Истоки глобализации (нетрадиционный взгляд)

Начнем наш разговор на модную сегодня тему с примечательного отзыва К.М. Оганяна на статьи М. Бойцова «Выживет ли Клио при глобализации», а также В. Бранского, С. Пожарского «Глобализация и синергетическая философия истории», представленные в журнале «Общественные науки и современность» за 2006 г. К.М. Оганян решил выступить, как он сам признает, «детонатором для плодотворной дискуссии». Дискуссия вещь плодотворная и помогает прояснить узловые моменты обсуждаемого вопроса. К.М.Оганян квалифицирует глобализацию как «стремление человечества к глобальному единству». Поэтому, по мысли автора «методологических проблем», «глобализацию нельзя отождествлять не только с интеграцией, но и с модернизацией». В скобках автор расшифровывает модернизацию как «распространение в планетарном масштабе передовых технологий» [1, 150-155].

Разберемся по порядку. Во-первых, действительно ли человечество (при этом помним, что под «человечеством» большей частью подразумевались изначально носители европоцентристских устремлений, о чем будет сказано ниже) стремится к глобальному единству? Второе. Известно также, что модернизация имела смысл навязывания и культивирования западных способов хозяйствования на колониальных территориях вкупе с христианским миссионерством. Имеется достаточно работ, показывающих невосполнимый разлом культурных оснований модернизируемых обществ как итог насаждения «передовых технологий» [2, 44-64].

Таким образом, глобализация как новый виток развития однополюсного мира приносит человечеству множество самых разных проблем, и они затрагивают теперь каждого землянина, независимо от географических, этнических, политических и других составляющих. Причем оказывается, что человек не волен следовать собственным, как отмечают аналитики, морально-материальным условиям, ибо вовлекается в орбиту этой самой глобализации поневоле.

Происходит сквозная унификация всех сторон жизни с известным тотальным контролем через развитую систему информационных технологий. Это позволяет, естественно, отслеживать и движение, the unipolar world, that mostly answers to claims Faust’s spirit.

скажем, даже национальных суверенитетов и традиционных культурных укладов жизни, что ведет к взламыванию, как пишут аналитики, национальнокультурных охранных барьеров посредством глобализации.

Самое важное в перечне проблем глобализации, имеющей в своей основе фаустовские устремления однополюсного мира на фоне антропоцентрических взглядов, - это теоретическое отрицание природы. Естественно, оно не способствует взращиванию и трансляции традиционных этических норм отношения к природе, столь развитой в неевропейских культурных традициях. Почему мы здесь затронули вопрос о природе? Цивилизационный вызов антропоцентрической парадигмы характеризуется отрицанием природы как ценностной константы культуры. И грозит оставить человечество без дарованной природой средств к существованию, т.е. воды, воздуха, доброкачественного питания…

Мы назвали только некоторые моменты из множества проблем, возникающих в контексте гегемонии западной однополюсности, где, как правило, муссируется даже тема «конченых стран», якобы навсегда утративших саму возможность приобщиться к современным технологиям и отодвинутых на периферию мирового развития. Они не смогли преодолеть барьер «цивилизованности», т.е. все еще находятся в поле архаического мировоззрения.

К примеру, сегодня Японию уже относят к тем странам, которые, входя в первую тройку лидеров во второй половине XX века, в конце 90-х гг. оказали «выдохшимися». Это есть взгляд с высоты однополюсного мира. Думается, не надо забывать саму историю этой страны, которая некогда очень сознательно закрыла свои двери перед западным натиском, а Хиросима и Нагасаки вновь показали Японии весь смысл трагедии открытых дверей.

Поэтому в условиях глобализации и нивелирования начинает укрепляться тенденция «к росту противостояния и напряженности по линии национально-этнических и религиозно-культурных отличий» [3, 33-36]. Сошлемся, опять же, на пример Японии. В мононациональной стране думают о том, что «японские дети за рубежом теряют важные черты нацио- нального характера, …нередко уже не владеют искусством каллиграфии, плохо читают на родном языке, слабо разбираются в подлинных японских проблемах». Искусство овладения каллиграфией, как известно, один из самых трудоемких навыков, а без него немыслима японская культура. Этот навык вырабатывает в характере человека упорство, терпение, прилежание и силу воли. Особенность психологической черты японского общества в том, подчеркивают те, кто там работал, что оно ратует за чистоту национального характера, цементирующего незыблемые интересы национального единства. В этом им помогает так называемое «групповое поведение», характерное для японского общества. Оно, как считают многие исследователи, кто подолгу находился в этой стране, «развивает у них национальное самосознание и национальное чувство». Поэтому на «возвращенцев», вернувшихся из других стран Запада, смотрят как на маргинальных личностей, находящихся на грани смежных слоев общества, не принятых ни в один из них. Так дети и родители «возвращенцев» оказываются в некоторой изоляции, подчеркивают В.А. Пронников и И.Д. Ларионов в работе «Японцы», изданной еще в советский период (М., 1983). Мононациональная страна, каковой является Япония, стремится при этом придерживаться сохранения системы взглядов, убеждений, поведения, всей совокупности содержания культуры, т.е. побуждает общество к настойчивому овладению ценностями своей культуры [4].

Цивилизационная экспансия западного мира во главе с США для многих стран, не входящих в «золотой миллиард», и особенно исламского мира, с точки зрения восприятия ситуации, в определенной мере стала аналогом цивилизационного терроризма как отстаивание своих национально-культурных приоритетов. Аналитики сходятся в том, что глобализация стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями [5], поскольку нецивилизованные народы также вошли в эту орбиту, приняв вызов времени ускоренным внедрением технологической модернизации. Актуализируются не только экономические, но и культурномировоззренческие различия, что имеет, естественно, для консолидации наций и народов первостепенное значение. Этот фактор принял, еще раз повторяем, столь существенное значение в силу объективных причин колониальных реформ модернизации по образу и подобию эскалации западных ценностей [6]. Это очень глубокая и серьезная проблема, которая как-то не рассматривается или, вернее, не принимается во внимание в силу того, что экспансионистские устремления затушевывают саму возможность возникновения такого негатива. Но по мере углубления экспансии в виде всеобщей модернизации условий жизни модернизируемых стран и народов приходит понимание утраты ментальных оснований самими колонизируемыми народами и странами. И возникает естественный протест против непрошенных гостей модернизации. Так возникает конфликт цивилизаций.

В основе возникновения конфликта лежит, как мы уже сказали, фаустовская воля антропологиче- ской модели развития. «Самовозвышение, бессознательно выливаясь в унижение других, приводит к отрицанию равенства человеческих душ. Однако невозможно, совершив грех отрицания человека в другом, не дегуманизировать тем самым самого себя», -говорил великий английский историк Тойнби [7, 587]. В понятии «туземец» содержалось отрицание личности через отрицание политического и экономического статуса аборигена. Называя исконных обитателей завоеванных земель «туземцами», «цивилизованный» человек лишает их человечности и это всего лишь один шаг до еще более сильного унижения людей, когда в индивидууме не видят личности в силу его принадлежности к определенной расе, писал английский историк. И это, по его справедливому замечанию, «худшая и наиболее безнравственная форма бесчеловечности». Так, расовая теория, на наш взгляд, подкрепляется «иллюзией культурного превосходства западного общества – особенно его англоговорящих представителей» [8, 589].

А Освальд Шпенглер оставил нам развернутое изложение глобализации: «античная цивилизация времен империи необъятно разрослась с кажущейся юношеской силой и изобилием и отнимала воздух и свет у молодой арабской культуры Востока» [9, 173]. Здесь уместно представить в качестве дополнения работу Эдварда В. Саида «Ориентализм. Западные концепции Востока» (СПб., 2006), где автор раскрывает историю познания арабского Востока как мощную политико-экономическую практику колониального освоения Востока со стороны ведущих европейских империй, где ориентализм выступает как особый подход к предмету изучения с позиций одной, европейской цивилизации. Поэтому, говорит Саид, «его можно было сделать «ориентальным», ибо длительные инвестиции сделали ориентализм как систему знания о Востоке признанным фильтром, через которое Восток проникал в западное сознание». Такой «ориентализм, по мнению Саида, более ценен как знак европейско-атлантической власти над Востоком, чем в качестве правдивого дискурса о Востоке (каким он представляет себя в академической и научной форме».

Значит, возникшее по воле однополюсного взгляда получает новый импульс, когда гегемония одних над другими «отнимает воздух и свет», вызывая ответную реакцию, например, таким явлением, как «фундаментализм». Шпенглеровский тезис о том, что «фаустовская культура была в высшей мере завоевательной», подтверждается проблемой глобализации как итогом XX века. Великий культуролог понимал, что «она преодолела все географически-материальные границы; в конце концов, она превратила всю поверхность Земли в одну колониальную область. То, к чему стремились все мыслители, начиная от Экхарта и до Канта, а именно подчинить мир «как явление» заявляющему свое притязание на власть, познающему «я», это же выполняли все вожди, начиная от Оттона Великого до Наполеона. Безграничное было подлинной целью их честолюбия» [10, 439].

В этом, как видим, смысл однолинейной лестницы эволюционного развития. В русле этих идей вспомним славянофила Н.Я. Данилевского, который утверждал, что историческая действительность не может быть логически правильно расположена в виде одной линии. Им отвергается мысль некоей общей цивилизации, которую отождествляют только с европейской. Такой цивилизации просто нет, существует множество развивающихся отдельных цивилизаций, каждая из которых вносит свой вклад в общую сокровищницу человечества, считал Н.Я. Данилевский.

Эволюционная лестница не приемлет другие культуры, считая их недостойными этой лестницы. И проблемы «прогрессивного развития человечества» (11, 61) имеют под собой лишь устремления однополярного взгляда, что часто можно видеть в современной истории. При этом однополюсный взгляд искренне уверен в своей объективности, ибо видит мир с высоты «прогрессизма», в которое никак не хотят вписываться остальные.

Сегодня тема глобализации занимает умы современников с разных точек зрения. Одни отмечают, что «европейцы выступали ее движущей силой, ее субъектом, народы мировой периферии – ее объектом. Потоки технологий, товаров, финансовых ресурсов и людей двигались, главным образом, из Европы в направлении колоний, а не наоборот. Эта глобализация, по мнению известного экономиста Владислава Леонидовича Иноземцева, была воплощением вестернизации – процесса распространения западных общественных практик, хозяйственных и политических форм на остальной мир». То есть вестернизация решала задачу создания «европейского мира» [12, 62-63], кодифицируя восточные и африканские языки, изменяя систему верований народов, приобщая их к христианской религии и западным моральным ценностям.

«Европейцы не жалели средств и сил для колонизации мира, поскольку были уверены, что этот мир когда-нибудь станет частью их собственной цивилизации» [13, 68]. Сегодня мир увидел, что навязывание этих ценностей есть желание, закрепленное в колониальном превосходстве, навязать остальным свое собственное видение, что более всего проявилось в американизации, как отмечают исследователи. Одним из следствий глобализации, как отмечают они, является система масскультуры, базирующейся на развлечениях и массовой вседозволенности [14]. Известный российский политолог А.И. Уткин, ссылаясь на американского исследователя Р. Стила, пишет: «Культурные сигналы передаются через Голливуд и «Макдоналдс» по всему миру – и они подрывают основы других обществ… в отличие от обычных завоевателей, мы не удовлетворяемся подчинением прочих: мы настаиваем на том, чтобы нас имитировали» [15, 23].

Итак, индустриальное развитие «пошло гигантскими шагами», как и «развитие наук, которое усиливалось, если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно было доказать миру, что отныне для высшего продукта органической материи, для человеческого духа, имеет силу закон движения, обратный закону движения неорганиче- ской материи» [16, 8]. Эти гигантские шаги, «исследуя природу движения, вынуждены оставить в стороне органические формы движения». Ф. Энгельс пишет, что «сообразно с уровнем научного знания мы вынуждены будем ограничиться формами движения неживой материи» [17, 50].

Технико-технологическая культура как последняя фаза развития цивилизации разрушает естественный мир природы искусственным интеллектом чипов. При этом обнаруживается, что техникотехнологическое расщепление природы грозит катастрофой, ибо природа, которую не поняли антропологическим самовозвышением, считает необходимым ответить.

Итак, цивилизованные страны господствуют над остальным миром культуры, экономики и политики. Инвестиции расширяют финансовую власть Запада по всему миру. И появляется новое понятие – мировое сообщество, когда мировые войны, международные конфликты и экологические катаклизмы заставляют понять общность и зависимость друг от друга, то, что наша планета представляет собой единое целое в социальном, политическом и экономическом смысле. Но при этом, к сожалению, главным фактором становятся тенденции к унификации и единообразию. В этом немалую роль играют СМИ, транслирующие одни и те же культурные события. Скажем, спортивные олимпиады или матчи знаменитых футбольных или хоккейных команд. Эти явления унифицируют вкусы и пристрастия миллионов зрителей в разных концах земного шара [18]. Говоря обобщенно, массовая культура представляет собой технологию культурного производства, соответствующую нынешнему уровню развития экономики, социальных отношений, коммуникаций, образования, духовным запросам современного человека. Она находится "по ту сторону эстетики", как пишет А.В. Захаров [19, 110], поэтому повсюду в ходу одни и те же потребительские товары и услуги. Современный мир превращается в глобальную коммуникационную систему. Это еще одна сторона глобализации, в которой процесс, нивелирующий значение национально-регионального своеобразия стран и народов, приобретает характер острых противоречий.

Как известно, термин «мировая система», предложенный в 70-х гг. XX в. Иммануилом Валлерстай-ном, также носит однонаправленный взгляд. Он разделял ядро, полупериферию и периферию, к которой и относил традиционные (аграрные) общества, т.е. та же самая тема превосходства западной цивилизации и навязывание ее постулатов лежат в основе обсуждаемой ныне темы глобализации. Вспомним, что, по определению немецкого философа Карла Ясперса, есть «области неисторических народов и вечного бездействия». И «вторые народы», оставшиеся, по Ясперсу, первобытными, не участвовали в великом прорыве осевого времени, остались без посвящения, хотя, как он говорил: «мы уже не можем игнорировать огромный мир Азии как область неисторических народов и вечного бездействия». Такое осмысление европейцами природного мира Азии стало общим местом и отправной точкой рефлексии ввиду того, что европейская культура, по замечанию рус- ского философа Н.А. Бердяева, переходит через процесс «просвещения», разлагая саму культуру, отделяясь от своих жизненных истоков, она духовно истощает себя, рассеивает свою энергию [20, 73-84].

Эта «область», как мы понимаем, транслирующая из глубины веков культуру природосберегающего начала и донесшая до XXI в. этику гармонии с окружающим миром, природой, прошла сложнейший период навязываемой модернизации. Приведем слова известного знатока восточной культуры Т.П. Григорьевой: «Греки знали, но по необходимости предпочли другой путь, или метод познания, говоря словами Аристотеля, «путь аналитики». Есть принцип недеяния (увэй), ненарушения естественного состояния или улавливания естественного ритма (цзыжань) природы. В природе, – говорит Григорьева, – есть тот и другой тип связи, но древние греки взяли за основу один тип отношений, один уровень, в основном ориентируясь на человека, на целесообразность любого действия. Последователи «Ицзина» взяли за основу другой тип отношений, ориентируясь на природу, рассматривая отношения на уровне необходимости в пределах земли. Можно сказать, на первом типе отношений сконцентрировалась европейская философия», уточняет исследователь [21, 9-10]. Справедливо замечание другого исследователя Востока З.Г. Лапиной о том, что традиционная культура имеет ярко выраженную экологичность: «Экологичность есть реальность отношений, основанных на взаимодействии с природой. Являя гармоничное единство ритуала, знания нравственности, даже их фактическое тождество, она строится на иной, чем на Западе, традиции» [22, 9]. Поэтому этика, которая в европейской традиции сугубо антропоцентрична, социальна, в традиционной культуре выступает культурообразующим началом. Что собственно и побудило многих исследователей традиционной культуры, применяющих в своих анализах категориальный аппарат другой культуры, считать областью вечного бездействия культуры, где природа как основание жизнеутверждающего начала, формирующая этику взаимо-сопряженности, все еще не понятна антропомышлению [23].

Итоги XX века убедительно демонстрируют, что все вариации и итоги однополярного видения мира разрушительны. Речь идет о родниковой воде, чистом воздухе, здоровой пище, коих остается только желать. Одним словом, речь идет о выживании без кавычек. В условиях не только экологических проблем, которые имеют корни в антропологическом возвышении над природой, но и глобалистики, истоки которой уходят в активистские начала фаустовского духа, освященного некогда высоким Возрождением.