширенный и преимущественно карело-финский по составу ревком коммуны к концу года имел «удовлетворительную» связь с Кемским уездом и едва налаженную – с Олонецким и Петрозаводским уездами [2: 124–125]. В самом Петрозаводске под управлением красных финнов находился образованный постановлением СНК РСФСР от 14 октября 1920 года Совнархоз коммуны, а также финская секция Карельского отдела народного образования (КОНО)6. Без малого год спустя Куджиев так охарактеризовал эту пору: «Мы с Гюллингом писали декреты – им не под-чинялись…»7.

Результаты восьми месяцев существования КТК подытожил, закрепил и развил 1-й Всекарельский съезд Советов (11–18 февраля 1921 года). Еще одной его немаловажной задачей, по всей видимости, была имитация «народного представительства», упомянутого в п. 3 советского заявления в Тарту «О самоуправлении Восточно-Карельской области». Гюллинг, избранный председателем областного исполнительного комитета (ОИК) – органа «верховной власти» в межсъездовский период [2: 201], в целом положительно оценивал значение этого съезда, «принявшего много важных решений»8. Среди прочего – утверждение разработанных с участием норвежского социал-демократа Х. Лангсета «основных принципов хозяйственного строительства», 26 апреля 1921 года закрепленных двумя «особо важными постановлениями» СНК и СТО РСФСР9 (предполагалось, но не состоялось принятие третьего, «дополнительного декрета с разъяснениями»10).

Как почти весь состав «наделенного широкими полномочиями» ОИК, так и почти вся остальная «коммунарская» бюрократия были, разумеется, олонецкого происхождения. Гюллинг рассчитывал опереться на немногочисленный карельский «руководящий элемент», который «пытается вовлечь карел в советское строительство». Мяки же считал главным, чтобы «большинство», вне зависимости от национальности, выступало за коммуну. Как бы то ни было, из «двух финнов и одного карела», назначенных в первый состав ревкома КТК в том числе и «для завоевания доверия карел»11, лидером нарождавшейся «коммунарской» бюрократии стал Куджиев – коренной олончанин, карел-ливвик, не просто один из основных руководителей КТК и объединенной Карельско-Олонецкой организации РКП(б), но хорошо образованный, опытный и амбициозный политический деятель, председатель Олонецкого губернского Совета в 1917 году (с явным удовольствием принявший в апреле 1920 года предложение олонецких властей вернуться из Москвы на родину, чтобы возглавить агит-пропотдел Олонецкого губкома РКП(б)) [5: 17]. Отзыв из Петрозаводска весной 1921 года Анохина несомненно способствовал расширению и усилению влияния Куджиева, вокруг которого начала складываться так называемая «русско-карельская оппозиция».

Куджиев не сомневался в «экономической» возможности и «политической» необходимости КТК, а также целесообразности участия красных финнов в ее руководстве12. Он считал достаточной «автономию», установленную политически на «1-м Всекарельском съезде» в июле 1920 года, экономически – «декретом» Совнар- кома от 26 апреля 1921 года «о руководстве всей экономической жизни Карелии ее Экономическим советом», и в культурном отношении осуществляемую в «формах свободного развития русской и финской культуры в зависимости от желания тех или иных групп граждан»13. КТК как таковая «уже являлась буфером»14 между двумя странами, а «после образования финляндской советской республики» ей «пришлось бы иметь две экономические границы» – русскую и финскую и «соприкасаться» с русской и финской «культурами»15.

Разногласия между Гюллингом и Куд-жиевым обострились в конце лета – начале осени 1921 года в контексте тяжелейшего экономического положения КТК и кризиса советско-финляндских отношений, вызванного первой, если не считать ребольско-поросозер-ского осложнения несколькими месяцами ранее, попыткой Финляндии заявить претензии на контроль «за проведением в жизнь автономии Восточной Карелии»16. Позиция Гюллин-га ослаблялась внутренними противоречиями финляндской коммунистической эмиграции: некоторые руководители КПФ и ЦБФО разделяли, скорее, куджиевскую точку зрения на перспективы развития КТК. Дело дошло до постановки Гюллин-гом и О. Куусиненом перед ЦК РКП(б) вопроса о целесообразности дальнейшего нахождения красных финнов в руководстве коммуны и намерении Гюллинга оставить пост председателя ОИК [7: 43–44], [11: 143–150], [13: 99].

Куджиев, напротив, проявлял уверенность в своих силах. Он иронизировал насчет чрезмерной первоначальной «резвости» красных финнов и приобретенного Гюллингом «необходимого советского консерватизма, несмотря на свою инициативу создания КТК»17. Под председательством Куджиева 2-й Всекарельский съезд Советов (1–3 октября 1921 года) проигнорировал направленный из НКИД РСФСР проект резолюции о просвещении карельского населения, предполагавший издание карелоязычной печатной продукции, а также использование карельских диалектов в деятельности органов власти КТК [7: 44]. В конце ноября 1921 года Куджиев возглавил Карельский обком РКП(б)18 – вскоре после разделения Карельско-Олонецкой партийной организации, которого Гюллинг и Мяки добивались почти год.

Извлечь очередной урок вынудило разраставшееся Карельское восстание. Комиссия в составе В. Гурьева, Гюллинга и Куджиева 8–13 декабря 1921 года подготовила «подробный доклад» и «проекты предложений» по расширению «хозяйственной автономии», которые были одобрены обкомом РКП(б) и отправлены на рассмотрение ВЦИК19. Речь шла о провозглашении КТК автономной республикой и заключении двусторон- него договора с РСФСР. В ведении центральных властей должны были остаться безопасность (охраняющая границу ВЧК – в двойном подчинении), финансы, внешняя торговля, управление Мурманской железной дорогой, а также почта и телеграф. Куджиев возражал против смены названия и настаивал на минимизации договорных начал, хотя в целом поддерживал расширение автономных прав. Гюллинг считал, что в случае реализации этих предложений, поддержанных НКИД РСФСР, Карелия становилась «самой автономной из всех автономных республик» Советской России, «приближающейся по своему положению к таким независимым республикам, как Грузия и Азербайджан»20 [1: 99–100], [4: 77], [9: 239].

Для Гюллинга, однако, формального расширения политических и экономических прав КТК уже было недостаточно: из радикальной ситуации вытекали радикальные оценки и решения. Поскольку восстание показало, что «карельский вопрос и вопрос о финляндской революции тесно связаны», что коммуна лишь в самой минимальной степени достигла поставленных при ее образовании целей, оставаясь прежде всего в глазах карел «русской губернией», а «не независимой Карельской трудовой коммуной», требовался пересмотр всей прежней национальной политики – «заметно ощутимый поворот кормила влево» под лозунгом «Через карельский национализм – к коммунизму»21. В первую очередь следовало ввести обязательное применение карельского и финского языков в устной и письменной форме в «учреждениях» карельских местностей, вплоть до запрета на замещение должностей без владения этими языками и предания виновных в нарушении соответствующего постановления революционному трибу-налу22, а также выделить финской секции КОНО 1/3 средств его бюджета. Кроме того, на руководящую работу в КТК следовало направить ряд влиятельных представителей ЦК КПФ и ЦБФО23.

Радикальные инициативы Гюллинга, поддержанные петрозаводским финским коллективом РКП(б), практически исключали компромисс в руководстве КТК, тем более что Гюллинг подкреплял их угрозой своей отставки. Развивая серию «различных мелких», по словам Куд-жиева, «совещаний» в Петрозаводске24, к выяснению отношений конфликтующих сторон подключились ЦБФО РКП(б) и Северо-западное бюро ЦК РКП(б) в Петрограде, а также Оргбюро ЦК РКП(б) в Москве25. Решение последнего от 6 марта 1921 года обязывало выделить на финноязычную «просветительскую работу» 1/3 бюджета КОНО, «ввести» финский язык «в учреждениях Карелии… наравне с русским», направить в КТК А. Шотмана, А. Нуортева, Х. Эклунда и Э. Рахья, а также «мобилизовать для работы в КТК карел-коммунистов из Тверской и Новгородской губерний». Вместе с тем «все хозяйственные предложения КТК» подлежали согласованию в Северо-западном ЭКОСО, а «вопрос о выделении КТК в автономную республику» был «временно» отложен [9: 288–289].

Куджиев, заручившийся поддержкой 1-й областной партийной конференции (15–20 марта 1922 года), провалил кандидатуру Гюллинга на выборах в обком партии, в очередной раз утвердил собственное понимание принципа равноправия русского и финского языков, хотя и не без некоторых уступок своим оппонентам, и попытался воспрепятствовать долевому распределению бюджета КОНО26. По словам прибывшего в Петрозаводск Нуортева, Сталин обвинил Куджиева в «русификаторских тенденциях», а «Ленин был недоволен провалом» Гюллинга27. На основании постановления ЦК РКП(б) от 10 апреля 1921 года Куджиев был отозван из КТК в распоряжение Сибирского краевого бюро партии. Почти одновременно секретарем Северо-западного бюро ЦК РКП(б) вместо И. Смирнова, поддерживавшего Куджиева против Гюллинга, стал Б. Позерн28.

Сторонники Куджиева не смогли добиться его возвращения, найти ему достойную замену и предпринять какие-либо реальные действия, чтобы, как говорилось, «свалить Гюл-линга и урезонить финнов». Опасения на этот счет, имевшие место в преддверии 2-й областной партконференции (28 сентября – 2 октября 1922 года), не оправдались. Позерн в своих письмах в ЦК РКП(б) и лично Сталину отмечал, что конференция «помогла установить… небольшую группу обрусевших карел», которые «не могут примириться с утратой власти». Такие «сплошь послеоктябрьские коммунисты» явно не шли ни в какое сравнение с «Шотманом, Ну-ортева, Гюллингом» – «прямо-таки роскошью для области с населением в 150 тыс., оправданной лишь особыми задачами, возложенными на Кар-коммуну»29. В результате «правильного решения национального вопроса» партийной конференцией, докладывал в ЦК РКП(б) секретарь Карельского обкома партии И. Ярвисало, «без всяких дефектов»30 прошел 3-й Всекарельский съезд Советов (2–7 октября 1922 года) [1: 175–186], [4: 79–82], [7: 49].

Известную необратимость перемен символизировало полное «раскассирование» Олонецкой губернии в сентябре 1922 года. КТК вынужденно досталось «полтора уезда» – Повенецкий и часть Пудожского. Оценивая возможные последствия, Гюллинг еще в начале июля 1922 года полагал, что, несмотря на увеличение доли рус- ского населения до 50 % и более (против прежних 35 %), «никакого значительного изменения политики не произойдет», «нынешнее направление политики КТК не нуждается в коррекции», тем более что «Пудожский уезд будет принят временно». По сравнению с этим гораздо более значимой в демографическом и политическом отношении являлась проблема «14–15 тысяч» карел-беженцев в Финляндии31.

С отзывом Куджиева, дезорганизацией его сторонников и ликвидацией Олонецкой губер- нии завершался этап становления карельской автономии. По сути, Карельская трудовая коммуна явилась испытательной формой «краснофинского» квазигосударства Гюллинга, которое за два года доказало свою внешнеполитическую полезность для Советской России, вытеснив в значительной мере благодаря этому альтернативные варианты «советской автономии». Повестка дальнейшего развития уже содержала пункт о республиканской форме, ее параметрах и подходящем для смены моменте.