Грунтовые могильники катакомбной общности: история изучения и проблемы интерпретации

Проблема соотношения курганного и бескурганного обрядов весьма актуальна для эпох энеолита – бронзы степи-лесостепи Восточной Европы. Тематика грунтовых могильников хорошо разработана для периода энеолита и поздней бронзы и более скупо представлена в литературе по периодам ранней и средней бронзы. Абсолютное большинство открытых погребальных памятников катакомбной общности являются подкурганными захоронениями, а бескурганные могильники известны в меньшей степени, так как их исследование сопряжено с методическими сложностями. Само обнаружение такого рода памятников зачастую происходит случайно, вследствие разрушений (обнажений) или проведения исследований на комплексных памятниках.

Первые работы на грунтовых могильниках относятся к 1920–1930-м гг. (Миллер, 1935; Рассамакін, 2018). На протяжении всей истории исследования такого http://doi.org/10.25681/IARAS.0130-2620.270.204-219

типа памятников не было системных работ, направленных непосредственно на их выявление. Их изучение велось независимо в разных географических районах, и даже на локальном уровне сложно выделить историографические этапы. Мало примеров и обобщающих исследований. Есть работы, представляющие обзор грунтовых могильников с определенной территории ( Оленковсь-кий, Пустовалов , 1993; Синюк , 1999; Ивашов, Мельников , 2009; Дремов , 2011), но публикаций для всей территории катакомбной общности нет. Данная проблематика преимущественно затрагивалась в публикациях могильников как часть их общего анализа.

Необходимо кратко остановиться на состоянии источниковой базы. На сегодняшний день с большой долей уверенности к такого рода погребениям я могу отнести 172 комплекса с 36 памятников. Информацию о большей части из них можно найти в литературе (см. табл. 1), однако качество публикаций сильно разнится. Для многих памятников есть только неполные или неточные издания, для некоторых – лишь краткие упоминания. Материалы какой-то части могильников доступны в отчетах, хранящихся в архиве ИА РАН. В отдельных случаях информация, представленная в литературе, противоречит данным отчетов ( Чер-них , 2019; ср. также монографию (Новохарьковский могильник … , 2000) и отчет ( Винников , 1997), в котором нет сведений о некоторых погребениях, в частности о погр. 7).

Таблица 1. Список грунтовых могильников катакомбной общности

№	Могильник	Основные публикации и упоминания
1	Лишкотянка / Lișcoteanca, Movila Olarului*	Harţuche , 1980; Vernescu , 2020; Ailincăi et al ., 2021
2	Тараклия I*	Яровой , 2000
3	Данчены II	Дергачев , 1981
4	Выхватинцы	Яровой , 2000
5	Гармацкое / Гарматское (Harmațca)*	Дергачев , 1981
6	Слободзея*	Яровой , 2000
7	Монаши*	Кремер , 1971
8	Беленькое	Бруяко, Росохацкий , 2000
9	Госпитальный Холм / у с. Залинейное*	Ковалева , 1983
10	на п-ове Игрень	Миллер , 1935; Добровольский , 1949; Балакін , 1982; Тесленко и др. , 2020
11	на о-ве Виноградный	Добровольський , 1952; Рассамакін , 2018
12	Мамай-гора*	Тощев , 1995; Отрощенко , 2001; Андрух, Тощев , 2009
13	Осокоровка*	Шапошникова , 1961; Оленковський, Пустовалов , 1993
14, 15	Леонтиевка I* и II*	Шапошникова , 1961; Оленковський, Пустовалов , 1993; Черних , 2019

Окончание табл. 1

№	Могильник	Основные публикации и упоминания
16	Гавриловка*	Шапошникова , 1961; Оленковський, Пустовалов , 1993; Черних , 2019
17	Штурмовое	Савеля, Тощев , 1992; Тощев , 2007
18	Журавки 3	Гаврилов , 2021
19	Госпиталь II	Бейлин и др. , 2018
20	Крейдянка	Клименко, Литвиненко , 2001
21	Черкасское	Кузин-Лосев , 2005
22	Богдановский / балка Юркина	Список памятников … , 1988; Санжаров, Привалова , 1990
23	Крест	Прокофьев , 2014
24, 25	Ливенцовский I и IV	Братченко , 1976; Братченко, Шарафутдинова , 2000
26	Большой Лог*	Братченко , 1976. С. 11
27–29	Дюнное V, Гнилище, Дюнное I	Гудименко, Дмитриенко , 2010
30	Ефремовский*	Крайсветный , 2006
31	Ракушечный Яр	Белановская , 1995
32, 33	Закатное I и II	Трубников , 2019; Гудименко , 2004
34	Подгородниченково II (Большая Козлова Балка)*	Праслов , 1972
35	Ложки*	Мамонтов , 2009а
36	Шелыган	Мамонтов , 1977
37	Подгорное*	Мамонтов , 2009б
38	Терешковский Вал	Синюк , 1999
39	Петропавловский	Погорелов , 1989; Синюк , 1999
40	Новохарьковский	Синюк , 1999; Новохарьковский могильник … , 2002
41	Таганский	Матвеев, Цыбин , 1999; 2004
42	Борщево IV	Пряхин , 1982
43	Ровенка	Ивашов , 2014
44	Ксизово-19	Ивашов, Мельников , 2009; Ивашов , 2014, Острая Лука … , 2015; Решетова , 2013; Дорошев и др ., 2020
45	Никольский*	Москаленко , 1952 ; Ивашов, Мельников , 2009
46	Крутогорье	Синюк , 1999; Ивашов, Мельников , 2009; Ивашов , 2014
47	Буховое 9	Ивашов, Мельников , 2009
48	Васильевский Кордон 1	Ивашов, Мельников , 2009; Желудков и др ., 2018; Желудков, Смольянинов , 2019
49, 50	Белогорское I и II	Дремов , 2011; 2015
51	Сабуровский	Малышев , 2008; Дремов , 2011; Шмелев , 2014

Примечание : * – могильники, определяемые в литературе как бескурганные.

В публикациях нередко отсутствует развернутая аргументация грунтового характера могильника или не приводятся данные, которые бы позволили делать выводы о наличии или отсутствии насыпи над погребениями в прошлом. Так, в работе Н. П. Оленковского и С. Ж. Пустовалова были перечислены могильники Нижнеднепровского региона, обозначенные как грунтовые ( Оленковський, Пустовалов , 1993). Однако многие из приведенных ими памятников до сих пор не опубликованы удовлетворительно, и их атрибуция как катакомбных и грунтовых требует отдельного обоснования, а некоторые могильники (напр., Нижний Рогачик, Князе-Григоровка, Капуловка и др.) и вовсе не учтены.

Основной методической проблемой является верификация грунтового характера могильника. Особенности источниковой базы склоняют к критическому взгляду на принципиальную возможность определения могильников с катакомбными погребениями как бескурганных. Возможность такой процедуры и, следовательно, вероятность существования таких памятников вызывает скепсис у некоторых исследователей. Критический подход в литературе представлен как в самих публикациях памятников, когда авторы анализируют вероятность наличия насыпи на могильнике в прошлом (напр.: Клименко, Литвиненко , 2001), так и отдельно. В. В. Отрощенко, рассматривая материалы могильника Мамай-гора, указывает на близкое расположение участка к курганному могильнику, разно-культурность погребений, их планиграфическое расположение, сходное с подкурганным, и подытоживает, что могильник не следует считать грунтовым ( Отрощенко , 2001. С. 33–35). Развернутой критической публикацией является статья Л. А. Черных, где могильники Гавриловка и Леонтьевка-I и II подробно рассматриваются с привлечением материалов отчета и фонда ИА НАНУ ( Чер-них , 2019). Анализ выявляет большое количество неточностей и разночтений между отчетом и публикацией 1961 г. ( Шапошникова , 1961). Ввиду того, что ни один из этих памятников не был исследован полностью и все они были сильно разрушены, нет возможности точно установить их грунтовый или курганный характер. Л. А. Черных констатирует, что для грунтовых могильников как явления не установлено специфических признаков, кроме отсутствия насыпи ( Чер-них , 2019. С. 176, 177).

Изложенные выше методические замечания, безусловно, важны, однако они не снимают необходимость исследования материалов погребений, определяемых как грунтовые. В контексте оппозиции «курганный/бескурганный обряд» такая работа даже необходима. Анализ такого рода памятников обогатил бы наше понимание развития погребальных практик скотоводов бронзового века.

Исследователи, допускающие возможность существования бескурганных могильников в катакомбной общности, предлагают объяснения как отдельных аспектов этих погребальных памятников, так и самого феномена в целом. Основная линия интерпретации всегда идет в рамках сравнения с характерными параметрами курганных могильников соответствующего региона, выявляются различия и совпадения.

В отдельный вектор выделяется интерпретация грунтовых захоронений как случайных и/или размещенных в местах, внешне напоминающих курганы. Еще С. Н. Братченко отметил, что на Нижнем Дону есть катакомбные погребения на естественных возвышенностях (Братченко, 1976. С. 10). В первой публикации Таганского грунтового могильника, открытого в пойме р. Битюг на наиболее возвышенных участках древнего берегового вала, было высказано предположение о том, что дюнные и иные возвышенности могли восприниматься в древности как курганы (Матвеев, Цыбин, 1999. С. 77). Могильник Черкасское, погребения которого были впущены в естественную возвышенность, по предположению В. И. Кузина-Лосева, также мог возникнуть в результате сходства холма с курганом (Кузин-Лосев, 2005. С. 158). Следует, однако, отметить, что структура этой возвышенности, сложенной песками и крупными песчаниковыми плитами, сильно отличается от обычной земляной или каменно-земляной насыпи курганов. Подобным образом был интерпретирован и могильник Крест, где погребения разного времени, в том числе катакомбные, были впущены в дюну в дельте Дона. Автор раскопок полагает, что захоронения в этом месте совершались на протяжении всей эпохи бронзы из-за сходства естественной возвышенности с курганом (Прокофьев, 2014. С. 28). Дюна могильника Крест на момент раскопок имела диаметр 42–48 м и высоту 2,6 м, но, строго говоря, мы не имеем твердых оснований утверждать, что возвышенность была также похожа на курган в период эпохи бронзы, так как дюна формировалась песчаными наносами постепенно, хотя и на небольшом естественном холме (Там же).

Для погребений могли выбираться и непохожие на курганы высокие точки ландшафта. В 2016 г. на пос. Журавки 3, в самом высоком месте небольшого, пологого водораздела, было исследовано 2 погребения катакомбной культуры. А. В. Гаврилов в публикации данного памятника предполагает, что при отсутствии курганов в близком доступе для погребений могли выбираться возвышенные участки рельефа ( Гаврилов , 2021. С. 11).

Были предложены объясняющие феномен бескурганности гипотезы и более общего, теоретического, характера. Высказывались идеи, что сохранение бескурганного характера захоронений могло быть связано с «дожива-нием» до катакомбного времени более ранних погребальных традиций. Так, О. Г. Шапошникова выдвинула предположение, что бескурганный обряд под-непровских могильников с ямными и катакомбными погребениями продолжает традиции неолитических обрядов ( Шапошникова , 1961). Схожая идея была сформулирована В. И. Погореловым на материалах Петропавловского грунтового могильника. Исследователь гипотетично предполагает доживание энео-литических погребальных традиций до среднего бронзового века ( Погорелов , 1989).

Предпринимались попытки связать бескурганный обряд со своеобразием локальных вариантов катакомбной общности. Так, Г. Н. Тощев считал большое количество грунтовых могильников характерной чертой Нижнеднепровского региона ( Тощев , 1994). По мнению М. В. Ивашова, грунтовые погребения Верхнего Дона не только составляют местную специфику погребального обряда, но могут прояснить роль некатакомбных культур в генезисе верхнедонской катакомбной группы ( Ивашов , 2014. С. 125, 148).

По моему мнению, на данный момент объяснение бескурганного обряда локальной спецификой или доживанием до катакомбного времени нео- и энеолити-ческих традиций не находит прочных оснований при рассмотрении грунтовых могильников как отдельно, так и в совокупности. Картографирование погребений, определяемых как бескурганные, показывает их широкое распространение практически по всей территории общности, за некоторым исключением левобережья Нижнего Дона и южнее (рис. 1, табл. 1). Погребальный обряд и инвентарь известных на настоящий момент комплексов также не несут каких-либо ясных следов влияния некатакомбного населения.

К другой группе теоретических объяснений существования бескурганного обряда относятся предположения о социальном, в том числе половозрастном, разделении катакомбного общества. В числе первых публикаций с такого рода интерпретацией стоит назвать уже упоминавшуюся выше работу Н. П. Олен-ковского и С. Ж. Пустовалова, где они отмечают, что одним из важных результатов работы было выявление «широкого биритуализма» (сочетания курганного и грунтового обрядов) для всего периода энеолита – бронзы степного Поднепро-вья ( Оленковський, Пустовалов , 1993. С. 4, 5). И далее авторы выдвигают гипотезу о социальной природе такого явления, т. е. грунтовые могильники могли принадлежать бедным и в какой-то степени зависимым людям.

Рис. 1. Карта грунтовых могильников катакомбной общности а – могильники, убедительно верифицируемые как грунтовые; б – прочие могильники, определяемые в литературе как бескурганные (в табл. 1 указаны под *). Номера на карте соответствуют нумерации в табл. 1

С. Ж. Пустовалов и М. О. Степанова, применив статистические методы, приходят к выводу, что в грунтовых могильниках Нижнего Поднепровья должно было захораниваться намного больше умерших, чем считалось ранее ( Пустовалов, Степанова , 1994). В труде, посвященном социальному строю катакомбных племен Северного Причерноморья, С. Ж. Пустовалов выделяет грунтовые могильники Нижнего Поднепровья как особую категорию памятников, где, возможно, хоронили малоимущих членов общества. Однако он все же указывает, что определенно судить об этом сложно ввиду небольшого числа изученных погребений ( Пустовалов , 2005. С. 40, 41).

Схожая интерпретация предложена Г. Н. Тощевым. По его мнению, существование двух вариантов погребального обряда отражает социальную дифференциацию носителей катакомбных культур, причем такие погребения несут черты как раннего, так и позднего этапа катакомбной общности ( Тощев , 1994. С. 102, 103).

Важное значение как для социальных концепций, так и для исследования грунтовых могильников эпохи бронзы в целом имеют работы А. Т. Синюка. В публикации материалов дюны Терешковский Вал им намечается социальный вектор решения проблемы использования бескурганного обряда ( Синюк , 1992). В обобщающей монографии по бронзовому веку бассейна Среднего и Верхнего Дона А. Т. Синюк, опираясь на предположения о условиях климата, демографии и необходимом для освоения определенной территории количестве людей, выдвигает гипотезу об исключительной затратности сооружения курганов и, следовательно, предназначения их лишь для особых членов катакомбного общества ( Синюк , 1996. С. 286–291).

В статье 1999 г. А. Т. Синюк развивает тезис о том, что биритуализм племен эпохи бронзы может быть объяснен социальными причинами ( Синюк , 1999). Здесь впервые суммируются сведения о всех известных на момент выхода статьи грунтовых могильниках эпохи бронзы на Среднем и Верхнем Дону (за исключением погребения на пос. Борщево IV), в том числе катакомбных. Сами комплексы описаны весьма кратко, дается сводная таблица с их признаками. По замечанию автора, конструкция погребальных сооружений и такие черты погребального обряда, как посыпка мелом и охрой, наличие инвентаря, не отличаются от подкурганных погребений, однако инвентарь в целом беднее. Социальная обусловленность заключается непосредственно в самом выборе бескур-ганного обряда (Там же. С. 69).

Социополовозрастной подход к таким памятникам представляет собой пример анализа структуры общества с точки зрения трудовых затрат на сооружение погребения. Подробный обзор применения такой интерпретации погребальных памятников, в том числе катакомбной общности, приведен в монографии С. Ж. Пустовалова ( Пустовалов , 2005). Кратко изложить данный подход можно следующим образом: затраты на сооружение курганов коррелируют с социальным статусом умершего – само по себе возведение насыпи или значительной досыпки может говорить об особом положении индивида.

Материалы некоторых грунтовых могильников не позволяют признать полностью удовлетворительной данную концепцию. В литературе отмечалось сходство или даже полная идентичность погребального обряда и инвентаря грунтовых и подкурганных погребений (Миллер, 1935. С. 164; Яровой, 2000. С. 255), чего не следовало бы ожидать при строгой социальной дифференциации по «признаку» погребального сооружения.

В публикации материалов Таганского грунтового могильника Ю. П. Матвеев и М. В. Цыбин вступают в дискуссию с А. Т. Синюком, показывая, что интерпретация в социальном ключе в случае отдельных грунтовых могильников неприменима в силу наличия «элитарных» признаков – таких как деформация черепа, курильницы, использование охры. Авторы рассматривают различные версии природы биритуализма (разнокультурность подкурганных и грунтовых могильников, сезон захоронения, половозрастные показатели, разные экономические уклады, социальная дифференциация и др.) и приходят к выводу, что бескурганный обряд Таганского и других грунтовых могильников может быть объяснен идеологическими и религиозными представлениями ( Матвеев, Цыбин , 2004. С. 25).

Кратко остановлюсь на данных моей выборки (памятники, обозначенные на карте как убедительно грунтовые) в свете изложенных выше гипотез. В рамках данной публикации нет возможности подробно рассмотреть критерии отбора, это тема отдельного исследования. Поэтому обозначу только, что отбор велся по полноте сведений в источнике, стратиграфических и планиграфических данных.

В пределах локальных групп или культур общности погребальный обряд действительно в целом не отличается от подкурганных значений, за исключением факторов, относящихся к особенностям обнаружения грунтовых могильников (неглубокое залегание погребений, разрушения памятника, что влияет на сохранность могильных конструкций и костяков). В инвентаре как отличительную черту можно отметить лишь сравнительно небольшое количество металлических предметов (9,2 % погребений содержали 25 предметов, причем 7 единиц происходят из одного памятника). Этот факт как будто говорит в пользу теории социальной обусловленности бескурганного обряда, но малый объем источниковой базы не позволяет утверждать это уверенно. Только в одном погребении был встречен набор инвентаря, который можно уверенно атрибутировать как производственный. Это подтверждает сомнительность гипотезы, согласно которой грунтовые захоронения могли принадлежать детрибализованным ремесленникам (Там же.).

Определения, сделанные антропологами (для 64 индивидов), позволяют говорить, что половозрастная структура грунтовых могильников катакомбной общности в совокупности незначительно отличается от подкурганной (количество женщин и детей, а также их возрастное распределение не соответствуют естественной выборке традиционных обществ и, тем более, не компенсируют половозрастной «перекос», который отмечается для подкурганных могильников). Встречается такой социально значимый признак как деформация черепа (у 24 индивидов). Также нельзя сказать, что индивиды из грунтовых захоронений в большей степени подвергались стрессу, инфекциям и серьезным физическим нагрузкам, чем погребенные в курганах. Данный факт входит в противоречие теории, согласно которой, по бескурганному обряду хоронили зависимых членов общины.

Суммируя приведенные выше наблюдения и состояние изученности проблемы в литературе, можно заключить, что первичной задачей в изучении грунтовых могильников катакомбной общности помимо непосредственной публикации материалов является разработка методики определения характера (курганного или грунтового) погребального памятника. Также представляется важным более детальное рассмотрение вопросов социальной дифференциации катакомбного общества в целом.

Итогом может стать объяснение природы грунтовых могильников: были ли они ситуативным проявлением погребальной практики или же систематическим и самостоятельным обрядом; можно ли говорить о жесткой дихотомии грунтового и курганного обрядов и, если последнее верно, то какими факторами подобный феномен может быть обусловлен.

Отдельный сюжет с погребениями катакомбной общности важен и в более широком контексте бескурганного обряда как особого феномена скотоводческих культур бронзового века восточноевропейской степи-лесостепи. Составление мозаики этого мира позволит ответить на многие актуальные вопросы: от генезиса традиции и ее хронологических ритмов до культурно-социальных реконструкций.