Институциональный монополизм: истоки трансформации

Двадцатилетний опыт радикальных политических и экономических реформ и влекомых ими затяжных и маловразумительных организационноуправленческих, социально-культурных преобразований актуализируют необходимость его обобщения, извлечения тяжелых и даже жестоких уроков, невзятие которых с историческим фатализмом подвигает общество и страну на унылую дорогу экономической, социально-политической, нравственной беспросветности, раскрашиваемую за счет госбюджетных вливаний плакатами, извещающими электорат о его текущих и грядущих достижениях.

Для обретения намеченных успехов, нас учат, необходим упорный труд. И не просто труд, а труд интенсивный, творческий. И нужен соответствующий электорат: уравновешенный, трудолюбивый. А желающих «порулить» достаточно.

Но и те, кто, находясь у власти, призывает к трудолюбивой стабильности, и те, кто, «жертвуя собой», готов в любую минуту сменить их на этой тяжелой работе, равно как и глубокотерпеливый электорат, понимают, что «наши достижения» - и демократия, и рынок, и социально-культурные апогеи - какие-то «не те».

На практике выяснилось, что ни за 500, ни за 5000 дней воздвигнутая неимоверной для мирных дней ценой система управления социально-экономическими процессами не способна обеспечить достижения тех целей, для которых она создавалась. Вместе с тем обнаружилось, что в ходе данного созидания разрушены основные сегменты экономического развития: обрабатывающая промышленность, отрасли машиностроительного комплекса, сельское хозяйство, дорожно-транспортный комплекс, жилищно-коммунальное хозяйство. В подвешенном состоянии оказались здравоохранение и образование, деградировала и превратилась, в значительной части, в служанку всех господ социально-культурная сфера. Отсюда демографическая и поселенческая деградация, разубоживание природных и интеллектуальных ресурсов, коррупция, перерождение правоохранительного и управлен ческого аппаратов, в конечном счете - социальная трансформация и неуправляемость.

К сожалению, управление развитием современной макроэкономической системы стало ареной, полигоном дилетантства, любительщины. Давно прошли те времена, когда серьезные социальные проблемы решались «властным манием руки». История с достаточной определенностью свидетельствует, что такие «мании» если и решали в свое время грандиозные проблемы, то ценою неисчисляемых людских жертв. Последние к тому же должны были быть счастливы своей причастностью к самоуничтожению ради неких великих свершений. Все это не для века супертехнологий. И дело не в самих технологиях, а в людях и социальных системах, этими технологиями владеющих.

Несоответствие действующей системы управления социально-экономическими процессами требованиям их позитивного развития проявляется на всех ее уровнях. Печально-симптоматично, например, что как достижение воспринимается демонстрация чудес «ручного управления», когда некий благодетель от государственного бюджета осчастливливает больного ребенка, ветерана Великой Отечественной войны, многодетную мать, повергая при этом всех в состояние «глубокого удовлетворения», включая и тех, кто по долгу службы, а еще больше совести, давно должен был решить названные проблемы. С содержательной стороны, естественно, лучше решать, чем оставить как есть. Но управленчески это удовлетворение - свидетельство того, что все благодетельствующие в данном случае по социально-культурному менталитету, добросовестности и профессионализму находятся во временах колесно-конной тяги, не осознавая ущербность, недостаточность подобных решений.

Социальное мышление, как ни прискорбно это признавать, значительно отстает от кумулятивно возрастающего уровня естественно-технического понимания окружающего мира.

Очевидно, это связано с особенностями аккумуляции социального знания. Гуманитарная, каче- ственная форма знания сохраняется слабее, в значительной мере уходит вместе с постигшим ее индивидом. В любой сфере знания отдельному индивиду приходится начинать сначала, но если в естественно-технических науках необходимо в основном познать, то в гуманитарных - большую часть накопленных знаний необходимо проверить. И тем не менее это не главное отличие.

Основная особенность состоит в том, что социальное знание преломляется через наследование укоренившихся положений, доминант поведения, традиций, интересов, в совокупности деформирующих процесс объективного отражения действительности. При этом фурии обуреваемых интересов не только формируют представления об окружающем мире, но и создают основу для его реального устройства. И совершено очевидно, что «при помощи убеждения можно преодолеть все, кроме собственных интересов» [1].

В основе российских социально-экономических преобразований не было и не могло быть сколько-нибудь серьезной, системно разработанной научной базы. Ясно осознавалось лишь то, что необходимо было возродить основы рыночных отношений - частную собственность, либерализм экономических взаимодействий, обеспечить развитие соответствующей инфраструктуры. Но это лишь часть задачи, необходимое, но не достаточное условие для решения основной проблемы - перевода экономики и всей системы социально-экономических отношений на путь развития современного постиндустриального общества. Сложность положения состояла в том, что требовалось осознать необходимость такого качественного скачка своевременно, но он был просмотрен властными структурами в процессах социально-партийных разладов, приватизаций, болоте спорадических, сменяющихся, накладывающихся друг на друга, тихо затухающих, а то и откровенно провальных программ (ЖКХ, МВД, государственного управления и др.).

Речь идет не о тех модернизациях и инновациях, которые должны были последовать незамедлительно после соответствующих призывов и финансирований. Некоторое стихание, приглушение подобных призы вов отражает их закономерную и обычную затратно-разубоженную в конечном результате, судьбу. Единственно значимым их итогом является рост бюджетных затрат и повышение цен на соответствующие услуги - ЖКХ, МВД, государственное и муниципальное чиновничество. Аналогичные процессы распространяются на неустанно реформируемые сферы образования и здравоохранения, в которых благие устремления и немалые бюджетные траты трансформируются и растворяются в непостижимых анналах, изгибах и изворотах безнадежно обюрокраченной системы управления, пристроившегося к ней отгосударст-венного предпринимательства и теневого бизнеса.

Такого рода трансформации обрели всеохватный, всепроникающий характер. Частные посфер-ные нормативные совершенствования, на которые так много сил и средств тратится в законодательных органах, проблемы не решают. Как правило, они порождают новые обходные маневры, способы и схемы, обращающие действие этих норм часто в направлениях, прямо противоположных их изначальному содержанию. Создавшееся положение формирует два общих негативных следствия. Первое можно определить как эффект тотального недоверия, основанного на убеждении невозможности что-либо изменить в созидательном направлении - первоисточнике манифестаций, бунтов, революций. Второе - эффект отчужденного самосохранения, основанный на том, что наличествующие негативные явления имеют объективный характер и терпимы. Необходима лишь властно-управленческая стабильность, конечно, при некотором изменении, так называемом совершенствовании ее форм.

В целом итоги социально-экономического развития страны за последнее двадцатилетие неутешительны. Конечно, социальные имиджмейкеры могут представлять их в любом виде. ВВП в 2011 г. вырос на 4,2%. Впереди только Китай - 9,5%, Индия - 7,8%, США - всего 1,6%. Греция и Япония ушли в минус. Объем золотовалютных резервов - свыше 510 млрд долл. - третье место в мире после Китая и Японии. Достигнут, пусть и небольшой, но профицит государственного бюджета -0,8%. И это при огромных бюджетных дефицитах: США - 9,6%, Япония -10,3%, Франция - 7,1%, ФРГ - 4,3% [2]. Но, как и в «Золотом теленке», все это великолепие разбивается от лаконичной бумажки: «Штанов нет». Одновременно председатель Правительства РФ в своем блоге сообщает, что 26,0% населения страны находится за чертой бедности (по европейским нормам). По российским нормам бедность ниже - всего 12,5%. Такой конечный результат экономической деятельности страны, экономика которой систематически подпитывается колоссальными поступлениями (до 50% доходов государственного бюджета) от продажи нефтегазового сырья на внешнем рынке, не может быть признан удовлетворительным. То, что на этом фоне в стране появилось более сотни миллиардеров, является не столько успокаивающим обстоятельством, сколько диагнозом неблагополучия.

В данном случае речь не идет о критике властных структур. Представители власти, как и еще в большой мере их оппоненты, так уже сложилось, напрочь лишены фундаментального, системного подхода к трансформационным процессам в многотерпимом российском обществе.

Приведенные предварительные рассуждения, пролегомены, получают рабочий смысл в двух аспектах. Во-первых, необходимо в полной мере уяснить неудовлетворительность сформировавшегося положения, понять, что некоторые меры, пусть и радикальные, не столько решают, сколько вырывают из общей системной связи отдельные, пусть и актуальные, социально-экономические проблемы. Для обеспечения позитивного социально-экономического развития требуется не просто повышение качества решений, их исполнения и т.д., а необходимы принципиальные изменения в построении институциональной системы общества.

Во-вторых, имеет существенное значение критическое осмысление недостаточности предлагаемых альтернативных переустройств, зиждущихся на чисто протестных посылах, но далеких от осознания необходимости фундаментального совершенствования общественных отношений, отвечающего требованиям и критериям современного позитивно развитого социума.

Общие контуры сформированной социальноэкономической системы трансформационного общества России обозначены на рисунке. В рамках данной статьи непредставляется возможным развернуто обосновать все ее элементы. В этом случае автор считает достаточным, если характеристики предложенной схемы открывают перспективы для выяснения ряда существенных положений.

Исходным моментом, формирующим характер социально-экономической системы трансформационного общества, является конкурентный рынок. Хотя он занимает не более 10-12% экономического пространства, в формационно-генезис-ном смысле обменно-рыночные отношения проникают во все сферы жизнедеятельности общества, охватывают его техноструктуру, отрасли социальных услуг и трансакций, процессы, связанные с присвоением и отчуждением труда, а также специально-институциональную систему, включающую органы государственного управления и общественных образований. Естественно, что рыночно-обменные отношения трансформируются в определяющей своей части под влиянием корпоратизации, монополизации, повышения доли общественных товаров, увеличения объемов рас пределяемых социальных благ. Вместе с тем, распространяясь на традиционно нетоварные сферы, рыночные отношения приобретают особые, слабо идентифицированные, часто имплицитные формы, оставляемые на произвол чиновничьего диктата и неформальных установлений. В сложившейся практи ке эти процессы происходят под контролем неких априорных представлений, приспосабливаются к обслуживанию интересов локализованных групп и лиц, формируют условия для злоупотреблений и неэффективности. В результате складывается парадоксальная ситуация, при которой рынок, уступ ая государственно-монопольному симбиозу в традиционных сферах обменных отношений, утверждается в огосударственных видах жизнедеятельности общества.

Особое место в экономике трансформационного общества занимают отношения между капиталом и трудом. Следует отметить, что изменения, происходящие в них в современных постиндустриальных экономиках, совершенно противоположны научным прогнозам марксизма. Вместе с тем остается неукоснительно верным положение К. Маркса об определяющей роли этих отношений в экономической системе общества. Более того, их конкретное содержание, характер являются важнейшим критерием цивилизованности, эффективности экономической организации общества. Рассматриваемая в этом аспекте сложившаяся система отношений между наемным трудом и капиталом в российской экономике не только не дает оснований обнаружения хотя бы незначительного прогресса, но, напротив, свидетельствует о явной деградации.

Предпосылки неравенства в положениях продавцов и покупателей на рынке труда подробно исследовались не только в марксизме, нои в экономической неоклассике [3]. Как правило, покупатель на этом рынке относительно немногочислен в сравнении с субъектами предложения, а на отраслевых и региональных рынках часто выступает в единственном числе, он организован, располагает ресурсами капитала и времени, следовательно, имеет возможности производить выбор, определять условия отношений. Напротив, продавец рабочей силы неорганизован, малоподготовлен к сделке, конкурентен в своем составе, необеспечен и в значительном числе случаев вынужден заключать экономические, социально, а часто и морально, не привлекательные контракты. Эти объективные факторы, усиленные недостаточным спросом на рынке труда, являются основанием для формирования пронизывающего всю современную российскую экономику особо вида монополизма, который определен автором как вертикальный [4]. Широко обсуждаемые и утверждаемые в длительных дебатах нормы трудового законодательства в создавшихся условиях служат односторонне трактуемым лабиринтом, по которому без особых за- труднений проходят негативные следствия данного вида монополизма: урезания и вычеты в оплате труда, конвертная заработная плата, нарушения режима труда, непредоставление отпусков, расширение зон обслуживания, произвольные сокращения и увольнения работников и т.д.

Институциональные взаимодействия в сформировавшейся экономической системе РФ

Принято считать, что приведенные формы монополизма в основном изучены экономической наукой, выработаны соответствующие механизмы, противодействующие монопольному диктату, более того, определены даже некие позитивные моменты монополизации. Но экономическая практика обнаруживает, что применение известных форм антимонопольного регулирования не дает ожидаемых результатов. В силу всесферности, всеохват-ности монополизации социально-экономических процессов это положение является определяющим в российской экономике. По нашему мнению, именно неучет уровня и характера монополизации экономики СССР является основным камн ем преткновения российских экономических реформ.

Особенная «непотопляемость», гибкость и живучесть, всеохватность монополизма в российской экономике в решающей степени предопределены наличием получившей сугубое развитие его особой, наиболее тонкой и всепроникающей формы, которая определена автором как институциональный монополизм [5; 6]. Это положение развивалось и конкретизировалось в работах А. Костусева и Р. Самсонова [7]. В своей завершенной форме институциональный монополизм представляет собой узурпацию ресурсов влияния на процессы взаимодействий субъектов общественных отношений. Как и в традиционно-экономических сферах, эта узурпация сопровождает позитивные конкурентные взаимодействия участников социально-экономических процессов. Например, рыночная конкуренция, определяя положение экономического равновесия, порождает сосредоточение экономических преимуществ у отдельных субъектов и та- ким образом ф ормирует условия для функционального экономического монополизма. Победа на выборах или в голосовании по тому или иному вопросу, формируя группы властного доминирования в управленческих структурах, на известном этапе может вести к подчинению функционирования данной структуры интересам отдельной группы. Речь идет не о примитивном процессе узурпации власти, скоротечно охватывающем управленческие структуры, и не об изменении управленческих процедур по неисповедным критериям (эти процессы идут вслед), а об общих закономерностях негативной институциональной трансформации, при которой призывы к борьбе за справедливость, смене лидеров заканчиваются унылооднообразным результатом: какую бы организацию ни создавали, получается КПСС. Механизм такого трансформационного преображения описан в работах автора [8; 9].

Институциональный монополизм, по существу, ограничивает возможности демократической формы регулирования социально-экономических процессов. Основные преимущества этой формы состоят в возможном полном использовании творческого потенциала субъектов, который проявляется в процессах конкурентно-соревновательного, заинтересованного участия в решении социальноэкономических проблем. Дежурные ссылки на из- вестного политического деятеля о несовершенстве демократии превратились не более чем в фигуру речи, когда неумение, непрофессионализм власти списывается на инструмент. Ясно, что микроскоп – плохой инструмент для забивания гвоздей, равно как и демократия – для единовластия. Характер и качество системы социального управления могут оцениваться по степени заинтересованной включенности всех ее субъектов в процессы принятия решений. Именно отстранение большинства субъектов от заинтересованного участия в данном процессе – первый и важнейший негатив институционального монополизма.

Негативные воздействия этой формы монополизма заключаются и в ее всеохватывающем, универсальном проникновении в процессы регулирования всех форм экономической деятельности, включая и ограничения других форм монополизма. Но монополизм, приватизация нормосозидающих структур и процедур неизменно порождают распространение этих процессов на регулируемые ими сферы. В этом смысле институциональный монополизм объективн о выполняет охранную функцию для утверждения всех монопольнодиктат-ных форм, обусловливая их всеохватное негативное воздействие на развитие социальноэкономической системы, ее отторгающий преображающий иммунитет к позитивным взаимодействиям.

• 1.    Гелбрейт Дж. Экономические теории и цели общества // Антология экономической мысли. М., 2008. С. 517.

• 2.    Рост ВВП в России в 2011 г. составил 4,2%. URL: http://ajno.ru/13237 .

• 3.    Маршалл А. Основы экономической науки // Антология экономической мысли. М., 2008.

• 4.    Губарь А.И. Институты и механизмы экономического равновесия. Барнаул, 2006.

• 5.    Гелбрейт Дж. Указ. соч.

• 6.    Губарь А.И. Указ. соч.

• 7.    Сaмсонов Р.А. Инстуционнальный монополизм: сущность и особенности регулирования // Вопросы экономики. 2007. №1.

• 8.    Губарь А.И. Указ. соч.

• 9.    Губарь А.И. О концептуальных основах реформирования экономики переходного общества // Известия Алтайского государственного университета. 2000. №2.