Инновационное развитие российской экономики в условиях институциональной необеспеченности

Рост российской экономики, наблюдающийся в последние годы, носил преимущественно конъюнктурный, экстенсивный и восстановительный характер. При этом, если взять за точку отсчета объем ВВП за 1989 г., то с учетом падения объема ВВП в 1990–1998 гг. на 55,8% по отношению к уровню 1989 г. и экономического роста последних лет среднегодовой темп прироста ВВП за период с 1989 по 2008 г. составит около 1%. По этому показателю российская экономика уступает и мировой экономике в целом, и экономике большинства развитых стран [1]. За этот период в России основные социальные индикаторы развития человеческого капитала оставались на кризисном уровне, не позволяя сформировать потенциал запуска инновационной экономики. В этом контексте набирающая обороты экономическая рецессия, имеющая финансовые истоки, обнажает сильную зависимость российской экономики от мировых сырьевых рынков и ее низкую конкурентоспособность, но вместе с тем несет в себе возможности для ее структурного оздоровления.

Рассмотрим основные ограничения, накладываемые на модель инновационного развития российской экономики и действующие относительно независимо от состояния мировой финансовой системы. Такой подход позволяет дать реальную оценку фундаментальным проблемам развития российской экономики в долгосрочном временном интервале.

Обратимся прежде всего к вопросу о «сырьевой ловушке» развития российской экономики. Объективные характеристики развития российской экономики подтверждают гипотезу, согласно которой она подвержена болезни «ресурсного проклятия», что фактически разрушает инновационный сектор [2]. Под «ресурс- ным проклятием» понимается отрицательное влияние разбалансированной структуры экономики (доминирование сырьевых отраслей) в условиях неразвитости (и / или неэффективности) социальных институтов на темпы экономического роста (при прочих равных условиях).

Такая формулировка гипотезы о «ресурсном проклятии» позволяет увидеть имманентную взаимосвязь между «сырьевой ловушкой» и институциональной дисфункцией. Плохое «качество» социальных институтов в условиях избыточности природных ресурсов закономерно порождает поиск ренты и негативные институциональные трансформации, что, в свою очередь, активизирует и поддерживает механизм «ресурсного проклятия». Соответственно, природная рента от экспорта сырьевых ресурсов не трансформируется в должной мере в инвестиции в целях развития инноваций и человеческого капитала, а консервируется в стабфондах, оседает в финансовых институтах за рубежом или делится между монополистами и бюрократами. В качестве в некоторой степени положительного примера действия инвестиционных механизмов можно указать лишь так называемые национальные проекты.

По нашему мнению, постсоветское общество, используя терминологию вирусологии, заражено «ретровирусом институтодефицита»: в нем практически отсутствуют социальные институты высшего порядка, которые бы не были поражены бюрократизмом, коррупцией и монополизмом. Диагнозу о «ретровирусной» природе «институтодефицита» российской экономической болезни, доставшейся «по наследству» от народного хозяйства СССР, соответствуют анализ институциональной реформы в постсоветской России [3] и выявленная на основе регрессионных зависимостей нехарактерная для большинства стран мира комбинация относительно высокого уровня (темпа) развития экономики в последние годы и относительно низкого «качества» институциональной среды. В таких условиях становится выгодным лоббирование монопольных привилегий в целях изъятия институциональной ренты, вызывающее экономические потери общества, и наоборот, дестимулиру-ется поиск инновационной ренты, повышающей общественное благосостояние.

Механизм формирования «сырьевой ловушки» в условиях экономики «ресурсного проклятия» можно наглядно проиллюстрировать при помощи несколько модифицированной графической модели теоремы Т.М. Рыбчинского, представляющей общий случай так называемой голландской болезни (см. рис.). Теорема Т.М. Рыбчинского гласит, что увеличивающееся предложение одного из факторов производства приводит к непропорционально большому процентному увеличению производства и доходов в той отрасли, в которой этот фактор используется относительно более интенсивно, и к сокращению производства и доходов в отрасли, в которой этот фактор используется относительно менее интенсивно, при неизменных ценах на товары [4].

Модель «сырьевой ловушки» демонстрирует, что увеличение относительной обеспеченности экономики природными ресурсами (от a1 до a2) при неизменных других факторах (объем других ресурсов и цен на товары) закономерно ведет к пропорциональному росту производства природоемких товаров (от A1 до A2) и уменьшению производства капиталоемких товаров (от B1 до B2). С учетом эффекта международной торговли также произойдут рост экспорта природоемких товаров, создаваемых в добывающих отраслях, которые используют относительно избыточные природные ресурсы, и наоборот, увеличение импорта капиталоемких товаров, производимых в отраслях с высокой долей добавленной стоимости, использующих относительно дефицитные капитальные блага.

Рассмотренная модель «сырьевой ловушки» очень напоминает ситуацию, сложившуюся в российской экономике. Так, например, в Рос- сии в 2006 г. инвестиции в добычу полезных ископаемых составили 15,3% от их общего объема при норме рентабельности 30,6%, в то время как инвестиции в производство машин и оборудования (без производства оружия и боеприпасов) составили всего 1% при рентабельности в 8,3% [5].

«Сырьевая ловушка» в долгосрочном периоде ведет к усилению дисбаланса производственной структуры экономики, гипертрофируя природоэксплуатирующие отрасли и атрофируя сектор высоких технологий. Данная диспропорция, будучи сопряженной с постсоветской монополизацией национального хозяйства, ведет к наращиванию и мультипликации издержек по всем технологическим цепочкам. Таким образом, российская экономика, «подсев на нефтегазовую иглу», на высокой скорости попадает в долгосрочную «сырьевую ловушку», сметая на этом пути и без того хрупкую инфраструктуру высоких технологических переделов производства.

Следует учитывать, что «ресурсное проклятие», предопределяющее включение российской экономики в мировое хозяйство в качестве «сырьевого придатка», постепенно разрушает ее воспроизводственный потенциал, повышая издержки перехода к траектории инновационного развития. При этом приток валютных поступлений от экспорта природных ресурсов в период конъюнктурного, экстенсивного и восстановительного роста, повышая валютный курс рубля, тем самым подрывает и без того низкую конкурентоспособность российской промышленности как внутри страны, так и в экспортном секторе (необходимо учитывать, что в условиях финансовых потрясений и изменения валютной политики иностранных государств могут действовать и противонаправленные тенденции). На этой основе наблюдается деградация технологического потенциала российской экономики, в которой доминируют хозяйственные цепочки четвертого технологического уклада, в то время как в развитых странах интенсивно развивается пятый технологический уклад и зарождаются элементы шестого [6].

Кроме вышесказанного, следует выделить тот факт, что в России добыча природных ресурсов в расчете на душу населения значительно уступает показателям других стран, экспортирующих сырье. Например, в 2007 г. в Норвегии добывалось 33 т нефти на душу населения, а в России – 3,5 т [7]. Низкое значение среднедушевых показателей по добыче природных ресурсов не позволяет сформировать устойчивых конкурентных преимуществ сырьевой специализации.

Необходимо также отметить, что «сырьевой сценарий» развития российской экономики содержит в себе еще два объективных ограничения. Во-первых, существующие и разведанные запасы полезных ископаемых в Российской Федерации, оцененные по самым скромным подсчетам, показывают, что потенциал «сырьевого сценария» экономического роста ограничивается периодом XXI в. (нефти хватит на 35 лет, природного газа – на 81 год, угля – на 60–180 лет, железных руд – на 42 года, ниобия – на 43 года, меди, никеля, молибдена – на 40 лет, вольфрама – на 37 лет, цинка – на 18 лет, свинца – на 15 лет, сурьмы – на 14 лет, золота россыпного – на 12

лет, коренного – на 37 лет, фосфатов – на 52 года, калийных солей – на 112 лет) [8]. При таких сырьевых ограничениях и в отсутствие сектора высоких технологий перспективы нашей экономики проявляются как достаточно непривлекательные.

Во-вторых, еще одной угрозой сырьевой траектории развития является постепенный поступательный переход мировой экономики на альтернативные источники энергии, ресурсосберегающие и безотходные технологии. Так, например, по прогнозам Международного энергетического агентства, если исключить революционные сдвиги в энергетике, то использование возобновляемых источников энергии (солнечная, ветровая, геотермальная энергия, гидроэнергия, энергия биомассы) к 2020 г. увеличится незначительно и суммарно составит чуть более 5% [9]. Такие тенденции в долгосрочном периоде уже включают энергетические революции и при сложившейся производственной структуре лишают экономику России не только главного источника доходов, но и финансового потенциала инновационного развития.

С эффектом «сырьевой ловушки» тесно связана еще одна проблема – низкая производительность труда и деградация человеческого капитала. В условиях режима «сырьевой ловушки» экономика России попадает в порочный круг нарушения корреляции между уровнем заработной платы и производительностью труда. Труд, будучи приложен к менее капиталоемкой сфере низких технологических переделов, начинает закономерно терять в своей производительности. Так, производительность труда в России в 4 раза ниже, чем в развитых странах, и это при том, что инновационная экономика как раз и требует наличия конкурентных динамических преимуществ именно в уровне производительности труда.

В свою очередь, низкая производительность труда не компенсируется даже низкой реальной заработной платой, так как экономика все же хоть и экстенсивно, но растет, повышая в предкризисный период совокупный спрос на рабочую силу и уровень заработной платы, а вот средняя производительность как бы «размазывается» по всем отраслям экономики. Такая ситуация затем обусловливает естественное неравновесное состояние национальной экономики, понижая совокупное предложение и повышая совокупный спрос, что, как следствие, провоцирует инфляционные тенденции и прирост импорта (см. табл. 1).

В результате снижается конкурентоспособность экономики в целом. Отметим, что и доля оплаты труда в общей себестоимости российской продукции также приближается к уровню развитых стран, что, еще более снижая ценовые конкурентные преимущества, ведет к значительному недоинвестированию экономики.

Таблица 1

Показатель	2003 г.	2004 г.	2005 г.	2006 г.	2007 г.
Рост заработной платы	110,9	110,6	112,6	113,3	116,2
Рост производительности	107,0	106,5	105,5	106,0	106,0
Рост экспорта	125,2	135,9	132,9	124,8	117,0
Рост импорта	124,2	131,8	130,6	139,6	144,9
Уровень инфляции	112,0	111,7	110,9	109,0	111,9

Макроэкономические показатели, в % к предыдущему году [10]

При этом реальная средняя заработная плата, а также и уровень дохода на душу населения в Российской Федерации в сравнении с развитыми странами находятся на очень низком уровне. Например, в 2007 г. среднедушевой доход составил 12490 руб. в месяц [11], что не может не сдерживать технологическое совершенствование производства, а тем более запуск инновационных проектов – разрушается человеческий капитал. Поэтому и получается, что реальная заработная плата не обеспечивает выполнение даже своих основных – воспроизводственной и стимулирующей – функций. В свою очередь, из-за низкой производительности труда, обусловленной деградацией человеческого капитала и неэффективной структурой экономики, отсутствуют возможности существенного повышения и самой заработной платы.

Также в числе важнейших можно назвать проблему затратности российской экономики. При более объективной оценке природного фактора экономического роста следует обратить внимание, что данный эффект существенно нивелируется, если учесть, что в России, при прочих равных условиях, одни из самых высоких в мировой экономике удельные затраты на производство продукции (см. табл. 2).

Таблица 2

Затраты на выпуск продукции стоимостью 100 долл. (1995 г.)

(в долларах США, рассчитано по ППС валют без учета прибыли и НДС) [12]

Страны	Структура производственных затрат
	совокупные издержки	топливо и электроэнергия	сырье и полуфабрикаты	зарплата	амортизация
Россия	253,0	25,0	127,5	93,0	7,5
Великобритания	121,5	6,0	65,0	45,0	5,5
Италия	111,5	5,5	54,0	46,0	6,0
Германия	110,5	7,0	59,5	39,0	5,0
Франция	109,0	6,0	56,5	41,0	5,5
США	93,0	8,5	56,5	24,0	4,0
Япония	89,5	5,5	51,0	29,0	4,0

Таким образом, высокая затратность российской экономики в условиях мировых цен делает ее низкоконкурентоспособной по производственным издержкам. В свою очередь, это негативно сказывается на сравнительной экономической эффективности и привлекательности инновационных производств, в которых высокие затраты на энергию и сырье аккумулируются на каждом технологическом переделе.

Итак, конкурентоспособность российской экономики может быть обеспечена, а «сырьевая ловушка» «ресурсного проклятия» и затратность преодолены только на основе формирования динамических конкурентных преимуществ в сфере инноваций. Следовательно, требуется формирование долгосрочной инновационной стратегии развития российской экономики. При этом подчеркнем, что альтернативного пути эффективного развития богатой природными ресурсами, но затратной российской экономики просто не существует. Получается своего рода замкнутый круг – чтобы преодолеть существующие негативы, сдерживающие в том числе и инновационное развитие, нужны инновации.

Выход из рассмотренной «сырьевой ловушки» в условиях дефицита эффективных социальных институтов подразумевает не просто массовое внедрение инноваций, а создание целостной институциональной системы, ориенти- рованной на инновационный механизм развития. Главная идея такой модели развития предполагает системную трансформацию экономического механизма природной ренты в механизм интеллектуальной ренты, что может способствовать инновационному прорыву к современному технологическому укладу информационного общества.

• 1.    Сорокин Д. Воспроизводственный вектор российской экономики: 1999–2007 гг. // Вопросы экономики. 2008. №4.

• 2.    Гуриев С., Сонин К. Экономика «ресурсного проклятия» // Вопросы экономики. 2008. №4.

• 3.    Полтерович В.М. Элементы теории реформ. М., 2007.

• 4.    Rybczynski T.M. Factor Endowments and Relative Commodity Prices // Economica 22. 1955. №84.

• 5.    Сорокин Д. Указ. соч. С. 98.

• 6.    Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. М., 1993.

• 7.    Сорокин Д. Указ. соч. С. 98.

• 8.    Путь в XXI в.: стратегические проблемы и перспективы российской экономики / под ред. Д.С. Львовой. М., 1999. С. 255.

• 9.    Яковец Ю. Рента. Антирента. Квазирента: в глобально-цивилизационном измерении. М., 2003. С. 179.

• 10.    Белавин Д.Я. Взаимосвязь заработной платы и производительности труда в инновационной экономике: Автореф. … канд. экон. наук. Казань, 2008.

• 11.    Сорокин Д. Указ. соч. С. 101.

• 12.    Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М., 2002. С. 118.