Функции средств выражения категории имперсональности в русской, польской и болгарской лирике

Основные подходы к описанию функций языковых единиц в художественном тексте связаны с традициями, сложившимися в отечественной и зарубежной лингвистике [7; 19; 26]. В трудах ученых прежде всего рассматривается роль, назначение, цель употребления каких-либо средств [1, с. 47; 15, с. 128]. Специфика художественной речи обусловлена предназначением искусства, образным мышлением автора, стремлением воздействовать на читателя, переводя слово-понятие в слово-образ (в широком смысле) для изображения вымышленной действительности [13, с. 8, 81–82]. Г.О. Винокур писал, что «выражение “поэтический язык” может означать также язык в его художественной функции, язык как материал искусства» [8, с. 51].

О системной взаимосвязи языковых единиц как составных элементов целого в художественном тексте говорят многие исследователи [5, с. 59; 14, с. 599 и др.]. При этом рассматриваются не только близкорасположенные, но и дистантные контекстные связи (узкие и широкие). Значения стилистически окрашенных и нейтральных средств приобре- тают новое качество в композиционно-смысловом единстве произведения. Данное явление имеет типичный характер, поэтому некоторые исследователи предлагают выделять особый тип лексического значения – «художественное значение» [2], релевантное для более глубоких слоев художественного текста – образного и идейного [16]. Специфической чертой функционирования языковых средств в рассматриваемой сфере является также наличие имплицитного идейно-эстетического содержания, требующего специальной интерпретации [14, с. 600].

Поэтический (художественный) текст, будучи необычайно сложным и противоречивым объектом, допускает выделение различных уровней. Широко распространенным является подход с позиции языковой стратификации. При этом одни ученые, например Ю.М. Лотман [17, с. 59], Л.Ф. Тарасов [22, с. 15], подчеркивают особую значимость лексического уровня, другие говорят о языковой доминанте текста [16, с. 26; 20, с. 79–80]. И.Я. Чернухина выделяет наряду с лексическим и синтаксическим уровнями текста «композиционно-синтаксический» [24, с. 9–10], Н.А. Змиевская дифференцирует композиционный и стилистический уровни [12, с. 17–18] и т. д. Н.С. Болотнова дает характеристику организации художе- ственного текста, говоря о двух уровнях – информативно-смысловом и прагматическом [4, с. 29]; им соответствуют интеллектуально-информативная (или информативная) [там же, с. 42] и изобразительно-выразительная функции языковых единиц [5, с. 81]. Информативно-смысловая составляющая связана с номинативной функцией, предметно-логической, тематической, сюжетно-композиционной сторонами произведения. Функция эстетического воздействия реализуется в результате экспрессивно-стилистического и функциональностилистического использования языковых средств, сопряженного с эмоционально-образной и идейно-художественной направленностью текста [4, с. 29].

Таким образом, слово в тексте может сообщать о денотате, называя его и характеризуя определенным образом (в том числе на основе экспрессивно-стилистического усиления); отражать элемент микротемы или микротему; воплощать ситуацию; выполнять изобразительно-выразительную функцию; создавать микрообраз [там же, с. 31; 14, с. 599–600].

Исследуемая нами категория имперсо-нальности и средства ее выражения в поэтическом тексте имеют план выражения и план содержания. В русском, польском и болгарском языках прежде всего выделяются безличные глаголы, характеризующиеся соответствующим морфологическим показателем; безлично-предикативные слова, включающие наречия на - о , модальные предикативы, языковые единицы, совпадающие по форме с существительными; форм на - но /- то (- no /- to ) с общим страдательным значением. Имперсо-нальность в рассматриваемых славянских языках реализуется также конструкциями с отрицанием, главным компонентом которых в русском языке выступает слово нет (плюс связочный глагол с отрицанием в форме прошедшего или будущего времени), в польском языке негативный компонент представлен глаголом mieć с отрицанием nie , в болгарском – глаголом няма , выражающим значение негативности префиксом ня- [10; 11, с. 32; 27, s. 160–161].

Обобщая различные классификации, можно сказать, что с семантической точки зрения безличность связана с обозначением состояния природы и окружающей среды;

бытия, существования, наличия/отсутствия; недостатка, полноты, прибавления/убыли; физиологического и психического состояния человека; ощущений от внешних явлений; недостоверного восприятия действительности; расположения субъекта к действию; представления о судьбе, роке; функционального состояния; действий, осуществляемых неуказанным производителем; самостоятельно, непроизвольно возникающих процессов [6, с. 384– 385; 9, c. 129–130; 10, с. 27; 11, с. 13–42; 18, с. 38–42; 23; 25, с. 92–94; 27, s. 158–165].

Источником для отбора языковых фактов в данном исследовании является лирика славянских поэтов середины XX – начала XXI в.: С. Васильева, Р. Казаковой, В. Шим-борской, А. Ксёнжика, В. Балевой, А. Андреева и др. В исследуемых произведениях средства выражения безличности выполняют информативную функцию и участвуют в идейносодержательной и композиционной организации текста. Предметно-логическая сторона языковых единиц со значением имперсональности проявляется в их лексической семантике, содержательная составляющая связана с выражением идей и мотивов. Сюжетно-композиционная роль средств выражения безличности заключается в способности выступать ключевыми элементами фрагментов, обособленных отрезков целого высказывания.

Проанализированный материал показал, что в современной славянской лирике самыми частотными являются отрицательные конструкции и безличные глаголы с семантикой бытия/существования, наличия/отсут-ствия, предикативные наречия, указывающие на психическое или физическое состояние субъекта, формы на - но /- то , употребляемые для обозначения действий, произведенных названным либо неназванным субъектом, а также представлений о судьбе, роке. В русской лирике заметную роль играет стремление поэта выразить ощущения от внешних явлений, психическое или функциональное состояние, социальную оценку чего-либо, например:

Морозами расколота, Земля все ждет его [снега].

И мне, как полю,

Холодно

Без смеха твоего (Дементьев, с. 119).

В приведенном фрагменте обращает на себя внимание безлично-предикативное наречие холодно , с помощью которого поэт соотносит внешнее состояние природы и внутреннее состояние лирического героя: лирическому герою холодно без смеха любимой, а полю холодно без снега. Безлично-предикативное слово холодно наполняется в контексте смыслом «плохо, грустно, одиноко»; смех возлюбленной, с которой хочет встретиться автор, является для него источником душевного тепла, радости, счастья. Адвербиальное средство выражения категории имперсональности служит ключевым элементом выражения эмоционально-чувственного образа.

Польские поэты обращаются к воображаемому собеседнику, побуждая его к философским размышлениям, например Анджей Ксёнжик в стихотворении «Parasol»:

Głos natury przywołuje stado wilków na skraju puszczy <…> Głos kultury jest sopranem <...> mój głos pośród wrzasku i chaosu prawie trzeciego tysiąclecia.

Lepiej milczeć (Książek, s. 88).

В сочетании с инфинитивом milczeć «молчать» [21, с. 222] безлично-предикативное наречие lepiej «лучше» [там же, с. 192], имеющее оценочную семантику, используется для выражения противоположного смысла, который заключается в том, что молчание тоже является голосом, которым можно выразить отношение к событиям, совершающимся независимо от воли субъекта.

В произведениях болгарских поэтов изображается пессимистичное пассивное состояние героя, испытывающего негативные эмоции, чувства. Например, в стихотворении Андрея Андреева «Нощ през август»:

От миналото не остана нищо като че нищо и не е било <…> и свечерява и не свечерява (Андреев, с. 22).

Глагол свечерява «вечереет/темнеет» [3, с. 597], реализующий в контексте конкретнопроцессное значение несовершенного вида, указывает на неопределенное состояние природы, связанное с наступлением темного вре- мени суток. Это необходимо автору для размышлений о «вечере жизни», когда подводится итог всему, что было сделано. Поэтическое изображение безысходности с использованием предиката, при котором субъект не может быть выражен, усиливает эффект отстраненности деятеля (носителя предикативного признака) от ситуации, способствует пассивно-пессимистической характеристике субъекта состояния.

Средства выражения безличности могут играть важную роль в композиционной структуре текста, выступая в составе фигур стилистического синтаксиса – параллелизма, анафорических или эпифорических повторов, рефрена и др. Например, в стихотворении Риммы Казаковой «Не получилось»:

Смысла от вымысла не отличала, не замечала: не получилось !

<...>

Ты не сумел? Или я не сумела?

Больше не важно: не получилось .

<...>

Завтра, быть может, опомнится, стукнет в сердце... Да поздно. Не получилось (Казакова 1985, т. 2, с. 77).

Говоря о несчастной любви, лирическая героиня не склонна обвинять в этом своего возлюбленного, а, наоборот, стремится защитить его, желает ему добра, пытается объяснить неудачи вмешательством судьбы. Словоформа безличного глагола с отрицанием «не получилось» членит поэтический текст на фрагменты, внутри которых раскрываются отдельные мотивы (неопытность юной девушки, смирение, сожаление о случившемся), при этом глагол получает дополнительные обертоны и наполняется разным содержанием.

Замечено, что средства имперсональнос-ти используются в составе развернутых метафор: И поздно уже или рано решать уравненье любви (Казакова 1985, т. 1, с. 59), Отпи-ваш – сместа се разшавва и ти горчи, от мътилка настоящето е съставено (Иванова, с. 21), сравнений: А шаль… как будто белый флаг над челном ветром било (Агеев, с. 6); языковые единицы со значением безличности выступают в роли олицетворений: brzozą, ktorej wciąż zbiera się na płacz (Szymborska, s. 36), си- некдохи: Zachciało się mej głowie śnić miłość wśród południa! (Ogród miłości, s. 40). Импер-сональность различным способом выражается в риторических восклицаниях: Я влюблена и от любви умру, – о, если бы и вправду так случилось! (Казакова 1980, с. 18); Надо ж такому случиться! (Васильев, с. 41); Stać się miało gdziekolwiek i już się nie stanie! (Ogrуd miłości, s. 71); O nie! O nie! W godzinie złej nie trzeba spadać z miny swej! (Szymborska, s. 89); экспрессивно-вопросительных конструкциях: Что хорошо тебе служилось, но хорошо ль тебе жилось? (Казакова 1985, т. 1, с. 326); Ужели спасенья нет? (Васильев, с. 37). Средства выражения безличности могут участвовать в формировании антитезы: Така ми се смее. А пък трябва да ми е мъчно (Балева, с. 40); синтаксического параллелизма и анафорического повтора: Czy było komu kochać kogo? Czy było komu walczyć z kim? (Szymborska, s. 56); кольца: Tańczono twarza przy twarzy. Tańczono (ibid., s. 9); Не вали. Много дълго съвсем не вали (Балева, с. 15) и др.

Проведенное исследование позволяет говорить о том, что в русской, польской и болгарской лирике обнаруживается использование сходного состава средств выражения категории имперсональности, реализующих информативную и изобразительно-выразительную функции, однако эти средства могут употребляться в контекстах с различной семантической наполняемостью, что приводит к образованию доминантных смыслов, отражающих особенности мировосприятия личности, представителя русского, польского и болгарского народов.