Формальные и неформальные политические практики современного политического процесса

Актуальность темы вызвана тем, что виды неформальных практик субъектов политического процесса имеют широкую амплитуду. Разброс возможен с патрон-клиентарных отношений, лоббирования интересов корпоративного бизнеса, до крайних форм неформальных политических практик, которые выражаются в нелегитимных политических действиях, таких, как запрещенные митинги, революция, бунт, сепаратизм, экстремизм, терроризм.

Цель статьи - определить центральную характеристику политического процесса, которая вбирает в себя деятельностное участие, что означает любые модификации со стороны субъектов политического процесса как структуры и функций, институтов и форм, так и постоянных и переменных черт, темпов эволюции и других параметров политических явлений.

Степень научной разработанности проблемы противоречива: термин «политический процесс» давно и широко используется в социально-философской и политологической литературе, в публицистике. Однако пока за ним не стоит строго определенного и общепринятого понятия. Оно отсутствует не случайно: на сегодня явно недостаточен объем знаний о самом политическом процессе: о его содержании, роли, нет исторической типологии, не обозначены контуры его внешних формы и т.д.

Специфика политического процесса всегда охватывала и охватывает совокупность действий различных акторов, поэтому политический процесс нельзя обозначить как нечто единое, целое, неизменное, хотя это конкретно определенный, с конечным результатом процесс определенного масштаба (например, формирование партии, проведение выборов и т.д.).

Изменения означают как трансформацию свойств, которые не затрагивают основных структур и механизмов власти (например, могут меняться лидеры, правительства, отдельные институты, но ведущие ценности, нормы, способы отправления власти сохраняются в прежнем качестве), так и модификацию несущих, базовых элементов, которые в совокупности способствуют достижению системой нового качественного состояния. Поэтому, анализируя проблему, связанную со спецификой и векторами развертывания современного политического процесса, необходимо подчеркнуть, что невозможно говорить о нем как о монолитном, устойчивом секторе политической реальности.

Некоторые исследователи полагают, что политический процесс - стихийное явление, имеющее иррациональный характер, зависящее от воли и характера людей, прежде всего политических лидеров. Значимость случайных явлений и событий особенно заметна на микроуровне. Однако общий характер политической деятельности как целедостижения, а также институциональный и прочие контексты данной деятельности (правила, определенные формы и способы поведения, традиции, господствующие ценности и т.п.) делают политический процесс в целом упорядоченным и осмысленным. Он представляет собой логически разворачиваемую последовательность взаимодействий между акторами [1].

Н.А. Баранов правомерно отмечает, что структура политического процесса может быть описана с помощью анализа взаимодействия между различными политическими акторами, а также посредством выявления динамики (основных фаз политического процесса, смены этих фаз и т.п.) этого явления. Большое значение имеет также выяснение факторов, влияющих на политический процесс [2].

На наш взгляд, по своей структуре политический процесс целесообразно подразделить на следующие элементы:

• -    субъекта, носителя власти;

• -    объекта, который должен быть создан или достигнут как цель процесса;

• -    средств, методов, ресурсов, исполнителей процесса.

Ресурсами могут служить знание, наука, технические и финансовые средства, настроения масс, идеология, общественное мнение и другие факторы.

Основными акторами политического процесса являются политические системы, политические институты (государство, гражданское общество, политические партии и т.д.), организованные и неорганизованные группы людей, а также индивиды.

Конечно, по сравнению с государством менее масштабными акторами политического процесса являются партии, группы интересов, а также индивиды и группы людей. Но для достижения групповых целей индивиды могут создавать специальные группы, отличающиеся различной степенью институционализации - от случайной группы, образованной на митинге, до высокоорганизованной, носящей постоянный характер и действующей по строгим правилам группы интересов. Индивиды и группы могут участвовать в политике не только в формальной форме, например, голосуя на выборах, но и в неформальных формах, в форме как стихийных массовых выступлений, так и в форме нелегальных преступных организаций, таких, как экстремистские или террористические.

От степени институционализации политической деятельности зависит не только достижение конкретных целей (оно, как правило, тем эффективнее, чем выше степень институционализации), но и воспроизводимость, повторяемость, регулярность каких-либо политических отношений, их закрепление в правилах и нормах. Поэтому в целях данного исследования необходимо остановиться на таких важных составляющих политического процесса, как формальные и неформальные политические практики.

Формальные политические практики - практики, при которых интересы групп и граждан выявляются в программах партий и движений, в голосовании на выборах, через обсуждение проблем в средствах массовой информации, через контакты граждан с институтами власти, через учет общественного мнения. Такая форма политических практик сложилась в демократических государствах.

Неформальные политические практики М.В. Подхомутникова определяет как постоянно воспроизводимые стереотипные правила взаимодействия субъектов политики, установленные и поддерживаемые посредством социокультурных регуляторов: ценностей, политических ориентаций, установок деятельности, а не формально-правовых норм. Цели неформальных политических практик - получение публичной власти и (или) увеличение ресурсов власти субъекта политики. Атрибутивными качествами неформальных политических практик выступают: типичность, интерсубъективность, прогнозируемость поведенческих актов и взаимодействий субъектов политики. Функции неформальных практик в политическом пространстве состоят в том, что они конструируют и воспроизводят основные способы существования субъектов политики, обеспечивают удовлетворение их потребностей и достижение целей. Они восполняют неэффективность формальных институтов и практик общества, интегрируют согласованное коммуникативное пространство. В условиях современного российского общества политика органов государственной власти порождает существование особого поля взаимодействия акторов, регулируемого как формальными нормами, так и неформальными правилами [3, с. 12].

Современный политический процесс переживает экстенсивный характер, характеризуется ростом вовлечения в политическую жизнь различных, в том числе и нелегитимных субъектов политики - неконвенциональных творцов настоящего на уровне как национального, так и глобального воздействия на всеобщее благосостояние. Такая многофакторная обусловленность политического процесса определяет характер его субъектов и исполнителей, прямые и обратные связи между ними и окружением, выбор целей и средств, места и времени его осуществления, а также неформальность политических практик, в которых участвуют, в частности, радикальные организации.

Неформальная составляющая институционального процесса усилилась, о чем свиде- тельствуют многочисленные социальные, политические и экономические индикаторы. Важнейшее звено этих тенденций заключается не только в том, что неформальная сторона политических отношений, функционировавшая и в предыдущие эпохи, вышла из своей ниши и стала претендовать на особый статус и место за пределами определенных морально-этических и правовых норм. Вызывают глубокую озабоченность всего мирового сообщества потрясения последних десятилетий, вызванные всплеском неформальных политических практик радикального ислама, который тяготеет к политическому насилию и выражается в практике сепаратизма, экстремизма и терроризма.

Радикальные религиозные организации уже не в состоянии контролировать свою паству, которая требует незамедлительных перемен. Особенно это заметно на примере мусульманского мира, где ислам является не только религиозной системой, сводящейся к догматике и культу, но и представляет собой комплекс принципов и норм, лежащих в основе организации и деятельности власти, а также регулирующих поведение мусульман.

Сторонники крайних политических практик радикального ислама стремятся определять социально-политические идеи и действия, направленные на наиболее кардинальное, решительное изменение существующих политических и социальных институтов. Как следствие, видоизменена роль религиозного фактора в политическом процессе в сторону глобальных вызовов спокойствию и стабильности любого общества, столкнувшегося с этими проблемами. Многие регионы мира, в том числе и северокавказский регион России, стали территорией приложения особо опасной политической практики радикального ислама - терроризма, деструктивно влияющего на социально-политическую ситуацию в районе распространения [4, с. 276].

Следовательно, можно смело предположить, что от культурно-цивилизационных параметров политического процесса, от его институированности или неинститурированности, зависят взаимодействие и безопасность обществ и государств. Например, западная церковь превратилась в некую ассоциацию, частную организацию, с правовой точки зрения не отличающуюся от других ассоциаций и клубов, объединяющих людей по их увлечениям [5]. Соответственно, можно сказать, что она вписывается в институированный политический процесс: усилилась роль государств в организации и управлении религиозными организациями и общинами.

Как указывает Ю. Хабермас, в ходе функциональной дифференциации социальных систем церкви и религиозные сообщества все в большей мере ограничивали себя основной функцией окормления своей паствы и были вынуждены отказаться от притязаний на активное участие в других сферах общественной жизни. В соответствии с этой тенденцией религиозные практики «переместились» в более персональные, или субъективные, сферы жизни [6, с. 36].

По С. Хантингтону, возрождение религии усиливает культурные различия; природа влияния религии на политические процессы дифферентна в разные исторические периоды времени. Учитывая вовлеченность религии в политику как стандартную комбинацию средств, мотивов и возможностей, западные ученые полагают возможным и необходимым исследовать феномен религиозной активности с использованием обычного инструментария политологических штудий - тех, что используются для изучения секулярной политической жизни [7, с. 36].

Однако такой подход представляется неверным, т.к. в данном случае не принимаются во внимание особенности религиозного сознания и поведения, имеющие иную амплитуду и парадигму проявления, нежели реакцию индивида в определенной политической ситуации. Соотнося религиозную активность и политическую деятельность, западные ученые, как нам представляется, путают инструментарий, приложимый к западному обществу, с инструментарием, необходимым для изучения сообществ Востока (хотя, безусловно, евро-американское общество в значительной степени этнически и культурно стало иным за последние два-три десятилетия).

Современные концепции развития политических процессов и роли цивилизаций обусловлены целым рядом событий, случившихся в мировой истории с начала 1970-х гг.: нефтяной кризис 1973 г., революционные события на Среднем Востоке (Афганистан и Иран), подъем «азиатских тигров», усиление противостояния двух основных блоков и многое другое.

Проблемы политической модернизации, развития и распространения политических практик радикального ислама приводят нас к пониманию немаловажной роли идеолого-духовных явлений и процессов. Начавшееся в политологии в тот период изучение новых трендов в политических процессах, параллельно выработке альтернативных решений, с начала 1990-х гг. все более акцентировало конфессионально-цивилизационные аспекты этих процессов.

Методологическая новизна подхода, разработанного в конструктивизме, в изучении роли цивилизационных паттернов сделала возможным формирование таких эвристических концепций и теорий, которые позволили не только структурировать глубинные факторы событий и явлений, но и предвидеть содержание и направленность политических процессов [8].

Можно сказать, что существует достаточно очевидная корреляция между функциональ- ной спецификацией религиозной системы и формами политических практик. Более того, в политической реальности часто даже в единой системе возможно действие каких-то менее значимых процессов, систем и механизмов, в действительности сориентированных на внесение дисгармонии, дигрессии, поддержку перманентного дистурбанса.

Данное положение отметим как ключевое для нашего исследования, так как с конца ХХ в. в мире, как мы уже отмечали, усилилась роль исламского фактора в политике, проявилось стремление отдельных субъектов экстремистского или террористического насилия под религиозными лозунгами ислама решать свои политические и иные задачи. Религиозные отношения в политическом процессе стали обладать большей возможностью проявить свою креативность и многофакторность, в том числе и посредством формальных и неформальных политических практик. В результате стало невозможно установить единые параметры политических практик радикального ислама.

Между тем сегодня неформальные политические практики не просто широко распространены: идет активный процесс их институционализации, т.е. превращения в устойчивый, постоянно воспроизводящийся феномен, который, интегрируясь в формирующуюся систему политических и иных общественных отношений, становится привычным образцом поведения социальных акторов и постепенно интернализуется ими.

Неформальные политические практики объединяет одно важное свойство: их распространение и институционализация не являются результатами относительно автономных факторов, замыкающихся на сфере политики. В действительности неформальные политические практики находятся в органической связи и тесной взаимозависимости с такими же практиками как в легальных (экономической, правоведческой, управленческой) сферах, так и в нелегальных (криминальная) сфера.

В итоге исследования можно сделать следующие выводы: неформальные практики наиболее характерны для обществ незападного типа. Они становятся востребованным политическим инструментом на стадии институциональной трансформации, во время кризиса и разрушения прежних институтов. Наличие в обществе неформальных политических практик свидетельствует о наличии определенных противоречий в обществе, при этом субъекты политического процесса не могут в силу объективных причин или не желают идти демократическим путем. Причины нестабильности могут быть самые разные: спад производства, социальные конфликты, дискриминация тех или иных социальных групп, их неудовлетворенность своим общественным статусом и т.д.

Субъекты неформальных политических практик: это могут быть индивид, группа, организации, которые имеют политически значимые интересы. На наш взгляд, круг неформальных политических практик не ограничивается рекрутированием элит и патрон-клиентскими отношениями.

В заключение приведем авторское понимание неформальных политических практик в политологическом аспекте – это постоянно воспроизводимые действия субъектов политики, тесно обусловленные их социокультурным своеобразием, зависящее от менталитета и уровня политической культуры. Цель: получение власти, увеличение ресурсов власти, максимизация влияния на власть.