История ничему не учит… тех, кто не желает у нее учиться (к вопросу о диалоге религий)

Конфессиональное самоопределение всегда выполняло важную роль, поскольку, называясь верующим, человек тем самым относил себя не только к конкретной общности, но и объявлял свою связь с единоверцами всего мира независимо от местожительства.

Очевидно, что к началу XVIII в. Сибирь представляла «поле господства» Русской православной церкви (далее — РПЦ). И это очевидно — православная религия длительное время поддерживала духовно-нравственное самочувствие большинства пришлых европейцев, ставших со временем старожильческим населением края. Но дело усложнялось тем, что первыми служилыми людьми и переселенцами из европейской части государства здесь были по преимуществу люди вольные, бродячие, привыкшие относиться свободно к религии и нравственности. Руководство нравственным воспитанием должны были осуществлять православные монахи и священники. Поднять богословский и нравственный уровень местного духовенства и переселенцев, преодолеть религиозную разобщенность населения огромного региона можно было только в рамках строгой централизации церковно-иерархической структуры, что и было сделано в 1620 г. с подчинением всех православных Сибирской епархии. В крае к тому времени уже была пестрая этноконфессиональная ситуация, к тому же с 1603 г. сюда отправляли в ссылку людей, обвиненных «в ересном деле», сюда только за одно десятилетие (1614—1624 гг.) было сослано 319 иностранных подданных [1. С. 9; 2. С. 9]; в 1635 г. в деле Сибирского приказа о возвращении военнопленных, сосланных «в службу» и «на пашню» упоминаются не только «литовские1, немецкие люди» (очевидно, что среди них были католики и протестанты), но и «жиды» (т.е. евреи-иудеи); несогласие с реформами патриарха Никона (середина XVII в.) привело к расколу в православии, в результате чего значительная часть верующих сибиряков («старообрядцы», «староверы», «раскольники») оказались в оппозиции РПЦ. Опасаться РПЦ потерять паству на вновь присоединенных территориях за Уралом были и другие причины.

Правительственные указы выражали заботу о православном просвещении подданных в Сибири, но при этом запрещали массовое крещение, в том числе попадавших сюда «иноземцев» (нередко их именовали и «иноверцами»2, т.е. не исповедующими православие, не отделяя от российских мусульман, иудеев и т.д.). Характерен указ «от великих государей Иоанна и Петра Алексеевичей» и их сестры царевны Софьи: «Буде которые иноземцы похотят креститься в православную христианскую веру волею своею и их велеть принимать и крестить, а неволею никаких иноземцев крестить не велеть… Сибирь — государство дальнее и стоит меж бусурманских и иных вер многих земель, чтобы тем тобольских татар и бухарцев и иных земель приезжих иноземцев не отогнать и сибирскому государству никакого повреждения не учинить…».

Не были готовы к «диалогу религий» и другие. Так, Ю.Крижанич в труде «Политика» рекомендовал «избавиться в Сибири от немцев», причисляя к ним всех протестантов [3. С. 7], которые здесь появлялись с XVII в., но особенно активно стали осваивать этот регион в начале XVIII в., представляя собой компактно расселенную группу. В этой связи заметим ошибочность тезиса И.В.Лоткина о том, что «первые ссыльные лютеранского вероисповедания появились в Сибири еще в середине ХVIII в. .., появлению же первой лютеранской колонии в Сибири содействовал указ императора Павла I о заселения Забайкалья уголовными преступниками, изданный в 1799 г.» [4. С. 30]. Истоки этой ошибки, как представляется, — в многотомном труде о латышах в Сибири, изданном в Риге в 1938—39 гг. [5].

Дело в том, что в 1702 г. Петр I манифестом объявил свободу вероисповедания иностранцам, которые активно использовались в России, а с 1709 г., заметим, Тобольск стал центром крупнейшей в стране губернии, куда вошли Урал, Сибирь, Дальний Восток. Родилось и любопытное сравнение: «Москва — первопрестольная столица России, Тобольск — славная столица Сибири. В Тобольске все как в Москве: кремль, Спасская башня с часами, свои Бутырки, Арбат и Кокуй» [6. С. 154]. Роль Кокуя выполнял Панин бугор, где с 1703 г. С.У.Реме-зов организовал кирпичное производство [7. С. 163], где позже и стало работать большинство военнопленных армии Карла XII, сосланных в этот город. Видимо, там и была построена в ноябре 1713 г. первая протестантская кирха.

Конечно, военнопленные размещались не только в Тобольске, и не были только сторонниками пиетизма (в том же Тобольске жил уважаемый всеми военнопленными лютеранский пастор Г.Лариус). В Тюмень их должно было быть сослано в 1711 г. 1000 чел., в Туринск — 200, в Тобольск — 3000, в Тару — 500, в Березов — 200, в Томск — 1000, в Мангазею — 100, в Кузнецк — 500, в Енисейск — 100, в Красноярск — 100, причем в Енисейск, Красноярск и Мангазею, как специально оговаривалось, должны были направлять только офицеров [8. С. 42—43]. Позже военнопленные оказались в Туруханске, Нерчинске, Якутске, Селенгинске, Илимске, Киренске, Пелыме, Нарыме, где очевидно, также существовали небольшие общины верующих [9. Л. 6]. Иногда некоторым, как пастору Кулину, фэнрику Сконину, разрешали переезды из Тюмени в Тобольск «по собственной надобности и для покупки вина для причастия».

В 1721 г. вышел указ Святейшего синода, разрешавший лютеранам (как и католикам) из числа военнопленных жениться на православных, не отказываясь от своей веропринадлеж-ности, но запрещая православным принимать «чужую» веру, а рожденные в браке дети считались православными. В результате, когда было объявлено о возможности вернуться на Родину, военнопленные оказались перед выбором: вернуться без семьи или остаться здесь, приняв православие. Заметим, что после введения института надзирателей за регулярным и правильным отправлением обрядов новообращенными, первыми надзирателями оказались А.Эск (принявший фамилию Андреев) и К.Берх — бывшие военнопленные-лютеране, обращенные в православие. Еще более поразительный случай: бывший священник Скараборгско-го полка Страндбек «…перекрестился в русскую веру и позже стал фискалом в Тобольске… Он так ретиво служил, что обижал своих бывших соотечественников и был нечист на руку» [10. S. 183]. Поводом для принятия православия могли быть и иные причины. Так, например, известно, что ротмистр Нирот стал в Сибири иконописцем.

Но для большинства оставшихся, как предполагаем, было важно, что они «не ждали лучшего в Швеции». После ратификации Ништадского мира 9 сентября 1721 г., который позволил военнопленным вернуться в Европу, Петр I 16 октября 1721 г. внес дополнения, среди которых был и такой пункт: «Принявших веру и присягу не отпускать, не высылать», навсегда закрывший им путь на Родину. Через год община пиетистов в Тобольске (куда съезжались для отправки все пленные) прекратила существование, как и частная школа [11].

Оставшихся лютеран из числа бывших пленных, а также ссыльных и состоявших на российской службе «иноземцев», разбросанных по просторам Сибири, обслуживали редкие священники, выстраивавшие на местах непростые отношения с РПЦ. Для Сибирской епархии дело осложнялось тем, что немало администраторов являлось протестантами. Более того, одно время обязанности лютеранского проповедника в пехотных и драгунских полевых полках выполнял, согласно указаниям правительства, сам командир Сибирского корпуса генерал-поручик И. фон Шпрингер [12. С. 59].

РПЦ активно противостояла распространению «иноверия», но не всегда эту политику могла проводить, т.к. государственная власть стремилась привлечь иностранцев к освоению края. Особенно это касалось духовного окормления экспедиционных отрядов, которые набирались «предпочтительно из русских, а не иноземцев», но фактически «за малоимением же русских… выбраны ж желающие из иноземцев» [13. С. 189, 196]. В экспедициях, как правило, присутствовали православные монахи и священники. Некоторые из них не чуждались и науки. Отправляясь во Вторую Камчатскую экспедицию, В.Беринг, помимо политических и географических задач, имел в виду «приведение тамошней народ в христианскую веру», для чего надлежало включить семь иеромонахов в ее состав, попутно доставляя на Камчатку священников-миссионеров [13. С. 65, 78, 87, 159, 522—523]. Среди сопровождавших экспедицию был и иеромонах А.Мациевич (впоследствии митрополит Тобольский и Сибирский Арсений), участвовавший вместе со всеми в поиске Северного морского пути [14]. Одновременно ревностный протестант Беринг, сын церковного попечителя в Хорсенсе, обратился в Адмиралтейств-коллегию за разрешением платить из казны пастору Э.Милиесе: «Понеже для себя и обретавшихся в моей команде служителей-иноземцев я нанял пастора». Любопытно, что лютеранину Милиесу (которого Беринг по дороге в Сибирь сам привел к присяге) вменялось обслуживать всех неправославных участников экспедиции (в том числе католиков): «По должности христианской в далности такой бес пастора пробыть невозможно» [13. С. 245, 246]. Сосуществование на одном пространстве небольшого судна православного и протестантского священников — это не только парадокс времени, но и пример решения конкретных проблем «диалога религий», решавшегося на уровне личностей. Возглавлявшие экспедиции протестанты, конечно, стремились снять с себя обвинения в прозелитизме и в ущемлении духовных запросов православных подчиненных. Известно, например, что для православных верующих Г.Стеллером приобреталась религиозная литература [15. С. 237]. По традиции священникам доверяли не только окормлять иноземцев, но и выступать их поверенными в финансовых делах. Так, отправляясь в Камчатскую экспедицию, Г.Стеллер уполномочил пастора Н.Винтера решать вопросы выплаты жалования его жене [15. С. 83].

Во времена правления Елизаветы Петровны, Петра III и Екатерины II здесь находились сосланные шведы и финны, но ничего неизвестно об их духовном окормлении. Уникальным фактом является то, что к осужденному к ссылке в Березово бывшему вице-канцлеру А.И.Остерману специально прикрепили лютеранского пастора [16. С. 36]. Нередко в отсутствие священников роль пастора выполняли сами прихожане. Так, сосланный в Пелым бывший генерал-фельдмаршал Б.-Х.Миних после смерти пастора Мартенса в 1749 г. взял на себя эту функцию. Протестантское присутствие в крае было связано с именами и других ссыльных — бывших вельмож: регента Российской империи графа Э.И.Бирона, генерал-фельдмаршала графа Б.-Х.Миниха, рижского губернатора Бисмарка и др. [17. С. 156]. К тому времени в

Тобольске, Тюмени, Омске, Пелыме, Петропавловске, Семипалатинске, Усть-Каменогорске, Барнауле уже служило немало российских немцев: врачей, офицеров. Так, например, на пограничных линиях в XVIII в. служило от 50 до 100 немцев. В частности, в Ширванском пехотном полку в 1789 г. из 58 офицеров 7 чел. были немцами, а в Нашебургском полку таких было 6 чел. Род их занятий требовал сбора и анализа различной информации, но наряду с военными целями капитан Генезер, военный инженер И.Мальмс, военные врачи Тилле и Бе-ренц изучали природу и народонаселение Алтая и Северного Казахстана [18. С. 9]. Для духовного окормления военнослужащих были учреждены вакансии разъездных лютеранских пасторов в Барнауле (1751 г.) и Омске (1769 г.), которые подчинялись Оренбургскому приходу [12. С. 59]. Надо сказать, что сами священники являлись достаточно любознательными людьми, чтобы ограничиться пасторскими функциями: И.Г.Лейбе, И.Г.Лютер занимались сбором и систематизацией материалов по истории, естествознанию края. И.Г.Лейбе настолько увлекся минералогией, что в 1763 г. расстался с духовным званием и сразу стал оберберг-мейстером — «главнокомандующим Змеиногорского и прочих рудников», а назначенный вместо него в 1764 г. пастором на Колывано-Воскресенские заводы Э.(К.)Г.Лаксман стал позднее даже академиком Петербургской академии наук [19. С. 207].

Совершенно случайно закончили свой жизненный путь в Сибири: в 1746 г. в Тюмени — естествоиспытатель Г.Стеллер, учившийся теологии в Виттенбергском университете; в 1796 г. у почтовой станции Древлянка Тобольской губернии — лютеранский пастор и исследователь края Э.Лаксман. По существовавшей традиции лютеран не могли хоронить на православных или мусульманских кладбищах [20], но общество нашло выход: известные ученые были погребены за оградой православных кладбищ.

В 1767 г. Екатериной II был утвержден доклад военной коллегии об учреждении в Тобольске (и других городах) «по одному полевому пастору лютерского закону». Указ 1768 г. предполагал, что полевые пасторы будут отправлять богослужения в домовых церквях, т.е. фактически у себя на квартире. Специально для аренды им выплачивались деньги. В марте 1768 г. в церкви святого Петра в Петербурге для служения в Тобольске был рукоположен И.Г.Лютер, но вскоре он был переведен в Омск, где лютеран было больше. Здание лютеранской кирхи в Омске было построено в 1792 г., что было вызвано большим количеством лютеран, выходцев из прибалтийских немцев среди старших офицеров и чиновников [21. С. 23], но в ее приходе позже состояли и 25 семейств ссыльнопоселенцев из Ишимского округа (колонии Рыжко-ва/Рыжково), которое, согласно одному из источников, было основано в 1799 г. [22]. Трудно определить этнический состав этих поселян (по одной версии — финны, по другой — эстонцы, по третьей — корлаки-ижорцы, по четвертой — немцы и латыши [4. С. 30—32]), однако несомненно то, что их объединила здесь религия — лютеранство.

Деятельность протестантских священников и наставников была связана с пребыванием тут немногочисленных военных и гражданских чиновников, купцов, ремесленников различного вероисповедания, но, что немаловажно, она демонстрирует пример реального «диалога религий», который востребован и ныне.