Интересы России в условиях глобализации отношений собственности и управления (на примере Арктического региона)

На современном этапе развития мировой цивилизации одним из наиболее острых противоречий является противоречие между процессами глобализации и сохраняющейся национально-государственной организацией социальной жизнедеятельности. Глубина и роль данного противоречия, многообразный и всесторонний характер его влияния на социальные отношения в современном мире обусловлены объективным характером как факторов и закономерностей глобализации, так и необходимости государственно организованных форм экономических и политических взаимодействий. Объективность каждого из этих феноменов и вместе с тем их разнородность, разнонаправленность, а в некоторых содержательно-функциональных аспектах — и противоположность, порождают, в частности, проблему защиты национально-государственных интересов в условиях нарастания глобализационных тенденций, которые по своей природе не только генетически индифферентны относительно этих интересов, но и во многих случаях противостоят им.

Ключевое значение при этом приобретает объективный процесс глобализации производительных сил и воспроизводственного процесса в целом. Наблюдается расширенное воспроизводство глобальных цепочек создания стоимости, составляющих материальную основу углубления экономической глобализации [1, Лукьянов С., Драпкин И., с. 16–17]. Существенно важно, что российская экономика не только глубоко интегрирована в глобальные цепочки создания стоимости, но и играет в процессах их воспроизводства заметную роль, входя, по оценке ЕЦБ, в шестёрку наиболее значимых участников этих процессов и опережая по интегративному влиянию Великобританию, Францию, Италию и все страны БРИКС, кроме Китая 1. Поскольку производственный процесс, посредством которого осуществляется формирование глобальных цепочек создания стоимости, происходит, как правило, в рамках ТНК, это повышает их глобальную роль, способствует трансформации крупнейших из них в глобальные корпорации, превращающиеся в основную современную форму первичного хозяйственного звена (точнее — интегративного производственного, научного, финансового и коммерческого комплекса). В то же время эти же процессы обостряют противоречие между объективной ориентацией глобальных корпораций на унификацию производственных и коммерческих условий функционирования в «мире без границ», с одной стороны, и национально-государственной дискретностью мирохозяйственной системы — с другой. В современной системе геоэкономических и геополитических отношений Арктика превращается в регион локализации наиболее значимых форм и механизмов этого глобального противоречия [2, Пилясов А.Н., с. 16–21; 3, Лукин Ю.Ф.; 4, Martin-Nielsen J., с. 51–68].

Государственные интересы в условиях глобализации производственного процесса, отношений собственности и управления

Превращение цепочек создания стоимости в ведущую производственную форму экономической глобализации (наряду с глобализационными формами финансовой и информационной природы) ведёт к трансформации механизмов конкурентной борьбы и модификации критериев конкурентоспособности субъектов мирохозяйственных отношений. Сегодня всё большее значение приобретает не конкуренция товаров или даже технологий, а борьба за место в функциональной иерархии звеньев глобальных цепочек создания стоимости, поскольку наибольшее влияние приобретают и наибольшую выгоду извлекают экономические акторы, определяющие научные импульсы, регулирующие финансовое обеспечение и осуществляющие наибольшую долю производства добавленной стоимости в глобальных цепочках её создания. С этой точки зрения позиции России в мировой экономике гораздо менее выигрышны, чем формальные количественные показатели её вовлечённости в глобальные цепочки создания стоимости, поскольку данные показатели, отражая действительную зависимость мирохозяйственной системы от российских энергоносителей, также демонстрируют очевидную локализацию на низших функциональных звеньях процессов создания добавленной стоимости, а следовательно, и незначительность доли в присвоении глобальной прибыли.

Тем не менее в условиях, когда многократно сформулированные задачи по диверсификации экономики и развитию наукоёмких высокотехнологичных отраслей на практике далеки от решения, дальнейшее эффективное воспроизводство энергетического сектора сохраняет жизненно важное значение для российской экономики и российской государственности в целом, тем более что освоение всё более труднодоступных северных месторождений и шельфовой зоны требует нарастающего высокотехнологического обеспечения [5, Татаркин А.И., Захарчук Е.А., Логинов В.Г., с. 4–13]. Кроме того, рост объёмов мировой торговли способствует также усилению роли и наукоёмкой модификации такого исходно экстенсивного фактора естественных производительных сил, как пространственные коммуникации. Как внутрироссийские, так и геоэкономические процессы в сочетании с актуальными геополитическими тенденциями в последнее время резко усилили роль российского Арктического региона и северных территорий, их стратегическую значимость для развития российской экономики и государственности в целом. Обостряются международные противоречия, обуслов- ленные не только спорами прибрежных арктических государств [6, Лукин Ю.Ф.; 7, Bartenstein K., с. 264–280], но и претензиями десятков других стран мира на участие в эксплуатации арктических ресурсов, и очевидно, что в условиях продолжающегося глобального потепления эти претензии будут только нарастать, способствуя формированию предпосылок глобальных конфликтов2. На шельфовые месторождения Северного Ледовитого океана приходится четверть разведанных мировых запасов углеводородного сырья, и противоречия по поводу их хозяйственного освоения становятся всё более опасными в условиях дестабилизации и ха-отизации международных отношений, кризиса сформировавшейся к настоящему времени модели глобализма, ренессанса принципа национально-государственного суверенитета, новой холодной гибридной войны, усиления тенденций регионализации и фрагментации мирового хозяйства, практики неопротекционизма и распространения различных моделей гло-кализации экономических и иных социальных взаимодействий3. При этом одной из особенностей глобализационных экономических тенденций является усложнение форм взаимодействия, сотрудничества и конкуренции арктических держав на фоне усиления экономического и военного присутствия в данном регионе неарктических стран, особенно Китая и Великобритании.

Проблемы, перспективы и противоречия развития арктического региона в дискурсе глобальной политической экономии обусловлены, прежде всего, нарастающими тенденциями глобализации отношений собственности и экономического управления [8, Cohn Th., pp. 21–35; 9, Елецкий Н.Д., Корниенко О.В., гл. 2–4]. Расширяющееся хозяйственное освоение Арктики происходит в условиях, когда на объективной базе глобализации производительных сил всё большее количество производственных ресурсов, факторов и результатов производства приобретает статус объектов глобализирующейся собственности. Экономическая реализация и юридическая фиксация этого статуса в некоторых случаях выступает в прямых и открытых формах, что относится, в частности, к использованию ресурсов Мирового океана за пределами экономических зон прибрежных государств, к ресурсам Антарктиды и космического пространства, к производственному использованию находящейся в открытом доступе экономической информации глобальных сетей. Международные договоры (как правило, под эгидой ООН), регулирующие эксплуатацию глобально значимых ресурсов, конкретизируют механизм использования их как объектов глобальной собственности, а административные структуры, создаваемые для контроля за соблюдением этих договоров, превращают- ся в инструменты глобального экономического управления. Для арктического региона особое значение имеет раздел 8 («Покрытые льдом районы») Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.4 и деятельность Арктического Совета5, а также глобальные аспекты деятельности соответствующих организаций, таких как Северный совет, Северный форум, Конференция парламентариев Арктического региона, а также ряда международных экологических организаций [10, Лагутина М.Л., Харлампьева Н.К., с. 64–83; 11, Вылегжанин А.Н.].

Более разнообразны косвенные формы глобализации отношений собственности, проявляющиеся, например, в соглашениях по климату (в соответствии с которыми установление ограничений и квот на вредные выбросы фактически означает признание общепланетарных атмосферных и иных ресурсов достоянием всего человечества); через отраслевые глобальные соглашения (так, квотирование объёмов производства в рамках ОПЕК определяет, в частности, и объём глобальных доходов как экономической реализации собственности на нефтяные ресурсы); и особенно — через присвоение факторов и результатов производства глобальными корпорациями, осуществляющими экономическую реализацию глобальной собственности в дискретных формах отраслевого и функционального корпоративного присвоения. Данные косвенные формы глобализации отношений собственности отражают переходный характер современного этапа экономической цивилизации, на котором генезис исторически принципиально новых экономических феноменов происходит в социальной оболочке предшествующих способов производства. В частности, на ранних этапах формирования глобальной собственности этот процесс происходит в рамках исторически предшествующих механизмов частного присвоения (государственного, корпоративного, отраслевого, группового и т.д.), хотя действительным субъектом, воплощающим её сущностную социальную природу, является всё человечество. Но полное развитие новых форм реализации собственности — это длительный и противоречивый процесс, на каждом из этапов которого меняется динамика соотношения интересов субъектов глобальных взаимодействий.

Региональная специфика противоречий глобализации собственности и управления в Арктике

Незрелость форм глобализирующейся собственности на ранних этапах её генезиса порождает и исторически специфические формы экономических противоречий, обусловленные стремлением отдельных акторов глобальных взаимодействий реализовать их частные интересы в ущерб интересам других акторов под предлогом персонификации первыми глобальной целесообразности, эффективности и глобальных интересов. В этом случае отдельные государства, корпорации, региональные интеграционные группировки и иные региональные структуры, международные организации и другие частные социальные субъек- ты могут претендовать на контроль или прямое присвоение ресурсов других субъектов, маскируя свои частные интересы формулировками об интересах всего человечества, которые они якобы представляют. Противоречия по поводу хозяйственного освоения арктических ресурсов становятся всё более опасными в условиях дестабилизации и хаотизации международных отношений, кризиса сформировавшейся к настоящему времени модели глобализма, ренессанса принципа национально-государственного суверенитета, усиления тенденций регионализации и фрагментации мирового хозяйства, практики неопротекционизма и распространения различных моделей глокализации экономических и иных социальных взаимодействий. При этом под предлогом защиты общечеловеческих интересов фактически может происходить лишь перераспределение доходов, обусловленных эксплуатацией глобальных ресурсов, от одних частных субъектов к другим6, и это далеко не всегда является оптимальным с точки зрения глобальной экономической эффективности, а тем более — интегративной социально-экономической эффективности, не говоря уже о практически не формализуемых критериях справедливости.

Между тем, как известно, именно рассуждения о справедливости превратились в основу аргументации зарубежных геополитиков в их попытках поставить под сомнение правомерность собственности России на богатства Арктики и северных территорий. «Справедливая свобода доступа» к глобально значимым ресурсам увязывается при этом с передачей этих ресурсов под «международный контроль», который на деле может означать лишь отсутствие всяких ограничений для хищнического произвола ТНК и государств, доминирующих в руководящем аппарате международных организаций. Показательно также, что предложения о передаче под «международный контроль» территорий с низкой плотностью населения неизменно соотносятся с проблемами хозяйственного освоения лишь российских пространств, без анализа подобных проблем в других государствах, также обладающих значительными территориями с низкой плотностью населения. Как отметил Президент РФ, «ведь мы же почти от официальных лиц слышали многократно, что несправедливо, что Сибирь с её неизмеримыми богатствами вся принадлежит России. Как несправедливо? А отхапать у Мексики Техас — это справедливо. А то, что мы на своей собственной земле хозяйствуем, это несправедливо, нужно раздать… Дело в том, что мы защищаем свою самостоятельность, свой суверенитет и право на существование… Теперь богатство России должно прирастать Арктикой»7.

Очевидной необходимостью в настоящее время является преодоление проявившихся в последние десятилетия негативных установок на отказ от защиты российского суверените-

• ⁶    Горохова А. Экологическая паранойя:  судоходство в Арктике под

  https://regnum.ru/news/2404265.html?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com 24.06.2018)

• ⁷    Большая    пресс-конференция    Владимира    Путина,    18 декабря

угрозой

(дата

запрета. URL: обращения:

,97:29:kU1;91:3:hkf,91:24:vfW

24.06.2018); Большая пресс-конференция Владимира Путина, 14 декабря (дата обращения: 24.06.2018).

2014 (дата 2017

года.     URL:

обращения: года.   URL:

та над значительными акваториями северных морей — установок, неизбежно связанных с сопутствующим ослаблением геополитических позиций, международного авторитета, а также с ощутимыми экономическими потерями. Признание Россией принципиальных положений Конвенции по морскому праву 1982 г. означало кардинальное изменение правового статуса территорий, ранее определявшихся как «полярные владения», а ратификация данной конвенции в 1997 г. привела к официальной утрате суверенитета над 1,7 млн кв. км ранее российской арктической акватории (показательно, что США эта Конвенция не подписана до настоящего времени). Одиозное соглашение по Беринговому морю привело к потере более 30 тыс. кв. км акватории исключительной экономической зоны и более 74 тыс. кв. км шельфа и было подписано, несмотря на прямое несоответствие положениям ст. 57 той же Конвенции; данное соглашение уже привело к многомиллиардным потерям в рыбопромысловой отрасли, судоходстве и нефтедобыче, а в будущем чревато многократным ростом этих потерь8. Значительный ущерб российским интересам был нанесён и при демаркации российско-норвежской границы в Баренцовом море в 2010 г., и уже вскоре после демаркации: на уступленной в пользу Норвегии части акватории были обнаружены месторождения, содержащие более 2 млрд баррелей углеводородов с предварительной стоимостной оценкой порядка 30 млрд долларов9.

Проблема собственнических отношений применительно к арктическим объектам демонстрирует современную интерпретацию установки «право тождественно силе» [12, Спиноза, с. 291]. С одной стороны, очевидно, что Россия, учитывая её настоящее состояние и, прежде всего, контекст интересов, устремлений и профессионального уровня правящей политической элиты, не способна обеспечить и защитить суверенитет над акваторией исторически понимаемых «полярных владений» [13, Josephson P.R.] главным образом вследствие отсутствия надлежащей политической воли. Сказывается и утвердившаяся в последние десятилетия традиция свободы мореплавания в арктических акваториях, относимых к «открытому морю» («Никакое государство не вправе претендовать на подчинение какой-либо части открытого моря своему суверенитету»10), и значительная военная активность США, стран НАТО и других государств в этих акваториях, особенно постоянное пребывание здесь американских подводных лодок. В США разработан «Арктический план действий Военно-морских сил», в котором определяются цели «сохранения глобальной мобильности американских военных и гражданских судов и самолётов по всей площади Арктического на»11. Реальная попытка защиты суверенитета над акваторией полярных владений означала бы нарушение фактически сформировавшегося за последние десятилетия порядка вещей и была бы чревата не только обвинениями в нарушении международного права, но и высоким риском крупномасштабного военного конфликта с США, а также резким усилением последующей международной изоляции России [14, Север и Арктика…].

С другой стороны, отказ от суверенитета над 1,7 млн кв. км арктической акватории в рамках ранее российских «полярных владений» не только привёл к колоссальным экономическим потерям и приведёт к многократным потерям в будущем, но и резко ослабил геополитические позиции России, в том числе вследствие роста военных угроз в Арктике и широких возможностей, официально предоставляемых иностранным военным кораблям в соответствиями с нормами той же Конвенции по морскому праву (не подписавшие её США активно используют, тем не менее, эти нормы там, где это выгодно для действий их военноморских сил). Как известно, рост военной угрозы потребовал значительного усиления Арктической группировки войск России и соответствующего увеличения оборонных расходов страны, что вызывает резкое недовольство и даёт повод для новых обвинений со стороны «коллективного Запада» [15, Byers M., Byers C., с. 580–591]. Сохранение суверенитета над арктической акваторией лишило бы смысла и нынешние дискуссии о статусе Хребта Ломоносова, в то время как отказ от суверенитета не только не привёл к ослаблению военной угрозы в данном регионе, но, напротив, резко усилил её (в частности, министр иностранных дел Канады в связи обсуждением статуса Хребта заявил, что «регион является для Оттавы стратегически важным, в связи с чем государство для отстаивания своих интересов готово применять в том числе и военную силу»12). Суть проблемы, как очевидно, заключается в реальной способности нашего государства защитить свои интересы в Арктике, и чем больше уступок будет делать Россия, отказываясь от собственности на арктические объекты и от суверенитета над территориями, тем больше будут расти аппетиты других государств и ТНК, их претензии и попытки поставить под свой контроль арктические ресурсы.

Контроль и управление — фундаментальные организационно-деятельностные атрибуты собственности, и проблема собственности на арктические объекты неизбежно сопряжена с организацией контроля за их эксплуатацией, в том числе — хозяйственной [16, Hein-inen L., Exner-Pirot H.& Plouffe J., с. 13–26; 17, Eletsky N., с. 7–10]. Неслучайно в последнее время резко актуализировалось обсуждение вопросов о собственнической принадлежности и правовом статусе акватории проливов между арктическими островами во взаимосвязи с механизмами контроля за организацией судоходства по Северному морскому пути. Поскольку во многих случаях акватории проливов по всем географическим векторам перекры- ваются территориальными водами России, эти акватории должны рассматриваться как внутренние воды и объекты, полностью находящиеся в ведении российской национальногосударственной юрисдикции [18, Тодоров А.А., с. 76–79], а организационно-правовые вопросы, связанные с проходом иностранных судов — как вопросы, подлежащие регулированию со стороны Администрации Северного морского пути. Основной функцией Администрации является «приём заявлений о получении разрешения на плавание судов в акватории Северного морского пути, рассмотрение таких заявлений и выдача разрешений на плавание судов в акватории Северного морского пути»13. Эти правомочия (права и обязанности) не признаются США, трактующими правовой статус проливов, акватория которых связывает участки открытого моря, как международный и предпочитающими понимать под «свободой судоходства» право бесконтрольного пересечения внутренних вод России в акватории арктических проливов всеми судами, включая военные корабли. Такой подход отстаивается Соединёнными Штатами, несмотря на его явное несоответствие нормам Конвенции по морскому праву (во многом, фактически, дискриминационным в отношении России), предусматривающим, в частности, особые правомочия прибрежных государств по контролю соблюдения всеми судами, в том числе иностранными, экологических требований (ст. 234 Конвенции).

Показательно, что в качестве основного аргумента, используемого Соединёнными Штатами для отказа от признания суверенитета России над её внутренними территориальными водами, выступает тезис о том, что Северный морской путь — это достояние всего человечества; при этом, декларируя заботу об интересах «всего человечества», США не остановятся перед применением военной силы («Соединённые Штаты считают, что Северный морской путь должен быть транспортной артерией, открытой для всего мирового сообщества. Об этом заявил командующий Береговой охраной США адмирал Пол Зукунфт»14). Подобные заявления делаются именно тогда, когда руководство России ставит задачу максимального расширения международного сотрудничества в Арктике и многократного расширения объёмов перевозок, в том числе международных, по Северному морскому пути; комплексный план модернизации и расширения магистральной транспортной инфраструктуры страны предусматривает, в частности, обеспечение к 2024 г. «развития Северного морского пути и увеличения грузопотока по нему до 80 млн тонн»15, т.е в 10 раз. Подобное порядковое увеличение объёмов перевозок по транспортной магистрали, сокращающей на 40% про- тяжённость морских коммуникаций между Восточной Азией и Западной Европой в сравнении с традиционными, действительно соответствовало бы общечеловеческим интересам и способствовало активизации в этих интересах освоения богатств Арктики. Между тем, США, «заявив, что Севморпуть должен принадлежать всему человечеству и очевидно подразумевая под этим человечеством себя, […] о морском праве и гуманизме вспоминают исключительно тогда, когда им нужно ограничить в чём-то Россию… В любых переговорах решающую роль играют не намерения сторон, а их военный потенциал»16. Российская стратегия хозяйственного освоения Арктики и развития Северного морского пути может быть успешно реализована лишь при условии её обеспечения развёрнутым спектром правовых, дипломатических и военных инструментов17.

Заключение

Кризис современной модели глобализма не ведёт к отмене объективных закономерностей глобализации, но способствует изменению её форм. На современном этапе развития предпосылок для перехода к неоглобализации усилились тенденции регионализации мирового хозяйства, преимущественно — в форме глокализации. Глокализация проявляется в усилении роли локальных, в том числе региональных, интересов и особенностей, но в формах, отражающих доминирующее влияние закономерностей глобализации. В Арктическом регионе тенденции глокализации проявляются в том, что механизмы глобального управления реализуются здесь во взаимодействии и частично посредством структур, механизмов и институтов регионального управления (в частности, в моделях А5, А8+ и др.) [10, Лагутина М.Л., Харлампьева Н.К.].

Нельзя не учитывать также неопределённость перспектив и вариантность сценариев развития неоглобализации, а также тот факт, что формирование отношений глобальной собственности и управления — это длительный процесс, который, по-видимому, займёт несколько столетий, в течение которых поиск оптимального соотношения между объективными императивами глобализации и защитой национально-государственных интересов будет оставаться актуальным. Усложнение объективных геоэкономических и геополитических проблем и противоречий в Арктике требует их комплексного научного исследования [19, Матишов Г.Г., Дженюк С.Л., с. 921–929; 20, Лаженцев В.Н., с. 117–130; 21, Замятина Н.Ю., Пи-лясов А.Н., с. 3–30; 22, Berkman P.A. et al., с. 596–598]. В настоящее время в контексте кризиса американоцентричной модели глобализма и перехода от однополярной к многополярной системе мироустройства выявляются новые аспекты проблемы защиты интересов России с учётом тенденций глобализации собственности и управления. Формирование многополяр- ности означает преодоление однополярно-гегемонистской монополии на фактическое право формулировать, представлять и защищать общечеловеческие цели и интересы и в связи с этим выступать в роли основного субъекта глобального управления и «конечного бенефеци-ара» присвоения всемирной прибыли. В условиях перехода к многополярному мироустройству возрастает глобальная значимость и функциональная содержательность современной системы секторального деления арктической акватории и особых правомочий прибрежных государств. Эти государства призваны максимально способствовать реализации общечеловеческих интересов в ходе международного освоения богатств Арктики и эффективного использования глобально значимых ресурсов арктического региона в сочетании с реализацией собственных интересов посредством освоения ресурсов исключительных экономических зон и шельфовых месторождений, а также контроля за соблюдением правил международного судоходства. Данную систему с учётом невозможности в настоящее время обеспечения полного суверенитета над акваторией российских полярных владений в понимании их статуса до 1991 г. можно рассматривать как паллиативную модель защиты интересов нашего государства в арктическом регионе в случае безусловного отказа от практики односторонних уступок, что в свою очередь требует всемерного расширения эффективного хозяйствования в этом регионе и укрепления его военно-оборонного потенциала в условиях новой гибридной холодной войны. Паллиативный и переходный характер рассматриваемой модели защиты российских интересов в арктическом регионе объективно обусловлен как проблемами современного этапа эволюции российской государственности, так и противоречиями генезиса отношений глобальной собственности и управления.