Имущественные права в имперской России: достижения, пробелы, просчеты

В XX в. под воздействием институционализма зарубежные историки стали уделять большое внимание таким факторам экономического развития, как политические, социальные и правовые институты, которые, как было успешно продемонстрировано в ряде значительных трудов авторитетных авторов, в совокупности оказывают немалое влияние на происходящие в народном хозяйстве страны процессы. На рубеже XX—XXI вв. многочисленные западные концепции (Т. Веблена, Р. Коуза, Д. Норта и др.) вошли в отечественную науку и позволили российским специалистам значительно расширить теоретико-методологическую базу историко-экономических исследований. В большинстве случаев сквозь призму институционализма рассматривалось экономическое развитие современной России, вновь сделавшей выбор в пользу рыночной экономики. Данные подходы могут быть успешно применены и к изучению национального опыта капиталистического хозяйствования Российской империи после отмены крепостного права.

Правовое регулирование экономической деятельности относится к той сфере общественных отношений, в которой напрямую сталкиваются интересы государства и предпринимателей. От их сбалансированности во многом зависят успехи или неудачи развития как народного хозяйства в целом, так и отдельных секторов, отраслей, производств и даже фирм. В этой сложной цепи взаимодействия центральное звено составляют отношения собственности. Будучи одновременно правовым и социально-экономическим институтом она составляет фундамент для развития предпринимательской деятельности. Регулирование законодателем в лице монаршей власти права собственности и имущественных отношений в Российской империи во многом предопределило сам ход капиталистической эволюции народного хозяйства страны. В данной статье будут затронуты лишь отдельные аспекты темы, позволяющие определить вектор развития предпринимательского права.

С юридической точки зрения буржуазное право собственности в России оформилось в 1830-е гг. как результат систематизации и инкорпорации действующих законов под руководством выдающегося государственного деятеля М. М. Сперанского. Дефиниция, появившаяся в 1832 г. в виде ст. 420 Законов гражданских, давала точное определение праву собственности, хотя и не обладала достаточной стройностью и лаконичностью. Ее недостатки в некоторой степени устранялись другой статьей (423), имевшей необходимую юридическую четкость. Уже в 1832 г. право собственности было разложено на свои составные части (владение, пользование, распоряжение), а раздельное существование общепринятой триады утвердилось в отечественном правоведении на рубеже 1860—1870-х гг. благодаря деятельности Гражданского департамента Сената1.

Дальнейшее совершенствование формулировки и наполнение положений закона новым содержанием было обусловлено Великими реформами. Они дали огромный импульс становлению капиталистических отношений в промышленности и сельском хозяйстве, широкому развитию разнообразных форм предпринимательства, которое в итоге приводило к росту числа совместных и корпоративных владельцев. Реализация социально-экономических реформ потребовала от правительства незамедлительного разъяснения позиций в сфере права собственности и его защите.1

1 Свод законов Российской империи. СПб., 1914. Т. X, Ч. I ; Законы гражданские. Свод кассационных положений по вопросам русского гражданского материального права за 1866—1910 годы / сост. В. Л. Исаченко. СПб., 1911. С. 767. Ст. 7787.

Здесь особую роль сыграла судебная практика, результаты которой обобщались в руководящих решениях Правительствующего Сената. За 1866—1910 гг. в отношении права собственности на движимые и недвижимые имущества было утверждено в общей сложности 151 определение. Некоторые из них несут на себе печать поиска наиболее приемлемого варианта. В первую очередь это относится к выработке общих положений самого понятия права собственности, когда сенаторы не сразу пришли к сбалансированному взгляду на полноту власти собственника и ее ограничения в законе. Потребовалось немало времени для признания за совладельцем права на защиту своего имения не только от посягательств постороннего лица, но и от другого собственника. Не сразу правительство определилось в вопросе о взаимоотношениях владельца имения и его арендатора. В центре внимания Гражданского департамента Сената были проблемы реализации совместного владения, взаимоотношения на почве совместной собственности. Все это имело первостепенное значение для осуществления предпринимательской деятельности.

По мнению русских правоведов, в результате деятельности Сената были созданы целые институты, не известные российскому закону, и поэтому часто практикующий юрист апеллировал не к Своду законов, а к решениям правительственного органа2. И все-таки на фоне законодательств западноевропейских стран в регулировании права собственности Российская империя выделялась не в лучшую сторону целым рядом особенностей, присущих только ей. Помимо ограничений, которые распространялись на все сословия и классы в равной степени и были связаны с общегосударственными целями, существовали также дискриминационные меры в отношении отдельных социальных групп и национальных меньшинств (поляки и иудеи). В этом смысле долгое время даже после отмены крепостной зависимости самым бесправным сословием являлось крестьянство, составлявшее подавляющие большинство населения Российской империи. В стране сложилась своеобразная система крестьянского права, просуществовавшая до 1917 г.

Проведение столыпинской аграрной реформы высветило еще один немаловажный для крестьянской России аспект в проблеме имущественных отношений. Закон 14 июня 1910 г., призванный утвердить в стране свободного и сильного единоличного собственника, отличался чрезмерным радикализмом в отношении института семейной собственности у крестьян. При его реализации могла произойти по усмотрению домохозяина безвозмездная экспроприация младших членов семьи, поскольку население было поставлено перед выбором: или семейная собственность, или единоличная. Слабым местом принятого закона являлось отсутствие положений, связанных с определением долей. В начале XX в. перед российской судебной практикой был поставлен вопрос о необходимости внесения в действующее законодательство корректив, связанных с легальной нормировкой имущественных прав всех членов семьи. Судебные инстанции, в которых скопилось достаточно большое количество дел о крестьянских разделах, в своих решениях, как правило, руководствовались обычным правом3.

Принятое в российском законодательстве определение важнейшего социального института в обществе в главных чертах соответствовало юридической практике развитых западных стран. Однако право собственности на земельную недвижимость в Российской империи по сути дела оказалось скованным жесткими сословными рамками, поскольку крестьяне как подавляющее большинство населения не могли его реализовать безоговорочно и без вмешательства государства. Такое положение находилось в противоречии с юридическим смыслом закона.

• 2    Подробнее см.: Поткина И. В. Правовое регулирование предпринимательской деятельности в России, XIX —первая четверть XX в. М., 2009. С. 37—42.

• 3    Шретер В. Н. Семейная собственность у крестьян. М., 1911. С. 1, 2, 41, 44.

Что касается самого процесса регулирования некоторых аспектов имущественных отношений, то довольно часто они не соответствовали требованиям времени. В первую очередь это коснулось родового имущества, заповедных имений, казачьих земель, нераздельных крестьянских участков площадью менее 8 десятин. К ним примыкали постановления о мене, сроках отдачи в аренду недвижимости. Но больше всего отставало от действительности определение права соседства, которое было призвано установить взаимовыгодный и устойчивый баланс двух прав собственности4.

Одним из важных аспектов создания условий для развития товарно-денежных отношений в экономике страны в целом и в аграрном секторе в частности являлось регулирование купли-продажи земли. При этом необходимо подчеркнуть, что в Российской империи земельная недвижимость не являлась товаром, а сделки по ее купле-продаже представляли собой гражданский оборот. Это вытекало из общего смысла законов, так как нигде не содержалось положений, прямо указывающих на изъятие земли из категории товара. В обороте и законе того времени недвижимость рассматривалась как объект, малопригодный к мобилизации в качестве товара как абстрактной ценности. Учитывая ее хозяйственное и политическое значение, необходимо было иметь твердые, строго определенные и для всех очевидные формы перехода из одних рук в другие. Поэтому требование ограничения виндикации5, которое содействует свободной обращаемости товаров, не могло применяться в отношении недвижимости. С этой точки зрения ситуация в России не была уникальной, сходное положение сложилось во Франции и Германии. Только Италия, имевшая за плечами богатый многовековой опыт разработки торгового права, ушла далеко вперед, причислив землю к товару6.

Отрицание земли как товара во многом объясняет, почему в России государство так активно вмешивалось в эту сферу частноправовых отношений, стараясь как можно дольше сохранить существование слабо связанных между собой корпоративных рынков. Отечественная юриспруденция, равно как и зарубежная, времен промышленной революции стояла на консервативных позициях, отставая от реалий времени.

В дореволюционной России государство взяло на себя роль главного и единственного инициатора любого изменения условий купли-продажи земли. Регулирования рыночных отношений в аграрной сфере позволило правительству использовать процесс перераспределения земельной собственности в стране в соответствии с конкретными задачами экономической политики, в целом носившей продворянский характер. Одновременно характер воздействия на куплю-продажу земли во многом отставал от потребностей социально-экономической трансформации общества. Тем не менее, правительство, создавая правовые нормы и одновременно оставляя на этом пути множество препятствий, не могло не считаться с реальностью, и поэтому оно вынуждено было учитывать интересы более широких слоев населения. Обращают на себя внимание такие отличительные черты общей земельной политики, как ограждение интересов русских дворян-землевладельцев на западе империи, местного населения в приграничных районах, а также собственнических прав крестьянского сословия.

Несмотря на то, что государство цепко держало в своих руках процесс перераспределения земельной собственности между сословиями, все-таки оно не смогло подчинить себе стихийные экономические явления. Крестьянский банк за 22 года с начала открытия операций реализовал крестьянам 8,21 млн дес., тогда как за 44 года после

• 4    См. подробнее: Курдиновский В. И. К учению о легальных ограничениях права собственности на недвижимость в России. Одесса, 1899. С. 229, 385—387 ; Свод кассационных положений. С. 778—779. Ст. 7798—7907.

• 5    Виндикация —истребование собственником своего имущества в судебном порядке от всякого третьего лица, владеющего этим имуществом без законных оснований.

• 6    Удинцев В. А. Русское торгово-промышленное право. Киев, 1907. Ч. 1. С. 96, 107—108.

отмены крепостного права они самостоятельно приобрели свыше 16 млн дес. Решающую роль в увеличении крестьянской собственности на землю банк стал играть лишь в период столыпинской аграрной реформы7.

Начало крупномасштабного железнодорожного строительства в России заставило правительство отрегулировать взаимоотношения всех категорий собственников земель, возникавшие на этой почве. Правила о постройках, а также другие права владельцев территорий, смежных с железнодорожным полотном, были достаточно подробно проработаны в законе от 6 января 1869 г. Однако этого было недостаточно. Быстрое развитие путей сообщения в XIX в. привело государство к осознанию необходимости отчуждения недвижимого имущества для их сооружения. Закон об экспроприации недвижимой собственности и правилах вознаграждения за принудительное отчуждение недвижимости, впервые введенный 7 июня 1833 г., был обновлен 19 мая 1887 г. Реализация постановлений в жизнь выявила, по мнению дореволюционных юристов, множество неудобств, которые возникали при строительстве железных дорог, особенно в срочном порядке. Их испытывали как владельцы земель, так и предприниматели, получившие концессию на возведение пути. Слабым местом стало своевременное определение точных размеров отчуждаемого участка, т. е. до составления текста постановления. Жизнь порождала массу спорных вопросов и увеличивала расходы на компенсацию из строительного капитала компании. Более того, закон не предусматривал полного учета интересов и выгод собственника при определении вознаграждения за отобранные под предприятие земли. Таким образом, в этом важнейшем для экономического развития страны вопросе действующее законодательство существенно отставало от требований времени.

Коммерческая деятельность повсеместно осуществлялась в форме акционерно-паевых обществ или единоличных заведений, имевших собственное «деловое имя». В конце XIX в. фирма как частноправовой институт получила полноценное развитие только в германском законодательстве. Согласно законодательству России, термин «торговое предприятие» охватывал всю совокупность отношений, образующих промысел того или иного лица. Главными признаками предприятия являлись торгово-промышленное заведение, фирма, товарный знак. Первоначально под фирмой, согласно ст. 60 Устава торгового, подразумевалось «название, под которым купец ведет свое торговое предприятие, которое он употребляет на вывеске, этикетках, объявлениях и т. п. предметах и которым он подписывается, словом, имя, с которым связывается у потребителей торговая репутация предприятия». В конце XIX в. судебная практика внесла коррективы в определение фирмы. Она стала рассматриваться еще и как коммерческое учреждение, «успевшее заслужить известную репутацию среди покупателей... а потому и имеющее ту или другую денежную стоимость»8. Другими словами, она представляла собой имущественную ценность.

Россия придерживалась принципов истинности и исключительности фирмы. Согласно закону, она не должна была вводить в заблуждение посторонних лиц в вопросе о том, кто именно является хозяином предприятия. Исключительность же определялась отличием фирмы от всех других. Только регистрация предприятий позволяла претворить в жизнь оба принципа. По российскому акционерному праву, официально фиксировались лишь высочайше утвержденные товарищества и общества, но никак не единоличные предприятия, составлявшие подавляющее число торгово-промышленных заведений.

Судебная практика допускала свободу отчуждения фирмы, т.е. перехода права на нее другим лицам, но только вместе с предприятием. Владелец фирмы пользовался правом

• 7    См.: Обзор деятельности Крестьянского поземельного банка по покупке и продаже земли за 1906—1910 гг. СПб., 1910. С. 6 ; Литуев В. Н. Земельная собственность как дворянская монополия в капиталистической России. М., 1997. С. 71—84.

• 8    Гальперин С. И. Учебник русского торгового и вексельного права. Екатеринослав, 1907. Вып. 1.

• С. 56 ; Максимов В. Я. Законы о товариществах. М., С. 177, 179.

защиты как в административном порядке, так и в судебном. Согласно ст. 430 и 434 Устава о прямых налогах, предпринимателям, заявившим чужие фирмы, промысловые свидетельства не выдавались. Местное начальство обязано было следить за тем, чтобы на вывесках, непременных атрибутах любого заведения, не появлялись чужие названия, однако при отсутствии всеобщей регистрации это оказалось слабо осуществимым делом.

Вопрос о фирмах оказался одним из самых сложных и не до конца разработанных в российском торгово-промышленном праве. Отличительной особенностью отечественного законодательства являлась слишком явная недостаточность постановлений, что отрицательно сказывалось на повседневной практике. Поскольку вопрос о фирмах объективно объединял два взаимосвязанных аспекта — экономический и юридический, постольку задача юриспруденции заключалась в том, чтобы создать формы, вполне соответствующие хозяйственному назначению института. Но именно этого и не произошло. К 1917 г. в стране, как отмечали ведущие специалисты, так и не сложилось «сколько-нибудь полной и последовательно развитой системы правил о сложении фирмы, основанной на обычае или судебной практике»9. Защита имущественных прав на фирму на рубеже XIX—XX вв. находилась в стадии становления, и российская судебная практика не накопила достаточной базы для обобщения результатов и формулировки новых законоположений. Однако и в западной юриспруденции существовало немало противоречий в этой области.

Хотя в России и провозглашался принцип исключительности и истинности фирмы, в реальной жизни он фактически не работал, особенно в случаях, связанных с недобросовестной конкуренцией. Она возникала тогда, когда предприниматель обманывал свою клиентуру, втягивая ее в невыгодные и нежелательные сделки. Судебная практика накопила немало примеров, когда известные солидные фирмы не смогли защитить свои интересы и отстоять право на исключительность со всеми вытекающими из этого финансовыми последствиями. Торговый дом «Братья Елисеевы» и Товарищество чайной торговли и складов «К. и С. Поповы» так и не решились, не располагая вескими юридическими основаниями, доказать в суде, что их обороты уменьшились, а прибыль снизилась именно по причине недобросовестной конкуренции третьих лиц, воспользовавшихся чужим именем.

Одним из самых показательных примеров правового вакуума стал случай с кондитерской фирмой —фабрично-торговым Товариществом «А. И. Абрикосова сыновей», обладавшим сетью розничных магазинов и складов. В Туле проживал расторопный и хваткий коммерсант А. И. Абрикосов, который не был связан узами родства с московскими предпринимателями. Он решил в своих интересах воспользоваться случайным совпадением инициалов и фамилии, открыв торговлю кондитерскими изделиями под той же вывеской, что и москвичи. Туляки охотно разбирали товар, не имевший никакого отношения к пользующейся популярностью продукции Абрикосовых. Как выяснилось позже, привлечь ловкого мошенника к судебной ответственности за недобросовестную конкуренцию оказалось непросто. Дело закончилось тем, что плутоватого дельца заставили только сменить вывеску.

Чуть удачнее сложился процесс о защите прав на торговое имя для Товарищества механического производства «Скороход» в Петербурге, которое судилось с купцом Максимовым. Последний на своей вывеске использовал названия «механическая обувь» и «Скороход», и тем самым ввел в заблуждение покупателей, считавших, что они приобретают изделия прославленной фирмы. Допросив небольшое число обманутых клиентов, суд признал в пользу истца только сумму цены их покупок10. Иными словами, определение размеров понесенных тем или иным предприятием убытков и для судей, и для самих пострадавших оказалось трудно выполнимой задачей, а это приводило к отсутствию доказательной

9 Розенберг В. В. Фирма. Догматический очерк. СПб., 1914. С. 95.

10 См.: Поткина И. В. Указ. соч. С. 103—107.

базы. В итоге, закрепленный законом принцип исключительности фирмы и связанная с ней имущественная ценность по сути дела носили декларативный характер.

Однако это обстоятельство ничуть не смутило российскую «Компанию Зингер», дочернее предприятие транснациональной американской корпорации. В многочисленных исках к столичным и провинциальным торговцам, незаконно разместившим на своих вывесках всемирно известное название, правление последовательно отстаивало принцип исключительности и истинности фирмы. Выбрав иную модель поведения и тактику защиты по сравнению с отечественными предприятиями, юристы компании строго следовали букве закона, убедительно доказывая, что фирма никому не передавала право торговли своей продукцией и поэтому никто не может пользоваться словосочетанием «швейные машинки Зингера» ни на бланках, ни на вывесках. Компания один за другим выигрывала процессы как в коммерческих судах, так и в окружных11. Иными словами, вопреки недостаткам закона она в реальной жизни успешно отстаивала свою исключительность, не заботясь о возмещении материальных убытков в связи с недобросовестной конкуренцией.

Следует признать, что в России на рубеже веков в целом происходил процесс совершенствования правового обеспечения интересов собственника, что отвечало в той или иной мере потребностям капиталистической эволюции страны.

СССР В 192[0-1I9]30-е гг.

Государственно-частное партнерство (ГЧП) —современный термин, появившийся в Великобритании в конце XX в. В английском оригинале —public-private partnership, обозначающий организационно-институциональные формы взаимодействия государства и бизнеса в сфере промышленности, строительства, инфраструктуры, НИОКР, вплоть до сферы услуг1. Обращаясь к частным инвесторам, государство изыскивает недостающие средства для дорогостоящих общественно-значимых проектов, а бизнес получает новые возможности приложения капитала. Традиционные сферы государственной ответственности: социальная сфера, коммуникации, инфраструктура и т. п. с чисто рыночной позиции не всегда привлекательны и могут исчезнуть, если их активы передать в частные руки. По тем или иным причинам государство не может или не хочет расставаться с ними.

Практика взаимодействия, в различных формах, государственного или муниципального образования с бизнесом известна давно, и участником сделок может быть как национальный, так и зарубежный частный капитал. Создание в рамках ГЧП нового юридического лица в виде совместных предприятий, а также взаимодействие государства и бизнеса на контрактной основе —промежуточные варианты построения экономи-

1 Веселовский С. Я. О целесообразности развития институтов государственно-частного партнерства в Российской Федерации // Приватизация: глобальные тенденции и национальные особенности / отв. ред. акад. В. А. Виноградов. М., 2006. С. 830—854. На Западе ГЧП нередко именуют наоборот —частно-государственное партнерство (private-public partnership), но в России на первое место ставится участие государства.