Исламизм Саудовской Аравии как инструмент для достижения региональной гегемонии

Начиная с рубежа 60–70-х гг. ХХ в. на смену националистическим идеям и проектам на первый план пришли исламистские идеи. На роль регионального лидера, стремящегося посредством исламистского проекта занять ведущие позиции в арабском регионе, стала все активнее претендовать Саудовская Аравия [1, c. 315]. «Ваххабитские» улемы начали распространять течение так называемого «нефтеислама» [2, c. 73], которое подразумевало строгое соблюдение исламского права в политической, культурной, морально-нравственной и других сферах без революционной направленности.

Продвигая салафитский ислам суннитского толка, королевство финансировало и поддерживало разнообразные движения и партии, выступающие с данных позиций по всему миру. Во многом это проявлялось в отправке в ряд соседних государств религиозных миссионеров, которые распространяли труды идеологов рассматриваемого направления (Ибн Абд ал-Ваххаба [3, c. 86] и Ибн Таймийи [4, c. 85]), а также в финансировании строительства мечетей и развития мусульманских ассоциаций. Необходимо отметить, что после 1973 г. миссионерская деятельность Саудовской Аравии по распространению салафитского ислама достигла нового уровня. Весь суннитский мир (кроме шиитов, считаемых еретиками) подвергся широкомасштабному прозелитизму, целью которого было установление консервативного «саудовского» ислама ведущей силой в арабском регионе. Тем самым возвышалась роль саудовской монархии как главной хранительницы двух святынь (Мекки и Медины) и символа веры.

Только в Саудовской Аравии ислам, исходящий от улемов, сохраняет монополию на религиозный дискурс, выражающийся в высказываниях о политической системе и основополагающих ценностях. Модифицировав идеи ислама с помощью ваххабитской интерпретации, саудовская монархия внесла значительный вклад в понимание современного суннитского ислама. Подчеркнем, что сама Саудовская Аравия отвергает термин «ваххабизм» [5]. Имея общие доктринальные положения с идеями А. Маудуди и С. Кутба, салафитский (ваххабитский) ислам помимо идей о возврате к первоначальному исламу времен пророка несет в себе исключительные права на социальный консерватизм [6, c. 225]. Ни о каких революционных интерпретациях ислама речи быть не может, так как это несет угрозу монархическому строю страны.

В геополитическом пространстве салафитский ислам Саудовской Аравии противостоял арабским националистам и социалистам во главе с насеровским Египтом [7, c. 55]. Для этого еще в 1962 г. в Мекке была основана Лига исламского мира (Всемирная исламская лига) – неправительственная организация, созданная в целях продвижения салафитского ислама по всему миру и противодействия влиянию арабских националистов [8, c. 11]. Ей противопоставлялся в качестве враждебного арабский национализм, являвшийся альтернативным вариантом интеграционного проекта.

Поражение националистических идей и возвышение роли Саудовской Аравии совпали с окончательным обретением независимости странами Персидского залива и началом нефтяного бума. Косвенное участие Саудовской Аравии в арабо-израильской войне 1973 г. приобрело особое значение, когда страны – экспортеры нефти ввели эмбарго на поставку нефти западным союзникам Израиля [9, c. 88]. Помимо политических преимуществ саудовцы получили экономические дивиденды, которые позволили им уменьшить объемы экспортируемой нефти, при этом значительно повысив цены. Став в этот период обладательницей огромных доходов, Саудовская Аравия все увереннее претендовала на господствующее положение в мусульманской умме арабского региона. Вплоть до конца ХХ столетия с переменным успехом ее доминирующая позиция сохранялась. Отодвинув на второй план идеи арабского национализма, исламистские проекты стали основным инструментом в процессах политической интеграции в арабском регионе.

С ХХI в. Саудовская Аравия постепенно начала переключаться на активный режим во всех соответствующих сферах. Ряд определенных событий, а также предпринимаемые государством действия дали повод говорить, что Эр-Рияд вновь вышел на лидирующие позиции.

В качестве одного из примеров нового саудовского активизма можно назвать открытый диалог с Израилем. Речь шла о сформулированной Саудовской Аравией «арабской мирной инициативе», озвученной на бейрутском саммите 2002 г. Она представляла собой попытку возобновить мирный процесс с тем, чтобы обеспечить прекращение насилия на палестинской земле и блокировать иранские усилия в регионе.

В Ливане саудовцы действовали со времен войны как щедрый и надежный покровитель ан-тисирийской коалиции «14 марта». В основе такого подхода лежали не только давняя связь с семьей убитого бывшего ливанского премьер-министра Р. Харири, но и попытка остановить радикальное шиитское наступление, воплощением которого являлась «Хезболла». Саудовцы выступали посредниками, а также вкладывали деньги в казну действующего правительства с тем, чтобы оно могло конкурировать с главой «Хезболлы» Х. Насраллой в завоевании симпатий населения путем ликвидации ущерба, нанесенного войной. Помимо этого Саудовская Аравия свободно критиковала действия шиитской «Хезболлы». Когда дело доходило до Сирии, саудовцы занимали жесткую позицию по отношению к расследованию дела Р. Харири, поскольку считали Сирию, а также ее ближайшего союзника Иран виновными в убийстве ливанского лидера [10, c. 18].

Саудовцы стали критически относиться к ассоциации «Братья-мусульмане» в целом (деятельность организации запрещена в России) и к их палестинскому отделению «Хамас» в частности. Министр внутренних дел Саудовской Аравии принц Найеф обвинил «братьев» в «неблагодарности» после всей помощи, которую организация получила от Саудовской Аравии, когда ее преследовали в Египте в 1950–1970-х гг.

В Ираке после вторжения американской коалиции в 2003 г. саудовская монархия работала над продвижением шиитско-суннитского примирения через «конференцию в Мекке», объединяя шиитских и суннитских религиозных деятелей в надежде ограничить масштабы террора и поощрить договоренность, сохранявшую единство Ирака и предотвращавшую его распад на несколько государств. Саудовское руководство было одержимо появлением шиитского проиранского правительства в Ираке, который разделяет самый большой участок северной границы Саудовской Аравии. Учитывая зарождающуюся демократию Ирака и тот факт, что его население состояло по крайней мере из 60 % шиитов, появление такого правительства не было бы удивительным. Саудовская стратегия заключалась в том, чтобы попытаться вернуть Ирак на орбиту суннитского влияния [11].

Саудовский проект главным образом был направлен на продвижение консервативного салафитского исламизма в целях укрепления лидерских позиций в арабском регионе, а также создания противовеса возрастающей мощи шиитского Ирана и его проекта исламизации. С началом событий «арабской весны» в 2011 г. усилилось противостояние между Ираном и Саудовской Аравией – страной, основанной на жестко ортодоксальном суннитском вероучении ваххабизма, ставшей свидетелем распространяющейся суннитской оппозиции со времен войны в Персидском заливе. Именно эта оппозиция вызывала наибольшую озабоченность у саудовцев, поскольку несла в себе потенциал подрыва исламской легитимности режима. При этом оппозиция шиитов хотя и не являлась серьезной угрозой легитимности режима (шииты составляли лишь около 10 % населения, а их тип ислама является анафемой для большинства саудовцев), но в последнее время стала более активной [12, c. 7].

В 2011 г. в ходе событий «арабской весны» Саудовская Аравия и ОАЭ привели в действие десятки боевых танков и бронетранспортеров, чтобы непосредственно защитить королевскую семью Бахрейна перед лицом восстаний. Этот решительный шаг вызвал возмущение Тегерана, спровоцировав иранский заговор в целях убийства А. Джубейра – посла Саудовской Аравии в Соединенных Штатах [13]. Во время первых кровавых демонстраций в Бахрейне Тегеран выразил протест Манаме, особенно после того как страны Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (далее – ССАГПЗ) развернули войска, чтобы помочь правительству острова подавить протест. Кроме того, Тегеран назвал вмешательство ССАГПЗ «неприемлемым» и предсказал, что оно осложнит политический кризис королевства [14].

В течение последних лет Тегеран стремится создать альтернативный подход в рамках «арабской весны», выкристаллизованный в термине аятоллы А. Хаменеи как «исламское пробуждение». Этот метод включал беспорядки в Тунисе, Ливии, Египте и Бахрейне как антизападное движение, вдохновленное исламской революцией в Иране 1979 г. и направленное на формирование исламских правительств иранского стиля на территориях с преобладанием шиитского населения [15].

В Сирии и других странах прокси-конфликты между Саудовской Аравией и другими государствами Персидского залива с одной стороны и Ираном с другой осложняются опасными исламистскими противоречиями. Суннитские и шиитские общины рассматривают войны в регионе как часть долгосрочной экзистенциальной взаимной борьбы. Действительно, война в Сирии сейчас ведется на двух параллельных фронтах: один – между режимом Б. Асада и сирийской оппозицией, другой – между суннитской и шиитской общинами. Подобную динамику определяют кризисы в Ираке и Йемене, а также скрытое противостояние в Ливане и между монархиями Персидского залива.

Помимо саудовско-иранского противостояния в период «арабской весны» появилась новая сила в лице катарско-турецкого альянса, опиравшегося в достижении лидерских позиций на панарабскую сеть «Братьев-мусульман».

Саудовская Аравия и Катар по-разному отреагировали на события «арабской весны». Сближение Катара с Турцией, а также их приветствие египетской революции 2011 г. были очевидны в освещении телеканала «Аль-Джазира», в то время как Саудовская Аравия продолжала выражать поддержку действующему президенту Х. Мубараку. Последующий приход к власти в Египте исламистских «Братьев-мусульман» и протекция, оказанная им со стороны Катара и Турции, лишь усугубили саудовско-катарские противоречия.

Катарско-турецкий альянс симпатизировал умеренному исламизму «Братьев-мусульман», а также поддерживал «братьев» не только в Египте [16], но и в Ливии [17], Сирии [18]. По некоторым данным, родственные «Братьям-мусульманам» исламистские партии «Ан-Нахда» в Тунисе [19], Партия справедливости и развития в Марокко [20] и «Ислах» в Йемене [21] тоже получали поддержку со стороны Дохи и Анкары.

В целом катарско-турецкий альянс оказался достаточно эффективным механизмом. Несмотря на масштаб экономического и военно-промышленного потенциала (сравнимого с таковым в Иране, Саудовской Аравии или Египте), Турция (как неарабское государство) вряд ли могла в одиночку достичь региональной гегемонии в преимущественно арабском регионе (что служит серьезным препятствием и для иранских усилий). Тем не менее Катар при наличии существенных финансовых ресурсов и арабской самобытности слишком мал, чтобы предпринимать какие-либо значимые шаги для достижения региональной гегемонии без союзников. Катару и Турции в 2010–2012 гг. удалось реализовать внушительную ставку на региональное лидерство только после того, как они объединили силы, добавив к этому политические ресурсы панарабской сети «Братьев-мусульман».

Однако в 2013 г. Саудовская Аравия и ее сторонники провели довольно успешное контрнаступление. Его центральным элементом стало свержение правительства «Братьев-мусульман» в Египте, осуществленное в союзе с египетскими военными и некоторыми другими внутренними египетскими и международными силами. Также Саудовская Аравия способствовала расшатыванию позиций исламистской «Ан-Нахды» в Тунисе и «Братьев-мусульман» в Ливии. На «сирийском фронте» саудовцам удалось ослабить влияние «Братьев-мусульман» в Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил и усилить позиции просаудовских вооруженных формирований в Сирии. Родственная «Братьям-мусульманам» Партия справедливости и развития в Марокко также утратила прежние силы. Саудовская Аравия оказала противодействие «Братьям-мусульманам» во всем арабском мире (включая ее саму). Саудовской Аравии и ее союзникам после 2014 г. удалось предотвратить установление контроля хуситов над Йеменом. Заплатив очень высокую цену, саудовцы обрели власть более чем на 50 % йеменской территории.

Таким образом, на данный момент Саудовская Аравия является единственной ближневосточной державой, которая стремится к региональной гегемонии, тогда как основная цель Ирана, Турции и Катара заключается в предотвращении установления абсолютной саудовской гегемонии на Ближнем Востоке. Отчасти это объясняется недавними улучшениями ирано-катарских отношений, а также некоторым, хотя и весьма непростым, ирано-турецким сотрудничеством в Сирии.

Ссылки: