Из опыта построения семантической парадигмы категории числа русского существительного

Автор: Захарова Елена Валерьевна, Юй Сяохуй

Журнал: Поволжский педагогический поиск @journal-ppp-ulspu

Рубрика: Филология

Статья в выпуске: 1 (7), 2014 года.

Бесплатный доступ

Настоящая статья представляет опыт систематизации значений числовых форм имени существительного в современном русском языке последних десятилетий. В качестве иллюстративного материала использовались контексты, содержащиеся в Национальном корпусе русского языка (отмечены значком *).

Категория количества, категория числа, грамматическая семантика, числовая оппозиция

Короткий адрес: https://sciup.org/14219359

IDR: 14219359

Текст научной статьи Из опыта построения семантической парадигмы категории числа русского существительного

Лингвисты отмечают, что для выражения количественных значений «большинство языков использует не „лексические“, а „грамматические“ средства» [10: 132]. Языки, в которых есть лексические средства выражения количества, но нет грамматических, встречаются очень редко, к ним относятся языки Юго-Восточной Азии (вьетнамский, лаосский и др.), некоторые языки индейцев Северной Америки.

Типичным способом выражения категории количества (прежде всего дискретного) служит категория грамматического числа, семантика которой напрямую связана с реалиями обозначаемой ситуации.

В современном русском языке категория числа имени существительного представляет систему противопоставленных рядов форм единственного и множественного числа. «Единственное число как член морфологического противопоставления „формы ед. ч. — формы мн. ч.“ обозначает, что предмет представлен в количестве, равном одному. Множественное число обозначает... что предмет представлен в количестве большем, чем один» [11: 471–472]. Морфологические значения единственного и множественного числа отражают внеязыковые различия единичности и неединичности предметов, называемых существительным. Очевидна «реальная мотивированность грамматической категории числа с точки зрения количественных отношений действительности: грамматическое число отражает количество как свойство материи.

В русском языке противопоставление единственного и множественного числа осуществляется при помощи двух частных парадигм склонения, внутри которых одноимённые падежи имеют разные флексии. У существительных, противопоставленных по числу, системы падежных флексий единственного и множественного числа различаются в зависимости от типа склонения. Кроме системы флексий, формы ед. и мн. числа некоторых существительных могут различаться основами, местом ударения. Этот факт был отмечен ещё М. В. Ломоносовым в «Российской грамматике» — Наставление первое, глава 4 «О знаменательных частях человеческого слова», § 54: «Вещи изображаем по их числу в уме нашем, то есть одну или многие. Здесь также явствует склонность человеческая к сокращению слова, ибо, просто бы поступая, изобразить должно одну вещь, именовав однажды, а многие многократным того же имени повторением. Например, говоря об одном, сказать — камень , а о многих — камень, камень, камень и далее. Но найден краткий способ, и от единственного числа отличается множественное не скучным того же и многократным повторением, но малою отменою букв — камни » [4].

Форма ед. числа для большинства слов в русском языке традиционно является основной, заглавной, номинативной: «Существительное в основной своей форме является в единственном числе и образует посредством особых окончаний множественное, отличающееся в своём значении от значения основной своей формы только тем, что сочетается, как с сопутствующим представлением, с представлением о множественном числе: стол, столы » [12: 218].

Категория числа представляется достаточно прозрачным грамматическим явлением, обобщённо отражающим реальные различия между одним предме- том и их множеством. Но «непростой» характер грамматической категории числа неоднократно отмечался лингвистами: «Категория числа на первый взгляд кажется очень простой, столь же простой и ясной, как „дважды два — четыре“. Однако при более тщательном рассмотрении мы наталкиваемся на многие трудности, как логического, так и лингвистического порядка» [3: 216].

Наряду с типичным противопоставлением двух чисел — единственного и множественного — существуют языки, имеющие двойственное, тройственное и «четверное» число. Тройственным числом обладали новогвинейские и кушитские языки, отмечалось оно и в арабском. Двойственное число на той или иной ступени исторического развития представлено в большинстве языковых семей мира и является квазиуниверсалией. Почти во всех современных языках оно утрачено, сохранилось в словенском, корякском, самодийских в некоторых обско-угорских языках. Основной семантической сферой, «питающей» двойственное число, были названия парных объектов ( берега, родители, близнецы ), названия объектов, расположенных по обеим сторонам оси симметрии ( глаза, руки, уши, бока, рукава, сапоги ). Длительное сохранение двойственного числа в славянских и балтийских языках связывают с близнечным культом, а также с пантеоном парных божеств.

В современном русском языке грамматическая категория числа находит своё наиболее отчётливое выражение в противопоставлении форм ед. и мн. числа по модели — «один (предмет) — более, чем один (предмет)»; такое противопоставление нередко называют инвариантным или инвариантом. Однако в этой модели отражается лишь наиболее типичное отношение, которое традиционно рассматривается как выражение грамматической сущности числа.

В противопоставление «один (предмет) — более чем один (предмет)» укладываются названия дискретных объектов, имеющих пространственные или временные границы ( стакан, звезда, день ), или конкретных ситуаций («актов»), имеющих начало и конец ( ураган, мысль, прыжок ).

Названия недискретных объектов, а именно названия веществ ( древесина, пыль, снег ), свойств и состояний, не имеющих чётких границ ( белизна, глупость, томление ), в это противопоставление не укладываются.

Но существительные «интернумеральной» семантики, вещественные и отвлечённые, достаточно регулярно образуют нехарактерные формы мн. числа (риски, истины; кремы (-а), нефти и др.). С одной стороны, в этом прослеживается определяющее влияние принципа системности в организации языковых фактов: «Обязательность числа как грамматической категории ставит говорящего перед необходимостью тем или иным способом распространить количественную характеристику, естественную для дискретных объектов, также и на недискретные объекты» [9: 279]. Практически любое понятие, материализуясь в слове, лингвистически преобразуется в языковое лекси- ческое или грамматическое содержание под давлением системы и выражается в тех формах, которыми располагает исторически сложившаяся система языка. В формах языкового выражения происходит своеобразное «перемалывание», переработка понятий, подведение их под единое классификационное основание и унификация. Всё это обеспечивает рациональность, гармоничность языковой системы. С другой стороны, подобные изменения в языковой системе могут свидетельствовать об определённой «динамике языкового сознания» [5: 608].

Поскольку многие языковые факты противоречат оппозиции единичности/множественности (как инварианту), в лингвистике неоднократно предпринимались попытки альтернативного определения семантического содержания категории числа; вопрос о признаке, лежащем в основе противопоставления форм ед. и мн. числа, представляется актуальным. Поиски представляются закономерными, обусловленными природой числа как языковой, гносеологической и онтологической категории. «Число как таковое <...> входит в качестве неотъемлемого компонента в более широкую категорию количества, онтологическим содержанием которой является единство числа и величины. Общим и необходимым моментом для числа и величины является различие в объекте. Отличие числа и величины состоит в том, что число дискретно, т. е. включает в себя наличие „границы“, а изменение некоторого конкретного числа означает выход за „гра-ницу“ данного числа и переход к другому числу; величина же непрерывна, при её изменении мы останемся в „границах“ данной величины, её определённости» [10: 132].

В настоящее время очень немногие из грамматистов отстаивают точку зрения, согласно которой семантическое содержание категории числа исчерпывается простым противопоставлением единичности и множественности. Вопрос, касающийся основания оппозиции единственного и множественного числа требует отдельного рассмотрения.

Основные значения форм ед. и мн. числа (значения реальной единичности — множественности) представляются очевидными, не требующими особых комментариев, здесь «налицо соответствие между логикой и грамматикой» [3: 218]. Тогда как вторич-ные/частные значения числовых форм, возникающие из-за отсутствия соотнесённости с реальной единичностью или множественностью, требуют отдельного рассмотрения.

Конечно же, здесь не ставится задача дать исчерпывающую сводку значений ед. и мн. числа, рассмотрим только некоторые из них.

Наиболее распространённые частные значения форм единственного числа: обобщённо-собирательное, не всегда отличимое от него родовое и эталонное значения, а также дистрибутивное. Что касается частных значений форм мн. числа, то подробнее остановимся на рассмотрении множественного гиперболического и близких ему множественного генерализую-щего/генерического, пейоративного, ассоциативного, множественного со значением условной неопределенности существования. Названные значения представляют интерес ещё и потому, что на их счёт в лингвистике нет устоявшейся единой точки зрения и, более того, нет единой терминологии.

  • I.    Частные значения единственного числа.

Рассмотрим некоторые особенности единственного обобщённо-собирательного, единственного родового, единственного эталона и единственного дистрибутивного.

  • А.    Единственное обобщённо-собирательное.

Обобщенно-собирательное значение — одно из самых типичных для русской грамматической системы; оно отмечено еще в древнерусских памятниках и в народно-поэтических текстах. Единственное обобщённо-собирательное значение существительных с выраженной противопоставленностью по числу выступает в контекстах, когда указание на количество несущественно: один представитель множества способен точно представить множество в целом. Контексты с формами ед. и мн. числа оказываются информативно равнозначными: «Книга — лучший подарок» и «Книги — лучший подарок»; «Пожилой человек часто простужается» и «Пожилые люди часто простужаются».

Одним из первых обратил внимание на имена в обобщенно-собирательном значении А. А. Потебня; он описал: «обычные в славянском языке и других языках случаи, когда единственное число существительного конкретного (то есть, с субстанцией, которая не стала мнимой и для современной нам мысли) является образом сплошного множества: „Привалила птица к круту берегу“» [7: 150]. Он считал, что значение множественности зависит от «исходной точки и способа, каким это значение получается» [7: 151]. В одном случае это может быть единица, служащая символом множества. Это значение сравнивается с картиной, где изображено поле боя, на заднем плане картины — массы народа, на переднем — один солдат как символ сражающихся. В другом случае — обычное раздельное множество, в третьем — сплошное множество, понятое как единица или как множество. Эти различия в образе и определяют способ представления множества.

Обобщённо-собирательное значение могут развивать слова с различной лексической семантикой — названия лиц, животных, артефактов и натурфактов. Может показаться, что лексическое значение не играет здесь роли позиционного условия проявления грамматического значения. Однако для некоторых групп слов единственное обобщённо-собирательное не характерно: их смысловое содержание противится использованию в этом числовом значении.

Обобщённо-собирательным значением обладают существительные, обозначающие лиц по нелока-лизованному во времени признаку. В качестве такого признака может выступать название профессии — рабочий, токарь, учитель . В качестве такого признака выступает действие, которое обозначенное лицо обязано производить, например, переставая работать на токарном станке, человек не перестает называться токарем .

Обобщённо-собирательное значение не характерно для слов индивидуальных по семантике, таких как актёр, писатель, в отличие от слов неиндивидуальных по семантике: зритель, читатель, потребитель . Ср.: фраза «Актер хорошо играет в спектакле» неравнозначна «Актеры хорошо играют в спектакле», а фраза « Зрителю понравился наш спектакль» понимается как «Зрителям понравился наш спектакль». Если в обобщенно-собирательном значении всё же используется существительное с индивидуальной семантикой (а это может быть только интенционально), то, как правило, числовая форма способствует выражению негативной оценки. Например, «Мало-помалу в литературу просочился писатель , который счел, что занятие литературой не есть служение истине и народу, а доходная, непыльная игра» (М. Ганина)* — форма ед. числа «писатель», а также слова с отрицательной оценочной семантикой «просочился», «непыльная игра» придают высказыванию негативный характер.

Обобщенно-собирательное значение не свойственно названиям носителей актуального признака, например, всадник, роженица, то есть для существительных, обозначающих лицо по совершаемому в данный момент действию. В этом значении редко используются существительные типа ворчун, крикун, шалун, обозначающие лицо по ограниченному во времени действию. Нехарактерно это значение для каузаторов — существительных, обозначающих лицо по действию, создавшему либо коренным образом изменившему существование объекта ( автор, создатель, убийца ). Каузаторы обладают сильной семантической валентностью, которая заполнена именем объекта соответствующего действия; это способствует индивидуализации каузатора.

Обобщающим признаком может быть национальная принадлежность; формой ед. числа подчёркивается не свойственное народу качество (как у форм ед. числа со значением эталона), а его «массовидность», слитность, противопоставленность другому народу. В следующих примерах существительные в форме ед. числа имеют значение: «враждебная сила», «внешний враг вообще»: «Покопаться в истории, то врагом этим оборачивался и монгол , и татарин , и турок , и лях , и германец , и француз , и китаец , а к ним и румын , и финн , и венгр , и бог знает кто» (Д. Самойлов); «А где зенитки стояли / там значит он немец метил / большие бонбы пускал.» (Воспоминания о прошлом бывших работниц «Трехгорки», Москва // Китайгородская, Розанова. Речь москвичей); «А немец , как хотел, мимо нас ездил на вездеходах , к Москве подбирался.» (А. Проханов). В обобщённо-собирательном значении могут употребляться названия лиц по их принадлежности к какому-либо государству: « Американец в среднем потребляет электричества в 560 раз больше, чем эфиоп , но он потребляет его вдвое больше, чем немец , житель не менее индустриально развитой страны» (Наш современник. 2004); «Так, например, средний американец проводит у телеэкрана 12 лет своей жизни, англичанин — 11, француз и итальянец — по 9» (Дагестанская правда. 2003)*.

В периоды социальных и политических изменений в обществе обобщённо-собирательное значение приобретают различные слова, образующие тематические группы с относительно устойчивым лексическим составом. Так, зритель, читатель, слушатель, современник — в большей степени актуальны для мирного времени, враг, захватчик, неприятель — для военного. Враг как обобщённо-собирательное понятие может употребляться в следующих значениях: чаще всего это «военный противник» — «Советские летчики и танкисты еще не умели воевать так, как воевал враг » (Известия. 2002); «Сейчас у американцев враг номер один — арабы » (Аргументы и факты. 2002). Враг может быть и более абстрактным — «принципиальный противник чего-либо»: « Враг засел в земельных органах, в органах наркомпроса, в научных заведениях» (Известия. 2002). Под понятием враг могут попадать не только люди, но и растения, животные: «И тут появлялся еще один враг — ядовитые насекомые и змеи , которые выползали из всех щелей на человеческое тепло» (Солдат удачи. 2004)*.

«Грамматика — 80» также указывает на то, что «употребление форм ед. ч. существительных названий лиц в обобщённо-собирательном значении распространено в газетной речи» [11: 48], отражающей реалии времени.

  • В.    В. Виноградов отметил, что особенно часто встречается форма ед. числа в обобщенно-собирательном значении у слов, «которые обозначают маленьких животных: домашняя птица, рыба, саранча, тля и т. п.» [2: 132]. Частотность форм обобщённо-собирательного ед. числа у этих имён, возможно, объясняется тем, что по отдельности особи «маленьких животных» менее значимы, их индивидуальные различия не существенны для человека. Например: «После нудного парного дождя людей заживо съедал комар » (В. Астафьев); «Камчатский краб взял да и ушел в Норвегию» (Аргументы и факты, 2001); «Сыпалась тонкая древесная труха, мусорок, оставшиеся после древоточца, после мыши, после Янсона, после короедов, после мучного червя с семейством» (Т. Толстая). Однако не все такие имена свободно употребляются в обобщённо-собирательном значении; так, по замечанию Е. В. Падучевой, сказать: «У нас в квартире завелся таракан » в значении «завелись тараканы» можно разве что в шутку.

Приведём примеры форм ед. числа у названий артефактов и натурфактов: «Грузовой речной порт производит апокалипсическое впечатление. Огромная гора черного металла — из железных дедовских кроватей, остатков садового инструмента и т. п. И все украдено.» (prem-er-maior. livejournal. com); «Было холодно, земля была окаменелой от мороза, но снег ещё не лёг, хотя сверху падала колючая крошка » (Л. Улицкая).

Б. Единственное родовое.

Родовое значение форм единственного числа не всегда четко отграничиваются от обобщенно-собирательного значения, которое в чём-то сходно со значением массы у неодушевлённых существительных. Единственное родовое обозначает класс через объект-символ, обладающий общим неиндивидуализи-рованным признаком, необходимо присущим мно- жеству объектов данного класса: «студенту нужны знания — всем студентам нужны знания», «человек смертен — все люди смертны».

Класс предметов в целом представляется как нечто замкнутое в себе. Например, высказывания «человек благороден» и «каждый (всякий) человек благороден» не тождественны. Первое вполне достоверно: некий идеальный объект представляет класс как замкнутое целое, второе не вполне соответствует действительности, представляет класс как множество отдельных объектов, наделённых индивидуальными признаками. Это обусловлено тем, что местоимения всякий, каждый представляют класс как множество с чётко отделёнными друг от друга элементами, и признак приписывается каждому из них в отдельности. Родовое ед. число нельзя адекватно описать только через сему «рода» («класса»), без обращения к семам, отражающим условную единичность объекта-символа. Ср. суждения: «Человек смертен» и «Класс людей смертен», «Собака — друг человека» и «Класс собак является другом класса людей».

Формы родового ед. числа семантически не тождественны формам мн. числа тех же имён; это также отличает родовое значение от обобщённо-собирательного: «обобщённо-собирательное у существительных с выраженной противопоставленностью по числу выступает в таких контекстах, когда указание на количество несущественно; при этом контексты с формами ед. и мн. оказываются информативно равнозначными: «Книга — лучший подарок» и «книги — лучший подарок».

По мнению Е. В. Красильниковой, в родовом употреблении могут выступать названия животных, рыб, насекомых, растений. Например, «Казалось бы кошку / кошку далеко заметишь / а куницу / куница так и стелется / так и стелется / такая у неё хищная привычка / у куницы » [6: 75]. Для названий лиц родовое значение не характерно, они могут быть представлены лишь на уровне класса или индивида. Исключение составляют лишь немногие названия, значения или, скорее, коннотации которых могут входить в признаки, осознаваемые большинством носителей языка как значимые, например, человек, женщина, студент, школьник, учитель .

В. Единственное эталона.

По мнению некоторых лингвистов, от родового значения форм ед. числа следует отграничивать значение эталона . Идеальный эталонный объект соотносится с существенными признаками класса реальных объектов, но не отражает в своей семантике класс как объединение объектов. В высказывании « Иван может убить медведя » подразумевается не любой элемент соответствующего открытого множества, а эталонный его представитель, «зверь обладающей большой силой». Такое предложение нельзя трансформировать с сохранением смысла: «Иван может убить медведей», — здесь предполагается более широкий подкласс объектов — «много медведей», но не класс в целом.

Значением эталона могут обладать названия лиц по национальному признаку. В контексте названия лиц отражают представление о национальном харак- тере. Например, «Грек себе не враг — биг-мак не съест» (Т. Толстая) — грек в данном случае — «представитель народа, разбирающегося в гастрономических изысках». Или: «Он был бескорыстен и бережлив, прирожденный немец, хитроумен, как грек, и каждую субботу парился в бане» (К. Букша)*; «Правда, рачительный немец или аккуратный скандинав отметили бы, что деньги здесь если и тратят, то с каким-то недоступным им смыслом» (М. Баконина)*; «Затем легкомысленного француза сменил дотошный англичанин» (Э. Радзинский); «А татарин предпочитает жизнь оседлую, размеренную и, даже оказавшись на чужбине, непременно берется строить дом, обзаводиться своим садом-огородом, чтобы пустить, как говорится, корни» (Жизнь национальностей. 2001)*.

Значением эталона могут наделяться не только названия лиц, но и названия предметов, обладающих какими-либо ярко выраженными качествами. Например: «Где любое слово обречено // Расшатать кирпич и согнуть металл » (Д. Быков) — кирпич и металл здесь «материалы, обладающие большой прочностью».

Г. Единственное дистрибутивное.

Отсутствие соотнесённости форм ед. числа с реальной единичностью наблюдается при дистрибутивном распределительном ») употреблении форм ед. числа. Дистрибутивное значение, как правило, проявляется у существительных конкретной семантики. Например: «Цензоры ломали голову , находя понятное для себя объяснение прочитанного.» (Г. Горин).

В дистрибутивном значении могут употребляться некоторые отвлечённые существительные, имеющие соотносительные формы ед. и мн. числа и обозначающие действия, состояния, признаки, характерные для многих лиц или предметов. «Каким образом соединиться, наконец, всем в бесспорный, общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. » (Ф. Достоевский); «Эти торжества наглядно показали стремление людей к возрождению культурных традиций и единению общества.» (Журнал Московской патриархии. 2004)*; «Они кричали на другой берег; но рев воды, с напором стремившейся сквозь промоину плотины, заглушал их голос » (О. Сомов)*. В этих контекстах форма ед. числа позволяет сделать акцент на едином для всех участников состоянии, на одновременности совершаемого действия. Если бы необходимо было подчеркнуть неоднородность, разнообразие, то предпочтительной была бы форма мн. числа. Ср.: «Лев медленно поднялся на ноги. И тогда люди, стоявшие возле клетки, закричали страшными голосами » (Ю. Томин)*.

Иногда вместо форм ед. числа употребляются формы мн. числа с дистрибутивным значением. Возможность обусловлена тем, что единичный предмет принадлежит многим обладателям, уникален для каждого.

  • II.    Частные значения форм множественного числа.

Более подробно рассмотрим частные значения форм мн. числа, поскольку именно со множественным, «а не с единственным числом связано больше всего переносных значений и оттенков в семантической системе существительных» [2: 166].

А. Множественное гиперболическое.

Множественное гиперболическое предполагает «количественное увеличение, подчёркивание больших размеров данного предмета или указание на большее, чем кажется на первый взгляд количество» [1: 92]. Факт существования множественного гиперболического был отмечен А. А. Потебнёй. Без специального обобщающего названия было выделено «временное гиперболическое». «Молодца сажали в погребы глубокие»; «И взбегала она на чердаки , на вышине... и бросалась с чердака на высокие свои терема». Была отмечена близость значения форм мн. числа гиперболе, их особая экспрессивность.

Сам механизм гиперболизации предполагает обращение к категориям логики, так как в основе гиперболы лежит переосмысление истинного смыла высказывания. Гипербола алогична, заведомо ложна по форме. При декодировании гиперболического высказывания следует учитывать два основных позиционных смысла: 1) истинность и 2) искренность — отношение говорящего к высказыванию, так как эмоции не дают видеть истинные «размеры» вещей.

Множественное гиперболическое охватывает прежде всего предметные (конкретные) имена, для которых актуально противопоставление единичности и множественности. Однако существительные, обозначающие отвлечённые понятия также могут развивать гиперболическое значение; но при этом они получают отрицательные коннотации, которые усиливаются в сочетании с указательными, определительными, неопределёнными, отрицательными местоимениями: эти, всякие, какие-то, никакие. Например: « Все эти перестройки, горбостройки, бурбулисы, ельцинизм, немцовщина, чубайсизация всей страны» (Версия. 2001); «Это же настоящая, ничем не спровоцированная агрессия чужой лексики, метко окрещенная как языковое чужебесие. Не дай бог так продолжится и дальше, тогда через 10–15 лет от русского языка останутся лишь рожки да ножки, русские перестанут понимать друг друга. Все эти «ток-шоу», «шлягеры», « дайджесты », « трансферты », « секвестры », « оффшоры », « менеджменты », « эксклюзивы » и десятки, сотни других терминов буквально навязывают россиянам взамен наших коренных национальных, вполне благозвучных и достойных слов» (Советская Россия. 2001)*; «Надо отметить, что в то время я еще никаких кинопанорам “ не вел, и Лапин знал меня только по фильмам» (Э. Рязанов). Как видно из приведённых примеров, местоимения усиливают отрицательные коннотации, являются своеобразными маркерами негативного, пренебрежительного отношения к предмету речи.

Реже гиперболическое значение развивают вещественные существительные: «Затраты труда Молдавия не сократила, а с финансами дело было дрянь. При всех-то садах-виноградах !» (Ю. Черниченко)*; «На Веру нападали странные сердцебиения, обильные поты , которые заливали её, как молотобойца, в горячем цеху» (Л. Улицкая).

Множественное гиперболическое имеет разветвлённую систему частных значений, которые получили в лингвистике особое рассмотрение в работах

А. А. Потебни, И. М. Тронского, Д. И. Арбатского, Э. Л. Львовой, А. А. Ломовцевой, Л. П. Крысина, Т. В. Ли-хошвай.

  • 1.    Первый тип. Гиперболическое множественное со значением «длительности, протяжённости» . В пределах данного типа значения можно выделить четыре основных подтипа; более дробная классификация представлена в работах Д. И. Арбатского.

  • а)    Протяжённость, обширность пространства обозначается такими формами, как дали, просторы, расстояния, моря, пустыни, прерии и др. «Много лет я не любил Москву. Я не понимал, в какой стороне здесь восходит солнце, не ощущал расстояний . В Москве всё было далеко» (Е. Гришковец); « Леса налево, леса направо, и посередине зачастую те еще леса » (Столица, 1997)*; «Никто не ждёт, и дерево не греет, // Собака спит, лишь тикают часы, // Луну и беспредельность прерий // Зачем ты бросил на весы» (А. Васильев).

Отметим также, что форма мн. числа наблюдается не только у существительных, обозначающих поверхности, но и у существительных со значением объёма пространства, глубины, бездны : «Дом, где плещет океан света, где открытые пространства создают ощущение безграничного простора, — разве это не воплощение мечты замученного сутолокой и пробками жителя мегаполиса?» (Homes & Gardens. 2004).

  • б)    Бóльшую или меньшую временную длительность обозначают формы времена, века, дни и др.: «Те морские награды, которые существовали во времена Российской империи или Советского Союза , были исключительно военными» (Известия. 2002); «Бывают времена , когда ночью не спится и сидишь на подоконнике, созерцая мир и размышляя» (Письмо юноши. 2004)*; «Так кузнецы работали в стародавние времена » (Приазовский край. 2004)*; «В те времена длинной выдержки фотоаппарата человек успевал подготовиться к вечности и встретить славу во всеоружии» (Д. Рубина).

  • в)    Длительное состояние погоды обозначают формы морозы, холода, устаревшие жары и погоды . «Их сменяли летние жары́ , потом осенние непогоды , зимние морозы и так далее» (И. Гончаров); «Книги, когда-то прочитанные или просмотренные Сургеевым, пробуждались от спячки нежнейшим прикосновением руки, рождая эффекты — звуки, запахи, картины, ознобы и жары , остервенение и умиротворение, взлёт тела над окопом, чтобы вперёд! вперёд! — и тоску бессилия; в двадцатидевятиметровой комнате могли дуть ветры аравийских пустынь, греметь громы из туч, падавших с Пиреней и растекавшихся по долинам Андалузии» (А. Азольский)*. Форма мн. числа жары обозначала не просто длительную, но и «максимально высокую температуру». «И точно, в тот год с июля месяца сделались необычайные жары » (И. Панаев)*.

  • г)    Оттенок временной длительности имеют формы мн. числа, обозначающие физические или эмоциональные состояния: волнения, переживания . Согласно Д. И. Арбатскому, значение длительности весьма отчётливо выражено у таких форм как страдания, терзания и лишь оттенком временной длительности обладают искания, колебания, эти формы отнесены к разным семантическим группам.

  • 2.    Второй тип. Множественное гиперболическое, подчёркивающее «большие размеры (объёмы) единичного предмета или явления» . «В основе такого применения множественного числа лежит представление о дискретности данного предмета или явления, наличии составных частей, элементов (выявление множества в единстве)» [1: 92]. Как правило, формы мн. числа используются в стилистически сниженной речи, передают различные оттенки отрицательной экспрессии. Примером может быть форма мн. числа телеса , которая в речи применяется к одному предмету, иронически подчёркивает его значительные размеры. «Тщедушный жених, с любопытством и страхом обведя глазами великие телеса нареченной, шепотом спросил торжествующего свата: „И это все мне?“» (А. Мариенгоф)*; «Кое-как собрав свои телеса в кучу, тетка Лепида принялась хлопотать возле меня, стараясь оправдаться в собственных глазах заботой о подрастающем поколении» (И. Грошек)*; «Нос трубой, телеса крепенькие, как брюква, мозги жидкие, как вокзальные щи» (Ю. Давыдов)*. Форма телеса создаёт комический эффект и при обозначении предметов небольших размеров или даже ничтожно малых: «Меню ужина: 1) чудо-юдо рыба лещ; 2) телеса птичьи индейские на кости ; 3) рыба лабардан, соус — китовые поплавки всмятку; 4) сыры: сыр бри, сыр Дарья, сыр Марья, сыр Бубен; 5) сладкое: мороженое „недурно пу-щено“» (В. Гиляровский); «Получали свое, дарованное государством: получали по сто двадцать рэ в месяц, грели свои телеса на одном и том же пляже в Сочи — один человек на полквадратных метра» (А. Розенбаум).

  • 3.    Третий тип. Множественное гиперболическое, представляющее «предмет как один из многих, подобных ему». Этот тип множественного гиперболического называют также «множественным существования» — форма мн. числа, отнесённая к одному предмету, выделяет сам факт его представленности/существования в некой ситуации. Форме мн. числа придаётся бóль-шая значимость, чем форме ед. ч. Например, «Какие гости ! — радушно приветствовал он, признавая Корытина» (Б. Екимов); «В дверь просунулся Яков Узелков. — Можно? — Нельзя, — сказал Венька и, выглянув

  • 4.    Четвёртый тип. Множественное гиперболическое, обозначающее «различные проявления единичных явлений, подчёркивающее их качественную неоднородность» . Как правило, формы мн. числа сочетаются с прилагательными разные, прочие, местоимением всякие , что позволяет усилить отрицательную экспрессию высказывания: пренебрежение или презрение к предмету речи. Например, «Футбол с хоккеем люди ещё смотрят, а всякие дайвинги и метание яиц мало кого интересуют» (Совершенно секретно. 2003) — т. е. «разные новые виды спорта»; « Лопухи в человеческий рост, бамбуки всякие » (А. Берсенева)* — «разные виды экзотических растений»; « Всякие виагры тут понасылают / а потом вирусы» (Разговоры в офисе. 2006), « Всякие там Фастум гели пробовала — не помогает» (Форум на eva. ru. 2005)* — «различные медицинские препараты»; «Да и нам, родителям, два раза за всякие ремонты не сдавать» (Форум на eva. ru. 2005)* — т. е. «и прочие школьные мероприятия». И всякие пирожкипирож-ные по смешным ценам (Отчёт о велосипедном походе. 2001)*, «Над всякими там красотами, высотами, пустотами и нечистотами » (Я. Дягилева) — «различные книжно-поэтические слова на „-ота“». Как видно из примеров, сфера применения таких форм мн. числа оказывается весьма широкой. Например, «Во стольких гостил я отелях, // Что больше не трачусь на мыло; // Шампуни и прочие гели » (В. Вишневский) — «шампуни и прочие гели» — «разные предметы/вещества, одинаково ненужные в данной ситуации».

Singularia tantum нега — «состояние блаженства, упоение» (поэт.), образует форму мн. числа неги со значением «длительное состояние блаженства»: «Душа под счастьем спит, как спит // земля под снегом.// Ей снится дождь в Москве или // весна в Крыму. // Пускает пузыри и предаётся негам , // Не помня ни о чём, глухая ко всему» (Д. Быков). Значение длительности в этом контексте усиливается глаголами несовершенного вида «спит», «предаётся», а фразеологизм «пускает пузыри» вносит ироническое звучание.

Форма мн. числа бдения указывает на длительность, повторяемость действия, в некоторых случаях получает ироническое звучание: « Ночные бдения за клавиатурой в попытках „достучаться“ до такого же энтузиаста на другом краю света» (Известия. 2002); «Дисциплинированные коммунисты коварно сорвали ночные бдения фракции НДР и ЛДПР» (Коммерсантъ-Daily. 1996)*. Ср.: оборот «всенощное бдение» — церковная служба в канун Рождества и Пасхи.

в коридор, строго отчитал постовых: зачем они пропускают разных граждан с улицы ? — Я не с улицы! — закричал Узелков. — Я представитель прессы... — Представители пусть приходят утром, — сказал Венька» (П. Нилин)*. Здесь имеет место намеренное отстранение лица от конкретной единичности, в первом примере подчёркнуто уважительное отношение, во втором — скорее пренебрежительное. Значение множества у таких форм ослаблено или вовсе стёрто (так называемое «множественное немаркированное»).

Формы множественного гиперболического этого типа придают высказыванию большую категоричность неприятия чего-либо; с этой целью в форме мн. числа может употребляться большой круг слов, например: «шататься по магазинам», «устраивать истерики», «чему вас в университетах учат» и т. д.

Известны некоторые типичные конструкции, предопределяющие появление множественного гиперболического (или сопутствующие ему), особенно — с оттенками неприятия, уничижения. Это глагол с отрицанием («не устраивай истерик»), существительное с предлогом без («без капризов»), сочетания с отрицательными местоимениями, со словами какие там, разные, всякие, бесконечные. Причем здесь значение реальной разнородности, разновидностей не актуально. Некоторые лингвисты видят в этих маркерах «чуждости» (иначе — дейктики отдаления, показатели умаления значимости) специализированные знаки агрессии .

Б. Множественное генерализующее/генерическое.

Как правило, отсутствует соотнесённость форм мн. числа с реальной множественностью обо- значаемых предметов. По своей природе рассматриваемое явление родственно сравнению, описываемые конструкции включают смысловой компонент «предметы или лица типа x», например: «Детям пора спать!» (обращение к ребёнку, т. е. именно детям, а не взрослым).

В генерическом значении могут употребляться названия географических объектов, например: «Ну, а если сойти с ума нам — согрешить наконец решиться // Не в Гурзуфы и в Сусуманы , а в Лос-Анже-лесы да в Ниццы // Вот бы в отпуск нам на Канарики, пить бы водку там отдыхая» (А. Градский) — здесь противопоставляются два типа туристических объектов, два образа жизни; «Надо летом вместо разъезжаний по ульяновскам научиться верстать. Это будет умнее. Потому что больше денег на ремонт можно заработать. В Ульяновске дом падает, а я, видите ли, царицей буду по городам и весям разъезжать дорогим гостем. Это ж кошмар!!!» ( http://zhiii.livejournal . com) — автор журнала, живя и работая в Москве, говорит о родных краях вообще. «Я в пластиковых окнах, за компом сижу, занимаюсь ничегонеделанием, дети растут, все нервы истрепали, муж по северам мотается» (Из письма. Одноклассники.ру) — автор письма говорит о северных регионах страны, в которые командируются строители.

Генерическое употребление могут получать имена каких-либо известных деятелей, например: «Может собственных Платонов / И быстрых разумом Не-втонов / Российская земля рождать» (М. Ломоносов); «Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные , / Ньютоны ненаглядные , любимые до слёз!» (В. Высоцкий); «Все те учреждения, которые должны были бы оживить свою деятельность и принять непосредственное участие в торжестве, посвященном 200-летию основания столицы, — той самой, в которой жили и действовали на благо России все Пушкины, Гоголи, Достоевские, Бортнянские, Глинки, Чайковские, Рубинштейны, Кипренские, Брюловы, Крамские и многие другие — все эти учреждения отнеслись к торжеству вполне безразлично (Российская музыкальная газета. 2003)*; «Это абсолютно немыслимо, и поэтому Пушкины у нас сегодня не рождаются» (Дело. 2002)*.

В. Множественное пейоративное

Форма множественного числа пейоративного «символизирует чужой мир, представляющий предельно однородное множество», ей свойственна отрицательная эмоция, «пейоративное отчуждение». Сущность пейоративного отчуждения заключается в том, что «говорящий, отрицательно оценивая тот или иной объект, доводит эту отрицательную оценку до предела тем, что исключает объект из своего культурного и/или ценностного мира и, следовательно, отчуждает его, характеризуя его как элемент другой, чуждой ему и враждебной ему (объективно или субъективно — в силу собственной враждебности) культуры, другого — чуждого — мира» [8: 17].

Например, в контексте «Уберите ваши шляпы» — речь идёт не только об одной шляпе, но и других посторонних предметах; «Ходит там по клубам, по „Росси-ям“ всяким» — говорится о вполне конкретном ресто- ране «Россия», о других развлекательных заведениях сомнительного характера, с точки зрения говорящего.

В пейоративном употреблении может выступать достаточно большой и тематически разнообразный круг имён существительных, называющих предметы, процессы, занятия, места и т. д., заслуживающие пренебрежительного отношения с точки зрения говорящего, неуместные в определённой ситуации: «Мне говорит, отдых нужен. Мы работали всю жизнь, не отдыхали, а теперь вот отдыхи какие-то придумали» [8: 16]; «Нельзя с утра до вечера заниматься кранами, батареями, химиями » (Г. Горин) (химия — «химическая завивка»); «Теперь больше никаких телевизоров ! Приду как-нибудь и проверю! Увижу в доме телевизор — устрою страшную сцену!» (И. Угольников); «Нужно дело делать, а не в интернетах сидеть » ( http://cygan-mikki . livejournal. com); «Персонаж Хрюн: „... у них там, на столе разносолы разные с чёрными икрами ...“» (Программа С. Сивохо «Моя хата з краю», телеканал Интер. 16.09.06); «Однако иногда мелкие обстоятельства давали поводы для её ворчаний как бы про себя, но и вслух: „А мусор вынести некому! опять книжки читает, опять на диванах валяется !“ На диванах я особенно не валялся, не любил этого занятия, а вот, оставив на столе тетрадь и ручку часами мог слоняться по комнате из угла в угол, никого не видя и ничего не слыша. Что варилось во мне — было делом исключительно моим» (В. Орлов).

Некоторые употребления приобретают характер устойчивых выражений: «Я университетов не кончал»; «Я верчусь как проклятая, а ты по театрам ходишь »; «Муж работает, а она по заграницам разъезжает ».

Объяснение внутреннего механизма «пейоративного отчуждения» и особенностей его языкового отражения следует искать в специфике структуры «своего» и «чужого» мира. «Свой» мир — это «мир уникальных, определенных в своей конкретности и известных в своей определенности для субъекта сознания и речи дискретных объектов, называемых собственными именами» [8]. Это мир собственных имён, в нём нарицательные имена ведут себя как собственные; это «мир форм единственного числа со значением единичности» [8]. «Чужой мир» неподвижный, статичный и плоский; в нём нет дискретных объектов, потому он воспринимается нерасчлененно. «Чужие предметы и предметно воспринимаемые живые существа образуют единую в своей кишащей слитности враждебную массу, состоящую из кажущихся абсолютно тождественным единиц, носителей одного имени. Индивид поэтому оказывается здесь представителем однородного ряда, из которого он актуально выделяется в силу занимаемого им положения — правителя, предводителя войска <...> Взятый в синхронии, этот ряд выступает как толпа. Взятый в диахронии, он представляет генеалогическую линию как родовую бесконечность, подобную родовой бесконечности насекомых и диких животных» [8: 18]. Таким образом, «чужой» мир — мир форм мн. числа со значением однородного множества и мир нарицательных имён, в котором и собственные имена функционируют как нарицательные.

Множественное пейоративное часто встречается у имён собственных Возможно выделение некоторых устойчивых типов.

Так, в основу одного из них может быть положен этнический признак, например: « Бухманы в нашей местности не водятся» (Д. Рубина); «И рабочим бабаевской фабрики, и житомирским мордехаям » (А. Градский); «Но выжить в климате, в котором // Всё манит сдохнуть; где кругом — // Сайгаки, юрты, каракурты, // Чуреки, чуньки, чубуки, // Солончаки, чингиз-манкур-ты, // Бондарчуки, корнейчуки, // Покрышки, мусорные кучи, // Избыток слов на че- и чу-» (Д. Быков); «В Москве — Иванов, в Херсоне — Сидоренко, а заглянешь в душу — все шнейерсоны !» (В. Шендерович).

В основе типизации могут быть характерные черты какого-либо известного, как правило, отрицательного персонажа; положительные персонажи в форме множественного пейоративного упоминаются в иронически окрашенном контексте. Например: «Рачительность севастопольских партийных плюшкиных вызывала сложные чувства» (Т. Толстая); «И вписался Руст искустно в ложе площади прокрустово // Да, что нам Русты и прокрусты и прохвосты всех мастей» (А. Градский); « Всякие там кухарки, управляющие государством?» (Хулиган. 2004); «Вы — единственный папа Карло // Над мильёнами Буратин » (Л. Филатов); «Впрочем, окаянные святополки возникали у нас прежде нагаек и кривых сабель» (В. Орлов); «Кошки, все как одна елены прекрасные своего племени, спокойно вылизывались» (Л. Петрушевская); «Хоть давным-давно погиб поэт великий, / Но жива княгиня Марья Алексевна, До сих пор Молчалины безлики / Часто побеждают Чацких гневных» (А. Розенбаум).

Близким ему является тип, в основе которого — род деятельности какой-либо публичной персоны (по сути, тот же персонаж): «Помню играли с незолотой молодежью, откуда потом повылезали и гарики и батруддиновы » ( http://cygan-mikki . livejournal. com); «Пусть бальзаки роются в авизовках, нам это за-падло» (Т. Толстая); «А у них — какие-нибудь там Ротару и Кобзоны » (В. Ерофеев); «Скажем, какие-нибудь Пушкины — Толстые — Пелевины семью потами исходят, бачки и бороды нещадно чешут <...> в родах чего-нибудь исторически ценного, а тут приходят два залихватских бородача в панамках, и прямо им фолиантом — тюк!» (Хулиган. 2004); « Шахраи, паины, гайдары, яковлевы (оба), коротичи, волкогоновы, чер-ниченки, бакатины. Имя им — „тьма тьмы“» (Наш современник. 2004).

В основе типизации могут быть названия марок/ брендов в самом широком смысле слова — это и материальные объекты и продукты масс-медиа, обладающие определёнными качествами, о которых сложилось мнение: «Честно скажем: его чувство юмора, его присказки, комментарии с казачьей „перчинкой“ так хороши, что всякие там „Аншлаги“ и „Смехопано-рамы“ просто отдыхают!» (Приазовский край. 2004)*; « И ленинграды, и всякие ляписы произросли, в принципе, из одного корня: старые шлягеры, легкий ла-тино-дэнс, эстрада (советская, и не только) да дворовые песни» (Хулиган. 2004)* — группы «Ленинград»,

«Ляпис Трубецкой» и «другие популярные группы, исполняющие подобную музыку музыку».

Как видим, формы множественного пейоративного необычайно разнообразны и продуктивны. Как правило, они появляются в том случае, если необходимо выразить или продемонстрировать негативное отношение.

Г. Множественное ассоциативное.

Множественное ассоциативное (также лингвистами используются термины «репрезентативное», «аппроксимативное») имеет значение « x и другие подобные ему объекты». При таком способе обозначения множества объектов «эксплицитно называется лишь один из его элементов». Множественное ассоциативное может быть представлено, во-первых, именными группами с порядковыми числительными и прилагательными иерархии ( первые места, последние ряды, шестидесятые годы ), во-вторых, именами собственными ( Петровы — Петров и его семья или «семья Петровых»). Во втором случае множественное ассоциативное обозначает группу лиц по одному из ее представителей. В некоторых индоевропейских языках аналогичное значение имеют нарицательные существительные в форме мн. числе, например, испанское los padres — отец и мать, от padre — отец, то есть буквально — отцы. Любопытно отметить, что в тюркских языках, например, в татарском, аффиксы -лар/-ләр, -нар/-нәр, передающие обычно значение простого множества, в случаях присоединения к именам лиц, передают значение общности.

Данный тип множества сближается по своему характеру с собирательным множеством, поскольку акцент делается не на собственно количественной характеристике, а на том, что данная совокупность объектов с качественной стороны представляет собой одно целое и каждый из её членов не имеет тех свойств, которые имеет целое. Но если члены собственно собирательного множества равноправны в отношении их участия в создании качественной определённости всего множества, то в данном случае всё множество получает характеристику по одному из его членов, который обозначается собственным именем или нарицательным существительным.

Д. Множественное со значением условной неопределенности существования.

Следующее значение, близкое множественному гиперболическому, — так называемое множественное со значением условной неопределенности существования, указывающее на факт существования объекта. Иногда его и вовсе не выделяют в семантической парадигме множественного числа имени, оно сближается с множественным гиперболическим, поскольку тоже способно интенсифицировать лексическое значение слова. Снимается противопоставление единичности и множественности, форма мн. числа могут быть показателем неопределённости, неактуальности сведений о количестве (один или больше одного).

Чаще всего мн. число относится к обозначениям людей, как правило в пособиях по грамматике при- водятся примеры только со словом гости. Например, «У нас гости: мама приехала»; «В вагоне у нас новые пассажиры — молодая женщина с чемоданом».

Неопределённое множественное применимо к названиям животных и предметов: «Смотрите: тараканы »; «Осторожно — здесь гвозди » (в ситуации обнаружения ровно одного тараканы, гвоздя). В этом случае употребление формы мн. числа при единичности и определённости референта указывает на сам факт его появления, существования.

  • Е.    Множественное состояния.

Личные существительные могут употребляться в особых формах мн. числа, которые называют множественное состояния; термин был введён А. А. Шахматовым, а сами формы были упомянуты ещё М. В. Ломоносовым как формы множественного числа названий лиц для обозначения «происхождения в чин»: поставлен в игумны, взят в солдаты, посвящен в попы, выбран в целовальники. Ср.: выйти из крестьян, выйти в инженеры .

Категория числа русского существительного представляется одной из самых сложных, неоднозначных категорий, часто носит интерпретационный характер и только на первый взгляд отражает реальные количественные отношения предметов. Частные значения форм ед. и мн. числа рассматриваются как контекстуально обусловленные, контекст увеличивает число несоответствий между грамматическим и реальным значением числа. По этой причине, семантическая парадигма грамматического числа существительных представляется достаточно разветвлённой. Особые употребления форм числа свидетельствуют о богатстве и сложности семантической системы языка.

Список литературы Из опыта построения семантической парадигмы категории числа русского существительного

  • Арбатский Д.И. Единственное -множественное мозг -мозги//Русская речь. 1972. № 2. С. 80-83.
  • Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1972.
  • Есперсен О. Число//Есперсен О. Философия грамматики/Пер. с англ. Пасека В.В., Сафроновой С.П., под ред. проф. Ильина Б.А. М.: Эдиториал УРСС, 2002. С. 216-246.
  • Ломоносов М.В. Российская грамматика //Архив Петербургской русистики URL: http://histling.nw.ru/links/russian_linguistics/archieve_of_spb_rus (дата обращения: 10.06.07.)
  • Кара-Мурза Е.С. Парадоксы квантификации: функционирование категории количества в современном русском языке//Логический анализ языка. Квантификативный аспект языка/Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2005. С. 596-611.
  • Красильникова Е.В. Имя существительное в русской разговорной речи. Функциональный аспект. М., 1990.
  • Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в./Под ред. В.В. Виноградова, Н.Ю. Шведовой. Изменение в словообразовании и формах существительного и прилагательного в русском литературном языке XIX в. М., 1964.
  • Пеньковский А.Б. Очерки по русской семантике. М., 2004.
  • Плунгян В.А. Общая морфология. Введение в проблематику. М., 2000.
  • Потапова М.Д. Семантика грамматической категории числа в свете понятия множества//Изв. АН СССР. Серия литературы и языка, т. 42, 1983. № 2. С. 130-140.
  • Русская грамматика. М., 1980, т. 1.
  • Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. М., 1941.
Еще
Статья научная