Г.В. Ксенофонтов - исследователь традиционной религии народов Сибири

Г.В. Ксенофонтов является одним из первых этнологов Сибири. Он заложил методические основы изучения верований и шаманизма у народов Восточной Сибири. Научное значение его работ в области этнографии и этнологии состоит в том, что данный регион, являясь частью Евразии, стал колыбелью народов, языки которых входят в алтайскую языковую семью. Это – тюркская, монгольская и тунгусо-маньчжурская группы языков.

Главной научной проблемой для Г.В. Ксенофонтова являлось происхождение народов, в частности, якутов. Любое научное исследование, связанное с этногенезом конкретного этноса, базируется на археологических, этнографических, фольклорных, языковых или антропологических источниках. Исходя из поставленных задач, ученому пришлось в течение ряда лет заниматься сбором полевых материалов посредством организации фольклорно-этнографических экспедиций.

Первые навыки экспедиционной работы Г.В. Ксенофонтов получил на кафедре истории первобытной культуры у профессора Б.Э. Петри в Иркутском государственном университете, куда прибыл в 1920 г. для получения второго высшего образования [1, л.7]. Он был дипломированным юристом с хорошей адвокатской практикой. Однако новой властью востребован не был. Здесь же он сразу был взят на работу ассистентом. В стенах исторического факультета Иркутского государственного университета усилиями Б.Э. Петри была создана археолого-этнографическая научная школа, своеобразная кузница научных кадров. Ее воспитанниками стали известные впоследствии ученые – археологи, антропологи, этнографы: А.П. Окладников, М.М. Герасимов, Г.Ф. Дебец, Г.В. Ксенофонтов и др. Они получили здесь хорошую теоретическую и практическую подготовку. Для археологов, да и для этнографов теплое время года: весна, лето и осень, – были самыми значимыми в деятельности. В этот период организовывались экспедиции. Отдельные их отряды в поисках археологических и этнографических материалов проникали в неисследованные уголки Восточной Сибири.

Первая исследовательская поездка Г.В. Ксенофонтова состоялась летом 1921 г. в составе экспедиции под руководством Б.Э. Петри. В программу деятельности экспедиции входило собирание этнографических материалов у якутов, бурятов, тунгусов и коренных народов Приамурья, а также археологическая разведка и поиски древних памятников. Для сбора материалов по дохристианским верованиям ученый был направлен в Якутскую область. Маршрут экспедиционного отряда пролегал вдоль р. Лены. По пути следования ученым были исследованы наскальные изображения на р. Лене. Позднее в архиве Г.В. Ксенофонтова было найдено много зарисовок и описаний этих наскальных изображений, выполненных его рукой. В это же лето он побывал в ближайших к г. Якутску наслегах Западно-Кангаласского улуса. В поездке были собраны исторические предания, материалы по шаманству.

В дальнейшем ученый продолжил изучение дохристианских верований. Следующим летом, в 1922 г., он побывал в Аларском аймаке Бурятии, где собирал материалы по шаманским верованиям у бурят. Первые экспедиции стали для молодого этнографа определенным испытанием. Несмотря на то, что к каждой экспедиции он тщательно готовился, все предусмотреть было невозможно. Даже помощь членов этнографической секции Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества (в дальнейшем - ВСОРГО) в разработке программы экспедиционных работ не давала гарантии успешной работы. Зачастую приходилось на месте ориентироваться, менять план, а то и отдельные пункты программы.

В 1923 г. Г.В. Ксенофонтов на целый год уезжает на север Якутии в с. Кюсюр (в настоящее время - с. Булун), совмещая свою работу с должностью секретаря Северного отделения Якутского наркомата торговли и промышленности [2, л.7]. Здесь он продолжил собирание материалов по шаманству. Внимание исследователя привлек во многом необычный фольклор северных якутов, их обычаи и нравы. Впоследствии эти материалы составили основу его концепции о складывании на протяжении сотен лет на севере Якутии обособленной этнической группы якутов-оленеводов со своеобразной традиционной культурой, героическим эпосом и этнической историей, задолго до заселения средней Лены скотоводами. Данная концепция автора вошла в 1-й том работы «Урангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов», изданной в 1937 г. в Иркутске и переизданной в Якутске в 1992 г.

На север Якутии Г.В. Ксенофонтов попадает фактически впервые. Эта поездка стала для него серьезным испытанием в плане того, сможет ли он состояться в профессии этнографа-исследователя, но не кабинетного ученого, а полевика. Эта профессия предъявляла к соискателю серьезные требования и, прежде всего, в плане здоровья, и не всегда физического. Ситуация усложнялась еще тем, что Г.В. Ксенофонтов был не только этнографом, а этнографом-фольклористом. Ему приходилось присутствовать в качестве наблюдателя на сеансах шаманских камланий и не раз. При этом вести записи и не поддаваться экстрасенсорному воздействию шаманов. И если прибавить к тому суровые условия зимы и постоянное напряжение, то не удивительно, что из поездки на север он приехал не вполне здоровым. Ученому пришлось продолжительное время основательно лечиться и восстанавливать свои силы и здоровье.

И наконец, в январе 1925 г., получив от якутского правительства финансовую поддержку, Г.В. Ксенофонтов приступил к самому большому путешествию, как по длительности, так и по охвату территории и объему собранного материала. Гавриил Васильевич возлагал большие надежды на эту экспедицию. Ему было очень важно обследовать западную часть республики с территориями, прилегающими к ее западным и южным границам. Экспедиция продолжалась полгода. Маршрут путешествия пролегал по бездорожью и труднопроходимым местам (особенно весной) и охватил западные наслега республики, Нижнюю Тунгуску, север Красноярского края, восточные районы Южной Сибири, преимущественно Минусинскую котловину (часть современной Хакасии) [3, л.7].

Этот маршрут был выбран не случайно. Ученому предстояло выяснить, насколько вероятна его идея о возможном проникновении с юга отдельных этнических групп через западные территории Якутии. И эта идея позже была положена в основу его гипотезы о том, что первоначальное проникновение южных скотоводческих предков якутов на среднюю Лену происходило через освоения западных территорий бассейна р. Лены. Экспедиция, в результате которой был собран богатый материал по материальной и духовной культуре якутов, эвенков, хакасов, позволила Г.В. Ксенофонтову во многом утвердиться в своем мнении.

После завершения экспедиционной деятельности, приведения в порядок и обработки собранных фольклорных и визуальных (рисунки, фотографии) полевых материалов Г.В. Ксенофонтов приступил к следующему этапу исследования - их изучению и введению в научный оборот: публикациям и изданию работ. Для этого Гавриил Васильевич прилагал немало усилий. Местом его постоянного проживания оставался Иркутск, здесь он выступал перед научными организациями ВСОРГО с докладами, вел переписку с недавно созданным в Якутске научно-исследовательским обществом «Саха кэскилэ». Так как он жил и работал в основном за пределами республики, а получал финансирование от якутского правительства, ему приходилось время от времени ставить в известность о своих научных планах якутское правительство и общественность республики и периодически представлять отчет о проделанной работе. По этому поводу в мае 1927 г. во время пребывания в Москве он был приглашен на встречу с ответственными работниками республики. Г.В. Ксенофонтов выступил с докладом о происхождении якутов, где изложил основные положения своей гипотезы. Это был своеобразный отчет о результатах его научной деятельности [4, л.14]. Доклад был заслушан с большим интересом, и ученый продолжил свою научную деятельность.

С конца 1920-х гг. Гавриил Васильевич начинает издавать свои полевые материалы, собранные в 1921 – 1925 гг. [5]. В сборник «Легенд и рассказов о шаманах…» вошли новые материалы, дополняющие представления о шаманстве: культ умерших шаманов, шаманские духи и др. Для удобства поиска и использования материалы в сборнике были систематизированы и распределены по четырем главам. В первую и вторую главы вошли легенды и рассказы о шаманах Западно-Кангаласского и Вилюйского улусов. В третью главу автор собрал легенды о шаманах, где наблюдаются следы культа рогатого скота. В четвертой главе представлены рассказы о шаманах у бурят и эвенков. В рассказах и легендах широко, с разных сторон, раскрыта фигура самого шамана. Исследователи подчеркивали исключительную добросовестность, скрупулезность ученого и точность в подаче материалов. Г.В. Ксенофонтов не случайно включил в один сборник легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов. Его не покидала мысль о существовании единой идейно-мифологической основы шаманства у монгольских и тюркских народов Сибири. Эта идея получила поддержку одного из известных современных исследователей сибирского шаманизма Н.А. Алексеева [6].

В 1929 г. в Иркутске вышел второй сборник материалов по шаманству, в котором Г.В. Ксенофонтов проводил параллели между христианством и шаманизмом у сибирских народов [7]. Ранее эта идея была изложена известным русским востоковедом Г.Н. Потаниным в докладе «Происхождение Христа», который был прочитан в 1911 г. в г. Томске на одном из заседаний общества по изучению Сибири. В докладе была высказана необычная идея о том, что «в основе евангельской легенды о Христе лежит центрально-азиатская легенда, что образ самого Христа создан по образу, за много веков раньше существовавшему в глубине Азии» [8, с. 131]. В те годы Г.В. Ксенофонтов был студеном юридического факультета Томского университета и активно участвовал в работе студенческого кружка «Сибиреведение», создателем которого был Г.Н. Потанин. Доклад произвел на юношу неизгладимое впечатление. К этой идее он вернулся, когда стал вплотную заниматься изучением шаманизма.

В своей работе Г.В. Ксенофонтов проводит ряд параллелей между христианством и сибирским шаманством. Поиск сходных черт он начинает со сравнения образов Христа и шамана. Иисус представлялся когда-то простонародным медиком, изгонителем бесов. «По евангелиям, он вылечивает больных, одержимых бесами, прокаженных, глухих, слепых, воскрешает мертвых… Христос не только лекарь, но и пророк, который предвещает о грядущих переменах, он проповедник веры в истинного бога, он – обновитель жизни, он – воскресший Моисей» [9, с. 102].

По мнению Г.В. Ксенофонтова, «те же функции приписывались и якутским шаманам. Дар прорицания и предвидения – неотъемлемое свойство шаманов. Якутские и тунгусские шаманы каждую свою мистерию заключают предсказаниями присутствующим о том, что ожидает каждого из них в грядущем» [10, с. 105]. И сибирский шаман по своей профессии является народным медиком, который лечит всякие болезни колдовскими приемами. Он же – пророк, провидец грядущих бед и врачеватель душ, спаситель людей, гонитель зловредных бесов. «Шаман после своих страданий воскресает для проповеди, для жизни и деятельности…, тогда как Иисус воскресает, чтобы улететь в лазурные небеса» [11, с.108].

Сравнение автором мировоззрения древнееврейских пророков с шаманским привело его к мысли о том, что в шаманских воззрениях народов Сибири наблюдались представления, подобные мессианской концепции в христианстве. «Таким образом, идеи искупительных страданий и жертвы, идея второго пришествия спасителя, вообще, комплекс представлений, сводящихся к мессианским чаяниям, оказываются равно присущими и шаманистам» [12, с. 107].

Этим не исчерпываются поиски автором сходств и параллелей шаманских представлений и религиозных верований древних народов восточного побережья Средиземноморья. Но ясно одно: они проделаны ученым на основе использования широкого круга источников и на высоком профессиональном уровне. Поиски аналогий между религиями различных народов правомерны. В них, как в зеркале, могут отражаться этапы давно пройденного пути. И это отнюдь не означает, что между христианством и первобытными религиями ранних кочевников Центральной Азии прослеживается генетическая связь. Понимал это и сам исследователь, когда писал: «Христианские представления могут быть сопоставимы с шаманскими только в том случае, если эти параллели берутся из первобытного народного «христианства», зародившегося в умах кочевников – древнееврейских племен» [13, л. 3-4]. Г.В. Ксенофонтов проявлял подлинный научный интерес к вопросам генезиса религиозного мышления. Его активные научные поиски, богатое воображение, большой опыт исследовательской работы позволили ему дальше и глубже других ученых продвинуться в вопросах реконструкции основ раннего христианства.

В 1929 г. в виде отдельного приложения к «Очеркам» было издано теоретическое введение к «Легендам…» - «Культ сумасшествия в Урало-Алтайском шаманизме» с предисловием А.П. Окладникова [14]. Наблюдения за сеансами шаманских камланий у «объякученных» северных тунгусов, за нервно-истерическим поведением шамана в момент камланий подвели автора к следующей мысли. С одной стороны, экстатические ритуалы древнего шаманского культа есть не что иное, как результат «настоящего душевного расстройства». С другой стороны, все это – результат сознательных действий шамана, когда он, начиная с периода подготовки к сеансу и в течение всей деятельности, сознательно доводил себя до экстаза: закатывал глаза, произносил нечленораздельные слова, производя при этом резкие хаотичные движения [15]. Такое состояние могло быть результатом как самовнушения, так и внешних воздействий. К ним относятся: возбужденное состояние людей, присутствующих в помещении во время сеанса и ожидающих чуда превращения, звуки барабанной дроби шаманского бубна и металлических предметов, пришитых к шаманскому костюму. И, наконец, гнетущая обстановка: темное помещение, слегка освещаемое приглушенным светом от догорающих углей в якутской печи – комельке, запах пота. Второе предположение более правдоподобно. Многочасовые сеансы камланий требовали от шамана большой выдержки, самообладания и физической выносливости. С подходом ученого согласны не все исследователи. «Резюмируя подобные наблюдения…, – писал С.А. Токарев, – известный исследователь шаманизма Г.В. Ксенофонтов прямо называет эту форму религии культом сумасшествия. Именно здесь и следует искать реальную основу шаманских верований» [16, с. 281–282].

В работе «Пастушеский быт и мифологические воззрения классического Востока» (Иркутск, 1929) Г.В. Ксенофонтов рассматривал шаманизм народов Сибири «как остаток религиозных воззрений, свойственных передвижному скотоводческому хозяйству, господствовавшему в отдаленные исторические эпохи повсюду в пределах центральных Евразийских степей» [17, с. 268]. Для интерпретации полевых материалов по верованиям и шаманизму он обращался к мифологическим представлениям якутов. С целью проведения сравнительного анализа ученый изучал культуру и историю народов Древнего мира (цивилизации Древнего Востока и античных государств) и остановил свое внимание на мифологии Древней Греции и Палестины. Он проводил параллели между раннехристианской мифологией древних иудеев Палестины и мифологическими представлениями якутов, бурятов и, частично, тунгусо-маньчжурских племен.

Религиозные представления автор рассматривает как процесс поэтапного развития, связывая каждый этап с определенным культовым, обязательно ездовым, животным и природной средой. Зарождение начальных форм религиозных представлений, по мнению Г.В. Ксенофонтова, происходило у рыболовов-собаководов азиатского севера. Их дальнейшее развитие было связано с оленеводами-охотниками сибирской тайги. И только в южных степях Центральной Азии шаманские представления окончательно оформились в полнокровную жизнестойкую религию, сначала скотоводов-«быководов», затем дополнялись идеологией коневодов-кочевников [18, с. 268–271].

Интересен в представлении автора завершающий этап эволюции этой религии: одна часть носителей «бычьей» идеологии под натиском кочевников-«коневодов» отступила на юг, и с ними связано зарождение первых очагов цивилизации, а следовательно, надо понимать, и более развитой религии. А другая ее часть скрылась в сибирской таежной глуши, где происходила консервация шаманских представлений. Исходя из этого, Г.В. Ксенофонтов подошел к неожиданному выводу о том, что два исторических события: возникновение первых очагов цивилизации на Ближнем Востоке и господство в центрально-азиатских степях коневодческого хозяйства – происходили в одно и то же время [19, с. 270–271].

Обращение к вопросам зарождения ранних форм религиозных представлений, поэтапное изучение эволюции шаманства, сравнительный анализ раннехристианской мифологии древних иудеев – все это проделано исследователем впервые и на основе систематизации и критического анализа огромного материала. Однако схематичность и упрощенность концептуального построения делают его уязвимым и не вполне убедительным.

В процессе работы над материалами по верованиям и духовной культуре народов Сибири Г.В. Ксенофонтов начал формировать теоретико-методологические подходы для написания своего основного труда, посвященного ранней этнической истории и традиционной культуре народа саха – «Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов». Первый том монографии, посвященный происхождению вилюйской и северной этнических групп якутов, вышел в свет в 1937 г. [20]. Второй том автор планировал закончить к концу 1930-х гг., но не успел. В 1938 г. Г.В. Ксенофонтов был репрессирован и вскоре умер. В качестве источниковой базы книги ученый предполагал публикацию собранных им мифов и исторических рассказов о первопредках народа саха – Эллэе и Омогое, связанных с происхождением основной группы якутского этноса Амгино-Ленского междуречья. Она была подготовлена к печати под названием «Эллэйада». Но так и не была издана. И только в 1977 г. по инициативе академика А.П. Окладникова книга вышла в издательстве «Наука» [21].

Иркутский период жизни и деятельности Г.В. Ксенофонтова приходится на 20-е – середину 30-х гг. – это время, когда он стал широко известным ученым, опубликовавшим интересные научные исследования, посвященные этнической истории и духовной культуре народов Восточной Сибири. Работы якутского этнографа стали общепризнанными исследованиями в стране. Широкий размах и диапазон использованных источников показывали подготовленность и широкую эрудицию автора. С одной стороны, его исследования и огромный полевой фольклорный материал по шаманству и верованиям народов Восточной Сибири соответствовали идеологическим потребностям молодой советской страны и использовались для проведения антирелигиозной пропаганды. Кроме того, они способствовали решению основных задач культурной революции. Таким образом, его работы отвечали научным, идеологическим, и практическим вызовам своего времени и страны.

С другой стороны, исследования Г.В. Ксенофонтова, опубликованные в 1920–1930-х гг., послужили хорошей источниковой базой для дальнейшего изучения религиозных верований и шаманства народов Сибири и Центральной Азии. В процессе собирания фольклорных материалов исследователь выработал свою методику и технику ведения записей, высокий профессиональный уровень которых делает их ценным и надежным источником. В научный оборот было введено много новых материалов, которые отражали малоизвестные стороны шаманства.

Работы ученого, опубликованные в конце 1920-х годов, стали библиографической редкостью. После репрессии большая часть его книг была изъята из библиотек и уничтожена. То немногое, что удалось найти, было выпущено в 1992 г. – в издании «Шаманизм. Избранные труды» [22]. Выход книги был приурочен к международной конференции «Шаманизм как религия: генезис, реконструкция, традиции» (Якутск, 1992 г.).

Значение исследований и вклад Г.В. Ксенофонтова в науку не ограничиваются созданием фонда материалов по шаманской мифологии. 1920-е годы – это время начала изучения шаманства в нашей стране. И Г.В. Ксенофонтов являлся одним из первых исследователей шаманизма, который поднял его до уровня научной проблемы. Тщательный и скрупулезный анализ материалов по шаманскому фольклору позволил ему найти правильное решение многих вопросов шаманизма. Это дало возможность определить вектор будущих исследований в данной области.

Ссылки:

• 1.    Архив ФИЦ ЯНЦ СО РАН. Ф.4. Оп.1. Ед.хр.133. Л.7.

• 2.   Там же. Ед.хр.133.Л.7.

• 3.   Там же. Ед.хр.133.Л.7.

• 4.   Там же. Ед.хр.137.Л.14.

• 5.    Ксенофонтов Г.В. Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов // Приложение к сб. Очерки изучения Якутского края. Вып. II. Иркутск, 1928.

• 6.    Алексеев Н.А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск, 1984.

• 7.    Ксенофонтов Г.В. Хрестес. Шаманизм и христианство. Иркутск, 1929.

• 8.   Потанин Г.Н. Происхождение Христа // Сибирские огни. 1926. № 4: июль – август. С. 131.

• 9.   Ксенофонтов Г.В. Шаманизм. Избранные труды. (Публикации 1928-1929 гг.). Якутск, 1992. С.102.

• 10. Там же. С.105.

• 11. Там же. С.108.

• 12. Там же. С.125.

• 13.    Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 80. Л. 3–4.

• 14.    Ксенофонтов Г.В. Культ сумасшествия в Урало-Алтайском шаманизме (К вопросу об «умирающем и воскресающем боге») / С предисл. А. Окладникова. Иркутск, 1929. 19 с.

• 15.    Там же.

• 16.    Токарев С.А. Ранние формы религии / Под общ. ред. В.П. Алексеева. М., 1990. С. 281–282.

• 17.    Ксенофонтов Г.В. Шаманизм. Избранные труды. С. 268.

• 18.    Там же, С. 268–271.

• 19.    Там же. С. 270–271.

• 20.    Ксенофонтов Г.В. Ураангхай-сахалар : Очерки по древней истории якутов. Иркутск, 1937. Т. 1.

• 21.    Ксенофонтов Г.В. Эллэйада. Материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М. : Наука, 1977.

• 22.    Ксенофонтов Г.В. Шаманизм. Избранные труды. (Публикации 1928-1929 гг.). Якутск, 1992. 318 с.

Редактор: Плеханова Юлия Васильевна

Переводчик: Мельников Евгений Вячеславович