Город как объект разноаспектного лингвистического исследования

DOI:

Идея города как текста возникла давно. Изначально речь шла о литературоведческой интерпретации описания города как событийного топоса в художественном произведении: говорят, например, о петербургском (ленинградском) тексте, имея в виду Санкт-Петербург (Ленинград) в художественных произведениях Ф.М. Достоевского, А.А. Блока, С.Д. Довлатова и др. (см.: [Анциферов, 1991; Топоров, 2003; Существует ли..., 2005; и др.]), о московском тексте В.А. Гиляровского, М.А. Булгакова (см.: [Шурупова, 2011; Голубков, 2011; и др.]) и т. д. В сущности, в этом случае перед нами не столько текст города, сколько текст о городе.

Как текст культуры, как семиотическая сущность город впервые был интерпретирован Ю.М. Лотманом, который определял его как «котел текстов и кодов, разноустроенных и гетерогенных, принадлежащих разным языкам и разным уровням. Именно принципиальный семиотический полиглотизм любого города делает его полем разнообразных и в других условиях невозможных семиотических коллизий. Реализуя стыковку различных национальных, социальных, стилевых кодов и текстов, город осуществляет разнообразные гибридизации, перекодировки, семиотические переводы, которые превращают его в мощный генератор новой информации. Источником таких семиотических коллизий является не только синхронное соположение разнородных семиотических образований, но и диахрония: архитектурные сооружения, городские обряды и церемонии, самый план города, наименования улиц и тысячи других реликтов прошедших эпох выступают как кодовые программы, постоянно заново генерирующие тексты исторического прошлого» [Лотман, 1996, с. 282–283]. Мы согласны с теми исследователями, которые предполагают, что «каждый город формирует свой неповторимый, уникальный образ. Но лишь один образ города может создавать единство пространства и времени, создавать архетип. Это культурологический образ» [Кубанев, Набилкина, 2014, с. 6]. При таком понимании текста его компонентами становятся все культурные артефакты, так или иначе формирующие культурное пространство города: астионим, урбанонимикон, архитектура, градоустройство, речь горожан, литература о городе, городская живопись и т. д. Существует большое количество общетеоретических работ о городе как о тексте культуры (см., например: [Анисимов, 2018; Булыгина, 2017]) и исследований, в которых дается культурно-семиотическое описание конкретных городов, например Москвы [Москва и «московский текст»..., 1998], Санкт-Петербурга [Яранцев, 2016], Перми [Абашев, 2000], Ростова-на-Дону [Ревякина, Курьянов, 2023] и др.

В лотмановской концепции культура формируется и выступает как надстройка над языком: «культура включает в себя не только определенное сочетание семиотических систем, но и всю совокупность исторически имевших место сообщений на этих языках» [Лотман, 2002, с. 142]. В силу этого она представляет собой культурный текст как инобытие языковых текстов: культурное освоение действительности, по нашему мнению, – это процесс трансформации языковых текстов в тексты как языковых, так и неязыковых семиосистем. Культура в первую очередь воплощается в языке, в языковых сущностях, то есть выступает как лингвокультура. Изучение этого аспекта городской семиотики комплексно не осуществлялось, хотя разные стороны языкового воплощения города рассматривались учеными: в аспекте астионимики и урба-нонимики [Яковлева, 2011; Шмелева, 2020; и др.], в аспекте изучения особенностей региолекта / городского просторечия [Колесов, 1991; Беляева, Трегубова, 2022; Харанутова, Мархеева, 2019] и т. д. Первым опытом реализации комплексного подхода к городу как языковой сущности была, пожалуй, наша монография «Донецкий региолект» [Теркулов и др., 2018], хотя и он не лишен целого ряда недостатков, над устранением которых мы сейчас и работаем.

Объектом рассмотрения в статье является город как языковая сущность.

Цель статьи – представить комплексную модель исследования города как языковой сущности.

Материал и методы

В качестве материала избраны около 10 тысяч текстов разного объема и типа, представляющих собой литературные произведения о Донецке, тексты, собранные во время интервью, тексты СМИ о Донецке, тексты из соцсетей и т. д.

По нашему мнению, языковая сущность города формируется в следующих единицах и структурах:

• 1)    астионим – заглавие текста города, определяющее границы текста; погруженность астионима в семантическое астионим-ное поле региона;

• 2)    внутригородской топос: ментальная карта города, система официальных и неофициальных урбанонимов;

• 3)    региолект – совокупность регионально маркированных идиомов города;

• 4)    языковая личность горожанина как читателя и носителя текста города;

• 5)    система лингвокультурем города;

• 6)    городские тексты.

Именно эти компоненты и определяют дорожную карту всестороннего исследования города Донецка как лингвистической сущности, проводимого кафедрой русского языка Донецкого государственного университета.

В предлагаемой статье нами описаны только два направления, каждое из которых имеет свой набор методов и методик.

Во-первых, это ономастическое направление, в основе которого лежат методики определения этиологии наименований, под которой мы вслед за Е.С. Отиным понимаем «причину называния, мотив первичной номинации объекта» [Отин, 2014, с. 8]. Например, название Донецка этимологически связано с названием реки Донец, но эта связь требует этиологических разъяснений, поскольку от Донецка до Донца около 100 километров. Кроме того, важным аспектом ономастического изучения Донецка является рассмотрение связанных с ним ономастиконов как некоторых лексических (лексико-семантических) единств – астионимного и ураба-нонимного ономастиконов Донбасса. Мы поддерживаем идею Д.Ю. Ильина о семантической связанности топонимов региона, о том, что «сохранение местной уникальности и дальнейшее развитие номинационных процессов, в том числе в сфере географических наименований, возможны, если в глобальном пространстве сохранится региональная специфика языковых знаков, отражающих местные обычаи, традиции и ценности жителей тех или иных территорий» [Ильин, Сидорова, 2023, с. 113].

Во-вторых, это собственно лингвистическое направление, изучающее особенности ре-гиолекта с целью выявления донецких регио-нализмов (региолектизмов и локализмов), для чего использовались методики сплошной выборки, сопоставления, дистрибутивного и компонентного анализа. Сюда же относится лингвокультурологическое направление, настроенное на определение инвариантных лексикона, тезауруса и прагматикона языковой личности горожанина. В этом направлении используются методы фреймового, нарративного, контент-анализа, метод лингвистической реконструкции культуры Н.И. Толстого (см.: [Халупо, 2014; Мечковская, 2004, с. 89–91]).

Результаты и обсуждение

Ономастическое направление исследований города

Вполне очевидно, что городской астио-ним является заглавием текста города, опре- деляющим его границы и идентичность его персонажей – горожан. Город – это, в сущности, то, что обозначено астионимом. Следует при этом различать официальное (документальное) обозначение границ города, например в Государственном кадастре недвижимости, и неофициальные («фольклорные») номинации, которые часто не совпадают с текстово определенными кадастровыми границами. В повседневном общении для обозначения пограничных территорий используется дихотомия «это Х (астионим)» – «это не Х». Это своего рода синтагматика заглавия, определяющая границы текстового пространства. Например, для астионима Донецк (здесь и далее все примеры приводятся с сохранением орфографии и пунктуации оригинала):

• (1)    Виктория: Я тут прочитала у одной дамы пост, живущей на Университетской (дама не девочка), как они с мужем поехали в Пролетарский район, чисто свой кругозор расширить. Как они никогда в жизни не думали, что это Донецк (коренные дончане), и по ощущениям так и есть. Там было столько эпитетов от “окраина”, до “заброшенный район”, что я закрыла для себя ее записи. Ибо (ВКонтакте);

• (2)    Владислав: Виктория, на Петровку пусть съездят. :))) На Петровке, когда собираются на рынок на Текстильщик, говорят “ Поеду в Донецк ”. :)))) (ВКонтакте);

• (3)    Елена: Мне вообще сказали, что Админпо-селок – уже не Донецк ))) потому что “нечего к городу примазываться, никто из Донецка не знает, где это” (ВКонтакте).

Вариативность / синонимия отмечается не только на уровне синтагматики текста города, но и на уровне парадигматики: в диахронии как отражение процессов переименования города, а значит, и текста города, в синхронии как отражение либо противопоставления «документальное» – «фольклорное», либо обусловленной разными причинами вариативности наименования.

В истории Донецка отмечается пять ас-тионимов, этиологию которых мы описали в [Теркулов, 2023]: Юзово, Юзовка, Сталин, Сталино, Донецк. Каждое из этих наименований определяло особенности восприятия города как его жителями, так и внеположен-ными ему гражданами. Следует сказать об особом сопряжении синхронной и диахронной перспектив астионимного варьирования. Ус- ловно можно считать, что указанные астио-нимы сменяют друг друга, однако на самом деле история их взаимоотношений значительно сложнее. Покажем это на примере первичных названий Донецка – Юзовка и Юзово.

На первом этапе, по нашим предположениям, высказанным в предыдущей работе, в 1871 г. возникло наименование станции Юзо-во , экстраполированное затем на город, вернее, населенный пункт неясного статуса, который в энциклопедии Брокгауза и Ефрона обозначается как посад. Посад представлял собой объединение поселков, расположенных на пути от станции к металлургическому заводу «Новороссийского общества каменноугольного, железного, стального и рельсового производства». При этом, на наш взгляд, именно название станции стало фактором, обеспечившим объединение этих поселков. На втором этапе возникает наименование Юзовка , которое выступает изначально как народно-разговорное наименование, а затем канонизируется и приобретает статус официального астионима, вытеснив первоначальное заглавие текста города на периферию, сделав его названием связанной с городом станции, то есть вернув ему изначальный статус [Теркулов, 2023, с. 29–37].

Такой вывод, который, конечно же, трудно считать беспрекословно верным, поскольку документальных свидетельств, описывающих особенности первичного именования и формирования города, у нас нет, поддерживается целым рядом факторов.

Во-первых, часто говорят о том, что Юзово изначально было исключительно названием станции, а Юзовка – посада, что противоречит действительности, в которой данные названия, по крайней мере на ранних этапах, использовались как вариантные с явной официальной доминантой именно названия Юзово. См., например, в рассказе А.С. Серафимовича «На заводе»:

• (4)    Вот, наконец, и Юзово . Небольшие, под черепицей, домики стоят необыкновенно тесно на нескончаемых улицах (Серафимович, с. 264).

В том же абзаце:

• (5)    Юзовка – это целый город с тридцатью с лишним тысячным населением (Серафимович, с. 264).

В энциклопедии Брокгауза и Ефрона именно название Юзово определяется как основное:

• (6)    Юзово ( Юзовка ) – посад с упрощенным городским управлением, Бахмутского уезда Екате-ринославской губернии, при реке Кальмиусе и балке Скоморошке, на земле Новороссийского металлургического общества (ЭС, с. 327).

Трудно предположить, что возникшее еще в 1871 г. название станции Юзово никоим образом не повлияло на название города, который, действительно, называли не только Юзо-во , но и Юзовка . Появление второго названия объясняется тем, что в Донецке среди названий первичных поселков преобладают названия на - ка : Александровка , Щегловка , Семё-новка и т. д. Даже те названия, которые первоначально не имели данного форманта, трансформируются: Рутченково в просторечии называется Рутченковка , Петровский район – Петровка и т. д. См., например:

• (7)    Главная улица Рутченково представляет собой симбиоз местной самодостаточности (здесь есть все, что нужно для жизни – от рынка до больницы) (Лавриненко, 2023);

• (8)    Наш Анатолий Ананченко с Рутченковки растерзал непробиваемых (Шпунт, 2016).

Во-вторых, такой путь номинации поддерживается особенностями формирования астионимного пространства Донбасса. Наши исследования показали абсолютную справедливость идей Д.Ю. Ильина о том, что «в региональной топонимике формируются особые связи, определяющие употребление данных онимов» [Ильин, 2010, с. 258]. Эти связи отражают способность региональных топонимов «вступать в парадигматические отношения, одним из проявлений которых являются тематические группы» [Ильин, Ры-женко, 2013, с. 9].

Следует, правда, сказать о том, что и в названии региона сосуществуют документальная (точнее, геологическая) и фольклорная (точнее, социально-политическая) интерпретации синтагматики заглавия. Традиционно Донбасс – сокращение от Донецкий бассейн – отождествляют политически со всей территорией Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики, хотя на са- мом деле геологически он объединяет только районы месторождений угля на территории Донецкого кряжа в центральной части Донецкой, южной части Луганской и западной части Ростовской областей Российской Федерации, а также в восточной части Днепропетровской области Украины.

Разграничение геологических Донбасса и не-Донбасса для нас значимо, поскольку данный регион как политическое образование формировался именно на базе геологического Донбасса, который создавался в конце XIX – начале XX в. как единый, экономически цельный регион: входящие в него города возникали сначала как села и поселки в течение всего лишь четырех веков. При этом только 5 поселений из 27, которые стали предтечами донецких городов, возникли в XVII– XVIII вв. (Макеевка, Авдеевка, Торез, Снежное, Селидово). Активно же населенные пункты формировались в период промышленного освоения Донбасса – в конце XIX и ХХ веке. Отметим, что ни один из них не создавался как город: это были шахтные или заводские поселения. Статус города они получили только в ХХ в.: первые – в 1917 г. (Юзовка и Макеевка), последний – в 1968 г. (Угледар). Важно то, что большинство из названий этих городов – станционные. Со станциями связывается начало истории Авдеевки, Амвроси-евки, Волновахи, Горловки, Дебальцево и мн. др. Именно поэтому мы и предполагаем, что станция, а не завод Юза стала «градообразующим предприятием».

К 1924 г., правда, когда осуществлялось переименование Юзовки в Сталин, имя Юзо-во все-таки было уже закреплено за станцией, что следует из самого постановления о переименовании:

• (9)    Переименовать город Юзовку в город Сталин, округ Юзовский – в Сталинский и станцию Юзово Екатерининской железной дороги – в станцию Сталино (Декрет ЦИК СССР).

Интересна история и других астионимов Донецка: вариантов Сталин и Сталино, в конкуренции которых победило Сталино, поскольку упраздняло нежелательную омонимию с псевдонимом вождя мирового пролетариата (чего стоят только позывные Сталинской радиостанции: Говорит Сталин! – или сообщения в газетах о тунеядцах в Сталине и т. д.), самого названия Донецк.

Название Донецк, возникшее в 1961 г., связано напрямую не с названием реки Северский Донец, а с названием Донецкой области, а возможно – Донецкого угольного бассейна. Как писал Е.С. Отин, «переименование в 1961 г. началось, по сути, с возвращения в топонимию Украины уже существовавшего ранее названия области, мотивированного названием Донецкий бассейн (сокращенно Донбасс). И уже на базе этого возвращенного названия области искусственно (на этот раз удачно) было образовано название ее центра – Донецк. Таким образом, этот процесс имел нетипичное – “обратное” направление: не область получила свое имя от административного центра (как в большинстве случаев типа: Киев → Киевская область, Харьков → Харьковская область и под.), а наоборот – имя ее центра “вычленилось” из структуры названия области. Механизм появления таких слов в лингвистике определяется термином “обратное словообразование” (или редеривация. – В. Т. )» [Отин, 2014, с. 57–58]. Иначе говоря, название города изначально было настроено на то, чтобы определить его как региональный социально-политический центр, что не могло не отразиться на особенностях идентификации и самоидентификации его жителей.

Региолектное направление изучения города

О том, что личность является единственным объективным «пространством» языка, писали многие лингвисты. Следует согласиться, например, с А. Мартине, определявшим язык как «совокупность миллионов микромиров» [Мартине, 2000, с. 18] говорящих на нем личностей. Носителем текста города при таком подходе становится горожанин, выступающий как языковая личность: он одновременно находится во власти текста города и порождает его. Она впитывает в себя локальные тезаурус и прагматикон, региолектную систему (региолектный лексикон), но в то же время и создает, используя этот лексикон, тексты, воплощая в них данные тезаурус и праг-матикон. Эта языковая личность идентифици- рует себя и идентифицируется другими как горожанин. Самоидентификация и идентификация осуществляется двумя путями: 1) использованием катойконима; 2) региолектным модусом речевой деятельности.

Катойконим

Абсолютно объяснимо использование для самоидентификации катойконима. Донецкие катойконимы имеют некоторые особенности. Во-первых, их три: дончанин , донецкий , донетчанин , а во-вторых, они используются не только как астионимные (жители Донецка), но и как хоронимные катойконимы (жители Донбасса), что в целом связано с особенностями формирования астионима Донецк: это, как было сказано выше, не город на р. Северский Донец, а город в Донбассе, в Донецкой области. Во втором случае дончанин , донецкий , донетчанин – это житель именно Донецкой области.

Главным катойконимом для жителя города Донецка является дончанин , хоть часто и говорят о том, что это неправильно, поскольку дончанин – это «житель казачьего Дона»:

• (10)    Дончанин – все таки некорректно будет, те кто живут на берегу Дона наверняка себя тоже именуют дончанами (Интересное.ме).

Иногда предполагается, что дончанин – это житель Донецка, а донетчанин – Донетчины, то есть Донбасса:

• (11)    Алексей Мироненко 02.04.2016. 47: Житель Донецка – дончанин , житель Донетчины – донетчанин (Интересное.ме).

Однако правильно определение катойко-нима донетчанин как украинизма:

• (12)    Тарас Денис 02.04.2016: Донеччанин це взагалі українською (Интересное.ме).

Именно так воспринимается это слово жителями Донецка. Даже те, кто уехал из Донецка, поправляют использующих данный катойконим:

• (13)    Правильно говорить Дончанин , но ни как не ДонЕТчанин !!! (Sport.ua).

Слово донецкие используется обычно украинской стороной в пейоративном значении. См., например:

• (14)    « Донецкие » и вправду вошли в историю независимой Украины обособленной формацией («Быдло» и люди...).

Слово донецкие обычно связывают с таким представлением жителей региона:

• (15)    От многих воняет потом и грязью. Некоторые уже настолько пьяны, что их не пропускают в магазин такие же грязные и агрессивные охранники. В общем, это ужасная картина и ужасное мироощущение. Вы хотите узнать что такое ад? Добро пожаловать в Донецк в субботу вечером! И не забудьте потом проголосовать за Януковича – олицетворение всего этого быдла (Донецк для быдла).

Кстати, дончане стали использовать это слово в мелиоративном значении:

• (16)    Первый трамвай производства ДНР под названием « Я – Донецкий » представили сегодня, 20 августа, на Донецком электротехническом заводе (Украина.ру).

Вполне возможно, что в этом случае суб-стантив донецкие является отсылкой к суб-стантиву русские .

Донецкий региолект

Как известно, языковая личность представлена тремя уровнями языкового воплощения – лексиконом, тезаурусом и прагма-тиконом.

Лексикон воплощен в региолекте (об особенностях нашего представления о региолек-те см.: [Теркулов и др., 2018]). Мы предполагаем, что это не какой-то особый идиом в структуре национального языка, а целостная регионально маркированная организация языка. Как отмечал В.И. Беликов, «регионально в лексике все: частные жаргоны – региональны, общий жаргон (он же сленг) также регионален, просторечие, которое определяется в учебниках примерно как внерегиональная не-нормативность городской речи диалектного происхождения, – тоже регионально. Региональные черты несут на себе и другие варианты субнормативного словаря – от детской лексики до мата. Региональна и норма. А почему бы ей не быть региональной: Россия не Андорра и даже не Дания» (цит. по: [Грищенко, 2015, с. 11]).

Региональность языковой организации определяется использованием в речи регио-нализмов – единиц и структур, которые отличают данный региолект от других. Региона-лизмы представлены двумя разновидностями единиц: региолектизмами, то есть словами, отмечаемыми в ряде региолектов, но не входящими в общенациональный фонд (например, брасматик «тушь для ресниц», которое есть и в Харькове, Одессе, Хабаровске, Владивостоке, но абсолютно неизвестно в других регионах распространения русского языка), и ло-кализмами, которые бытуют только в отдельных региолектах (например, донецкое кайбаш «сарай»).

Донбасс – территория позднего заселения: нашу землю А. Блок назвал «русской Америкой». Сюда приезжали люди из разных земель, что сформировало особое состояние русского языка здесь. Как писал А. Фадеев, жители Донбасса говорят на том смешанном наречии, «которое образовалось от скрещения языка центральных русских губерний с украинским народным говором, донским казачьим диалектом и разговорной манерой азовских портовых городов» (Фадеев). В отличие от региолектов исконных территорий, формировавшихся на основе говоров, донецкий ре-гиолект возникает как диффузный, в котором объединяются факты собранных в Донбассе языковых стихий. При этом основа донецкой речи русская. Например, произношение [γ] фрикативного является очевидной чертой донецкой речи. Несмотря на убежденность многих в украинской природе этого звука, мы предполагаем для него иные источники: в украинском языке отмечается корреляция [γ] и оканья, корреляция же [γ] и аканья отмечается в южнорусской диалектной зоне, и это выступает как одно из свидетельств того, что «подложкой» донецкого региолекта является именно южнорусская речь. Системной базой донецкой речи являются русская фонетика, русская лексика, русская грамматика. Украинские единицы отмечаются только как вкрапления. При этом они корректируются по русским языковым образцам. Например, донец- кое халабуда пришло из украинского языка, где оно обозначает «ветхое жилье». У нас же эта лексема значит «шалаш в детских играх».

Общей тенденцией современного развития является унификация языка под влиянием литературной нормы. Сохранение же ре-гионализмов свидетельствует об их особой значимости для тезауруса и прагматикона ре-гиолекта. Таковы слова, пришедшие из шахтерского сленга, например тормозок «продуктовый набор на работу, в школу, в университет и т. д. или в дорогу». Большинство источников определяют это слово как шахтерское:

• (17)    Могу подтвердить, что это слово широко применялось у шахтеров Донбасса. Я сам оттуда родом, мой дед был шахтером, часто слышал это слово в детстве, спрашивал, почему так называется (ВКонтакте).

Это не просто другое название продуктового набора. Это реализация в сознании дончан связи с шахтерским трудом: в 70-е – 80-е гг. практически в каждой семье были горняки.

Иначе говоря, сохранение регионализмов объясняется тем, что они являются знаками региональных лингвокультурем. Впрочем, лингвокультурные коннотации часто связываются и со словами общенационального фонда. Таковы, например, лингвокультуремы роза (здесь это не просто цветок, а символ Донецка), террикон (это не просто отвал пустой породы, но донецкая гора, часть донецкого ландшафта). Эти лингвокультуремы являются поэтически значимыми и отражаются в художественных текстах. Например, для террикон :

• (18)    Я – эта земля и ее терриконы (Долгарева);

• (19)    В степи застыли исполины Терриконы (Сигида);

• (20)    Окоемы, окоемы / в бородавках терриконов (Русанов).

Область применения результатов

Логическим завершением исследования города как лингвистической сущности является выпуск серии региональных словарей. Мы уже подготовили к печати «Ассоциативный словарь Донбасса», собираются «Словарь донецкого просторечия», «Словарь шахтерского сленга», «Словарь донецких ур- банонимов», словарь «Названия городов Донбасса», «Словарь языка гражданской войны в Донбассе 2014–2021 гг.», «Словарь поэтических концептов Донбасса» и «Ментальная карта города Донецка». В статье же мы представляем промежуточные результаты исследования с той целью, чтобы при обсуждении выявить «слабые места» программы комплексного лингвистического исследования Донецка. Вполне очевидно, что такое обсуждение станет основанием для формирования программ лингвистического изучения других городов России.

Заключение

Предложенное описание дает только приблизительное представление об особенностях комплексного анализа текста города как лингвистической сущности. Мы лишь констатировали, что все проявления языка в городском пространстве – от астионима до художественных текстов – работают на формирование лингвокультурной «подложки» текста города как семиотической сущности. В дальнейших исследованиях предполагается рассмотреть урбано-нимикон города, систему городских лингвокуль-турем и лингвокультурем языка войны, особенности функционирования языков на территории Донецка, донецкие тексты.

ПРИМЕЧАНИЕ

1 Исследование проведено по теме государственного задания «Структурно-функциональные параметры существования и развития русского языка XX–XXI столетий в его региолектном и общеязыковом аспектах» (№ госрегистрации НИОКТР 124051400024-1).

The research was conducted on the topic of the state assignment “Structural and functional parameters of the existence and development of the Russian language of the 20th – 21st centuries in its regiolect and general linguistic aspects” (State registration No. 124051400024-1).