Христианизация аборигенного населения Сибири (вторая половина XIX в.)

Широкомасштабная акция по освоению необъятных просторов Сибири, стартовавшая в XVII в., в XIX в. обрела всепоглощающий характер. Стремительное продвижение русских на просторы Сибири и Дальнего Востока в рамках стратегии Российского правительства по инкорпорации окраинных территорий дополнялось широко развернувшимся миссионерским движением, направленным на христианизацию инородческого населения региона.

Многочисленные этнические группы Сибири, обозначаемые единой категорией «инородцы», находились на разных уровнях социальноэкономического развития. Во многом их жизненный уклад обусловливался системой взглядов и верований, передаваемых из поколения в поколение, а также нормами обычного права. Последние зачастую отличались от основ морали, привычных для российского христианского общества. В связи с массовым притоком в регион русских, а также в результате осуществления широкомасштабной политики инкорпорации региона в общеимперскую систему коренные народы Сибири подверглись всестороннему влиянию русского христианского населения. XIX век относится к периоду активной миссионерской деятельности в регионе. По всей Сибири осуществляли миссионерскую деятельность как организованные миссии (Иркутская, Забайкальская, Амурская и т.д.), так и отдельные проповедники христианского учения. Вопросы «христианизации» находились в тесной взаимосвязи с вопросами развития системы образования (повышение уровня грамотности среди инородцев, открытие школ для инородческого юношества и т.п.).

Статистические сведения, публикуемые епархиальными ведомостями губернских центров, свидетельствуют о том, что процесс христианизации инородцев протекал хоть и медленно, но относительно стабильно. Вместе с тем качество работы, проделанной каждым отдельным миссионером, значительно отличалось: как в силу специфики личности последнего, так и в результате объективных причин. В общем же от каждой миссии ежегодно прибавлялось примерно по 300-700 новокрещеных инородцев. Для примера приведем данные Алтайской духовной миссии за 1880 год. В соответствии с последними данными за год сотрудниками миссии был крещен 301 инородец, причем «на долю двух кузнецких миссионеров пришлось новообращенных почти две трети общего числа (196), тогда как прочие миссионеры бийского крестили немного более одной трети (105)» [26, с. 258]. Той же миссией были обращены в христианство в 1881 и 1882 гг. 739 инородцев [27, с. 210] и

427 инородцев [22, с. 278] соответственно.

Очевиден тот факт, что более подробно отражены данные проблемы в официальных епархиальных изданиях. В контексте нашего исследования мы использовали «Иркутские епархиальные ведомости» и «Томские епархиальные ведомости». Количественный подсчет публикаций по теме христианизации инородческого населения подтверждает устойчивый интерес корреспондентов епархиальных ведомостей к данной проблеме («Иркутские епархиальные ведомости» – в среднем по 15-20 публикаций в год; «Томские епархиальные ведомости» – в среднем по 8-10 публикаций в год). Однако следует отметить, что к числу выделенных в результате анализа статей относятся в основном отчеты миссий, записки корреспондентов фактического характера, статистические сообщения о новокрещеных инородцах. Авторами большинства статей по проблеме христианизации были сами сотрудники миссий, отдельные миссионеры.

Тематика статей, невзирая на их зачастую излишне формализованное выражение, дольно разнообразна. Это отчеты, этнографические записки миссионеров, очерки о национальных праздниках, о постепенном проникновении христианских верований и праздников в быт инородцев, распространившихся у некрещеных инородцев «на всякий случай» христианских обрядах, неприятии ламаистами миссионеров и новокрещеных инородцев, чудотворном действии учения Христова на новокрещеных инородцев, о том, как распространение христианства способствует повышению общего уровня грамотности инородческого населения и т.д.

В результате анализа отобранных статей удалось выделить основные проблемы, которые, по мнению авторов, препятствовали широкому распространению христианства среди инородческого населения Сибири.

Прежде всего это всяческое противодействие, а в некоторых местностях и активное противостояние лам, шаманов и просто местного населения. Наиболее острое сопротивление миссионеры отмечали у бурят, тогда как, например, нарымские остяки, а также тунгусы вполне охотно принимали христианскую веру. Так, по данным одного миссионера (конец XIX в.), «все инородцы Нарымского края – христиане», хотя подлинными сведениями о времени крещения последних язычников этого района автор не обладает. Но факты, приведенные им, подлинно свидетельствуют о глубоком проникновении христианского учения, обрядов и традиций в жизнь нарымских остяков. Так, например, последние знают все «важные праздники, называют их русскими именами, а для некоторых есть особые народные названия. Так, праздник Рождества Христова называется у них Колета. … есть и другое название: Торым-котыл – Божий день. … Пасха называется Христос или валгым котыль, … Троица – Ливана пирънальта котыль (букв. – с ветвями молиться день). … Петров день – Васик питта котыль (буквально утки летят день)» [15, с. 23-25]. Вторые, «не удерживаемые никакими внешними препятствиями, ни от начальства, которое крещено, ни от ламства, от которого спаслись благодаря своей бедности и непроходимой горной тайге, они [тунгусы] охотно идут ко крещению. Только трудно отыскать их в непроходимой местности и бродячая жизнь служит препятствием к приведению всех их в единое стадо Христово» [3, с. 148].

Действительно, кочевой образ жизни большинства инородцев сильно препятствовал возможному их приобщению в «лоно христианства». Иногда миссионеры неделями и месяцами пытались добраться до кочующих стойбищ инородцев, бывало, что совсем безрезультатно: «опять отправились разыскивать на удачу стойбища орочен. Сперва направились к озеру Баун-ту (в 50 верстах), где они чаще всего бывают, но здесь не оказалось ни одной юрты Отправились вниз по реке Цын, проехали верст семьдесят, но и здесь их не было. … В мае дошел до миссионера слух, что на реке Сиво стоят орочены и между ними есть язычники. Немедленно поспешил он туда, но там уже не застал их; они откочевали неизвестно куда» [1, с. 339-340].

В случае с киргизами, кроме труднодоступ-ности миссионерской проповеди, мешало также широкое распространение магометанской веры. В результате киргизы в основной своей массе «враждебно смотрят на переход своих соплеменников в христианство, и лишь только прибежит к миссионеру из степи киргиз для крещения, как тотчас на улице поселка является ватага киргизов, всюду рыскающих, чтобы словить бежавшего и умчаться в степь» [11, с. 2]. Однако подобная ситуация характерна не для всех представителей этого степного народа, в чем сам автор убедился по прошествии некоторого времени его пребывания среди киргизов. Подобная практика дала ему право заключать, что есть киргизы, которые «не только не чуждаются миссионера, благовенствующего им слово спасения, но и принимают его охотно и почтительно. Пусть будет в этом приеме выражаться то общее гостеприимство, которое так обычно у степняков, но уже то отрадно, что, принимая миссионера как гостя, киргизы в то же время слушают внимательно и предлагаемую им беседу. По- следнее не имеет места в обычае или приличии киргизов по отношению к гостю» [12, с. 10].

«Носовые же чукчи (живущие на Чукотском носу), по свидетельствам миссионеров, наоборот, мало имеют искреннего расположения к христианству, хотя всегда готовы к крещению, даже без убеждения, за какой-нибудь ничтожный подарок» [13, с. 172-173].

Нередко корреспонденты-миссионеры сообщают о фактах следующего характера, препятствующих крещению у бурят: «буряты чужались нас, изыскивали случаи уехать из улусов на целый день и более, а некоторые относились к нам [миссионерам] очень враждебно» [24, с. 444]; «ложно настроенные людьми неблагонамеренными, имеющими выгоду держать народ в тьме суеверия, а ныне, может быть и по дикости, буряты нередко бегут при первой встрече с миссионерами» [3, с. 143]; «оглашаемые учением евангелия инородцы до того выказывают сопротивление призыванию, до того иногда ожесточаются, что готовы или прогнать миссионера, или сами бежать от него; и убегают, гонимые невидимою силою» [17, с. 221]; «ламы для поддержания своего суеверия постоянно распускали слухи о полученных будто ими указах с предписанием запрещать бурятам принимать христианскую веру и тому подобное» [6, с. 267]. Вообще, по единому мнению корреспондентов «Епархиальных ведомостей», «назойливость и дерзость лам весьма вредит живущим в кочевьях христианам» [4, с. 565]. А по сообщению иеромонаха Паисия, «куда бы он ни отправился с проповедью, всегда предшествуют ему и сопровождают его ламы, чтобы предостерегать от убеждений бурят и истреблять все посеянное миссионером» [2, с. 161].

Проанализировав ситуацию с инородцами на Алтае, корреспондент «Томских епархиальных ведомостей» приводит целый список мер, которыми языческие власти пытались «преследовать новокрещеных инородцев», а именно: «крестившихся возвращали в стойбища некрещен-ных, где… доводят до забвения христианства; пытками принуждали их отречься от христианства, заставляли есть идоложертвенное; иногда в присутствии полицейского чиновника срывали с христиан кресты и плевали на них; позволяли себе в присутствии новокрещеных смеяться над воспринятой ими святой верой; кощунствовали над святыми иконами; угрожали разорением церкви; разлучали супругов, отбирали у мужей жен; крестившихся лишали общественных должностей, отбирали у них имущество; жестоко наказывали розгами и нагайками, морили го- лодом, подвергали пыткам …; взыскивали с новокрещеных излишние подати» [14, с. 8-9]. Подобным преследованиям, по заверениям автора, подвергались как крестившиеся, так и содействовавшие крещению других. Поэтому вполне не удивительно, что многие инородцы, будучи готовыми принять христианство, отказывались, поясняя это тем, что «когда крестятся камбо и ламы, крестимся и мы» [28, с. 268]. А другие, крестившись, обрекали себя на незавидную жизнь. Так, по сообщению миссионера Ф. Аль-бицкого, встретившийся ему новокрещеный бурят Арманов, вызвавшийся содействовать ему в деле проповеди, не справился с задачей, так как «по принятии им христианства они [некрещеные буряты] возненавидели его, так что трудно было ожидать чего-нибудь для христианства от его влияния на инородцев» [9, с. 100].

Вместе с тем очень часто проблема принятия христианства являлась серьезной внутрисемейной проблемой, так как «случалось встречать бурят, давно расположенных к христианству, даже перенесших много оскорблений за свои убеждения и все еще остающихся некрещеными, потому что или переселение было бы для них разорением, или не могут убедить креститься свое семейство» [5, с. 141]. Случалось, что семья отворачивалась от новокрещеного, оставляя его на произвол судьбы. В подтверждение приведем лишь несколько наиболее ярких примеров:: «Новокрещеная А. Б-ва была покинута своими родственниками на произвол судьбы» [8, с. 373]; «Каждый раз, когда Назрыт, увлекаясь силою благодати ко Христу Спасителю, высказывала перед мужем [служителем дацана] желание свое и просила у него дозволения принять святое крещение, была жестоко увечена за свое исповедание христианской веры; а при покушении жены отправиться к миссионеру для принятия крещения фанатик-ховорок с яростью бросался, как тигр на жену свою, таскал ее за косы по юрте, бил во что попало, … что измученная Назрыт давала клятву мужу умереть в ламском суеверии» [20, с. 221].

Еще одним обстоятельством, препятствующим активному распространению христианства среди инородцев, особенно в Западной Сибири, на Алтае, стало значительное присутствие переселившихся туда раскольников, которые еще «при самом начале [Алтайской] миссии встретили недружелюбно православных благовестни-ков». Так как «число их в Сибири все умножалось», то у авторов статей, посвященных Алтайской миссии, возникало беспокойство, что «должно возрасти и вредное значение их по от- ношению к православным и язычникам, а все это требовало и потребует особых трудов от тех же миссионеров в противовес этому вредному влиянию» [26, с. 255], так как «раскольники живут смешанно с крещеными инородцами и оказывают на них весьма неблагоприятное влияние. Отношение их к православным до того враждебно, что они уничтожают всякую меру терпения последних». А миссионерам, как следствие, приходится обращать язычников в христианство «ценою продолжительных убеждений и объяснений превосходства христианства пред язычеством, ценою тех нравственных мучений, которые уже невольно рождались антагонизмом раскольников» [10, с. 2-3].

Не менее остро стояла проблема социальноэкономического существования новокрещеных инородцев в привычной языческой среде. Специфически негативное восприятие бывшими соплеменниками в своей среде новокрещеного инородца (особенно у бурят) толкало его либо к уходу, выселению из привычных мест обитания, либо превращало его в некоего мученика. «Понятие о вере как о всем народном быте со всею его обстановкою, обыкновенное у всех младен-чествующий народов, у бурят – шаманцев и ла-майцев – могло сложиться и вследствие местных обстоятельств, потому что доселе всякий крещеный бурят выселялся из своего улуса к русским и делался русским не по вере только, но и по всему образу жизни; и вы сделали бы тяжкое оскорбление крещеному буряту, назвавши его бурятом, а не русским. Переселение это делается сколько по естественному расположению, с переменою веры, переменить и жизнь, сколько же и по нужде. Крещеный бурят среди некрещеных есть всегдашний исповедник, если не мученик, особенно среди ламского населения, и самая бдительная и благонамеренная полиция не может защитить его от притеснений бурятских начальников и простых бурят» [5, с. 140]. Безусловно, последнее суждение несколько гипертрофированно, однако подобные случаи имели место быть. Подтверждение этого находится уже в самих основах азиатского права: «Владение землей условливается силою человека, и земли, раз захваченные сильными, переходят к их потомкам как законное наследие; христиане со дня крещения большею частию выходят из языческих семейств, к которым принадлежали и с которыми пользовались землею. Как же им теперь получить земли? Опять по милости язычника – тайши или языческого общества: в степных законах ничего не найдут в свою пользу» [6, с. 270]. Вместе с тем на уровне государ- ственного законодательства вопрос улучшения быта новокрещеных инородцев, предоставления им каких-либо льгот не находил широкого отражения, за исключением предоставления трехлетней льготы от платежей и податей, предоставляемой всем новокрещеным, вне зависимости от этнической принадлежности [29].

Бывали также случаи, когда вопрос престижа, высокого социального положения противостоял стремлению принять христианство; в подобном случае предпочтение зачастую отдавалось первому. Так, один корреспондент «Иркутских епархиальных ведомостей» сообщает, что знакомый ему еще ранее верхоленский бурят Номогоев всегда считался «не только грамотным, но и очень рассудительным инородцем; читал книги, имел понятие о христианстве и даже был расположен к принятию христианства»; но не соглашался долгое время принять христианство, аргументируя это тем, что этот факт могли сочти «за домогательство должности тайши». Однако когда ему посчастливилось вступить в управление, «он сделался сам, ради удержания за собою власти, гонителем расположенных к христианству в своем ведомстве. Презревший ради шаманистов христианство, получил достойную мзду от самих шаманов» [16, с. 180-181].

Весьма затрудняло распространение христианства и отсутствие глубоких знаний учения у новокрещеных инородцев, которые могли бы сами стать распространителями учения в привычной им среде. В связи с этим важно было, чтобы христианские проповеди и богослужения проводились на родном для инородцев языке.

Так, например, миссионеры Алтайской духовной миссии с самого начала «вели богослужение на местных языках» [23, с. 387]. Однако подобные меры полностью не стабилизировали ситуацию в регионе. И проблема вовсе не в отсутствии у инородцев желания постигать учение, «новокрещеные инородцы внимают с послушанием проповеди евангельской, с покорностью относятся ко всему, что от них требуется в отношении к христианской жизни; но по своей неразвитости, в особенности те, которые живут в большом разобщении с русскими, они с трудом воспринимают понятия христианской веры и жизни. Это неудивительно, потому что проявление их прежней религиозной жизни до крещения выражалось не более, как в приложении соединенных вместе ладоней ко лбу и поклонах, а религиозные познания ограничивались, и то не у всех, некоторыми суеверными бессвязными сказаниями» [18, с. 245].

Вместе с тем, как показал опыт «обучения вере до крещения, согласно правилам, встречается множество затруднений», «угрозы и притеснения со стороны начальства, насмешки и прижимки соседей, умаливания и слезы родных, все соединяется для того, чтобы остановить в решимости принятия христианства человека, еще не утвержденного в вере благодатного крещения» [2, с. 164]. Многие миссионеры активно использовали «расположение к грамотности» в интересах своей практической деятельности: снабжали желающих обучаться грамотности инородцев «священными и другими благочестивого содержания книгами» [19, с. 262].

Стараниями периодической печати второй половины XIX в. было акцентировано внимание сибирской общественности на ключевых проблемах региона, к числу которых относились вопросы политического, экономического, а также социокультурного характера. Положение и нужды сибирских инородцев входили в круг вопросов, интересовавших региональные периодические издания, о чем свидетельствует довольно обширный комплекс статей по данной тематике. Многие из них были посвящены проблеме развития системы образования в регионе, а также вопросам повышения уровня грамотности среди представителей отдельных национальных групп региона. Так или иначе мнения сибирских корреспондентов сходились в следующем: русскому человеку не только по силам приобщить сибирских инородцев к позитивным благам цивилизации, но, более того, это их прямой долг. Вопрос заключается лишь в том, какие методы избрать для достижения положительно- го и так долгожданного всей прогрессивной сибирской общественностью результата. Ответ на этот непростой вопрос вновь находим в сибирской прессе: «Цивилизовать их можно, но действительной силой знания, а не игрушками. Здесь нужно много такта, умения и способностей со стороны самих цивилизаторов». Последние, как это зачастую случалось в Сибири, не выказывали стремления соответствовать подобным характеристикам, основываясь на сухой бюрократической необходимости.

Проблемы и перспективы развития «инородцев» Сибири волновали многих представителей общественной мысли 19-го столетия, по неволе оказавшихся в Сибири. Все они с сочувствием и уважением относились к коренному населению Сибири. Все публикации в сибирской прессе проникнуты сочувствием, а также стремлением к позитивному реформированию системы управления «инородцами», их социальноэкономического положения и т.п.

Наконец, неоценимо то влияние, которое оказали статьи представителей русской демократической мысли на инородцев. В то время, когда инородцы чувствовали зоркое око властей и все увеличивающийся гнет со стороны имперского правительства, именно последними было сказано то высокое и авторитетное слово защиты, столь необходимое инородцам Сибири.

Резюмируя материал по проблеме христианизации сибирских инородцев, следует акцентировать внимание на ряде существенных особенностей. Прежде всего налицо тот факт, что процесс христианизации протекал в регионе неравномерно, что зависело от ряда обстоятельств. К последним отнесем влияние местной элиты, многовековых национальных традиций и семейных устоев, экономической и социальной выгоды, раскольнического элемента и т.д. «Отсюда происходит, – по материалам «Томских епархиальных ведомостей», – что где означенные неблагоприятные причины имеют меньше силы, там переход в христианство совершается удобнее, прежде всего там именно, где непосредственные власти инородческие, оставаясь в язычестве, равнодушно относятся к этому переходу или сами уже перешли в христианство; где наступает период обращения влиятельных личностей, там смелее идут с ними робкие, нерешительные; где по близкому соседству с крещеными или вследствие проживания в услужении у них инородцы издавна присмотрелись и привыкли к русскому образу жизни, там и переход в христианство совершается как бы сам собою; вообще же – где некрещеные живут не вдалеке от миссионера и от церкви, имеют возможность чаще встречаться с первыми и бывать в последней, видеть христианское богослужение, слышать христианское пение, там меньше дичатся миссионера, привлекаются обрядами христианского богослужения и трогаются священным пением, особенно совершаемым на их родном языке» [25, с. 256].

Довольно детально в сибирской печати рассматривались вопросы христианизации коренных народов Сибири. Как официальные, так и частные издания активно обсуждали проблемы и трудности, с которыми сталкивались православные миссионеры в регионе; вели дискуссии о пользе и вреде христианизации как таковой, делая основной акцент на специфической модели восприятия мира, сложившейся у коренных народов Сибири, что не позволяло им свободно и открыто воспринять основы христианства; вносили свои предложения по совершенствованию миссионерской деятельности с учетом этнических особенностей каждой конкретной группы населения региона.

Е.В. Дроботушенко. Особенности развития религиозной ситуации в Читинской области (1970-е гг.)