Формальная процедура определения этнографического интервью

Время от времени в «секретной» группе фейсбука «Хамовники» обсуждаются «веерные матрицы» —метод, предложенный Симоном Кордонским для построения комплексных описаний социальной реальности, экспликации «картины мира» современных исследователей [Кордонский, Бардин, 2014]. Коллеги пробуют их под разные задачи классификации, обсуждают, приводят примеры. До недавних пор смотрел с изумлением, не понимая и не принимая предлагаемую логику. Сломался совсем недавно —в марте 2018-го погрузился в чтение небольшой монографии [Кордонский, 2011] и первые эксперименты с классификацией предмета, который меня сейчас волнует. Несомненно, наделал много ошибок, но когда-то же надо начинать.

Процедура формирования определения проходила в три этапа. На первом, отталкиваясь от перечня специальностей полевых интервьюеров, предложенного Эмори Богардусом, построил определение интервью. На втором, посредством веерной матрицы, из множества интервью выделил подмножество исследовательских интервью. На третьем —из подмножества исследовательских интервью сконструировал и попытался описать этнографическое интервью.

Задача текущего логического упражнения —формальное конструирование определения этнографического интервью, способного точно, непротиворечиво и полно представить основные ограничения и возможности метода.

Методы интервью

В России Эмори Богардус (1882-1973) в основном известен как автор шкалы социальной дистанции, позволяющей в режиме психологического тестирования измерять уровень толерантности. Однако ему принадлежит целый ряд работ, далеко выходящих за рамки методологии тестирования. Среди них небольшая статья о методах интервью, вышедшая в свет в 1924 году [Bogardus, 2003], направленная, по словам Нигеля Филдинга, на обсуждение интеракций в неисследовательских интервью, выявление коммуникативных эффектов, вызванных целями участников интервью [Fielding, 2003, p. 77]. В ней Богар-дус останавливается на семи профессиях, в которых активно применяется интервьюирование: терапевт, адвокат, священник, социальный работник, психиатр или психоаналитик (Богардус не различает эти две профессии), журналист и следователь. Раскрывая особенности интервью в каждой из них, Богардус, фактически, ведёт речь об интервью исследовательском. Основной вопрос статьи: какие навыки и умения могут быть заимствованы студентами, изучающими исследовательскую методологию, из других профессий?

Хотя Эмори Богардус не называет явно методы, применяемые в каждом отдельном случае, из перечисленных примеров можно реконструировать базовые подходы, соотнесенные с каждой профессией (табл. 1). Другими словами, текст, написанный Богардусом, может рассматриваться в качестве исходного материала для построения веерных матриц.

Исходный материал для построения веерных матриц формируется следующим образом: если есть некая сущность, то она должна быть представлена как набор отношений, одно из которых задаётся названием предмета, а другое —названием метода, соответствующего (одноименного) предмету [Кордонский, Бардин, 2015, с. 32-33].

Терапевт ведёт диагностическое интервью, направленное на поиск симптомов и постановку диагноза. Отталкиваясь от устных рассказов, подкрепляя их анализами и наблюдением, терапевт должен выделить из нарратива значимую информацию, собрать анамнез, позволяющий как можно точнее диагностировать возможное заболевание.

Терапевт обычно начинает с того, что просит пациента описать его боли, их место, когда они впервые проявились, какой у пациента аппетит и т.д., постепенно формируя настолько полную картину состояния пациента, связанного с его заболеванием, насколько это возможно. Он редко делает записи, но задавая наводящие (leading) вопросы, поддерживает рассказ пациента о себе до тех пор, пока не будет раскрыта значимая информация [Bogardus, 2003, p. 83].

Адвокат решает правовые, социальные, а подчас и психологические проблемы клиента, которому если не грозит, то хотя бы угрожает возможное административное или уголовное преследование. Он ведёт беседы, лучше не прерывая и не мешая клиенту раскрыть всю историю, лишь задавая уточняющие вопросы, останавливаясь на деталях, зачастую ускользающих от самих участников описываемых событий. Адвокат —это душеприказчик, защитник по существу, потому интервью с клиентом —это чаще всего беседа, задушевный разговор, в котором не должно остаться недосказанности и умолчаний. В противном случае есть риск встретиться с ними на судебном заседании и проиграть там, где вполне возможен иной исход в рассмотрении дела.

Для обеспечения аккуратных и полных свидетельских показаний на суде требуется выполнение важнейших принципов. Что фактически произошло, в отношении к тому, что свидетель помнит о произошедшем, в отношении к тому, что он рассказывает о том, что он помнит о том, что произошло, есть три основные проблемы, представленные Джоном Вигмором [Wigmore, 1913, p. 484] как три основных принципа: восприятия, воспоминания и повествования [Bogardus, 2003, p. 84].

Священник вступает в разговоре с паствой в режиме интервью во время исповеди. Несмотря на мягкий, исповедальный характер подобного разговора, жесткая регламентация и сис- тема правил составляют основания качественно проведенной исповеди. Это не душевная беседа двух знакомых, не перечисление прегрешений перед наставником. Это разговор с Богом, где священнослужитель выступает лишь посредником, выполняющим определенные обрядовые действия. Полнота покаяния и раскрытия греха не наступают автоматически, не определяются саном исповедующего. Потому не сложно обнаружить в приходах очередь на исповедь к одним священникам и отсутствие таковой у других, быстро ретирующихся и уходящих в алтарную часть, от греха.

Социальный работник, по мнению Богардуса, наиболее близок по своим целевым установкам социальному исследователю: «оба имеют отношение к социальным проблемам, конфликтным ситуациям, к людям, к социальным стимулам и ответами» [Bogardus, 2003, p. 86]. Задача социального работника, —через эмпатию и речевую поддержку, выявить основные трудности и потребности обслуживаемых людей, организовать по результатам интервью адекватный испытываемым проблемам сопровождение и уход.

Задача психиатра или психотерапевта —выявление скрытых даже от самого пациента мотивов и причин его действий. Психотерапевт поддерживает рассказ пациента о том, о чём он не только никогда не рассказывал, но, возможно, даже не задумывался. Психотерапия —это речевое стимулирование рефлексивной позиции, проговаривание, а через него и осознание своего мира представлений, убеждений и действий. Потому от интервьюера требуется не только поддержание искренности и продолжительности рассказа, но и адекватная, точная интерпретация услышанного.

Если позиции терапевта, адвоката, священника, социального работника и психотерапевта по своей природе задаются как помогающие, формирующиеся по запросу клиента, то позиции журналиста и следователя определяются от противного. Респондент или свидетель в этих случаях зачастую не испытывает большого желания принять участие в интервью.

Журналист формирует новостную ленту, в которой не все отвечает потребностям интервьюируемого. Более того, эффектное, хорошо принимаемое интервью всегда содержит элементы скандала, непредсказуемости и неожиданности последующих трактовок зафиксированной беседы, что может вызывать протест и прямое отказ интервьюируемого от публичного представления состоявшегося разговора. Журналистское интервью держится на скандале и провокации куда больше любого другого типа интервью.

Наконец, следователь —это человек, разговаривающий с другим через повестку, привод в отделение, под протокол и формальные процедуры, трансформирующие нарратив в свидетельские показания, обладающие юридической силой. Одно это создает весьма некомфортные условия для отвечающего, поскольку последствия от зафиксированных ответов могут быть необратимы для него и для его близких. Куда более изо-щренны методы допросных практик в полевых условиях, когда нужно обнаружить и изобличить преступника:

Следователь —главный эксперт в интервьюировании людей, которые не хотят быть интервьюируемыми. Он прибегает ко всем видам уловок, чтобы добиться своего. Появляется на сцене самыми неожиданными способами —как удачливый рыбак в горах, в обличье прохожего на банкете, или незнакомца, оказывающего значимую услугу. Он держит след мили, десятки миль, и когда преследуемый чувствует себя в безопасности и расслабляется, следователь неожиданно появляется как старый фермер, партнёр по танцу или беспомощный калека и выводит подозреваемого на продолжительное интервью [Bogardus, 2003, p. 87].

Каждая из перечисленных профессий формирует особый метод интервьюирования, наиболее подходящий для исполнения поставленных задач. Терапевт ведёт диагностическое интервью. Адвокат поддерживает беседу с подзащитным. Свя- щенник принимает исповедь. Социальный работник простра-ивает разговор как эмпатическое интервью, психоаналитик — как психоаналитическое, журналист —как журналистское. Интервью следователя именуется допросом (табл. 1). Но это не значит, что каждый метод интервью производится изолировано, в своей методической чистоте. Каждый профессионал адаптирует и применяет техники из других профессиональных сред, тем самым обогащая и усложняя собственные речевые приемы и умения.

По диагонали таблицы 1, отражающей базовые методологии интервью, построенные Эмори Богардусом, представлены типичные, ядерные техники каждого вида интервью. Остальные ячейки матрицы отражают применение иных методов интервью в выделенных по столбцам профессиях. Такой подход классификации, предложенный С. Кордонским [Кордонский, 2011], позволяет описать не модельные или идеальные, а фактические, реализуемые в полевых условиях типы интервью.

Богардус в статье не описывает исследовательское интервью. Однако представленные им характеристики неисследовательских интервью позволяют заполнить соответствующий столбец, указывающий на то, каким образом техники интервью, проводимые в смежных профессиях, могут и должны быть заимствованы исследователями. По строке, описывающей исследовательское интервью, напротив, откладываются приемы исследователя, обогащающие иные виды интервью.

Основная задача исследовательского интервью —это построение теоретического языка описания, способного представить наблюдаемый объект и конструируемый предмет исследования. Узнавание нового, обучение у респондента или информанта, поиск или формирование в диалоге логических аргументов, накопление эмоциональных и этических подтверждений позиций —это ядерные смыслы исследовательского интервью, проявить которые можно намного успешнее через подходы, разработанные в смежных профессиональных полях.

Исследовательское интервью

Представление об исследовательском интервью может быть получено посредством конструирования веерной матрицы, то есть применения формализма, позволяющего вычленять базовые элементы метода и фиксировать следствия из уже существующих элементов. Расположенные симметрично относительно главной диагонали элементы объединяются в новый элемент, интегрирующий два признака. Такое попарное объединение элементов позволяет ввести иерархию организации [Кордонский, 2011, с. 13, 16]. Таким образом, представление исследовательского интервью в практику иных профессий (табл. 1, строка 6) попарно относительно главной диагонали объединяется с применением техник различных интервью социальным исследователем (табл. 1, столбец 6). Только один элемент не имеет пары в таком веерном конструировании — диагональная ячейка, описывающая ядро исследовательского интервью (табл. 1, ячейка 6-6).

Результат такого объединения —таблица 2, представляющая первую производную методологии исследовательского интервью. По столбцам отложены специальности, сочетающие в себе предметные области, представленные в первой таблице, и позицию исследователя. По строкам —методы интервью, ядерные или идеальные (по М. Веберу) для обозначенных специальностей.

Исследователь-терапевт работает с фокусированным интервью. Его задача —предельная тематизация исследования (табл. 2, ячейка 1'-1'). Через явное обозначение цели сбор материала, точно соответствующего предзаданным характеристикам, исследовательским вопросам. С одной стороны, требуется получить наиболее полное и развернутое описание пациентом своего состояния (табл. 1, ячейка 1-6), с другой —описание должно содержать как можно больше релевантных для постановки диагноза фактов, событий, переживаний (табл. 1, ячейка 6-1). Исследователь-терапевт подчинен логике постановки ди- агноза и выработке рекомендаций, фокусировании на проблеме, что сужает его степень свободы в разговоре, задаёт жесткие рамки управления беседой, направленной на поиск улик —мелких, незначительных симптомов изучаемой проблемы.

Карло Гинзбург пишет об «уликовой парадигме», объединяющей медицинскую диагностику и оперативно-следственные мероприятия в разделяемом ими базовом предположении — только через внимательное отношение к деталям, незначимым для всех окружающих, можно вскрыть сущностные противоречия, разобраться в происходящем. Уликами могут быть только мелочи, ускользающие от свидетелей происшествия.

Мелкие, даже ничтожные следы позволяют проникнуть в иную, глубинную реальность, недосягаемую другими способами. Следы: выражаясь точнее, симптомы (в случае Фрейда), улики (в случае Шерлока Холмса), изобразительные знаки (в случае Морелли). <…> …опираясь на симптомы, порой ничего не говорящие профану (например, д-ру Ватсону), диагностировать болезни, недоступные для прямого наблюдения [Гинзбург, 2004, с. 196].

Задача исследователя-адвоката в интервью —представление социальных и правовых проблем клиента, адекватное действующей юридической системе (табл. 1, ячейка 2-2). Этой задаче подчинена общая структура беседы с подзащитным. Но для обеспечения исследовательской компоненты этого недостаточно. Полнота рассказа, акцент на деталях, подробное описание даже незначимых с точки зрения клиента событий и происшествий (табл. 1, ячейка 2-6) —ключ для точного восстановления прошлого, в котором от исследователя-адвоката требуется выделить главное, наиболее релевантное и убедительное для судебного разбирательства (табл. 1, ячейка 6-2). Этнографическое интервью, как инструмент для описания жизненного мира на языке его обитателей (табл. 2, ячейка 2'-2') —идеальный тип речевого инструментария адвоката-исследователя. На этом типе интервью мы остановимся подробнее чуть ниже.

Исповедь как нормативно закрепленный формат разговора священника с прихожанином трансформируется в нарративное интервью, если задача сужается до исследовательской. Поддержание доверительных отношений обеспечивается форматом разговора —к священнику приходят для облегчения переживаний, снятия стресса, негативных чувств стыда и страха. Задача последнего —обеспечение полноты покаяния, отсутствие пропусков в наиболее серьезных нравственных и этических нарушений, наконец, конструирование таких нарушений, через осознание и выделение их из потока обыденной жизни прихожанина (табл. 1, ячейка 3-3). Умение поддержать нарратив, выделить в нём основные стадии развития жизненного сюжета (табл.1, ячейка 3-6), соотнести с каноническим текстом и через его перетолкование (табл. 1, ячейка 6-3), наполнить смыслом пережитые или переживаемые прихожанином прошлые события.

Исследователь в социальной работе, прежде всего, обращается к биографическому интервью. Несмотря на то, что постановка диагноза остается важнейшим элементом его работы, основная задача —через рапорт и сопереживание конструирование совместного осмысления биографического прошлого (табл. 2, ячейка 4'-4'). Поддержка и помощь клиента выходят за рамки медицинского, физиологически обусловленного подхода. Понимание, сопереживание, принятие личности клиента (табл. 1, ячейка 4-6) становится возможным через принятие его биографии, текущих и прошлых событий, из которых складывается жизнь, которые выделяются самим человеком как значимые. Так эмпатическое интервью, характерное для социального работника, приобретает черты биографического, отражающего исследовательский компонент его профессиональной деятельности.

Исследователь-психоаналитик, прежде всего, в совершенстве владеет методиками глубокого интервью, или приемами и техниками погружения в непроговоренные, вытесненные из текущих размышлений мысли и переживания пациента (табл.

2, ячейка 5'-5'). Работа с метафорами, недоговоренностями, аллюзиями и различного рода переносами, позволяющими обойти табуированность тем (табл. 1, ячейка 5-6) и аналитически представить услышанное (табл. 1, ячейка 6-5), —основной инструмент глубокого интервью. Это достигается через запрет на прямые вопросы, отказ от резких уточняющих вопросов направленных на событие, стимулирование свободного, ассоциативного рассказа.

Когда исследовательское интервью совмещается в веерной матрице с самим собой (табл. 2, ячейка 6'-6'), рождается интервью рефлексивное. Задача последнего —наблюдение, обнаружение и фиксация ошибок. Из этого происходит методология, или осмысленная критика всего исследовательского процесса.

Исследователь-журналист собирает материал через конфликт и о конфликте (табл. 2, ячейка 7'-7'), его идеальный метод —экстремальное интервью, которое направлено на конструирование социального напряжения, проблематизацию даже очевидных положений. Вместо собеседника перед исследователем оппонент, вместо беседы —провокация. Уточняющие и контрастные вопросы (табл. 1, ячейка 7-6) составляют основной каркас речевого поведения исследователя журналиста, поиск аргументации и логических сбоев —аналитическую рамку дальнейшей работы с собранным материалом.

Наконец, исследователь-следователь работает со стандартизированным интервью. Не случайно в среде исследователей общественного мнения бытует поговорка: «лучший опрос —это допрос». Через стандартизацию личного и социального (табл. 2, ячейка 8'-8') удается проверить сформулированные заранее гипотезы, построить непротиворечивую, хотя бы в границах регрессионных моделей, картину мира. Полный контроль за коммуникацией, управление ходом разговора, точное определение ролей задающего и отвечающего на вопросы —всё это создает ситуацию формализованного общения, не позволяющую респонденту сбить исследователя пространными отступлениями, историями или анекдотами. Ирония в одинаковой мере недопустима в допросе и стандартизированном интервью.

Этнографическое интервью

В начале был список профессий полевых интервьюеров, предложенных Богардусом. Я перешел, согласно методологии веерных матриц, к типологии интервью для исследовательских задач. Для этого потребовалось ввести новые профессиональные позиции, выделив в каждой сфере задачу, отвечающую за исследования: исследователь-адвокат, исследователь-журналист и т.д. Теперь, попробую представить методологию этнографического интервью через сопряжение методик различных интервью, проявляемых в работе адвоката-исследователя (табл. 2, столбец 2') с особенностями применения этнографического интервью в других профессиях (табл. 2, строка 2'). В итоговой таблице 3, представляющей метод этнографического интервью через смежные способы коммуникации и профессиональные позиции, по строкам отмечены техники интервьюирования, по столбцам —роли полевого интервьюера, соответствующие отобранной технике.

Всего выделено восемь ролей и восемь основных компонентов этнографического интервью (табл. 3), которые представляют собой дескриптивное определение этнографического интервью, сформулированное исходя из логики веерных матриц. Теперь на вопрос «что такое этнографическое интервью?» можно указать на таблицу. Построенное таким образом остенсивное определение обладает рядом преимуществ:

во-первых, метод определяется через две важнейшие компоненты —роли и навыки, или особенности деятельности.

Во-вторых, создается возможность расширения определения и внесения дополнительных толкований, через заполнение всех ячеек таблицы и соотнесение полученных смыслов друг с другом исходя из определенных и однозначно трактуемых правил соотнесения.

Сами по себе веерные матрицы не являются онтологиями, как не являются и методами синтеза онтологий. Это не более чем довольно жесткий метод классификации, который заставляет исследователя излагать свою мысль в единых координатах, которые ему дозволено по определенным правилам выбрать, но не разрешается менять в процессе [Кордон-ский, 2011, с. 62].

В-третьих, метод определяется через технологические приемы, которые не позволяют нарративному складу речи, подменять определение пространными описаниями.

В-четвертых, определение этнографического интервью строится через сопоставление с другими видами интервью, что существенно обогащает понимание, снимает проблему смешения различных методов и сохраняет преемственность и связность построения теоретического языка описания.

Веерные матрицы обладают свойством автоподобия: любой их фрагмент, выделенный по особым —эксплицитным —правилам, сохраняет свойства исходной матрицы, давая тем самым возможность прослеживать генезис их элементов. Исходные онтологические предпосылки разворачиваются в ходе построения веерных матриц в последовательности производных существований, что создает формальные возможности для сравнения онтологий, их субординации и координации [Кордонский, 2011, с. 18].

Этнографическое интервью —это, прежде всего, наблюдение за происходящим во время интервью (табл. 3, ячейка 2''-2''), в том числе за всеми участниками, включая себя. Поэтому в основание интервью заложен критический подход, опирающийся на рефлексивную позицию (табл. 3, ячейка 7''-7''). Основными коммуникативными приемами выступают: поддержание фактологичности повествования (строка 4''), сопереживание и поддержка (строка 5'') и проблематизация услышанного (строка 7''). Договоренность о правилах интервью (строка 8'') здесь несколько отличается от привычных представлений. Полевой интервьюер договаривается через выбор подходящего информанта, постепенное налаживание доверительных отношений, информировании его о своих намерениях. Наконец, основная задача этнографического интервью —это конструирование теории, опирающейся на язык описания носителей изучаемых культурных паттернов (строка 1''). В отличие, например, от стандартизированного интервью, это задача не откладывается на этап анализа собранного материала, а реализуется в ходе всех этапов интервью: предварительном, коммуникативном и аналитическом.

Методологических описаний этнографического интервью не много. Пропедевтический проект Джеймса Спредли [Spreadley, 2016], да сборник работ под редакцией Джонотана Скиннера [The interview: An ethnographic approach, 2012] —два крупных по воплощению и уровню востребованности (цитирования) научным сообществом проекта. Остальное —лишь упоминания вскользь в учебных пособиях, альманахах или книжках по методологии этнографических исследований (см., например: [Campell, Lassiter, 2015, p. 84-112; Heyl, 2001; Roulston, 2010, p. 19-21]). Этнографическое интервью не популярно в среде методологов, поскольку возникло как казус, оксюморон, соединяющий две противоположные методологические позиции: включенное наблюдение и интервью.

Метод, образовавшийся из эмпирических наблюдений (даже искушенному в этнографии исследователю приходится время от времени брать интервью, см., например: [Skinner, 2012, p. 1-3]), обычно описывается либо как серия инструктивных материалов, либо как некоторое облако теоретических воззрений, этических норм, методических требований и ограниче- ний. Происходит ровно то, о чём предупреждают Кордонский и Бардин, указывая на доминирование в современном знании либо инженерного, либо энциклопедического подхода. В первом главенствует инструментальный взгляд, основанный на прямом описании наблюдаемого, во втором —»даются определения сущностей и упорядочиваются их имена», приводятся абстрактные, логические, лишь опосредованно связанные с эмпирическим опытом, определения [Кордонский, Бардин, 2015, с. 24-25]. Вопрос стоит не в синтезе и обогащении обоих подходов, а в принципиальной невозможности описать реалии мира, через разломанные оптики теоретического и прикладного.

Этнографическое интервью —это прикладной метод теоретического осмысления окружающей реальности. Описываться и пониматься он должен в сети логических отношений обоих типов знаний —не иначе. Впрочем, это может быть в равной мере отнесено к любому методу, востребованному в полевом, эмпирическом знании.

Ограничения и выводы

Построенное определение этнографического интервью ограничено исходными представлениями о сопряженных профессиях, имеющих отношение к интервьюированию (табл. 1). Список последних сформирован в начале прошлого века. Нетрудно предположить, что сейчас возможны значительные изменения как в особенностях интервьюирования в рамках предполагаемых профессий, так и добавление новых, в то время неизвестных (например, аналитик данных, кодер и т.д.) или мало востребованных/популярных профессий (менеджер, маркетолог и т.д.). Внесение новой профессии в исходную таблицу изменяет определение этнографического интервью, которое строится как третья производная веерной матрицы.

Описание метода этнографического интервью полно с точки зрения предпосылок и не единственно, с точки зрения общей методологии социальных исследований. Возможны варианты сильно отличающиеся друг от друга. Целостность и эффективность предложенного определения задается непротиворечивой и единообразной процедурой его формирования, через «утроение» ¹ изначальных различений. Явная демонстрация начальных условий и процедур формирования определений делает прозрачным методологию, освобождает исследователя от непроясненных, неотрефлектированных приемов и методов. Другими словами, веерные матрицы позволяют полностью состояться научной процедуре, критериями которой выступают воспроизводимость, надежность и полнота описания.

Можно предположить, что исходная первая таблица будет сильно различаться у разных исследователей, приступающих к классификации метода интервью. Тогда мы будем говорить о разных методологиях, на которых строится этнографическое интервью. Однако эта позиция требует эмпирической проверки, которая, благодаря методу веерных матриц, становится вполне реальной. Здесь я вижу воплощение «принципа плюрализма» в методологии интервьюирования по Рэю Паусону [Pawson, 2003, p. 151], или, если говорить о более широком контексте, методологического анархизма, описанного Полом Фейерабендом. Согласно последнему в социальных подходах возможны любые методологии, однако лишь единицы из них становятся дееспособными, что должно проверяться через накопление эмпирического знания и детального рассмотрения ошибок и отклонений. Веерные матрицы позволяют проверить дееспособность языка описания методов и эффективность методологических построений.